Плач на церковном пепелище

Этот случай останется кровавым рубцом на сердце на всю оставшуюся жизнь. В ночь после Вербного воскресения в половине пятого раздался стук в дверь: «Батюшка, в деревне N горит церковь». Этот момент стал водоразделом в наших трудах в глубинке – до и после. Мы выбрали эту деревню не только по причине её уединенного расположения, но и по причине наличия в ней разрушающейся церкви, чтобы сочетать приятное (отдых) с полезным (восстановлением святыни).

Первым делом мы обустроили притвор храма – единственную сохранившуюся его часть. В довольно пространном притворе были расставлены иконы, возжено множество лампад. Таинственная, благодатная, умиротворяющая обстановка. Местные жители (всего их в деревне 13) вернули в храм две большие иконы – Новозаветную Троицу и Преображение Господне, Плащаницу и Ангела в деревянном исполнении, характерном для карел. Начались службы – когда я приезжал в ежедневном режиме, а без меня мирским чином по субботам, воскресеньям и праздникам. Установили печь – службы стали проходить и в зимнее время. Воистину, храм стал отрадой и утешением для меня и членов нашей общины. Регулярно раздавался колокольный звон, напоминая о вечности. Трапезничая на веранде общинного дома, мы любовались печальным и в тоже время изящным видом руинированного храма.

Начались восстановительные работы: перекрыли крышу притвора и алтаря, водрузили крест. Трапезную часть храма я ещё застал в первые приезды сюда. Вскоре она рухнула. Ещё раньше рухнул верх четверика. Много усилий было предпринято для того, чтобы извлечь всё, что рухнуло. Алтарная часть была перегорожена, устроен иконостас, оборудован алтарь. Начались первые Литургии. К сожалению, все эти изменения не вызвали у местных жителей никакого особого отклика. Причины были разными: «Какая церковь?! При нас там был только клуб, где показывали кино».

Приезжие, то есть мы – мужчины в косоворотках с поясами, а женщины в сарафанах с платками под булавку – «не нашей веры, к тому же еще и крестятся не так (двуперстно)». У кого-то были рецидивы коммунистических заблуждений, другие просто ленились прийти в храм. Пронеслась лживая волна, что, якобы, нам выделили невероятно большую сумму на восстановление храма, что на эти деньги его давно можно было бы восстановить под ключ. На напряженные отношения с местными повлияло ещё и следующее обстоятельство. Придя в ужас от повального пьянства и катастрофического вымирания, я написал статью обо всём увиденном для приходского издания. Недолго думая, не стал заменять подлинные названия населенных пунктов и упомянутых лиц на вымышленные – мол, до жителей этого медвежьего угла статья не дойдет. Произошло искушение. Во время очередного приезда, не просмотрев содержание нового номера приходского листка, мои помощники в большом количестве раздали его местным жителям. После этого напряжение ещё больше усилилось. Когда же на Пасху никто из местных жителей не пришел на службу, я окончательно осознал, что наша миссия потерпела фиаско. В лучшем случае, храм, а точнее то, что от него осталось, продолжит быть молитвенным прибежищем только для нас. В последние годы я стал приезжать сюда только в теплое время, начиная с Пасхальной недели или после Радоницы. В этом году на Пасхальной неделе была намечена Литургия, следующая - на престольный праздник…

Но вот, пришла страшная беда, причём, в первый день Страстной седмицы. Первая мысль – поджог. Сделать это элементарно – например, разбить окно в алтарной части и бросить туда огниво. Храм ведь не охраняется. Ни ограды, ни сигнализации нет. Случаев поджогов храмов было немало. Но, скорее всего, причиной был недосмотр пожилой супружеской пары. Живя в общинном доме, они регулярно проводили молитву в храме. По их словам, кадило с разожжённым угольком висело на неказистом деревянном подсвечнике. Вдруг, в конце службы подсвечник опрокидывается (впервые!) и всё содержимое кадила высыпается на пол и на лежащий на нём ковер. Часть уголька просыпается в подпол через большие щели в полу храма. Все вроде бы тщательно затушили, протоптали, в щели залили воду. А что ещё нужно было сделать – взламывать широкие массивные доски изначального пола храма? Такая мысль даже не возникала. По-видимому, часть уголька тлела под полом и очаг возгорания постепенно расширялся. Ночью жители дома напротив проснулись от громких щелчков. Выглянув в окно, они ужаснулись от огненного столпа. Через час приехала пожарная машина, затем вторая. Прибыла полиция, следователи. К сожалению, спасти удалось только притвор. Утром приехала глава администрации. Храм в честь свт. Николы, построенный в 80-е годы XIX века на три четверти был руинирован, нигде не числился – тем не менее, наше горе безмерно.

Когда-то эта семейная пара приобрела в деревне домик на окраине. После ремонта занесли в него все свои вещи, в том числе, документы. Около дома приезжая молодежь звонила по сотовым телефонам – это была самая удобная точка. На следующий день предполагалось освящение дома, а ночью он полностью сгорел. Накануне пожара в храме они также перенесли в алтарную часть богослужебные книги и вообще все необходимое для служб.

В 90-е годы, будучи в Румынии, меня поразила скорбь одного русского старообрядческого священника, у которого сгорел храм. Не так давно в деревне Рытово Владимирской области сгорел деревянный храм – я бывал в нём. Обратил внимание на множество старинных икон в нём. Никогда не думал, что и меня постигнет такая беда. Поразительно – храм пережил, пусть и не полностью, безбожные десятилетия, войну, постперестроечный развал. А в сравнительно благоприятное время неожиданно погиб. Через несколько дней я буду в этой деревне и, сидя на пепелище храма, подобно Иову, сидящему на гноище, посыпая пеплом свою бедную голову, буду оплакивать погибшую святыню. Удар колоссальный, скорбь безмерна…

В значительной степени произошедшее обесценило наши 20-летние труды. Пожары идут по всей России – горят леса, дома, гибнут люди от обстрелов в прифронтовой зоне – в значительной степени причина этих бедствий рукотворна. Потерянное очень жаль, но, когда мы сами по недосмотру или халатности являемся причиной беды – переживания от этого многократно сильнее.

В первый день Страстной совершал Преждеосвященную Литургию. Никогда ещё не было так трудно служить после того, что произошло. Придя в келью после пятичасовой службы, я буквально рухнул. Какой смысл произошедшего? Понятно, что это тайна Промысла Божия. Но одну причину могу предположить определенно – выбить седока из седла, чтобы опустились руки, чтобы мы оставили попечение более чем о 20 деревнях этого региона с шестью храмами, четырьмя часовнями, монастырем, десятком Поклонных крестов и сельской школой, чтобы деградация и морок здесь дальше продолжились. После некоторых колебаний решил все-таки ехать с программой, составленной за месяц, где почасово зафиксированы все службы и мероприятия, в частности, выступление на митинге в день Победы. В утешение приснился чудный сон – будто бы еще до холодов почти порушенный и сгоревший храм был восстановлен во всей своей красоте и благолепии. Будет ли этот сон пророческим?

Игумен Кирилл (Сахаров), настоятель храма свт. Николы на Берсеневке, член Союза писателей России