Несколько дневниковых записей о школе. Чтении. ОГЭ

Сейчас, особенно с прошлого года, я сталкиваюсь с проблемами обучения, очень своеобразными. Честно говоря, я до сих пор не могу сформулировать суть их и для себя самого. Вижу, а что это - не пойму до конца. Тут бы нужны другие профессии. Врачей дисциплин редких...

Чтобы подтянуть вас к пониманию переживаемого мной и многими сотнями учителей по стране, обращусь к поэме Гоголя «Мёртвые души». Процитирую место из начала второй главы о слуге Чичикова Петрушке:

«Характера он был больше молчаливого, чем разговорчивого; имел даже благородное побуждение к просвещению, то есть чтению книг, содержанием которых не затруднялся: ему было совершенно всё равно, похождение ли влюблённого героя, просто букварь или молитвенник, - он всё читал с равным вниманием; если бы ему подвернули химию, он и от неё бы не отказался. Ему нравилось не то, о чём читал он, но больше самоё чтение, или, лучше сказать, процесс самого чтения, что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь слово, которое иной раз чёрт знает что и значит».

Герой Гоголя имеет ещё преимущество перед многими из нас тем, что он имеет собственное побуждение к чтению, которого у наших учеников почти перестало быть, иссякло. А вот сам ПРОЦЕСС чтения Петрушкой книг пугающе напоминает процесс чтения рядом наших учеников, в том числе и отбывших из девятого класса в нынешнем году.

Это ИМЕННО скольжение по поверхности текста, узнавание букв, мучительное собирание их в слова, которые «чёрт знает что и значат»!

Когда я столкнулся с таким способом чтения, я внутренне оцепенел, потому что почувствовал за «петрушкиным» уровнем бездну, из которой ребёнку уже никогда не вырваться, так как легче его заново родить... И тогда же я почувствовал опаляющее изнутри меня бессилие что-либо изменить, как-то спасти человека и человеков. Да, я работаю. И с охоткой (чаще всего, поверьте, с охоткой!) хожу на уроки. Бьюсь. Никого не бросаю. На ложь, что бросаю худших ради лучших, не отвечаю.

Но когда я вижу детей, перебирающих буквы, из которых «вечно выходит какое-нибудь слово», мне становится не по себе. И тогда я снова говорю себе: твоё время вышло.

Мы пришли к ситуации - все, все вместе! - когда ПИСЬМЕННОЕ слово перестаёт быть объектом информации, центром чувства, настроения, мысли, источником эстетического (человеческого глубоко!) наслаждения. А в виртуальном пространстве СОЦИАЛЬНОГО ЯКОБЫ общения оно усохло смертельно, исказилось до неузнаваемости, опустошилось и сдулось, как лопнувший шарик.

Даже с сотнями так называемых поэтов (что там ученики!) не хочется общаться после первого же приобщение к их перлам высказываний в различного рода отзывах, рецензиях: выхолощенная, скудная и убогая речь. Мёртворождённая.

***

О новой форме (хотя какая она новая!) экзамена кто только не сказал своего «веского» слова. Одним учителям слова не дают. А так, что ж, все говорят да судят, кому не лень и времени праздного хватает.

Современная форма сдачи экзамена, конечно, прозрачней и честнее.

Обратимся к прошлому опыту. Что мы можем сказать о письменной форме экзамена по русскому языку (буду отвечать за свой предмет)?

Итак, по литературе ребята 1 июня, все страной, писали сочинение. А по русскому совсем недавно массово писали изложение с элементами сочинения. Какова была тактика государственного прицела на результаты экзамена? Явных двоечников «заваливали», то есть к ним не подходили, не помогали, не тыкали в слабые места работ, не исправляли ошибок. Все понимали: через десяток дней можно будет повторно сдать экзамен. А там доминировал учитель-словесник. Он мог прочитать данный текст не два положенных, а три-четыре раза. Он мог помочь наводящими вопросами найти ключ к сочинению по тексту изложения, он мог подойти и указать ученику на его ошибки, задать наводящие вопросы, просто исправить в черновике все виды ошибок. Таким образом все «несчастные», как правило, после второй попытки сдавали экзамен. Районный отдел образования, любой директор школы сквозь пальцы глядели на «свободную» форму сдачи повторного экзамена: кому же хочется вечно возиться с нерадивыми неуспевающими?! Не надо живописать радости и ребят - она была налицо.

Скажу как на духу: никаких угрызений совести у меня на этот счет не было и не будет (постараюсь в дальнейших публикациях вернуться к теме «совести»). Думаю, что и ребята, сдавшие с нашей помощью повторный экзамен (в третий раз сдавали исключительно редко - зачем? кому это было нужно?) благодарны, думаю, всем учителям, вытаскивающих когда-то их из пучины Госов...

Что же ОГЭ? Возьмём девятый класс за неимением 11-го. Комплекс материалов для сдачи разнообразный. Он позволяет, по моему мнению, со всех сторон проверить владение учащимся русским языком: тут и способность слушать и выбирать главное, грамотно изложить услышанное (изложение); тут и владение всеми разделами науки о языке: синтаксиса, фонетики, лексики, стилистики, художественно-изобразительных средств, морфологии, пунктуации (тестирование); тут и умение писать сочинение на одну из трёх тем, предложенных по тексту - можешь писать на свободную тему, можешь - по лингвистике, то есть науке о языке. Текст тут же, как подспорье для примеров, фактов, доказательств.

Учителя-предметника на экзамене нет, комиссия нейтральна, со стороны. Строга. Никаких нарушений дисциплины, списываний. Во многих школах ведётся видеонаблюдение. Тотальная проверка на входе в школу. Всё и все под двойным контролем. Проверяются работы нейтральными, независимыми людьми и компьютером.

Конечно, честность оценки такой формы неизмеримо выше, чем в традиционно форме.

А «вопли и истерика» по поводу «виноватости ОГЭ и ЕГЭ в вопиющей неграмотности современных школьников и студентов» не более как метафора людей незнающих и неуравновешенных, сильное и очень сильно преувеличение, гипербола.

***

Если определить моё настроение наставника, учителя, словесника, то оно иногда определяется как близкое отчаянию.

Вроде огромнейший опыт, на уроки могу идти с «пустыми руками» и часами читать поэзию, вести с листа любые темы по русскому языку, рассказывать о книгах, музыке, фильмах, живописи. А внутри что-то говорит: всё, ты человек другой эпохи, твоё время ушло, нужно уходить из школы.

Начинаешь думать, вспоминать, анализировать, разбираться с приступами безысходности, бесперспективности, творческого тупика в школьной работе (собственного нет!).

Что же нащупывается? Какие ответы находишь в утешение себе или, наоборот, в усугубление тяжести бремени?

На первое место я бы поставил ощущение «мёртвой точки» в развитии большинства учеников, сколько ни образован, энергичен, настойчив ты бы сам ни был. ...Отсутствие роста. Как-то я сказал в разговоре с коллегами: невменяемость многих детей. Она проявляется в полном неумении слушать, сосредоточиться на чем-либо, в неумении переживать литературу и музыку, смотреть картины художников и внимать лучшим фильмам (здесь меня выручает отчасти «Вега». Ребята, прошедшие школу нашего клуба, уже не кажутся иванами, не помнящими родства). Проявляется «невменяемость», прежде всего, в мёртвом взгляде, скользящем, отстраненном. И ладно бы, этот маленький старичок был бы чем-то другим в это время увлечён, по-настоящему занят, - всё бы простилось. Но ловишь пустые глаза, в которых концентрированно-страшно выражается отсутствие ласки, любви, внимания, общения в детстве, глухая изоляция от семейного чтения даже во младенчестве. Это не сознательное отчуждение учителю, не оппозиция ему (вот было бы весело в этом случае!), - это именно мёртвый, уснувший навеки человек. Человечек ещё. Но уже глубокий старик. Мне кажется, ничего страшнее этого явления я не встречал. Сегодня оно - общее место, присущее в большей степени провинции, угасающим деревням и посёлкам. В народе говорят так: такого к стенке поставь - он даже покурить не попросит. Созерцая ЭТО, понимаешь, что все таланты, знания, опыт ни чего не стоят. И сам ты перед этими взглядами (верней, их отсутствием) - ровное место, гладыш на реке. Ярчайше проявляется подобный человеческий недобор во время концертов в школе, клубе. Когда пошлое и низменное побеждает в обществе, на ТВ (там его хоть на хлеб мажь!), трудно противиться пошлому и низменному маленькому человечку.

Откуда пришла к нам эта беда? От деградации института семьи. От деградации сельского мира в целом. Когда я вижу малышку со «слепыми» глазами в нашей школе, я уверенно могу сказать, что в её семье царствует холод нелюбви, пьянка и конфликты. Что ни о каком духовном движении в её семье не может быть и речи. Не ошибаешься никогда. И вот узнаёшь, что папа неизвестно где, что мама фестивалит с кем-то другим в городах, что ребёнок на руках престарелой бабушки, которой уже и не особо до неё... А ведь в школу в семь лет приходит уже сформировавшийся человек! К сожалению, есть ещё и у нас простаки, наивно полагающие, что это не так. Да никакая школа не сможет ни единого ученика перезагрузить в части уже приобретённых в семье человеческих качеств. И если хитр и ушл семилетний первоклассник, то горб этот у него на всю жизнь. А если открыт и добр, то вряд ли растеряет чудесные черты, обретённые в доброй и открытой семье!

Ещё не до конца нами понят, осознан урон, который нанесла так называемая «оптимизация» сельской школе. Особенно же порочно было и есть объединение недокомплектных начальных классов под начальство одного учителя. Скажем, он ведёт одновременно 1 и 3 классы. Сельская школа в итоге получила сотни тысяч пятиклассников с опасным недобром знаний и умений. Я считаю: это настоящее преступление, это жутчайшее несоблюдение прав ребёнка, которое сходит зажравшимся чиновникам с руки. Так и хочется обратиться к ним словами президента Путина в ООН: «Вы сами-то хоть понимаете, ЧТО натворили?!»