Забытый юбилей на Красной Поляне

От редакции. Игумен Ефрем (Виноградов-Лакербая), настоятель Сочинского подворья Валаамского монастыря, больше известен православному читателю под псевдонимом Игумен N, как автор книг «Не бойся, малое стадо! О духовной брани в современном мире», «Сокровенный Афон», «Как защитить вашего ребенка», «Чудеса истинные и ложные», «Отрекаюсь от тебя, сатана!», «В горах Кавказа. Записки современного пустынножителя» и других. Рады представить нашим читателям материал священноигумена, посвященный 150-летию со дня окончания Кавказской войны.

***

В 2014 году исполняется ровно 150 лет со дня окончания кровопролитной Кавказской войны, которая продолжалась более шестидесяти лет. В день празднования Владимирской иконы Божией Матери 21 мая/3 июня 1864 года в крупнейшем из черкесских аулов, Кваабе, на месте которого позднее возник посёлок Романовск, был подписан мирный договор. Окончание войны было ознаменовано военным парадом русских войск и торжественным молебном. Ныне бывший аул, а затем поселок Романовск, в котором проходили торжества по случаю окончания войны, называется Красной Поляной и вместо военного парада встречает 150-й юбилей мирного договора международной Олимпиадой. А про юбилей просто забыли.

Тем не менее, в начале нового тысячелетия заметно обострился интерес к историческому прошлому этого региона, к наполненной глубоким драматизмом истории русско-кавказских взаимоотношений, и, в частности, к знаменитой Кавказской войне. Как в прошедшее, так и в настоящее время Кавказ был и остаётся узлом национальных и религиозных противоречий, жёсткого военного и политического противостояния, участие в котором Россия вынуждена была принимать с момента своего естественного геополитического расширения на Юг.

Первоначально, движение России в южном направлении было обусловлено неоднократными обращениями грузинского царя Ираклия II к Российской императрице Екатерине II с просьбой принять Грузию под покровительство Российской Империи. Эти обращения грузинского монарха объяснялись невозможностью своими силами защитить грузинский народ и православную веру от полного уничтожения мусульманской Турцией, Ираном и Персией, которые постоянно воевали между собой за овладение Грузией. Воспользовавшись спровоцированной Англией русско-турецкой войной 1768-1774 гг., Грузия восстала против турецкого владычества, но силы были неравными. Грузинский царь обратился к России за помощью, и в Грузию был послан корпус генерала Тотлебена, который блестяще выполнил свою задачу. Благодаря победе России в этой войне, Восточная Грузия перестала платить дань Турции, хотя еще оставалась под контролем султана. Наконец, в 1783 году между Грузией и Россией был подписан Георгиевский трактат, в соответствии с которым над Восточной Грузией устанавливался протекторат России. В январе 1801 года, при императоре Павле I был подписан договор, по которому Восточная Грузия, а спустя три года и Западная часть её окончательно вошли в состав Российской империи.

Однако путь в Грузию лежал через северокавказские земли, населённые десятками воинственных племён, занимавшихся разбойными нападениями на соседей и российских подданных. Промышляя работорговлей, эти горские племена не только грабили и убивали русское население, но в значительных количествах отправляли пленников на турецкие невольничьи рынки. Мощная Российская держава безрезультатно искала мирный выход решения проблемы безопасных путей сообщения со своими новыми южными территориями. И без того тревожная ситуация усугубилась тем, что после потери Турцией Кубани, Азова и Крыма, Османская империя, по разработанному в Великобритании сценарию, осуществила идеологическую диверсию в тылу своего стратегического противника. Турция направила на Кавказ десятки проповедников мусульманской религии и английских военных специалистов. Разноплеменные горцы, до этого придерживавшиеся языческих верований, легко принимали ислам, который своим религиозным учением давал им полное моральное право и религиозное оправдание убийства, воровства и грабежа «неверных», т.е. всего христианского населения. После нескольких лет проповеди оплаченных Англией религиозных эмиссаров, православная Россия неожиданно обнаружила в своём тылу агрессивно настроенное и хорошо обученное английскими военспецами мусульманское население. Эти обстоятельства во многом определили длительность военного противостояния, получившего название Кавказской войны. В ходе боевых столкновений с горцами Северного Кавказа Россия вынуждена была держать здесь крупную военную группировку, численность которой, к моменту окончания войны, достигала 200 тысяч человек. Такое огромное отвлечение войск от основного театра военных действий явилось одной из главных причин поражения России в Крымской войне 1853 - 1855 годов.
Как это ни печально, но сегодня в самой России издаются значительными тиражами книги злопыхателей, беззастенчиво использующих заведомую ложь, чтобы очернить славную российскую историю и создать из православного русского народа образ кровожадного врага, «удушающего свободу вольнолюбивых горцев». В них воспеваются «подвиги» разрушителей нашего общего Отечества и одновременно очерняются те, кто боролся за целостность страны и отстаивал жизнь, достоинство и благосостояние своих сограждан. В первую очередь это относится к личности выдающегося государственного деятеля, военачальника и героя двух войн: Отечественной 1812 года и Кавказской войны - Алексея Петровича Ермолова.

***

А.П. Ермолов заметно выделяется даже в блестящей плеяде военачальников того легендарного героического времени. Он принадлежит к числу тех национальных героев, на которых, в поисках образца «мужа силы и разума», всегда с надеждой и гордостью смотрели и будут смотреть русские люди.

Будущий полководец и государственный деятель родился в первопрестольной столице России - Москве 24 мая 1777 года в семье небогатого орловского помещика. Предки его были знатными выходцами из Золотой Орды, уже в XVI столетии они приняли крещение и на протяжении почти трёх столетий служили Российскому престолу в чине стольников. Начальное образование Алёша получил дома, постигая кристально чистый дух Православия регулярным чтением Псалтыри. Родители с детства приучали сына к аскетическому образу жизни, умению довольствоваться малым и за всё благодарить Бога. Когда мальчику исполнилось семь лет, его отправили учиться в Московский университетский благородный пансион.

Во время французской революции 1792-93 гг. и вскоре после нее в Россию хлынула толпа эмиссаров, командированная «Великим Востоком Франции», для разложения российской элиты. Проницательный и умный юноша видел, что «шарлатаны учили наших легковерных дворян, выдавая себя за жрецов мистических знаний; невежды же дерзали учить их детей и, в конце концов, достигали своей вожделенной цели, то есть скорой добычи денег». В учебных заведениях, начиная с Царскосельского лицея, молодых дворян вербовали в масонские ложи, прививая им идеи атеизма и вседозволенности с тем, чтобы подготовить русскую революцию по образу и подобию французской. Пропитавшись этим гнилостным духом, высшее российское сословие стало с презрением смотреть на всё природное, русское. Это очень печалило проницательного юношу, поскольку уже тогда у Ермолова сформировалось глубокое понимание и скептическое отношение к деятельности иностранцев и иноверцев на русской земле.

На военное поприще Алексей Петрович вступил в царствование Екатерины II и сразу же был отмечен прославленным русским полководцем А.В. Суворовым: из его рук семнадцати­летний капитан А.П. Ермолов получил свой первый Георгиевский крест. Богатырский рост и незаурядная физическая сила сочетались в юном Ермолове с аналитическим умом, решительностью и отвагой. Стремление постоянно повышать свой профес­сиональный уровень и увлечение суворовской «наукой побеждать» привело его в 1793 году в шляхетский артиллерийский корпус - лучшее в то время военное учебное заведение России. В 1796 году А.П. Ермолова командируют в Персию, в экспедиционный корпус графа Зубова, в составе которого он, командуя артиллерийской батареей, принимает участие в штурме крепости Дербент. Уже тогда Ермолов, в первый раз прибыв на Кавказ, увидел своим проницательным взором все недостатки управления этим краем, где главной проблемой были непрерывные междоусобицы разноплеменного населения, доводящие его до самоистребления. Выдающийся государственный ум Ермолова уже тогда провидел необходимость установления на Кавказе последовательной и твёрдой государственной власти, приличествующей спокойной и непоколебимой мощи Российской державы, единственной страны, способной в полной мере обеспечить мир и процветание многочис­ленных народов Кавказа.

Однако служебный рост этого, несомненно талантливого, военачальника упирался в бюрократические препятствия: петербургские сановные «иностранцы» католического и протестант­ского духа, прочно окопавшиеся в имперских кабинетах, чуяли русского богатыря и всячески мешали ему продвигаться по служебной лестнице. «С трудом, - говорит в своих записках сам Ермолов, - получил я роту конной артиллерии, которую колебались мне доверить, как неизвестному офицеру между людьми новой категории...». Под людьми «новой категории» язвительный на язык Алексей Петрович имел в виду интриговавших против него «придворных шаркунов» и «паркетных генералов».

В военную кампанию 1805-1807 гг. Алексей Петрович, показав себя во весь свой богатырский рост на европейских полях сражений, заслужил дружбу знаменитого военачальника князя П.И. Багратиона. За беспримерное мужество в сражении с французами под Аустерлицем А.П. Ермолов, наконец, был произведён в полковники. В 1808 году Ермолов стал генералом и получил в командование гвардейскую артиллерийскую бригаду. А вскоре по личной инициативе императора Александра I его назначили начальником гвардейской пехотной дивизии. Оценив военный профессионализм и отвагу Алексея Петровича, Император приказал передать Ермолову, что впредь все его назначения по службе будут зависеть только от самого государя.

В начале Отечественной войны 1812 года генерал Ермолов назначается начальником Главного Штаба Первой Западной армии, командовал которой тогдашний военный министр России М.Б. Барклай-де-Толли. Солдаты роптали на беспрерывное отступление русской армии вглубь России. Решительному Багратиону был несносен осторожный католик Барклай, армия которого, откатываясь назад, подставляла под удар армию Багратиона. После сражения под Смоленском отношения между командующими армиями Барклай-де-Толли и Багратионом накалились до крайности. В этой непростой ситуации Алексей Петрович показал себя мудрым сыном Православной Церкви: он сумел сделать невозможное - примирить враждовавших между собой генералов. В письме Ермолов дружески увещевал князя Багратиона: «Принесите Ваше самолюбие в жертву погибающему Отечеству нашему, уступите другому (т.е. Барклаю) и ожидайте пока не назначат человека, которого требуют обстоятельства».

Сегодня мало кто помнит, что именно Ермолов, а никто иной, пользуясь доверием к нему Императора, сумел убедить Александра I назначить одного общего главнокомандующего над всеми вооружёнными силами России. Ермолов понимал, что возглавить и повести за собой русских воинов в то время было под силу только полководцу такого масштаба как М.И. Кутузов.

Расположение к Ермолову Императора и высокий пост, который он занимал в армии, только увеличивали число его завистников и влиятельных интриганов. Тем более, что он, как и его друг, князь Багратион, был открытым противником руководившей тогда почти всем в России «немецкой партии» чиновных иноверцев, среди которых в военной среде выделялись влиятельные Барклай и Виттенштейн. Когда у Ермолова спросили однажды: какой он желает себе милости от начальства? - «Пусть пожалуют меня в немцы, - отвечал он с усмешкой, - а тогда уже можно будет всё получить без всяких хлопот». В другой раз, войдя в приёмную Его Величества, где ожидали аудиенции главным образом генералы, он в своей неподражаемой манере обратился к ним с невинно-наивным вопросом: «Позвольте узнать, господа, не говорит ли кто-нибудь из вас по-русски?»

С назначением Кутузова единым Главнокомандующим всех русских войск возможности генерала А.П. Ермолова как талантливого военачальника постоянно используются во всех трудных и рискованных делах, требующих решительности и отваги. Именно благодаря инициативе и настойчивости Ермолова было широко развёрнуто партизанское движение в тылу врага. Выдающийся партизан войны 1812 года полковник А.С. Фигнер впослед­ствии нарёк Алексея Петровича - «щитом Отечества».

26 августа, в день Бородинского сражения М.И. Кутузов фактически поставил А.П. Ермолова исполнять обязанности начальника штаба главно­командующего. По приказу Кутузова Ермолов организовал контратаку занятой неприятелем Курганной высоты, где была расположена артил­лерийская батарея Раевского. Ермолов - человек громадного роста и невероятной физической силы - одним своим видом наводил страх на французов. Вот как описывает этот бой знаменитый воспитанник Ермолова Н.Н. Муравьёв, который спустя четыре десятилетия стал главнокомандующим русских войск на Кавказе:

«Алексей Петрович... собрал разбитую пехоту нашу, состоявшую из людей разных полков; случившемуся тут барабанщику приказал бить на «штыки», а сам с обнаженною саблею в руках повёл сию сборную команду на батарею. Укрепившиеся на ней французы собрались уже было увозить русские пушки, когда отчаянная группа русских воинов под предводительством Ермолова неожиданно атаковала высоту и переколола всех замешкавшихся на батарее французов. В итоге все орудия были возвращены. Сим подвигом Ермолов спас армию. Сам он был ранен пулей в шею...» За сражение под Смоленском и героизм, проявленный во время Бородинской битвы, Ермолов был произведённый в генерал-лейтенанты.

После того как 7 октября 1812 года Наполеон был вынужден оставить Москву, превращённую в громадное пожарище, Ермолов, получив донесение о том, что французы намерены отступать по богатой фуражом и съестными припасами Боровской дороге, от имени главнокомандующего Кутузова направил корпус Дохтурова к Малоярославцу, перекрыв неприятелю путь на обильный хлебом и кормами юг России. Наполеон не сразу смирился с таким поворотом событий: он несколько раз отчаянно пытался овладеть Малоярославцем, оборону которого возглавлял опять-таки А.П. Ермолов. Установленные на окраине города четыре десятка полевых орудий вели столь меткий огонь под непосредственным руководством Ермолова, что бонапартисты пали духом и, прекратив атаки Малоярославца, вынуждены были отступать по опустошённой ими же несколько месяцев назад Старой Смоленской дороге. Надо отметить, что бой за Малоярославец стал поворотным пунктом в Отечественной войне 1812 года. Даже победа в сражении под Бородиным не была так необходима Наполеону, как под Малоярославцем. Французские военные историки, в частности Ф.П. Сегюр, вынуждены были признать, что переломным пунктов в войне была именно битва за Малоярославец, «где остановилось завоевание мира, где двадцать лет непрерывных побед рассыпались в прах, где началось великое крушение нашего счастья».

Геройски проявил себя Ермолов и во время заграничной антинаполеоновской кампании, которая закончилась в 1815 году в Париже. Здесь, в поверженной столице Франции завистники и интриганы в военных мундирах не смогли воспрепятствовать награждению Алексея Петровича орденом святого великомученика Георгия Победоносца со звездой, который снял со своей груди и надел на его мундир родной брат царя Константин Павлович.

24 мая 1816 года Ермолов был назначен одновременно главнокоман­дующим русских войск в Грузии и чрезвычайным посланником в Персии. И вот на тридцать девятом году от роду, в пору расцвета его духовных и физических сил, Ермолов становится самостоятельным правителем обширного и воинственного края с такими правами и возможностями, которых не имел ни один из его предшественников. Сама наружность Алексея Петровича в полной мере соответствовала той силе и власти, которыми он был облечён: могучее телосложение, громадный рост и характерная круглая голова с седыми в беспорядке лежавшими волосами чем-то напоминали собой фигуру льва. Таким он и изображён на портрете Дж. Доу, который до сих пор украшает картинную галерею Зимнего Дворца:

На снежном подножье кавказских вершин,
Угрюм, одинокий стоит исполин;
Он буркой косматой картинно одет,
Вокруг его блещет румяный рассвет.
На шашке булатной покоится длань,
Могуч он и грозен, как смертная брань.
Свинцовая дума в морщинах чела
Всей тяжестью смело, глубоко легла.

Одной из главнейших задач, поставленных перед А.П. Ермоловым Императором, было установление прочных отношений с прикаспийским соседом России - Персией. Английский посланник в Петербурге Вальполь и резидент британской разведки сэр Гор Узелей употребили всё своё влияние на российский МИД, чтобы «Россия уступила Персии, желаемые ею земли и даже более того, что хотел возвратить себе Тегеран». Утомлённый войнами Александр I под воздействием «мудрых» советов министра иностранных дел графа Ниссельроде решил пойти на уступки и рекомендовал Ермолову возвратить персидскому шаху некоторые из закавказских провинций. Однако Ермолов, прежде чем начать переговоры с шахом в Тегеране, решил лично объехать все закавказские ханства, чтобы лучше уяснить себе задачу политического разграничения с Персией. В результате он пришёл к неожиданному и парадоксальному, с точки зрения министра иностранных дел Карла Ниссельроде, выводу: России не только не следует отдавать Персии ни пяди своей территории, но и полезно было бы как можно скорее ввести прямое управление закавказскими ханствами, навсегда упразднив автономию ханов, стремительно разоряющих местное народонаселение. Жители ханств к моменту введения прямого русского правления были почти поголовно разорены не только из-за сумасбродного управления их владетелей, но и по причине неудержимой наклонности мусульманских владык к многожёнству и расточительности. Ханы, своей жестокостью до крайности раздражавшие своих подданных, в какой-то мере сами облегчали Ермолову их устранение от власти. Алексею Петровичу блестяще удалось решить эту политическую проблему за десятилетний период своего наместничества на Кавказе, что привело к благоприятным экономическим последствиям: обузданию ханского расточительства, улучшению благосостояния населения и увеличению доходов казны.

Но не дремал извечный противник России. Чтобы дестабилизировать обстановку в Закавказье, английские агенты, задаривая золотом местных ханов, стали распространять в среде простого народа слухи о том, что якобы Ермолов согласился на уступку всех мусульманских провинций Персии и что скоро они станут подданными персидского шаха. Ситуация становилась взрывоопасной. Ермолов реагировал на появление слухов молниеносно, разослав по мусульманским аулам прокламацию с опровержением лжи.

Переговоры в летней шахской резиденции - в Султаниэ, благодаря дипломатическому искусству кавказского наместника, прошли весьма успешно: Персия неожиданно для официального Петербурга отказалась от территориальных притязаний на закавказские земли. Это, безусловно, стало очередной победой Ермолова, только на этот раз абсолютно бескровной.

Более всего Ермолову помогло его тонкое понимание восточной азиатской психологии. Вот как он сам описывал свои дипломатические маневры в Персии: «Переговорам моим немало способствовало то, что я вежливым образом обхождения моего и, умевши оказывать лестные уважения шаху, весьма ему понравился. Он щедр был в похвалах своих на мой счёт, и никто из вельмож не смел ничего сказать противного...» Тем самым мир России на границах с Персией был обеспечен почти на десять лет вперёд, и Ермолов мог сосредоточить всё свой внимание на внутреннем государственном устройстве Кавказа. Свою задачу он видел в том, чтобы сделать территорию Кавказа упорядоченной, безопасной и благоустроенной для всех народов, населяющих Кавказ, независимо от их языка, вероисповедания и этнической принадлежности.

Ермолов начал свою деятельность на Северном Кавказе с Чечни. Аулы чеченцев в то время были расположены на самом берегу Терека, что весьма способствовало кровавым грабежам казачьих станиц. Поэтому первым делом русские войска по приказу Ермолова оттеснили чеченцев в южном направлении, за реку Сунжу. Одновременно создавалась параллель к «крепости», как называл Ермолов Кавказские горы, - русская система крепостей и полевых укреплений, связавшая любимое детище Ермолова крепость Грозную (впоследствии - город Грозный) с Владикавказом, стоявшим на страже Военно-Грузинской дороги. На восток от Грозной Ермолов поставил крепость Внезапную, соединенную с Грозной рядом укреплений. Таким образом, железный полукруг крепостей и укреплений уже ко второму году его правления на Кавказе охватывал Чечню и часть Дагестана. А.П. Ермолов понимал, что лесные дебри Кавказа делают практически недоступными аулы, из которых горцы совершают свои разбойнические нападения на мирное население и русские войска. По его приказу была создана система горных дорог и широких лесных просек вместе со строительством укреплённых линий, что заставило привыкшее к разбойному образу жизни местное население делать выбор: или начать мирно трудиться на своей земле, или лишиться зимних пастбищ и пахотных полей.

Десятилетний период наместничества А.П. Ермолова ознаменовался прежде всего полным изменением внутренней политики России на Кавказе. До этого отношения официального Петербурга к горским народам сводились к заигрыванию с мелкими кавказскими князьками, в результате которого победоносная Россия всегда почему-то оказывалась данницей. Не только дагестанским ханам-феодалам, но даже чеченским старшинам, которые фактически были обыкновенными разбойниками, могущественная империя платила жалованье, искусственно поддерживая в одних алчность и возбуждая в других зависть и стремление набегами вынудить Россию платить «дань» и им. Наместник отчётливо видел, что нужно как можно скорее поменять порочную в своей основе политику задаривания местных князьков, возомнив­­­­ших себя серьёзными врагами России, на политику более решительную, имеющую своей целью не временный мир, а постоянный и полный мир и порядок в этом крае. Этого, по его словам, требовали «слёзы жителей наших на Линии (пограничные области - сост.), где редкое семейство не обошло убийство или разорение от хищничества горцев».

«Снисхождение, - говорил Ермолов на основании своего опыта, - в глазах азиатцев - знак слабости, и я прямо из человеколюбия вынужден быть неумолимо строгим. Одна казнь сохранит сотни русских от гибели и тысячи мусульман от измены». В своём донесении начальнику Главного Штаба князю Волконскому Наместник Кавказа писал буквально следующее: «Я хорошо знаю, что на Кавказе надобно прежде дать чувствовать могущество наше и только потом пользоваться великодушием правительства. Здесь равно вредны: как сила, неуместно употреблённая, так и кротость, без приличия оказанная, ибо первая уничтожает доверие, последняя приемлется в виде недостатка сил и, поощряя к дерзости, заставляет впоследствии прибегать к напряжению средств в большей степени, нежели каковые вначале потребны были». Алексей Петрович Ермолов, будучи православным христианином, никогда не забывал о милости и истине, требуя от своих подчинённых даже во время боя «не защищающихся или бросающих оружие щадить непременно».

Дагестанские владетели и, тем более, чеченские старшины брать с него в этом пример были не в состоянии: не было у них такой нравственной силы и духовной мощи. Даже к своим инакомыслящим соплеменникам горцы и их предводители относились гораздо жёстче, чем Ермолов к открытым и явным врагам государства. Так шахмал Тарковский бросал не понравившихся ему соотечественников в глубокую сырую яму, предварительно выколов им глаза. Аслан-хан Кюринский отбирал у подвластного ему местного населения хорошеньких девушек и обменивал их на лошадей у соседних чеченцев. Аглар-хан Казикумухский применял к своим прогневавшим его чем-либо единоверцам пытки калёным железом, отрезал им уши, лил на бритые головы кипящее масло... И никто не называл их на Кавказе садистами, таковы были тогдашние нравы «загрубелых в невежестве кавказских народов».

Обращаясь к лукавым предводителям мятежников, якобы выступавшим за свободу своих народов, а на самом деле преследовавших свои личные интересы, Алексей Петрович обычно цитировал Евангелие: «Познайте истину и истина вас освободит». Когда те в ответ кичливо спрашивали: «От чего освободит?! Мы горцы - испокон веков были свободны!» - Ермолов обычно отвечал им на это с горькой усмешкой: «Нет, вы - в плену! В плену собственной лжи, жадности, лицемерия и жестокости! Вы никак не можете понять, что чем больше у вас свободы, тем больше должно быть личное ваше служение собственному народу и государю, взявшему вас под своё высокое покровительство! У вас пока нет ответственности перед Богом и людьми, но я добьюсь, что она у вас будет».

Вскоре само имя Ермолова стало внушать горцам не столько страх, сколько неподдельное уважение. Происходило это от того, что деятельность Алексея Петровича соответствовала лучшим чертам неписанного нравственного кодекса горцев: верности мужской дружбе, чести и бесстрашию. При этом он всегда выше всего ставил не свои личные, а государственные интересы России, что тоже вызывало невольное уважение у его противников. Наместник применял строгие меры в отношении местного населения только в случае крайней необходимости. «Я воспретил употреблять силу для усмирения, - писал он в апреле 1820 года, - разве в чрезвычайных случаях. Наказывать нетрудно, но по правилу моему, надобно, чтобы сама крайность к тому понудила».

Ермолов, в отличие от имама Шамиля и других горских предводителей никогда не казнил пленных, не вымогал выкупа за беззащитных женщин и детей, не присваивал себе чужого имущества. В предписаниях генералу Мадатову рукою Алексея Петровича написано буквально следующее: «Одобряю весьма, что возвратили захваченных женщин; не говорю ничего против и освобождения пленных, ибо полезно вразумить, что русские великодушно даруют и саму жизнь, когда не делают упрямой и безрассудной защиты». И чуть ниже: «Население аула Казах-Кечу выслало старшин с хлебом и солью, которые раскаиваясь в преступлениях, вверяли себя великодушию войск. Не приличествовало наказывать таковых, и им прощено».

Христианское милосердие А.П. Ермолова проявилось и в том, что он взял под своё покровительство младенца, оставшегося без родителей после штурма одного из чеченских аулов. Алексей Петрович стал крёстным отцом спасённого и попросил казака Захара Недоносова из станицы Бороздинской, население которой наиболее страдало от разбойных нападений, взять чеченского младенца на воспитание. Мальчик, наречённый Петром Захаровым, в семилетнем возрасте был отправлен Ермоловым в Тифлис к своему двоюродному брату, также боевому генералу русской армии. Когда же юноша возмужал, то Алексей Петрович, бывший в то время уже в отставке и испытывающий стеснён­ность в денежных средствах, тем не менее, сделал всё, чтобы его крестник совершенствовался по выбранной им самим специальности и поступил в Петербургскую Академию художеств. Впоследствии Пётр Захарович Захаров стал самобытным российским живописцем, картины которого хранятся в Русском музее Санкт-Петербурга. Наиболее известная из них - парадный портрет А.П. Ермолова.

Строгость и правосудие Алексея Петровича, также как и его великодушие, основывались на его глубокой христианской вере и верности словам первоверховного Апостола Павла: «... начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от неё; ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое» (Рим., 13; 3-4).

Святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский, лично благословил А.П. Ермолова перед отъездом его на Кавказ и все свои долгие годы святительства горячо молился перед престолом Всевышнего о даровании победы православному воинству на Кавказе. Завет митрополита Филарета: «Православные! Прощайте великодушно вашим личным врагам, гнушайтесь врагов веры и сокрушайте врагов Отечества» - стал девизом всей жизни Ермолова.

И при наместничестве Ермолова и после его отставки самая боеспособная армия, без всяких преувеличений, была у России на Кавказе, разумеется, не по характеру вооружений, а по своему качественному и личностному составу. При нём отношения между православными воинами независимо от их социального положения напоминали семейные. Старший по званию относился к рядовым как отец к детям, а равные между собой воспринимали и величали друг друга братьями. Сегодня многим непонятно, как это могло быть, если в России действовало крепостное право? Но в том-то и дело, что Ермолов в бытность свою на Кавказе, фактически отменил в этом регионе крепостное право. (Теперь уже неоспоримый факт, что именно фактическая отмена крепостничества в отдельно взятом регионе Российской империи стала главной причиной недоверия правительства к Ермолову при смене Кабинета министров в Петербурге в 1825 году).

Как истинный ученик Суворова, Ермолов понимал, что победа во многом - результат духовного единения вождя с простыми воинами, что любовь солдата к полководцу, его безусловное доверие к нему - есть основа победной поступи войск. Поэтому Ермолов никогда не жалел ни сил, ни средств, чтобы облегчить груз забот своих боевых товарищей. Он запретил изнурять кавказских солдат строевыми занятиями, проще говоря - муштрой. Вместо уставных касок он разрешил им носить папахи, вместо тяжёлых ранцев - лёгкие холщёвые мешки, вместо продуваемых насквозь зимой шинелей - нагольные овчинные полушубки. Своей властью Ермолов максимально сблизил строй кавказских регулярных полков с казачьим вольным строем, что более всего раздражало официальный Петербург.

«Не незыблемой твёрдостью линий, - любил повторять Ермолов, - а лихостью и летучестью движений должны щеголять мои полки». На сбережённые во время своей поездки в Персию деньги, Ермолов, сразу после своего возвращения, выстроил в Тифлисе госпиталь для нижних чинов. А на кавказских Минеральных Водах, в районе Пятигорска и Ессентуков, по его приказу были построены лечебно-курортные заведения для раненых солдат и офицеров. Отнюдь не для красного словца, он называл своих солдат не иначе как «товарищи». Они действительно были его боевыми товарищами, с которыми он по-братски делил и горе и радость и, которые постоянно чувствовали на себе его отеческую заботу.

Таким образом, именно А.П. Ермолову обязаны своим возникновением курортные города Кисловодск, Ессентуки и Железноводск, превращённые в общероссийскую здравицу. Хорошо понимая государственные интересы, он собирался открыть торговую факторию на восточном берегу Каспийского моря. При нём начались разработки золотосодержащих, серебряных и свинцовых руд в Шекинской провинции, а недалеко от Владикавказа благодаря его стараниям было открыто крупное месторождение цинка.

По настоянию Алексея Петровича в столице наместничества - Тифлисе, бывшего до него одним из самых неухоженных и грязных городов в Закавказье, был построен целый ряд градообразующих сооружений: Штаб (он же - Дом наместника) и военный плац перед ним, Арсенал, Авлабарский мост, караван-сарай Арцуни, медно-литейный и пороховой заводы, открыт монетный двор. Ермолов старался улучшать жизнь и быт грузин и других жителей Кавказа посредством распространения среди них образования и культуры.

Как написал об Алексее Петровиче герой Отечественной войны 1812 года Денис Давыдов: «Ермолов был именно таким начальником военным и гражданским, какой был необходим для Кавказа... Его продолжительному и славному управлению обязан был Кавказ своим устройством, спокойствием и безопасностью; не взирая на большие расходы, не проходило года, чтобы Ермолов не представлял один или два миллиона рублей экономии (прим. - в переводе на нынешние деньги это примерно 100-200 миллионов долларов). Тифлисский госпиталь и комиссариатские здания были им построены за счёт сумм, оставшихся после его посольства в Персию, и которые он имел право оставить у себя».

А.С. Пушкин увидел в Алексее Петровиче Ермолове героя своих будущих произведений. Незадолго до своей трагической дуэли национальный поэтический гений написал ратному герою письмо, которое он так и не успел отправить: «Собирая памятники отечественной истории, напрасно ожидал я, чтобы вышло описание Ваших закавказских подвигов... Ваша слава принадлежит России, и Вы не в праве её утаивать...» В конце письма поэтом было дописано: «...прошу Вас дозволить мне быть Вашим историком».

Увы, этому замыслу не суждено было свершиться: Пушкин успел посвятить Ермолову лишь несколько строк в эпилоге своего «Кавказского пленника».

Другой великий русский поэт, М.Ю. Лермонтов создал выразительный образ Ермолова - покорителя Кавказа в стихотворении «Спор»:

«И испытанный трудами
Бури боевой,
Их ведёт, грозя очами
Генерал седой...»

Лермонтов задумал написать трилогию «из кавказской жизни», в которой Ермолов должен был занять центральное место. Но и этот замысел остался неосуществлённым из-за трагической смерти поэта.

1826 год стал переломным в жизни и судьбе Ермолова. Оклеветанный высокопоставленными завистниками в симпатиях к декабристам, Ермолов указом Императора Николая Павловича, был отозван с Кавказа навсегда.

Спустя три десятилетия, когда грянула Крымская война, большинство русских губерний выбрали опального семидесятилетнего генерала Ермолова предводителем для своего добровольного ополчения. Император Николай I, видя это всенародное признание и любовь, торжественно назначил Ермолова членом Государственного Совета. Однако старый боевой генерал написал царю прошение с просьбой уволить его от бесполезных заседаний и отказался от причитающегося сенаторам солидного жалования.

Алексей Петрович Ермолов отошёл ко Господу 11/24 апреля 1861 года на 84 году своей жизни, как истинный православный человек причастившись перед смертью Святых Христовых Таин.

(По материалам книги «Кавказский крест России».
Авт.-сост. Ильяшенко-Магай Ю.Ю., М., 2007).