На буграх и в чащах

На буграх и в чащах. 1. «Горький» Нижний Новгород

На буграх и в чащах. 2. «Полигон реформ»

6. Растроенное сознание

Но первоначальные ожидания не то чтобы не оправдались; просто никто особо и не стал настаивать на их сбыточности. Все эти мечтания, упования и надежды раздробились на вполне конкретные целевые установки, именуемые «личными интересами». Советское общество держалось не на нравственных опорах, а на страхе неотвратимости наказания за проявление ослушания. Страх прошел. Ничто не препятствовало людям трансформироваться, мутировать, преображаться, «делать себя». Бытие менялось, менялось и сознание, и мироотношение. Все это происходило без всяких ломок, трагедий и в соответствии с установками диамата.

Если последние годы советской эпохи порождали у людей раздвоение сознания (говорю одно, а делаю совсем другое), то 90-е годы ушедшего века спровоцировали массовое «растроение» сознания. Как оно проявлялось?

Импозантный депутат бегает по различным собраниям общественности, выступает с речами или просто воззваниями, кручинится о том, что избиратели ютятся в дурно обустроенных жилищах. Он дает многочисленные интервью журналистам, собирает пресс-конференции, публично отчитывается о проделанной работе. Постоянно на виду и у всех на слуху. На самом же деле он лоббирует определенный проект или несколько проектов, в реализации которых заинтересована фирма, оказавшая мощную финансовую поддержку нашему депутату в ходе избирательной компании. Проект, облаченный в ризы социальной программы, сулит той фирме солидные барыши. В результате, жильцов скоропалительно эвакуируют на дальнюю окраину; дома, простоявшие не один век и придававшие городу неповторимый облик, сносятся подчистую. А как же наш заступник? После окончания депутатского срока он входит в совет директоров упомянутой нами фирмы или становится управляющим сети пивнушек, дискотек, игротек, выстроенных на освобожденном от жильцов месте.

Человек, стремящийся занять кресло губернатора или градоначальника, обещает электорату буквально все. Он озвучивает самые смелые и потаенные мечты нижегородцев и выступает гарантом их сбыточности. Заняв высокий пост, расставляет по ключевым постам своих друзей и приятелей, именуя их профессионалами высокого класса. Конечно, сталкивается с неодолимыми трудностями в реализации своих обещаний. Градоначальник винит во всем губернатора, являющегося тормозом благородных инициатив; губернатор кивает в сторону градоначальника, объясняя повсеместную неразбериху и разруху. В кремль эти люди обычно въезжают на белом коне. А вот покидают каменную цитадель то поздней ночью, боясь не успеть на проходящий экспресс, то на несмазанной телеге под улюлюканье разгневанной толпы. Но, несмотря на повсеместные провалы и неудачи, губернаторы и градоначальники как-то умудряются неплохо «подлататься» и «подхарчиться» и оказываются в когорте весьма состоятельных людей. Но и это далеко не все. Многочисленные заместители, покинув ключевые посты и должности, уже позиционируют себя в качестве подрядчиков, банкиров и прочих авторитетных бизнесменов с внушительным стартовым капиталом. При этом они уже представляют интересы какого-то клана или другого неформального сообщества, отличаются крепкой сплоткой и не обременены моральными ограничениями.

У обывателя голова идет кругом от трехсмысленности, недосказанности и просто непонятности действий официальных лиц, до глаз заросших неофициальными связями. Да, обыватель чувствует себя освобожденным от оков тоталитаризма, может путешествовать по морям и странам, поддерживать или не поддерживать правительственный курс, «есть ананасы и жевать рябчиков».

Конечно, эти возможности достижимы не для всех, но в принципе они существуют.

В любом состязании побеждает сильнейший. Ну, а что делать, если поскользнулся и расшибся? Или просто занемог? Угроза социального выпадения дышит мертвенным холодом в затылок каждому. Глупо зарекаться «от тюрьмы и от сумы». Тысячи бомжей неприкаянно слоняются от одной свалки к другой.

И поневоле обыватель с грустью вспоминает социализм с его пайками, продуктовыми подарками к революционным праздникам, бесплатными коммунальными услугами, больницами и пионерскими лагерями. Все жили одинаково скромно; трудились, спустя рукава; больше занимались имитацией кипучей деятельности, но, ни бомжей, ни гангстеров, ни богачей, неведомо как сколотивших свои состояния, тогда не было.

Однако сентиментальные воспоминания о социализме неизбежно наталкиваются на факты массовых казней, травли достойнейших людей, на неусыпную тревогу, что жизнь идет как-то не так, что повсюду разлита ложь, а правда вытаптывается коваными сапогами. Социализм рушил храмы и семьи, отрывал людей от земли с корнями, расшвыривал их по бескрайней стране, все перепутал, смешал геройство с палачеством, честность с подлостью.

Далекие предки жили не так - достойнее, спокойнее...

И вот уже за хмарью социализма проступают купола церквей, сквозь городской гул доносится колокольный звон. И почему-то здания в ту далекую пору строили красивыми, и фотографии вековой давности наглядно демонстрируют множество людей с благородными чертами. И старших тогда почитали, и перед царем-батюшкой благоговели... Но разве теперешние люди смогут жить по заповедям Божьим? Никому и ничему они не верят, даже самим себе. Ведь социализм с его обязательной уравниловкой методично душил все прекрасные порывы. И либерализм с его состязательностью почему-то неизбежно вырождается в социальный дарвинизм с его непременными людоедством и мародерством.

Стоит на распутье обыватель. А вокруг него - тысячи, сотни тысяч других обывателей. Все до единого хотят жить хорошо, но каждый «хорошее» понимает по-своему.

Народ - не народ;

общество - не общество;

электорат - не электорат.

Что-то межеумочное, промежуточное, похожее на порошок, отдельные крупицы которого никак не соединены между собой.

Человек с раздвоенным сознанием живет в два раза труднее, нежели носитель цельного сознания. А в случае, если сознание растроилось, трудности жизни возрастают вчетверо. Если в 80-е годы прошлого века (последнее десятилетие Советской власти) люди постоянно жаловались на усталость (от повсеместного дефицита, от авралов и показухи), то в последовавшие 90-ые годы людей стала оплетать липкой паутиной апатия, перемежающаяся судорожными попытками как-то изменить свою судьбу. Раньше о таких несчастных говорили - расхристанный, т.е. лишенный Христа и раздёрганный противоречивыми взаимоисключающими намерениями и страстями. Кратковременные периоды бурной деятельности перемежаются приступами затяжного оцепенения. Человек никого не слышит и не понимает даже себя.

Вся Россия была поражена подобным недугом, но эпицентром растроенного сознания как раз оказалась «третья столица». Сельское хозяйство, непоправимо подорванное в годы коммунистического режима, быстро свернулось, как береста в костре. Отраслевые НИИ также обезлюдели, больницы перестали лечить, учителя не знали чему и как учить. «Зато мы теперь - столичные жители!»,- уверяли друг друга нижегородцы. «Мы живем в самом главном городе на матушке - Волге». Но нигде на великой реке не вымирали с такой интенсивностью, нигде не было столь распространено мздоимство. Однако и на эти беды находились свои контрдоводы. Сколько нижегородцев перебралось в Москву, и заняли там высокие посты! И в самом Нижнем Новгороде появилось премного «очень важных персон».

ВИПы охотно выстраивались в длиннющий ряд, состязаясь во влиятельности и «весе». Но почему-то никто из них не был отягощен чувством вины за тысячи беспризорников, за «раздевание» сотен предприятий. Ведь влияние влиятельных направлено совсем в другую сторону - на благо нижегородцев. Всякие там увечные и немощные, которых расплодилось видимо-невидимо, вовсе не являются следствием череды организационных мероприятий ответственных администраторов, а всего лишь наглядной иллюстрацией неисправимой порочности отдельных членов общества, которых уже и «членами» нельзя назвать, а скорее отбросами... И подобное умонастроение отнюдь не беспочвенно. Да, пьяниц, наркоманов, токсикоманов, бомжей - тьмы; непонятно откуда они берутся, накатываются на город волна за волной. Вместо того, чтобы прилежно трудиться, накапливать стартовый капитал, заняться каким-то делом, они только пьют и колются, режут друг друга и гниют в подвалах.

Когда Нижегородская область была признана банкротом (не смогла своевременно гасить синдицированный кредит, выданный областной администрации европейскими банками), Б. Немцов (уже в качестве экс-губернатора и бывшего высокопоставленного чиновника в федеральном правительстве) в одном интервью констатировал, что в стране очень мало состоявшихся людей, но, в отличие от этого нерасторопного большинства, себя относил к «состоявшимся». У него все хорошо, все - самое новое: новая красивая подруга, новая квартира в престижном квартале «первой столицы», новый бизнес, обеспечивающий высокий доход, новые и далеко идущие планы на будущее.

7. Начало нового века

В надвигающийся ХХI век нижегородцы всматривались с тревогой и опаской. Тревога была вполне объяснима. Недавний финансовый кризис сделал их еще более бедными. С опаской потому, что обезумевшие от невзгод бомжи ломали дачи и садовые домики в поисках лома цветных металлов. Хулиганы хозяйничали на улицах, загоняя в тесные квартиры испуганных обывателей до наступления темноты. Покрытые копотью гиганты советской индустрии медленно умирали, а новые предприятия не строились.

И все же теплилась в озябших душах слабая надежда, что смутные времена уйдут вместе с завершающимся веком, а новый век принесет материальный достаток и мир душе. И обнадеживающие перемены не заставили себя долго ждать. На переломе тысячелетий Россия была разделена на семь федеральных округов, в каждом из которых появилось «око государево» - Полномочный представитель президента (ППП). Нижний Новгород был официально объявлен столицей Приволжского федерального округа (ПФО), включавшего в себя 14 областей.

 Контроль Центра за деятельностью почти девяти десятков региональных властей, тем более «взявших суверенитета немало», конечно, был затруднен. К тому же Москва в советскую эпоху привыкла регулировать хозяйственные процессы в СССР через столицы союзных республик, которые в ходе перестройки стали независимыми государствами. Но потребность в посредническом звене власти сохранилась и на постсоветском пространстве. Возможно, в федеральном центре заранее готовились к интеграции с Россией Белоруссии в качестве будущего федерального округа. Возможно, просчитывалось и вероятное отпадение целого ряда областей левобережной Украины, а также Крыма от Киева. Но как бы там ни было, сомнительный титул «третьей столицы» заменили на официальный статус столицы округа с населением в 30 млн. чел.

 Приехал ППП - само олицетворение административного успеха. За годы перестройки успел побывать руководителем торгово-посреднической фирмы, затем управляющим банком, затем директором крупного завода, потом премьер-министром и, наконец, организатором карликовой партии; везде его деятельность сопровождалась коррупционными скандалами, крахами, дефолтами, а он, подобно юному барабанщику революционного лихолетья, уверенно шел в будущее, не оглядываясь по сторонам, и весело колотил в свой жестяной барабан. С одной стороны, слыл нижегородцем, а с другой - являлся представителем Москвы. Именовался «полномочным», но характер полномочий так и остался непроясненным для местного общества. Однако СМИ тотчас же сделали ППП «номером 1» в рейтингах влиятельности. Тысячи нижегородцев поставили свои подписи под требованием заменить «представителя» на более толкового. Как показывали социологические опросы, 3\4 населения хотели подобной замены. Но их никто не слышал. Тогда нижегородцы стали склоняться к мысли, что нужно вернуть коммунистов в чертоги региональной власти. С. Кириенко пригрозил, что в этом случае сменит место своего пребывания в качестве ППП, переедет в Самару. Конечно, избрали губернатором коммуниста, а угроза ППП осталась пустым звуком.

 За Нижним прочно утвердилась звонкая характеристика - «столица Приволжья». Однако приметы «столичности» скорее озадачивали нижегородцев, нежели радовали. Область лидировала в округе по темпам вымирания населения и по уровню коррупции. А вот уровень жизни оставался низким даже на фоне соседних, провинциальных областей, входящих в ПФО. Производительность труда во многих отраслях экономики упала в 2-3 раза по сравнению с периодом «застоя», реальная безработица на порядок превышала официально регистрируемую.

 ППП с непроясненными полномочиями неизменно позиционировался самым влиятельным в области, и, несмотря на печальную статистику и нелицеприятное мнение нижегородцев о своей персоне, излучал бодрость и оптимизм.

Между тем, магия администрирования продолжала ткать нить волшебной истории. За полтора десятка лет Нижний успел побывать ссыльным местом, «полигоном реформ», «третьей столицей», финансовым банкротом - и вот стал столицей Приволжья. И все эти метаморфозы происходили благодаря действиям властей: коммунистических, постсоветских, квазилиберальных. Город, как хамелеон, менял окраску при малейшем изменении социально-политической обстановки в стране. Нижегородцы то жаловались на герметичность и затхлость жизни, то буквально валились с ног под порывами ветра перемен, то гневались на бездарных первых и вторых лиц области, то ликовали, впечатленные безудержными статусными изменениями родного города. Стоит ли особо удивляться повсеместному разброду и шатаниям. Люди оплавлялись и перековывались, приобретая столь необходимые адаптационные характеристики.

ППП, явно страдая от избытка свободного времени, то выступал перед праздной публикой на громокипящей акции, приуроченной к празднику пива, то выходил с инициативой сооружения огромной «царь-горы» изо льда и снега. Фейерверки стали чуть ли не ежедневным украшением ночного неба. То отмечались первые 100 дней пребывания в новой должности высокого начальства, то близился Новый год, а за ним и Рождество; то св. Валентин начинал будоражить сердца смутными надеждами. А далее неудержимо накатывались день Красной Армии, затем масленица, затем 8 марта... Праздничному настроению не позволяли остыть расторопные торговые работники и массовики-затейники.

На всех этих торжествах ППП выступал с задорными речами, которые примерно можно свести к следующему содержанию:

«Посмотрите вокруг внимательно! Без предубеждения! Без никчемного скепсиса! У нас появился слой успешных, инициативных бизнесменов, которые знают, что делать. Они умеют осуществлять задуманные смелые планы, не обращая внимания на неизбежные трудности. Зайдите в магазины! Их прилавки просто ломятся от обилия продуктов. Полистайте телефонные справочники! Голова кружится от разнообразия услуг, предлагаемых нашими фирмами!»

Православные и католические, дореволюционные и советские, языческие и демократические, традиционные и экстраординарные, местные и общенациональные праздники проходили по одному сценарию. Благодаря рекламным атакам шла возгонка покупательского спроса, затем следовал ажиотаж в торговых центрах; администраторы поздравляли нижегородцев через СМИ или прямо с эстрад, установленных на площадях города; затем наступало массовое гуляние, завершающееся повсеместным застольем. Вечером заезжие музыканты давали шумный концерт на волжском берегу, а полночное небо расцвечивалось фейерверками. На следующий день многие жаловались на тяжесть в голове. Иногда подобные страдания затягивались на неделю. Но привкус горького похмелья несли с собой и будни.

Страдающие раздвоенным сознанием, действительно, страдали. Они ровным счетом ничего не хотели знать о своих отцах и дедах, работавших палачами и доносчиками, но не могли видеть, как ржавеют заводы по производству ракет и пушек.

Люди с растроенным сознанием охотно радовались, когда их веселили и задорили профессиональные шуты, впадали в уныние, когда смотрели по телевизору новостийные передачи, старательно учились торговать своими способностями и навыками, дабы соответствовать потребительским стандартам, избегали неудачников и не замечали зануд, которые пытались говорить на форумах и просто в курилках о кризисах, обвалах и провалах.

А поводы для занудства множились. Из города уезжали наиболее квалифицированные специалисты, привлеченные высокими заработками в более «хлебных» местах, а в город приезжали полуграмотные «гастарбайтеры» из обнищавших бывших республик Советского Союза, пригодные лишь для погрузочно-разгрузочных или строительно-ремонтных работ. Наиболее перспективные предприятия охотно скупались заезжими инвесторами, преимущественно из Москвы. Каждый год численность населения Нижнего стабильно убывала на 10-12 тыс. чел. Но город продолжал раздаваться вширь, застраивая окраины высотными домами, которые стали именоваться «комплексами».

Процессы, происходящие в «волжской столице», поистине приобрели взаимоисключающий характер. Несмотря на свой статусный рост, Нижний входил в плотную финансовую тень Москвы, по сути, становился дальним предместьем федеральной столицы. Город оказался буквально нашпигован представительствами, филиалами, дочерними компаниями, штаб-квартиры которых располагались за границами Нижегородской области. Раз пять нижегородские мужи собирались разработать стратегию развития региона и всякий раз безуспешно. Ведь стратегия должна была отражать и консолидировать интересы большинства местных жителей. Но львиная доля основных фондов, природных ресурсов «малой родины» нижегородцам уже не принадлежала. Многие «заинтересованные лица» анонимно «рулили» областью откуда-то издалека. Последний выборный губернатор производил жалкое впечатление. Он равным счетом ничего не мог решить самостоятельно; у него отсутствовали финансовые рычаги управления, наиболее действенные в рыночных условиях.

Новый губернатор (В. Шанцев), посланец Москвы, явился логическим следствием произошедшего передела собственности в пользу таинственных финансово-промышленных групп. Однако нижегородцы, в качестве наемной рабочей силы, ежегодно стали получать весомые добавки к своей зарплате. Правда, их жалованье все никак не могло дотянуться до среднего заработка по России. Но губернатор выдвинул ряд амбициозных проектов, которые напомнили нижегородцам, что они живут не в каком-то захолустье, а в столице округа, равным по численности населению средней европейской страны. Проекты были рассчитаны на много лет и пока что носили психотерапевтический характер. Мол, надо немного подождать, собраться с силами и все у нас будет, «как у людей».

8. Желаемое и действительное

Москва была резиденцией русских царей более трех веков тому назад. Столицей Российской империи являлся Санкт-Петербург. Затем Москва в качестве мирового центра III Интернационала стала одновременно и столицей СССР. А после распада Союза оказалась столицей Российской Федерации. В этом городе давным-давно нет монархов и того, что понимается под «высшим обществом». Москвичи самочинно превратили свой город в центр мировой энтропии, благодаря бюрократическим механизмам, замкнули на себя все финансовые потоки огромной страны, Они никак не могут выйти из состояния падшести. За 90 лет своего столичного статуса московские правители умудрились инспирировать в стране Гражданскую войну, жестокие голодовки, три волны репрессий, сумели восстановить против себя жителей всех национальных окраин бывшей Российской империи, превратить в закрытые промышленные зоны десятки русских городов и областей. Ни одной заводской трубы или даже химчистки не было построено в городах и поселках без соответствующих согласований с московскими министерствами и ведомствами. Удручающе безликий архитектурный облик отечественных поселений - исключительная заслуга столичных бюрократов советской эпохи. Вымирание населения во всех областях и краях с преимущественно русским населением в постсоветский период, при заметном росте численности москвичей, также инспирировала «дорогая моя столица». Благоденствующий анклав на фоне нищей и замерзшей России объективно ставит страну перед угрозой распада. Ведь благоденствие москвичей не отмечено печатью плодотворных свершений - скорее разгулом, хамством и спесью.

Давным-давно назрела необходимость необходимость создания новых научных центров, киностудий, строительства международных аэропортов, выставочных комплексов за границей МКАД. Правящие верхушки и кланы в регионах должны смениться элитами, способными направлять движение жизни к созидательной и творческой деятельности. Но Москва «не хочет», а регионы «не могут» осуществить подобный разворот. Доминирует имитация: объявляются разнокалиберные столицы, но красочные объявления висят на покосившихся и щелистых заборах; пышно отмечаются всевозможные праздники, но нет реальных побед и свершений.

И все же хочется верить, что сила энтропии скоро иссякнет, а позитивные перемены грядут. Люди устанут слушать бесконечные прожекты политиков и стратегов о «развитии», «улучшении» и «совершенствовании». Наиболее дееспособные жители нижегородской агломерации попытаются заняться серьезным делом, к которому имеют врожденные склонности.

Остальные же обыватели будут подражать им, и стараться равняться на них.

А дел, действительно, много.

<...>