«Серые волки». Часть 2

Весной 1943 года воюющие стороны - верховное командование Красной Армии с одной стороны, и вермахта - с другой, готовились к крупнейшему сражению Второй Мировой войны, позднее получившему название Орловско-Курское. Немцы накапливали живую силу и боевые средства не только в предполагаемом районе сражения, но и на территориях к нему прилегающих. В эту зону входили и юго-западные районы Орловской области, где размещались их базы запасов горючего и боевой техники, а также сосредотачивалась часть людских резервов.

Командованию Красной Армии крайне необходимо было иметь как можно больше точных сведений об этих базах: местах их дислокации, подъездных путях, их содержимом и системе охраны. Сбор разведданных был постоянной заботой командования партизанскими отрядами, а также разведгрупп штаба Брянского фронта и Генштаба.

Наша группа «серых волков» в составе шести человек работала двумя подгруппами (по три человека) в разных направлениях. После многодневных передвижений и наблюдений она собралась, как и было обусловлено, на окраине одного из сел, прилегающих к партизанской зоне. Надо сказать, что это село не было в полной мере объектом партизанского влияния. Хотя время от времени в него заходили наши группы, полиция имела здесь немалое влияние и даже содержала свои посты.

После сбора всей группы последовал кратковременный отдых в течении примерно суток. Отдых требовался, чтобы привести себя в порядок, так как практически каждый разведчик имел травмы и даже ранения. Сказывались также недоедание, усталость, нервное напряжение и тому подобное. К концу дня группа, соблюдая все меры предосторожности, покинула свое прибежище в овине (принадлежавшем одному из помогавших нам крестьян) и двинулась в направлении лесного лагеря отряда, находящегося примерно около семи километров вглубь леса.

Пройдя 200-250 метров пути, мы вдруг услышали громкие женские голоса и плач, а также грубый мужской окрик «Стой, стерва, стрелять буду!».

Поначалу нам трудно было понять, что там произошло. Кто кого преследует, и кто в кого собирается стрелять? Выдвинутые вперед два бойца остановили одну из женщин, которая кратко и поведала нам о происходящем.

Оказывается, несколько дней тому назад в это село к надежным людям была доставлена беременная женщина - жена одного из заместителей командира партизанской бригады. Дело в том, что немцы крупными силами организовывали наступление на зону базирования бригады с целью ее окружения и уничтожения. Естественно, что в таких условиях женщине, находящейся на последней стадии беременности, находиться в отряде было весьма опасно. Очевидно, что все могло бы пройти нормально.

Но в одном из соседних домов в этом селе жила некая Дина Ковальчук - не коренная жительница этого села, а пришлая из Западной Украины. Семья Ковальчук состояла из четырех человек: мужа, жены и двух детей, 9 и 11 лет. Хозяйка работала в конторе совхоза, а ее муж Евгений с ранней весны до поздней осени пребывал в других районах, промышляя охотничьим промыслом и занимаясь случайными ремонтно-строительными работами. Домой он, как правило, возвращался с немалой суммой денег и различными продуктами.

Свое подсобное хозяйство у Ковальчуков было довольно солидным, включая хороший, просторный дом, купленный у наследников одного умершего (довольно домовитого) хозяина. Ковальчук этот дом реконструировал и значительно расширил. К дому прилегал солидный участок земли с садом, огородом и подсобными помещениями. Во дворе водилось немало живности: корова с двухлетним приплодом, с десяток свиней разного возраста, много овец, гусей, кур и кроликов.

С приходом в район немцев Дина Ковальчук нисколько не опечалилась. Еще более активно взялась за свое подсобное хозяйство, начав пополнять его также и за счет того, что произросло на полях и фермах совхоза. Но главное - она активно развернула самогоноварение. О месте пребывания мужа и его судьбе, по ее словам, она никаких сведений не имела. Охотно вступала в контакты с представителями новой власти - старостой и полицейскими. Принимала у себя этих гостей, судя по отзывам соседей, весьма охотно. Вместе со старостой и начальником районной полиции наведывались к ней и немцы. Односельчане стали замечать, что Ковальчук стала весьма охотно вступать в контакты с ними, хотя раньше она их даже избегала, а также заводила разговоры об их отношении к новой власти и ее порядкам, стараясь выведать, как они относятся к партизанам и тому, что происходит на фронте.

На селе стали замечать, что одни жители, особенно женщины, стали как бы дружить с Ковальчук и посещать ее дом, а к другим, наоборот, стали часто наезжать полицейские, которые конфисковывали животных, продукты питания, предметы одежды и обуви, и прочее. Для многих открылись глаза после того, как корова, конфискованная у одной многодетной семьи из соседней деревни, была за бесценок продана Ковальчук. Очевидно, это было результатом ее более чем лояльного отношения к органам новой власти, выражающегося в выявлении неблагонадежных и сочувствующих партизанам людей.

Об этой особе приходится говорить довольно подробно потому, что все последующие события будут развиваться вокруг нее или с прямым ее участием. Дело в том, что Ковальчук каким-то образом стало известно, что в одном из ближайших домов, где проживала пожилая медсестра, длительное время работавшая в районной больнице, появилась беременная женщина, имеющая отношение к партизанам. По всей вероятности, Ковальчук решила крупно заработать на этом событии. С этой целью она направила своего 11-летнего сына на полицейский пост с уведомлением о нахождении партизанки. На посту в это время оказалось всего лишь два полицейских. Один из них, оседлав коня, тут же помчался в соседнее село за подмогой, а другой решил самостоятельно провести операцию по задержанию и выдвинулся к указанному в записке дому.

Но мир, как говорится, не без добрых людей. Одна из женщин, заметив суету среди полицейских, спросила у одного из них (кстати, своего дальнего родственника) о том, что случилось. Он и проболтался, что они будут брать партизанку, которая живет у медсестры, и что сейчас к ним прибудет помощь. Эта женщина, огородами, незаметно и быстро прошла до дома медсестры и подняла тревогу.

Роженица, медсестра и принесшая страшную весть женщина, поодиночке вышли из дома и огородами попытались скрыться от преследования. Но их каким-то образом заметил оставшийся в селе полицейский и устроил погоню, шум которой мы и услышали. Крича «Стой - стрелять буду!», он действительно выстрелил несколько раз из винтовки. Но куда он стрелял - по живому человеку или в воздух - неизвестно. Выдвинутые мной двое партизан быстро успокоили этого вояку. Однако шуму он наделал немало.

Нас беспокоила возможность быстрого прибытия полиции. Надо было срочно решать, как обезопасить себя и трех женщин, в том числе беременную партизанку. По ходу движения из села нам просто повезло. У одного из домов мы заметили запряженную в телегу лошадь, привязанную за уздечку к перилам крыльца. Не раздумывая, подбежали и дому, отвязали лошадь, а выбежавшему из дома мужчине на ходу объяснили, что лошадь в упряжке конфискуется в виду сложившегося критического положения, но она будет возвращена через несколько часов. Хозяину также объяснили, что в случае его допроса в полиции, он должен заявить, что лошадь угнали неизвестные ему вооруженные люди, которых было не менее 15 человек, хотя этой операцией занимались всего два наших разведчика. Остальные ребята выполняли другие задачи - двое были в засаде у дороги и двое находились с женщинами.

На телеге оказалось достаточное количество сена, прикрытого полотном из грубой льняной ткани. Сено было необходимо для корма лошади во время отдыха и сравнительно комфортного проезда возницы и возможных пассажиров.

Между тем, у нас возникла очередная проблема, которая требовала немедленного решения.

Женщины-селянки отказывались сопровождать беременную, так как боялись, что озверевшие полицейские или немцы, которые прибудут в село утром, уничтожат их семьи или сожгут дома, о чем они неоднократно сообщали в своих приказах и листовках.

Между тем роженица повела себя весьма беспокойно - начала издавать приглушенные, надрывные звуки и производить судорожные телодвижения. Очевидно, сказалась очень напряженная обстановка, что в любой момент могло привести к преждевременным родам.

Все мы оказались в необычном и довольно сложном положении. В любую минуту могли начаться роды и появиться погоня на лошадях, мотоциклах или автотранспорте. Уж очень привлекательной представлялась добыча для наших врагов. Никто из нас, молодых разведчиков, в подобного рода ситуациях не оказывался ни в мирное время, ни во время войны. Поэтому медсестре сразу было задано несколько вопросов. Как нам себя вести при возможном начале родов? Что необходимо иметь для этого?

Медсестра дрожащим от волнения голосом сообщила, что при внешнем осмотре роженицы никаких отклонений не замечено и что она - женщина молодая и сильная, а для приема ребенка в таких условиях надо иметь побольше проглаженных простыней, пеленок и других чистых материалов. Нужны были также нож или ножницы для отделения пуповины и нитки для ее фиксации. Если ребенок после рождения молчит, то его необходимо похлопать по попке и встряхнуть, пока он не вздохнет и не подаст голос. У нас, естественно, кроме ножей, ничего из этих вещей не было. Поэтому двум бойцам был отдан приказ немедленно побывать в двух-трех домах и, по возможности, добыть все необходимые материалы. В свою очередь, женщины тут же разделись и передали роженице свое нательное белье.

По специальному сигналу все разведчики быстро собрались для разработки плана дальнейших действий и получения индивидуальных заданий. Быстро были подсчитаны все боеприпасы, которыми мы располагали: взрывчатка, детонаторы, гранаты, диски для автоматов. Сопровождающим роженицу выдали по одному автоматному диску и по одной гранате. Все остальные боеприпасы, за исключением взрывчатки, были распределены между оставшимися четырьмя бойцами, направленными для организации засады у проезжей дороги. Взрывчатка и часть гранат пошли на установку мин на проезжей части дороги.

Для этой цели было выбрано довольно удачное место. Дорога проходила через ложбину с несколько углубленной колеей, а впереди был подъем, где с обеих сторон располагались низкорослые кустарники. Это место и было определено для засады двух партизан. Двое других должны были расположиться ниже по дороге на 100-150 метров с таким расчетом, чтобы преследователи оказались бы под огнем с двух сторон: фронта и тыла. Кроме того, на случай преследования на автомашине или мотоцикле, на проезжую часть дороги была положена борона, которая была замаскирована сеном, как бы упавшим с воза. Борону взяли у изгороди участка одного из крестьян (такие сельхозорудия применялись для рыхления почвы после пахоты).

Наконец, мы тронулись в путь довольно хорошей рысью. Телегу встряхивало и наша роженица, хотя и старалась сдерживаться, но все-таки подавала довольно громкий голос. Мы уже старались не обращать на это внимание - надо было как можно скорее и дальше уехать от этого села.

Но вскоре позади нас раздался довольно мощный грохот. Это взорвались мины под телегой преследователей, а затем послышались автоматные очереди и все стихло. Это нас обеспокоило. Не случилось ли чего непредвиденного с нашими бойцами? Это были хотя и молодые, но надежные и опытные ребята. Однако в боевой обстановке всякое бывает. Нам пришлось срочно свернуть свой экипаж с дороги в ближайший перелесок, чтобы проверить дела у роженицы и узнать, что сталось с нашими разведчиками-подрывниками.

Однако далеко по обратной дороге нам не пришлось идти. Скоро мы услышали приближающийся топот копыт. Первая мысль была о том, что это уцелевшие из группы преследования, пытающиеся закончить начатое ими дело - догнать беглецов. Подготовив автоматы и гранаты к бою, мы выдвинулись к дороге и готовы уже были открыть по всадникам огонь, когда вдруг рассмотрели в кавалеристах (сидящих по двое на каждом коне) своих, обвешанных оружием, ребят - живых и здоровых!

Они коротко доложили о проведенной операции. Мина, как и предполагалось, взорвалась под колесами повозки, в которой ехало трое полицейских. Заряд был довольно мощным, и телегу разнесло в щепки, так что от седоков мало что осталось. Двое конных полицейских, сопровождавшие телегу по обеим сторонам, были выбиты испуганными лошадьми из седел и сброшены на землю. Они не успели прийти в себя, как были обезоружены, кратко допрошены и обезврежены. Разведчики собрали уцелевшее оружие и некоторые документы, поймали оседланных лошадей и бросились догонять нашу группу.

Из их сообщения следовало, что новой погони в этот вечер и ночь не ожидается, так как весь наличный полицейский состав из этих двух сел был нами уничтожен. Это дало нам возможность уже более спокойно обсудить наше положение и спланировать дальнейшие действия. Было решено направиться в один из отдаленных от леса хуторов, где проживал один пожилой человек, который уже не раз оказывал нам содействие. Двое наших разведчиков получили приказ немедленно, через болото, только нам известным кратчайшим путем, направиться в отряд с сообщением о сложившейся у нас обстановке. Нам нужны были медработник, дополнительные люди и приказ о дальнейших действиях.

В это же время роженица стала проявлять большую активность, и мы стали свидетелями появления на свет нового человека. Это был мальчишка - и его не надо было хлопать по попе, так как он оказался и так весьма голосистым. Следуя советам, полученным от медсестры, мы провели соответствующую операцию и завернули младенца в какое-то белое покрывало. И сразу за этим двинулись в дальнейший путь.

Но на этом наши тревоги не закончились.

Через какое-то время, после тряски по грунтовой дороге, роженица снова забеспокоилась и попросила остановиться. На вопрос, в чем дело она с большой тревогой и со слезами попросила посмотреть, что «у меня там делается». Ей казалось, что должен был появиться второй ребенок, но что-то ему мешало, а терпеть все это она больше не могла.

Мне, невольно, пришлось превратиться в акушера и приступить к осмотру при свете спички и куска бумаги. Я сообщил увиденное роженице: оказалось, что у второго ребенка сместилось положение головки, что явилось препятствием к его нормальному выходу. На это роженица ответила, что надо постараться расширить влагалище руками, а если это не поможет - сделать разрез, чтобы быстрее освободить ребенка, пока он еще живой. Я срочно стал мыть руки - сначала водой, а затем самогоном (который был, кстати, довольно крепким).

В результате этой операции на свет с нашей помощью появился еще один мальчишка, которого уже пришлось не только хлопать по попке, но и изрядно потрясти, пока он не подал голос. Дальше последовала его аналогичная упаковка - и снова в путь.

Глубокой ночью мы достигли намеченного хутора. В доме женщины провели необходимые, возможные в тех условиях, процедуры с роженицей и новорожденными. После кратковременного отдыха было решено спрятать их в один из отдаленных от дома овинов, который, кстати, имел и подземные емкости для надежного хранения зерна и другой домашней утвари. Лошадь, сослужившая нам добрую службу, была накормлена сеном, выведена на дорогу и отправлена в обратный путь в надежде, что она самостоятельно сможет добраться до дома, откуда мы ее взяли.

К утру к нам прибыла группа партизан из отряда, в том числе и медик. После осмотра роженицы и младенцев нам сказали, что мы сделали все, что было возможно, и пациенты чувствуют себя удовлетворительно. Усталые и порядком отощавшие, мы рассчитывали тут же вернуться в отряд, но нам передали приказ командования - задержаться на два дня для охраны наших подопечных.

С подошедшим подкреплением мы устроили на дороге и невдалеке от хутора несколько засад и заминировали наиболее опасные участки дороги. Но, слава Богу, все обошлось.

На третий день, под вечер, на поле приземлился легкий самолет - «кукурузник». Через считанные минуты самолет, с роженицей и детьми на борту, быстро поднялся в воздух. На прощание новоиспеченная мама поблагодарила всю нашу группу за спасение ее и детей, и попросила назвать имена тех, кто сопровождал ее на телеге и оказывал помощь при родах. В этой просьбе мы не смогли ей отказать, хотя по именам мы себя обычно не называли - у каждого разведчика была своя боевая кличка, не всегда даже благозвучная. (Так, например, Мишу Калистратова мы звали просто «Кал»).

Как нам стало известно позднее, на следующее утро в село прибыл отряд полиции численностью до 50 человек, оснащенных пулеметами, минометами и другим серьезным вооружением. На двух мотоциклах восседало щесть немцев, в том числе два офицера. Полицейские объехали окрестности села, обыскали овины, риги, стога с сеном и соломой, проехали несколько километров по дороге в нашем направлении, постреляли в лес на краю болота. Затем начали допрашивать односельчан о том, кто что видел, кто мог содействовать побегу партизанки, и так далее. Не получив ничего ценного от допросов, они начали «охоту» за самогоном и продуктами, а также всем, что представляло интерес. Двух женщин, которые нам помогали, они забрали с собой. Потом их пытали в застенках районной тюрьмы, добиваясь признания о помощи партизанам и сведений об их местонахождении, а также им сочувствующих людях. Одновременно собрали до двух десятков молодых парней и девушек (в том числе несовершеннолетних) для отправки в Германию на принудительные работы.

После возвращения на базу отряда мы подробно доложили все обстоятельства последних дней командованию. За проведенную операцию нам выразили благодарность и дали по три дня отдыха, чтобы отоспаться и привести себя в порядок. Но лично мне использовать все три дня не удалось.

Из штаба бригады прибыл человек, с виду ничем ни примечательный, в обычной гражданской одежде. Он представился сотрудником штаба бригады по имени Михаил Иванович и сразу предупредил меня, что наша беседа должна носить строго конфиденциальный характер - никто о ее содержимом, кроме нас двоих, знать ничего не должен. Вопросов у Михаила Ивановича было много - его интересовали разные аспекты нашей жизни и деятельности. Но в главном наш разговор сводился к тому, что происходило в селе с того момента, когда мы обнаружили преследование беременной партизанки. Кто мог ее выдать полиции? Ведь доставка ее в село была строго засекречена. Я высказал свои подозрения о Дине Ковальчук (хотя мы тогда еще не знали все факты ее причастности к этому делу), основанные на ее свободном образе жизни, полном достатке и занятии самогоноварением (причем эта продукция была довольно хорошего качества для военных условий). Кроме того мне было известно, что к ней нередко заглядывали полицейские, и что за последнее время она стала более активно общаться с односельчанами, что ранее не замечалось.

На вопрос Михаила Ивановича откуда мне все это известно я ответил кратко - ведь мы разведчики. Наша беседа к тому времени уже продолжалась два часа. Задав еще несколько вопросов, Михаил Иванович, как мне показалось, заговорил со мной другим тоном - мягче, корректнее и откровеннее. Он сообщил, что командир отряда и его заместитель по разведке рекомендовали меня для беседы как человека, хотя и молодого (мне еще не было восемнадцати), но опытного, пытливого, наблюдательного, проверенного в сложных ситуациях, а также неплохо знающего немецкий язык. Я поблагодарил его за столь лестную оценку моей работы и добавил, что моя цель - помочь отцу и двум братьям, которые воюют в рядах Красной Армии.

Далее наш гость поведал следующее. Он сообщил, что является сотрудником контрразведки и что главная задача их службы - выявлять и обезвреживать засылаемых к нам агентов врага, и что у немцев в этом направлении работает целый ряд секретных служб: Гестапо, Абвер, СД (служба безопасности), полевая жандармерия и другие.

-- Они вербуют, обучают и засылают нам своих шпионов и диверсантов. Базой для вербовки служат люди, преследовавшиеся и недовольные советской властью, неустойчивые элементы в армии, а также среди партизан и населения. Последний случай с беременной партизанкой, которую вы спасли, наводит на мысль, что в этом селе имеется, как минимум, один из таких агентов. Не исключено, что и немцы, и полиция под их руководством преследуют при этом далеко идущие цели. В общем, я прошу вас быть очень внимательными ко всему, что происходит вокруг, включая и тех людей, с кем вам приходится иметь дело.

В свою очередь, в конце беседы я высказал свою озабоченность тем, что у нас в последнее время участились случаи провала операций и потери хороших ребят. Дело в том, что нам дают задание, определяют маршрут движения, явки, но вдруг на как казалось бы никому неизвестной тропе оказывается засада, а явка провалена и нам чудом удается избежать гибели или плена. Мы над этим тоже думаем, анализируем факты - не исключено, что и к нам подобрался «крысятник».

На следующий день меня вызвали к командиру отряда и его заместителю по разведке. Первый вопрос был о том, как прошла беседа, и какие вопросы в ней обсуждались. Я ответил, что беседа велась по пустякам, о нашей жизни и настроении среди бойцов и населения, и что Михаил Иванович сам должен проинформировать командование о своих впечатлениях и выводах. Мне же об этом ничего не известно.

Командиры при этих моих словах только переглянулись и слегка улыбнулись. А заместитель добавил:

- Да, крепкие орешки - наши разведчики.

Командир же отряда сказал:

- А теперь перейдем прямо к делу. Очевидно, что ваши наблюдения и впечатления о последнем событии в селе нуждаются в тщательной проверке по выявлению возможных агентов врага и их сообщников. Задание, которое вы получите, будет особой важности и секретности. О нем в отряде, кроме нас, никто не должен знать. Кроме того, для вас будет разработан ложный маршрут движения.

Мне стало ясно, что новое задание для нас готовится в результате заключений, сделанных Михаилом Ивановичем после беседы со мной.

Для начала мне было поручено создать специальную группу из шести человек - ребят здоровых, выдержанных, наблюдательных и сообразительных. С собой надо было взять автоматы, запас дисков, по 4-5 гранаты на каждого участника группы, 2-3 бинокля, винтовку с оптическим прицелом, несколько мин, маскировочную одежду, спецсредства, еду на 5-6 дней и «угощение» для брехливых собак. До получения задания наша группа должна была быть, по возможности, изолирована от других бойцов отряда.

Через два дня, поздно вечером, группу собрали вместе. Мы получили конкретное задание, которое состояло в том, чтобы в темное время суток скрытно приблизиться к селу, определить удобные места для наблюдения и тщательно следить в течение нескольких суток за тем, что делается в селе. Особое внимание требовалось обратить на дом Ковальчук, выявить всех ее посетителей и, по возможности, цели их посещения, а также обратить внимание на все возможные выезды и выходы из дома.

Мной были поставлены перед командованием два важных, на наш взгляд, вопроса. Во-первых, могут сложиться такие обстоятельства, что в ход пойдет оружие, а у Ковальчук дома двое детей. Нельзя ли через кого-то из наших доверенных в селе людей, или каким-то другим способом, вынудить эту мамашу убрать детей подальше из села. Во-вторых, мы должны иметь право, в зависимости от складывающихся на месте обстоятельств, принимать самостоятельные решения, направленные на выполнение задания и сохранения жизни разведчиков.

Командир отряда пообещал решить вопрос с детьми.

На второй же вопрос ответ был таков:

- Задание должно быть выполнено в точности - оно на контроле не только у нас. И мой вам совет - не зарывайтесь и не лезьте на рожон. Вы нам нужны живыми и здоровыми.

В установленное время мы вышли на задание. Особых сложностей мы не испытывали, но необходимо было соблюдать величайшую осторожность, чтобы не «засветиться». Ведь в селе имелся полицейский пост. После инцидента с партизанкой и гибели шести полицейских (одного постового и пяти преследователей) он был значительно укреплен. Теперь здесь постоянно находилось 4-5 человек, вооруженных автоматами, гранатами и ручным пулеметом. Они занимали целый дом, где круглосуточно несли дежурство. Нельзя было и исключать возможность, что в селе имелись информаторы, работающие на полицию и немцев. Кроме того, мы всегда недолюбливали деревенских собак, которые брехали, как правило, по любому поводу.

На третий день мы отметили, что к Ковальчук приехала какая-то гражданка, которая пребывала в ее доме несколько часов. При этом был слышен довольно громкий разговор. В результате дети и их вещи были погружены на подводу и увезены из села. Это, в известной мере, облегчало нашу задачу, в которою входило и возможное уничтожение врагов.

Наши обязанности по длительному наблюдению, на первый взгляд сравнительно легкие, оказались довольно однообразными и утомительными. Однако, нами было выявлено несколько десятков посетителей дома Ковальчук. Одни из них выходили от Ковальчук с завернутыми во что-то продолговатыми предметами или сумками (наверняка тоже с бутылками самогона), а другие были налегке. Вот этих, последних, мы брали себе на заметку и даже фотографировали.

На следующий день после отправки детей Ковальчук выехала из своего поместья и вернулась под вечер. В повозке у нее было несколько коробок и свертков. Вся эта поклажа была внесена ей в дом самостоятельно. На пятый день, в воскресенье, во второй половине дня послышался шум мотора и понукание лошадей. В село прибыли гости: трое немцев на мотоцикле с коляской, четыре человека на двух пролетках (среди которых один был немецким офицером), двое ездовых, вооруженных карабинами, и два всадника.

Эта кавалькада промчалась по улице, развернулась в конце села и, доехав до дома Ковальчук, остановилась. Им на встречу вышла хозяйка и пригласила их в дом. Всадники спешились, привязали коней к столбу и приказали дать им корму. Двое из приехавших (немец-офицер и полицейский) расставили посты наблюдения. Часовыми были поставлены двое ездовых и немец в мотоколяске со скорострельным пулеметом МГ-34. Ствол пулемета был направлен на лес, прямо на один из наших постов.

Оценив сложившуюся обстановку, мы незаметно по одному отошли в глубь леса и по установленному сигналу собрались вместе на совет. Встал вопрос - что делать? Нас шестеро, а у противника одиннадцать хорошо вооруженных человек, с довольно мощным пулеметом, который можно развернуть в любую сторону. Вступать с ними в открытый бой было бесперспективно. К тому же они находятся под прикрытием дома и могут вести огонь через окна. Необходимо было иметь в виду и полицейский пост, который мог выдвинуться и вступить в бой с фланга, и даже зайти к нам в тыл.

Судя по всему, к Ковальчук пожаловали в гости довольно крупные полицейские чины и немцы из спецслужб.

На получение помощи из лагеря потребуется время, и гости могут уехать. Нас такой вариант не устраивал, так как довольно крупная рыба сама просилась в невод. Решено было взять на себя всю ответственность и действовать самостоятельно в зависимости от складывающихся обстоятельств. Следовало придумать какой-то хитрый, нестандартный ход действий с нашей стороны. Для этого необходимо было продолжать наблюдение за действиями и поведением наших гостей.

Из этих наблюдений мы отметили, что в дом к Ковальчук с интервалом в 10-15 минут вошли четверо односельчан, которые при выходе из дома старались быстро удалиться. Не исключено, что это были либо действующие, либо вербуемые агенты.

Мы решили действовать стремительно, противопоставив превосходящей силе наш фактор внезапности - уж больно солидным нам представлялся улов. Двум партизанам было приказано выдвинуться на дорогу, по которой прибыли гости, и заминировать ее, усилив каждую мину парой гранат, а после этого вернуться к пункту сбора группы. Одному из разведчиков было поручено держать под прицелом полицейский пост.

В доме через некоторое время началось застолье и веселье от выпитого спиртного. Мы видели, как постовые с завистью посматривали на дверь и окна дома, откуда неслись заздравные речи. Время от времени на крыльцо выходил какой-либо чин и убедившись в том, что все часовые и транспорт на месте, удалялся обратно в дом.

Примерно через час один из вышедших из дома (уже далеко не трезвый) подозвал к себе одного из ездовых и приказал ему доставить сюда старшего по полицейскому посту. Тот вместе с посыльным не замедлил явиться и вошел в дом. О чем там был разговор - мы не знаем, но по всей видимости, они говорили об охране весьма важных персон. Вскоре после этого начальник полицейского поста вышел из дома навеселе и подошел к позвавшему его ездовому, держа в руках довольно вместительную банку с самогоном и какой-то пакет (по-видимому, с продуктами).

Отведя часового в сторону, он дал ему «приложиться» к банке, а затем пошел по направлению к посту. Часовой же, очевидно, рассудил так - поскольку его начальство и гости пьют и едят уже довольно долго, а смены с поста не предвидится, то почему бы и ему не попробовать пару-тройку глотков деликатеса с их стола? Все это несколько увеличивало наши шансы на успех. Ведь по прибытии на пост старшего в добром подпитии и в хорошем настроении, и другие, несомненно, захотят разделить с ним эту радость.

Как говорится - лиха беда начало, а там все пойдет своим чередом по намеченному пути. Двое наших разведчика, неприметные на вид, в весьма в поношенной одежде (но с хорошо спрятанными пистолетами и ножами) получили задание проникнуть в село к надежным людям и вместе с сельскими мальчишками приблизиться к постовым (особенно немцу с пулеметом), имея в сумках бутылки с самогоном, салом и яйцами. Им необходимо было затеять торг, предложив свои товары в обмен на сахар, мыло, соль, сигареты и губные гармошки и сделать так, чтобы внимание постовых было сосредоточено на весьма привлекательных для них продуктах так чтобы те, желательно, захотели бы их попробовать.

До выхода на задание в одну бутылку самогона был добавлен специальный порошок, который при добавлении к пище, хотя и не приводил к смертельному исходу, но быстро парализовал волю и действия человека. Поэтому надо было при себе иметь наготове и стакан, а при подходе к часовым заговорить с ними, показать бутылки со спиртным и первым постараться предложить немцу, а если он откажется - передать стакан другому часовому. Таков был план наших действий по отвлечению внимания часовых.

Существенных проблем мы не ожидали - разве что немец в коляске (за пулеметом) мог осложнить дело. В этом случае надо было, по возможности, близко приблизиться к нему сначала мальчишкам с бутылкой и салом в руках, а одному разведчику зайти со спины и решить вопрос с помощью ножа. Но немец тоже мог оказаться человеком «компанейским» и не отказаться от стаканчика спиртного.

Наши партизаны, в сопровождении нескольких мальчишек, были приняты сначала недружелюбно.

Постовой, которого начальник полицейского поста угостил спиртным, в довольно грубой форме потребовал, чтобы они убирались подальше, и даже снял с плеча карабин. Но когда ему продемонстрировали бутылку с самогоном и кусок сала, попросив обменять их на соль, сахар, мыло и губную гармошку (при этом показав на немца, который держал ее в руках), тот постепенно смягчился.

Медлить нам было никак нельзя. Ведь в любой момент из дома мог выйти кто-то из начальства, и тогда вся операция могла сорваться. Ребята разрекламировали свой самогон и предложили его попробовать. Постовой не смог устоять от такого соблазна и ему налили стакан из специально приготовленной бутылки. Он отошел в сторону, отвернулся и стаканчик в его руках опустел на наших глазах. Второй постовой слегка придвинулся к нашим ребятам, явно рассчитывая на бесплатное угощение. Налили этого добра и ему. И этот страж порядка быстро опорожнил стакан.

Немец-пулеметчик, глядя на происходящее перед его глазами пиршество, не удержался и подозвал к себе парня с бутылкой. Однако он из стакана пить не захотел - видимо побрезговал на трезвую голову - и взяв в руки бутылку, посмотрел ее на свет, взболтнул и выпил остаток содержимого прямо из горлышка. Мы с товарищем наблюдали за происходящим из укрытия, находясь в полной боевой готовности к операции и ожидая условного сигнала от наших коммерсантов-спиртоносцев.

Дальнейшие наши действия сводились к следующему. Двое партизан нашей группы должны были обезвредить полицейский пост. При этом один из них, из засады, с помощью снайперской винтовки должен был убрать бродячего часового и тех, кто может выйти из караульного помещения. Второй, со связкой гранат и автоматом, должен был незаметно приблизиться к караульному помещению и метнуть гранату в окно в тот момент, когда раздастся взрыв в доме Ковальчук.

Наши «спиртоносы» должны были удалить мальчишек с места события и обеспечить нам беспрепятственное проникновение к дому Ковальчук. Получив сигнал, мы быстро, с автоматами за спиной и по связке гранат в руках у каждого, с осторожностью приблизились к окнам дома с двух сторон, метнули свое «угощение» и, отбежав на безопасное расстояние, залегли. Взрывы не заставили себя ждать и прогремели весьма внушительно.

Через несколько секунд мы услышали еще один взрыв со стороны поста. Таким образом основное дело было сделано. Мы - один через выбитую дверь, а другой - через окно, с автоматами наизготовку, ворвались в большую комнату, где мгновение назад пировали гости.

Картина, представшая перед нашими глазами, была явно не из приятных - стол был перевернут, на полу в беспорядке, вперемежку с продуктами, лежали трупы и несколько подававших признаки раненых. Перегородки с двумя соседними комнатами были разрушены, и на кровати, и рядом на полу лежали две пары обнаженных женщин и мужчин. Женщины не подавали никаких признаков жизни, а один из мужчин - им оказался немец в звании гауптмана (капитана) - потянулся рукой к кобуре с пистолетом, висевшей рядом с мундиром на спинке стула у кровати. Его пришлось успокоить ударом по голове, и обезоружить. Трое других немцев, обер-лейтенант, фельтфебель и унтер-офицер, были убиты взрывом гранат. Вторая погибшая женщина оказалась молодой особой, привлекательной на вид, очевидно из числа тех, кто приходил на встречу с гостями.

В это время один из раненых, очнувшись от шока и оценив свое положение, попросил меня позвать нашего командира. На это я ему ответил, что командир прибудет через несколько часов, а сейчас я исполняю его обязанности и все, что ему есть сказать, мы выслушаем.

Начал он с того, что похвалил нас за мастерски проведенную операцию и спросил, кто ее планировал и сколько человек в ней участвовали. Я ответил, что планировали мы сами, и что нас шесть человек, и что все мы живы и здоровы.

Тогда мой собеседник, назвавшийся Василием Петровичем, попросил сохранить ему жизнь. Он сказал, что такие люди, как наша группа - его мечта и победить их невозможно. Я попросил его не отвлекаться и отвечать на мои вопросы, так как видел, что раны его очень серьезные, а скорой медицинской помощи ждать было неоткуда. Он сообщил, что был в рядах Красной Армии в звании подполковника, попал в окружение, затем плен и неудачный побег - за который ему пришлось выбирать между расстрелом и сотрудничеством с немцами. Выхода, по его словам, не было, и он согласился на сотрудничество, надеясь потом перейти к своим - но этого не получилось. Сейчас он служит в штабе бригадного генерала СС Каминского в поселке Локоть, и занимается работой с агентурой на оккупированной территории, которую они создают под руководством и при непосредственном участии немцев.

На мое требование назвать фамилии и должности тех лиц, которые занимались в районе аналогичной работой, он назвал четыре или пять фамилий. На вопрос о цели их приезда в село последовал ответ - окончание его инспекционной поездки, какой-то праздник в Германии и день рождения у одного из местных полицейских чинов. Когда я его спросил, сколько агентов в этом селе и других населенных пунктах, бывший подполковник сообщил, что в этом селе роль резидента выполняла Ковальчук и сегодня четыре человека подписали обязательства о сотрудничестве. Бумаги в полевых сумках у гауптмана и оберлейтенанта. Фамилии агентов в других селах он не помнит. Он также сообщил, что все приехавшие с ним немцы - сотрудники спецслужб, а также обмолвился о «прослушках» (устройств для подслушивания разговоров). После этого мой собеседник, по-видимому, из-за большой потери крови, впал в забытье, и мы поняли, что вряд ли он сможет сообщить нам еще что-нибудь ценное.

Следующий этап нашей работы заключался в том, чтобы собрать уцелевшие документы, оружие и разбросанные взрывом бумаги, а также произвести осмотр дома и всех подсобных помещений.

При осмотре в наземных и подземных помещениях были обнаружены весьма солидные запасы всевозможных продуктов питания - гречневой и пшенной крупы, необработанной гречихи и проса, муки, зерна пшеницы, ржи и гороха, а также растительные и животные масла, мясные продукты, консервы и прочее. В одном из отсеков подвала, тщательно замаскированном, мы обнаружили целый оружейный склад, где хранилось до полутора десятков автоматов советского и немецкого производства, ручные пулеметы, гранаты, патроны, взрывчатка, несколько винтовок с оптическим прицелом и другие предметы военного назначения.

О всем сделанном, услышанном и увиденном надо было немедленно сообщить в штаб отряда. Мотоцикл для этой цели не годился - поэтому одному разведчику был дан приказ на оседланном коне быстро мчаться в отряд, сделать краткое сообщение и привести помощь для вывоза оружия, продовольствия, лошадей. Три разведчика при этом были направлены в засаду с приказом с крупными силами противника в бой не вступать, а отойти и произвести два взрыва гранат с интервалом в полминуты. Это будет нам сигналом немедленно покинуть дом Ковальчук.

Нам опять повезло. Это было воскресенье - день отдыха чиновников новой власти.

Без всяких происшествий прибыла из отряда команда под руководством заместителя командира отряда по разведке. После краткого информационного разговора я передал бразды правления в его руки. Встал вопрос, что нам делать с убитыми в доме Ковальчук и на полицейском посту. В конце концов, решили, как предложила наша группа.

Незадолго до сегодняшних событий двое из наших бойцов при выполнении задания попали в засаду и тяжелоранеными были взяты в плен. Там их нещадно пытали, а затем повесили.

Мы горели мщением и предложили собрать все тела в доме, вывести со двора всю живность и продукты, а дом с амбаром сжечь. Также поступить с полицейским постовым помещением и телами его бывших обитателей.

После проделанной в доме и во дворе работы и приготовления партизан к выходу из села мы подожгли оба дома. Будучи деревянными, они заполыхали ярким пламенем, как предостережение и новым властям, и предателям из числа жителей села. Они должны знать, что за предательство и сотрудничество с немцами, за зверское обращение с нашими товарищами и мирным населением немедленно последует неотвратимое и жесткое возмездие.

Мы прибыли в отряд уставшими с предельно накаленной нервной системой. Тут же нас вызвал командир. На нашем докладе также присутствовали комиссар отряда с заместителем, Михаил Иванович из контрразведки и еще несколько незнакомых нам человек. Командир отряда сказал, что в краткой форме они знают о наших делах в селе, и что наша группа за хорошо выполненное задание заслуживает благодарности и представления к правительственным наградам, так как нами было уничтожено до двадцати врагов, в том числе пять немцев из спецслужб и несколько крупных полицейских фигур.

Замечания последовали только от комиссара, который посетовал, что мы действовали довольно опрометчиво и рискованно на заключительном этапе операции, и что нам явно не хватало руководства со стороны более опытных товарищей. Очевидно, этот комсомольский выскочка имел в виду себя - уж очень ему хотелось снискать славы и награды, ничем не рискуя. Все присутствовавшие, думаю, оценили ситуацию и посмотрели на него с укоризной, а командир сказал, что у них много работы для диверсантов-разведчиков, и он, если пожелает, на следующее задание может отправиться в составе группы или самостоятельно.

Михаил Иванович попросил нас изложить ему показания, которые перед смертью дал раненный подполковник, а также вернуть фотоаппарат с отснятой нами пленкой. Он также добавил, что мы, разведчики, рискуя своими жизнями, выполнили очень важную боевую задачу с честью и без потерь. Поэтому, несомненно, мы заслуживаем правительственных наград. Жаль только, что ни одного из этих важных чинов, работавших на разведку и контрразведку противника, не удалось взять живыми. На этом наш краткий доклад был окончен. В это время в штаб вошел заместитель командира по разведке, а нас отпустили на отдых, предупредив о продолжении беседы на следующий день. Очевидно, что наш опыт по удачно проведенной операции и уничтожению значительного числа офицеров и солдат неприятеля заслуживал более тщательного анализа и изучения. Ведь каждая операция имела как положительные, так и отрицательные моменты, которые необходимо было учитывать в будущем.

На следующее утро меня опять вызвали в штаб отряда, где собрались те же собеседники, что и вчера вечером, за исключением некоторых второстепенных лиц. После обычных в таких случаях приветствий и вопросах о самочувствии ребят после проведенной операции, меня попросили самым подробнейшим образом, не опуская никаких деталей, рассказать об операции, как мы ее планировали, и какие функции выполнял каждый разведчик.

Я немного подумал и попросил командира, нельзя ли для этой цели перейти в другое, желательно изолированное (второстепенное) помещение. На меня тут же уставились более полдюжины пар недоуменных и подозрительных глаз. Поднялся шум и посыпались вопросы. Командир попросил меня объяснить: в чем дело.

Немного обдумав сложившееся положение, я обратился к командиру и присутствующему тут же контрразведчику с вопросом - не имеются ли у нас в отряде «чистильщики» - специалисты по установке или ликвидации подслушивающих устройств? Это снова вызвало небольшой шум. Тогда, я, подняв руку (как это часто делал наш командир отряда), призвал всех к тишине и пояснил, что надо срочно проверить помещение штаба и кабинет командира на предмет наличия в них «прослушек», которые могли быть установлены разведкой противника. В связи с этим был объявлен перерыв до 12 часов дня.

В полдень мы снова, практически в том же составе (к которому добавился еще один, мне совершенно незнакомый, человек) собрались в штабе отряда. Когда все уселись и угомонились, командир отряда объявил, что в результате проведенной проверки было обнаружено шесть тщательно замаскированных подслушивающих устройств, в том числе по два в кабинетах командира отряда и начальника штаба, а также по одному в кабинете зама по разведке и помещении штаба, где планировались наши операции.

За проявленную бдительность мне тут же, под рукоплескание присутствующих, была объявлена благодарность. Михаил Иванович, встав, спросил меня о том, что послужило мне основанием сделать такое предположение? В моей голове закружились разные версии, как вполне разумные, так и просто абсурдные. Но я решил не «распространяться», а сослаться на свежий материал.

Я начал с того, что напомнил всем присутствующим, что у нас за последнее время произошло несколько провалов операций, что наши бойцы натыкались на засады там, где их никак не должно было быть. Мы понесли существенные потери агентуры и потеряли весьма опытных и способных ребят. Далее я сказал, что предыдущей ночью я не мог уснуть, проворачивая в голове детали моего разговора с подполковником из бригады Каминского. К сожалению, разговор был краток из-за его серьезного ранения, но в его последней фразе прозвучали факты о широком внедрении «прослушек». Это меня и навело на мысль, что наш отряд может быть объектом наблюдения и изучения со стороны противника. К сожалению, мои худшие предположения подтвердились.

Наше совещание продолжалось несколько часов без перерыва. Обед нам доставили прямо в штаб. Мне он показался особенно вкусным, особенно если учесть добавленные 100 грамм спиртного, разрешенных по такому случаю.

Когда закончилась официальная часть совещания, и вопросов ко мне больше не было, я попросил командира отряда постараться не отвлекать разведчиков моей группы на второстепенные задания, а дать нам возможность всесторонне совершенствоваться в своем деле. А также, по возможности, сократить наши контакты с другими членами отряда, так как всегда имеется много любопытствующих (хотя, может быть, и хороших), чрезмерно болтливых людей.

После этого командир посмотрел на комиссара так, что тот отвел глаза, а сам пообещал подумать и все возможное сделать. На этом наше совещание закончилось. Ко мне подошел Михаил Иванович, отвел меня в сторону, еще раз поблагодарил за все сделанное и сказанное, а также предложил дать мне рекомендацию в специальную разведшколу. Я его поблагодарил за оказанное мне доверие, но ответил, что у меня всего 8 классов образование, и что я, в результате контузии, потерял слух на правое ухо. Прощаясь, контрразведчик выразил надежду на нашу скорую встречу. Но так сложилась моя военная судьба, что больше с этим человеком жизнь меня не сталкивала.

В отряде после этого инцидента были введены более строгие порядки по охране важных объектов. Праздные разговоры стали строго пресекаться. Был вскоре выявлен и наш «крысятник». Им оказался молоденький лейтенант, который попал к нам, по его словам, выходя из окружения. После разоблачения его деятельности в отряде, он предпочел сам явиться с повинной. Как оказалось, будучи раненным в обе ноги, он попал в плен. Имея военную техническую специальность, он был завербован немецкими спецслужбами и внедрен в наш отряд. Учитывая его явку с повинной, наше командование в дальнейшем сделало из него «двойного агента»: с его помощью немецким спецслужбам поставлялась тщательно подобранная дезинформация о планировании наших операций.

Все это вспоминается порой в довольно живой форме. И нелегко бывает ответить самому себе: откуда в нас, вчерашних школьниках в возрасте от 16 до 19 лет было столько ненависти к врагу, столько выдержки и сил, что мы могли совершать, казалось бы, неподъемные дела, решать порой такие задачи, которые иногда ставили в тупик людей с военным образованием?

Нас считали бесстрашными, дерзкими, порой излишне жестокими - и поэтому направляли на такие задания, которые оказывались очень опасными для жизни. Мы нередко несли потери в результате засад, утечки информации, и других непредвиденных обстоятельств. Образно говоря, мы были охотниками, но и за нами постоянно велась охота, подчас довольно интеллектуальная, проводимая опытными специалистами. Для выполнения этих задач немецкие спецслужбы формировали особые подразделения, составленные, в основном, из предателей Родины. С ними нам не раз приходилось сталкиваться в лесной чаще, натыкаясь на засады. Сами немцы глубоко в лес соваться не хотели, но мы знали, что немецкие спецслужбы тщательно и непрерывно изучают и обобщают опыт любой нашей деятельности.

Бытует мнение, что век разведчика, тем более диверсанта-разведчика, не долог. Но среди нас еще до сих пор есть оставшиеся в живых. Раны зарубцевались, но они и физически, и морально не забывают напоминать о себе. Да, позади осталось немало дерзких, опасных похождений. Были успехи, были и неудачи. Таковы были законы нашего военного ремесла. Наша жизнь, прежде всего, зависела от ума и порядочности людей, окружающих нас.

В своих воспоминаниях я стараюсь изложить только фактологический материал, избегая излишних эмоциональных переживаний и выражений. Но, без последних, мы не смогли бы с честью выполнить свой долг перед Родиной. Ведь мы были, хотя и безусыми, но уже взрослыми людьми со своими привычками от мирной жизни, нервишками, восприятием жизни, и различной степенью терпимости к недостаткам своих товарищей.

Пожалуй самое важное условие для выживания разведчика было воспитать в себе чувство самодостаточности - способности не теряться ни при каких сложных и неожиданных обстоятельствах. В бою это значило биться с верой в победу до последнего патрона и гранаты. Тяжелораненым, если невозможно было их эвакуировать с поля боя, оставляли пистолет и гранату с одной целью - не попасть в плен, где их ожидала неминуемая и жестокая смерть. Это правило неукоснительно выполнялось всеми бойцами. Мы были «серыми волками» - стремительными и скрытными охотниками за добычей - врагами нашего Отечества. Но поразительное сходство наших действий с повадками волков этим не ограничивалось. Эти животные, действительно, подчас помогали нам решать непростые задачи. Но об этом подробно говорится в других главах.