Разгром общины - Указ 9 ноября

К 105-й годовщине главного правового акта «столыпинской» реформы - Указа «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования», провозглашающего право крестьян на закрепление в собственность их надельных земель, мы переиздаем практически неизвестную современным читателям статью 1906 года выдающегося русского православного мыслителя Д.А.Хомякова (1841-1919) (См. подробнее о нем: «К 90-летию со дня кончины Дмитрия Алексеевича Хомякова»).

Публикацию (приближенную к современной орфографии) специально для Русской Народной Линии (по изданию: Хомяков Д.А. (подп. Д.Х.) Разгром общины - Указ 9 ноября // Мирный труд.- 1906.- N10.- С.184-191), с заменой (по техническим причинам) постраничных ссылок на концевые, подготовил доктор исторических наук, профессор Александр Дмитриевич Каплин.

+ + +

Совершилось! Высочайшим Указом Сената от 9-го ноября завершился тот двухсотлетний период насилий, которому положено начало Петром, и который волею судеб должен был совершить полный свой цикл разрушения всего народного, чтобы дать место или новой творческой деятельности этого самого народа, вследствие наступившего просветления порушенного, но всегда могущего быть восстановленным и даже улучшенным, идеала (так после тоже двухсотлетней татарщины русский народ, разслабевший в Киеве и Владимире, себя воссоздал в Москве), или чтобы низвести Россию с самобытного пути, на котором она могла и должна бы быть равноправной со всеми другими народами мира, на путь подражательный, на котором она осуждена будет идти во хвосте других народов[1], уже на многие поприща опередивших ее и, следовательно, не догонимых; тем более, что другие народы идут по своему пути, а мы пойдем по пути лишь жалкого подражания.

Петровское насаждение принципа культурного насилия над народом, его обычаями и понятиями, как и подобало, разделилось на два лагеря: один, насилующий сверху, это - лагерь прямых потомков, по закону получивших наследство Петрово; и они-то, после двухсотлетнего искажения Самодержавия в абсолютизм, наконец, его уже и принципиально заклали 17 октября 1905 года, а теперь еще законом 9 ноября 1906 года окончательно добили, сломав (или попытавшись сломать) его единственный живой устой, заключавшийся в крестьянстве, том особом мире, который, сплоченный своими (впрочем уже сильно расшатанными тем же - сверху - насилием) - особым бытом и учрежде-ниями, кое-как отстаивал все русское, с Самодержавием во главе, против натиска интеллигенции вообще; а второй лагерь - по внешнему виду с первым враждующий, бросающий даже в него бомбы и пускающий пули из браунин-гов, но совершенно с ним, в конечных целях, солидарный. Лозунг той и другой фракции один: уничтожить все русское и да царствует общемировая культура на его развалинах! Для одних - эта обще-мировая культура основана на доведенном до крайности принципе личности и собственности; а для других -этот же мировой принцип выражается так: собственности личной нет, и сама личность (но также вполне индивидуализированная, чрез уничтожение ее органической связи с исторически сложившимися группами) обращается в достояние механнчески оборудованного всечеловечества. Для последней партии надо уничтожить всякую вообще живую группировку, а для первой -достаточно в нашем общественном обиходе уничтожить только крестьянство, как единственный остаток русской самобытности; и прежде всего надо уничтожить общину, как мешающую чему-то другому, а вовсе не поднятию зе-мельной культуры[2]. Это ведь пустая шутка: Ростовские огородники, всяческие садоводы на общинной земле и даже очень искаженные представители общинности сектанты, удивляющие отдаленных канадцев чудесами общинной культуры, которую сначала, эти самые канадцы, верные традициям Европы, даже допускать у себя не хотели, - доказывают обратное.

Еще очень недавно, всего тому менее двух лет, наше правительство, не решавшееся совершенно открыто стать на свойственную ему (по Петровскому завету) революционную почву, казалось наклонным в аграрном деле проявить некие остатки допетровской консервативности и желало переговорить с представителями крестьянства о его нуждах и о его же понимании тех путей, которыми эти нужды могут быть удовлетворены[3]. Но это, видимо, был лишь последний луч угасавшей, двести лет тлевшей где-то в царских теремах, лампады; ей не суждено было возжечь свет на всю Россию; наоборот, тьма ее окончательно объяла, тьма революционного, по всей «образованной» России разлившегося дурмана; и последним плодом его явился Указ 9 ноября, о характере которого, если бы кто-нибудь хотел усумниться, то, вероятно, таковое сомнение его сразу исчезло бы, по прочтении на столбцах «Нов. Врем.» (N 11016), в статье, видимо, писанной одним из авторов этого указа, такого оправдания законности подобного акта. «Такой-же ход аграрного развития, сказано там, наблюдался и в остальной Европе. Во Франции общинные земли были распределены на участки личной собственности, в силу декрета революционного (sic) правительства 14 августа 1792 г., без сведения черезполосных участков к одним местам». И да не подумают читатели, что пример Франции есть один из ряда подобных насильственных актов, совершенных другими государствами в лице их не-революционных пра-вительств. В таком случае очень ослабело бы красноречие приведенного факта. Все другие декреты: голштинские, датские, шведские, норвежские, прусские, упомянутые в той же статье, относятся только к разверстанию черезполосиц и не касаются уничтожения общин. Благодаря сотруднику «Нового Времени», мы теперь знаем, что насильственное уничтожение живого строя народной жизни было декретировано лишь двумя правительствами - «революционным» фран-цузским в 1792 г. и... (какое наименование приложить - недоумеваем) русским 1906 г. 9 ноября! Sapienti sat! (Умному достаточно - Сост.))

Крестьянство, зиждующееся на общине, таким образом, уничтожено, и не какой-нибудь бунтарской Думой, от которой всего можно ждать, но которая все-таки не договорилась до решения, тождественного с решением француз-ского революционного правительства 1792 г. Оно уничтожени правительством, поправшим эту болтливую гидру.

Что-же? На место оной не восстало ли хоть на 8 месяцев думских вакаций Самодержавие? Увы, нет, а возстал тот же революционный Петровский абсолютизм, который есть сам-друг революционного парламентаризма. Это те два полюса, между которыми качается маятник политической жизни Европы, и будет качаться, по-видимому, и наш политический маятник, начавший свои качания по европейски со дня, когда при «Великом» Петре мы, по словам его панегириста, Феофана Прокоповича, «к политическим народам были присовокуплены».

Самодержавные слабенькие нотки, дозвучавшие до освобождения крестьян и до «попытки» неудавшегося созыва крестьян на совещания по их нуждам, в мае 1905 г., теперь окончательно замерли. Самодержавие, само давно не функционировавшее вообще, как таковое, под влиянием искусственно устроенной театральной грозы, откреклось от себя 17 октября[4]. Но уж если себя убивать -так радикально - в корень! Что составляет корень у нас идеи (на практике давно не действовавшего) Самодержавия? Крестьянство! (ср. корресподенцию из Саратова в «Новом Времени» от 15-го ноября). Не мужики в их личной отдельности, а крестьянство было основой нашего государ-ственного здания. Актом 9-го ноября мужики (крестьяне) оставлены; их уничтожить сразу нельзя; но крестьянство уничтожено; а что крестьяне и крестьянство не одно и то-же, это явствует из того, что, ведь, г.г. Аладьины, Жилкины и К° тоже крестьяне; но кто-же усомнится, что они вовсе не часть крестьянства, а только юридически к крестьянству пристегнутые люди. Крестьянство можно получить в Думу путем лишь жеребьевки, т.-е. путем, так сказать, «эманации» нз народной массы ее крепко друг с другом сплоченных частей. Теперешние же крестьянские представители, добытые путем, крестьянству чуждым - формальной оценкой будто бы качеств того или другого лица - и дали «думских» мужичков.

Для нас это карикатура - и очень жуткая карикатура крестьянства; но к обращению всего крестьянства в таковых именно мужичков стремится революционный гений, создавший Указ 9 ноября и полагающий в «сознатель-ном земледельце» тот идеальный тип, которым должен быть заменен отживший свой век крестьянин-общинник.

На это, конечно, скажут апологеты указа 9-го ноября: «да разве во всей России крестьяне - общинники?! Где они на юге и на западе? Да и к тому-же указ не уничтожает насильственно общину, - он только высвобождает от ее гнета и т. д.», то самое, одним словом, что мы слышим от представителей культуры и правительственной, и крамольной за последние сорок лет. Конечно, в России, как географическом понятии, есть много крестьян-необщинников; но суть России, ее основа - великорусс; именно он-то и держится твердо за общинное начало и насаждает его везде (до Канады), где ему предоставляется свобода действий. Мы знаем,что в Канаде духоборы выдержалн целую войну за право сохранить общину, и знаем, какие получаются там от нее плоды. Знаем мы тоже, конечно, что в современной России община находится в очень жалком положении. Но кому же неизвестно, что ее непорядки суть плоды, с одной стороны, постоянной, непрошенной растлевающей опеки правительственной [5], а с другой - крамольного (sic) противодействия столь необходимому и искони сильно у нас процветавшему колонизаторскому духу народа, благодаря которому, а вовсе не правительственному почину, Россия растянулась от Финских хладных скал до Колхиды, и от потрясенного Кремля до стен недвижного Китая[6]. Но искаженные и искалеченные и община, и Самодержавие, пока не сломали первой указом 9 ноября и не отреклись от второго 17 октября 1905 года, были легко восстановимы. Последнее легче восстановимо, ибо оно - идея, принцип, но первое есть осязаемая действи-тельность, а таковая, раз расхищенная, трудно восстановима.

Конечно, сильный подъем духа может выручать и в самом трудном положении. Когда новый закон тиранически вводит обязательное разчленение общинной собственности, помимо воли владельцев, в общинах, в которых переделов не было 24 (почему?) года (это между прочим изобретение г.г. Стишинского и Горемыкина, перешедшее по наследству г.г. князю Васильчикову, Риттиху, Гурко и К° и «ему же честь, честь»!), то еще «on peut revenir la dessus» («можно вернуться выше» - Сост.) - это отменимо. Но когда каждый отдельный пропойца или спекулятор из членов общины, может, получивши свою часть, сбегать в город и продать свой участок кому угодно (нигде не сказано, что сохранен закон 1893 г. о неотчуждаемости крестьянской земли, иначе, как крестьянам же, надо думать, что он предполагается упраздненным), даже не уведомив своих односельчан, то против такого расхищения, сознательно облегченного упрощенным нотариальным порядком, никакой подъем духа не поможет.

По общим законам, при совместном владении со-участники имеют преимущественное право покупки участков, продаваемых совладельцами, и всегда имеют право выкупа в случае непредложения им купить продаваемую часть. В Указе 9 ноября нет об этом и помину. Но зато очень обстоятельно сказано, что если кто из крестьян владеет землею в количестве, превышающем то, на которое он имеет право, то он может эту землю оставить за собою по первоначальной, 1861 г., оценке, т.е. около 30 р. за десятину. В то же время с места он эту же землю может продать тому же обществу или постороннему за сотни рублей. Такое систематическое ограбление общества для сугубого уловления отдельных лиц к упразднению «цепей, налагаемых общиной», вызывает разве только неудержимое желание закричать - караул! Но этого делать не стоит, потому что уже поздно. На выручку придти некому. Само правительство не может отменить, из чувства собственного достоинства, только что изданное им положение, а при действии его - каждое крестьянское общество может ежедневно узнавать, что столько-то участков продано на сто-рону. «Не отмежеванные к одному месту участки никто-де, не купит», скажут нам! Безпокоиться об этом нечего: покупщики найдутся - из интеллигентов особенно; а эти господа, конечно, явятся покупателями не для агрономических целей, а для «культурного воздействия на односельчан». Не так давно один губернатор был удален от должности за издание циркуляра, облегчавшего сближение агитаторов-интеллигентов с народом. Теперь этот циркуляр обращен в закон, да еще в какой?! - Сугубо-ядовитый. Если бы не жаль было всего русского народа, отданного на расхищение и развращение какому угодно третьему элементу, то можно бы воскликнуть: Жаль, - повидимому, невинно пострадавшего губернатора!

Настоящая наша статья, своего рода: «На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона», может принять слишком большие размеры, если пуститься в изобличение всего, что в Указе 9 ноября нам кажется «неудобоносимым». Посему заключим наш плач о стрясшейся беде назидательной для нас выпиской иностранной газеты. Journal de Geneve (Магdi 27), разсуждая об американских властителях-миллиардерах, ныне нарвавшихся на судебное преследование, говорит: «надо признаться, что плутократы (для нас требуется вариант: интеллигенты-бюрократы, ныне властвующие) Нового Света понимают гражданство своеобразно, но очень жалким образом и соперничают с анархистами - минус бомбы».

«На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона». Нашим Сионом были Самодержавие и свобода огражденного от вторжений народного быта, и над ними нам теперь остается, повидимому, тоже - только плакать: внегда помянути их[7].