Источник: блог автора
Лиза Бахарева – тонкая натура. Петербурженка. Стройная и гибкая. Чёрные волосы, серые глаза, женственный голос. А главное, талант. Лиза – режиссёр. Сняла четыре документальных фильма, получила за два призы на международных фестивалях, развелась с мужем, и с маленьким сыном уехала в Канаду. Уехала потому, что после 80-х, на которые и пришлось окончание Лизой ВГИКа и получение призов, наступила перестройка, пришёл капитализм, и новая власть бросила кино на произвол судьбы. Лиза побарахталась, но быстро устала жить без денег, а снимать рекламные сюжеты, на которые можно было бы сводить концы с концами, не хотела. Не для того училась, чтобы йогуртам и прокладкам оды писать. А уж тем более финансовым пирамидам.
Лиза уехала в Канаду, чтобы снимать “нормальное” кино. Если международное жюри оценило её работы, стало быть, они понятны иностранцам... Но оказалось, что в Стране кленового листа её не ждали. Вернее, ждали вовсе не в кинематографе, а на фабриках, в пекарнях, в магазинах и ресторанах. Лиза всё же сумела вскарабкаться на пусть не Олимп, но эдакое картонное его подобие. Она стала вести на канадском телеканале для иммигрантов часовую программу на русском языке об искусстве. Перед её программой шла иранская передача, после – индийская.
Лиза появлялась между ними как благоуханная лилия. Белокожая, с иконными очами и звенящим от вдохновения голосом. Иранцы не уходили после окончания своей передачи, смотрели на Лизу. Индийцы начинали смотреть свою программу за час до её начала – тоже с Лизы.
Вначале всегда шла заставка – фото Казанского собора, это святое, потом – повестование о концертах, выставках, гастролях российских артистов. В промежутках – реклама. И вот в этом-то и была беда. Для обеспечения себе достойной жизни режиссёр вынуждена была собирать рекламу. Ту самую, от которой уехала из России. С той разницей, что на Родине она рекламу только делала – придумывала сюжет и воплощала его в жизнь, а в Канаде нужно было сначала получить заказ. Самой найти рекламодателя.
И так получилось, что половину недели Лиза звонила. Всем, кто имеет бизнес. Большей частью – русскоязычным иммигрантам. А почему не канадцам, спросите вы. А потому, что они хоть и платили в разы больше, но надолго контракт не подписывали. Зачем им русская передача, когда есть свои? Были, конечно, бизнесмены из других иммигрантских общин, которые хотели заполучить в свои магазины, школы и адвокатские офисы русских клиентов, но на их рекламу большого отклика не было (а зачем русскому иммигранту адвокат из Бангладеш, если есть свой, говорящий по-русски?). В общем, контракты с инородцами были короткими. Потому, как и вся русскоязычная “медиа” (так в эмиграции называют СМИ), она обзванивала земляков.
- Ну что, готова? – спрашивала перед обзвоном подруга, журналистка Раиса, которая была удачно замужем, а потому не работала.
- Почти, - нервно сглатывала Лиза.
Звонить по рекламе было пыткой. Бахареву с детства учили не говорить много, не навязываться и иметь чувство собственного достоинства. Профессия рекламного агента требовала прямо противоположного – болтливости, нахальства и терпения к хамам. Говорить с потенциальными клиентами надо было весёлым, бодрым голосом. Лучше – ликующим. Это должно было означать, что в передаче “The Russian Art” (“Русское искусство”) всё зашибись. Её смотрят все триста тысяч русскоговорящих жителей канадского мегаполиса, и денег у неё выше крыши, а звонит её редактор в разные фирмы исключительно от нечего делать. Ну, или, точнее, чтобы облагодетельствовать данный бизнес, показать ему: где надо рекламироваться, чтобы и у этого бизнеса всё было зашибись.
Лиза морально готовилась к мероприятию. Пила кофе и старалась отогнать от себя пораженческие мысли типа “провались оно всё пропадом”, “будет ли этому конец?” и “а плакать я всё равно не буду”. Потом начинала звонить. Ах, да, иногда она перед этим прыгала. Клиентка – агент по продаже недвижимости – сказала, что их на курсах для риелторов учат разговаривать радостным голосом. И для того, чтобы его обрести, надо попрыгать.
Лиза пару-тройку раз попрыгала. Но прилива бодрости не вышло. Напротив, она увидела себя в зеркале и расстроилась.
Иногда она думала о том, чтобы вернуться в Россию. Но думала невсерьёз. Потому, что там уже наступил тот же самый капитализм плюс криминальный беспредел. И если в Канаде Лиза рекламировала хотя бы законопослушных коммерсантов, безобидных и довольно часто дружелюбных, то в России ельцинского времени ей пришлось бы иметь дело с жуликами и бандитами. А кроме того, квартиру в Петербурге Лиза продала и деньги уже прожила. Сын, опять же, подрос, и ему в Канаде нравится. Другие иммигранты, давно здесь живущие, купили себе дома, машины, и Лиза видела, что с годами жизнь налаживается. Она верила, что нужно ещё немного потерпеть, поставить бизнес на ноги, а потом реклама будет приходить сама – как вёдра к Емеле. А там, глядишь, можно будет и фильмец какой-то снять. Лизе по ночам снились сюжеты, она вскакивала и записывала их.
И вообще, звонить рекламодателям ей мешает гордыня – нехорошее качество. Рекламодатели – трудовой народ. Предлагая видеосюжет на телевидении, Лиза помогает им расширить бизнес, привлекает клиентов. То есть делает доброе дело. Поддерживает соотечественников.
Садясь в редакции за стол со стационарным телефоном, обложившись газетами и телефонными справочниками на русском языке, и настроив себя подобным образом, Лиза начинала звонить...
“ИХ РАЗЫСКИВАЕТ МВД”
Во всех русскоязычных газетах стоит его объявление. Причем, в одной он предстает риелтором и предлагает сделки на территории всего земного шара, во второй он обещает помочь получить вид на жительство в Канаде, в третьей он уже выдает гранты от канадского правительства, в четвертой – говорит, что тем, кто уезжает на Родину, поможет получить на дорожку до $300 000 денег из канадского банка.
Когда человек даёт много рекламы, это чаще всего означает, что и новому СМИ он не откажет. Так и вышло, Володя тут же пригласил Лизу на разговор. А Лиза сразу села в машину и приехала к офисному зданию в центре русского района.
Володя, маленький, седой и кучерявый, занимал небольшую комнату. Он сидел за столом согнувшись и спрятав под стол руки. Что он ими там делал – неизвестно. Смотрел исподлобья, но не зло. Окинул оценивающим взглядом её фигуру и ничего не сказал. Лиза без приглашения села и, видя, что хозяин кабинета молчит, залепетала: “Вы знаете нашу программу... её смотрят тысячи...мы можем создать вам оригинальный видеосюжет, в который вместим весь спектр вашей деятельности...”
Но Володя был заметно чем-то удручен.
- Ты откуда? – спросил.
Лиза уже привыкла, что иммигранты “тычут” друг другу. И к тому, что пожилые люди живут без отчества, тоже привыкла. Это только в первые годы её удивляло, что какую-нибудь 80-летнюю женщину все называют Розой или Машей. И что дети обращаются к чужим взрослым на “ты”. “Тыканье” иммигранты списывали на то, что в английском нет различия между “ты” и “вы”, и, дескать, так даже удобней. Но Лиза подозревала, что ноги растут из культуры общения в еврейских местечках. Народу в них было, по-видимому, мало, все друг друга знали, так чего церемониться? Отсюда и называют друг друга детскими именами – не Давид, а Додик – до седых волос, не Ефим, а Фима. Русская эмиграция в Канаду на большую свою половину была еврейской. Потому, что славян в 70-80-е не выпускали из СССР, они “понаехали” только в 90-е.
- Я из Санкт-Петербурга, - ответила Лиза.
- Вот и я, - кивнул головой Володя. Произнёс он это одновременно с ней. И она поняла, что он всем это говорит.
Володя замолчал. Думал о чём-то, грустил.
- Вы столько разных услуг предоставляете, прямо удивительно. И как только всему этому научились? – польстила Лиза.
- Ннну... – неопределенно мотнул головой Володя. – Вообще-то, знаешь что... на самом-то деле... Вот поработал я и там, и там... и пришел к выводу, что кроме как девок продавать, ни на чем не заработаешь.
- В смысле?
- В смысле проституции. У меня же ещё массажный салон. Так вот только он и приносит прибыль. А остальное все – фуфло. Не работает... У тебя девочек красивых на примете нет?
Лиза не знала что ответить. Вспомнила слова сатирика Задорнова: “Я всегда уважал эмигрантов. Я думал, что они диссиденты, рискуют жизнью, их разыскивает КГБ. А оказалось, их разыскивает МВД”.
Володя тем временем начал исповедоваться. Видимо, он разбирался в людях и понял, что эта не использует полученную информацию ему во вред. Выяснилось, что по молодости Володя фарцевал, потом сидел – недолго. Потом уехал из “совка”, в котором “не давали зарабатывать”. В Канаде долго искал себя, попался на подделке банковских карт и побывал в местной тюрьме. Там он прикинулся верующим и за хорошее поведение досрочно был выпущен на свободу.
- Наркотики – тоже не лучший бизнес, - размышлял он, вытаращив глаза и скосив их в сторону, как бы разговаривая сам с собою. С кем попало общаешься, с шантрапой разной... А я ведь интеллигентный человек, у меня папа директор филармонии был, мама – пианистка... Ты авторскую песню любишь?
Лиза не любила. Но сказала “да”, так как видела, что он хочет поговорить на эту тему.
- Ой, а я как люблю! – воскликнул Володя. - Я когда сидел, сочинял песни. На философские темы. Вот послушай:
Теперь толкуют о деньгах
В любых заброшенных снегах,
В портах, постелях, поездах,
Под всяким мелким зодиаком.
Tот век рассыпался, как мел,
Который словом жить умел,
Что начиналось с буквы «л»,
Заканчиваясь мягким знаком.
Володя восторженно смотрел на неё, весь находясь во власти поэзии.
- Здорово! – похвалила Лиза. Ей тоже нравились стихи Визбора.
- Деньги, деньги, всем нужны деньги! – вздохнул и сник Володя. – Вот и тебе тоже. Ну что ж, давай обсуждать видеосюжет... Перечислишь там всё. “Наши услуги: продадим вашу квартиру в Канаде или странах СНГ, купим вам жильё в Канаде или странах СНГ... Кредиты в канадских банках... Адвокатские услуги...”
- Денег сейчас нет, ты покрути рекламу, а я потом отдам, - сказал в конце встречи Володя. Сердце у Лизы сжалось, но он, поняв это, сказал: “Правда отдам”, и она поверила. И действительно отдал. Через полгода. Но за эти полгода не наглел, трубку брал, извинялся. В общем, вёл себя как порядочный человек. А отдав оплату, исчез бесследно. Где он теперь? Может снова в тюрьме?
“МАМОЧКА”
Встреча с владелицей магазина по продаже ортопедической обуви Ренатой была одной из самых запоминающихся. Тем, что Рената свистнула фотоаппарат.
- Да, мамочка... Конечно, приходи! – сказала ей Рената по телефону, когда Лиза предложила встретиться и обсудить рекламу. – Я тебе, мамочка, всё покажу и расскажу, сюжет будет что надо!
Лиза пришла и начала фотографировать продукцию в магазине: обувь, ортопедические стельки... Обувь была как гробовая – жёсткая и топорно сшитая. Но по бешеным ценам. Какая уж там ортопедия, и со здоровыми ногами такое носить нельзя. Но ортопедические магазины зарабатывали вовсе не на продажах обуви, а на махинациях со страховками. Схема такова: фирма оплачивает своему сотруднику ортопедическую обувь, а магазин, получив деньги, делится потом с этим самым человеком наличными. Обувь – лишь прикрытие для получения дармовых денег. Потому она нередко никакая, а цена на неё – сотни долларов за пару.
Почему компания тратится на обувь? Канадские компании таким же образом оплачивают солнечные очки, зубоврачебные услуги и прочее. Экономят на зарплате. Например, надо специалисту дать зарплату четыре тысячи долларов в месяц, а ты даешь три тысячи и “пакет бонусов” – оплату ортопедической обуви и стелек, очков. Сколько человеку такой обуви в год нужно? Пара или две. Вместе они стоят две с половиной тысячи, скажем. А компания, если бы платила сотруднику по четыре тысячи в месяц, переплатила бы в год двенадцать тысяч.
Это ж только считается, будто разные хитроумные схемы были лишь в СССР. На самом деле везде, где живёт человек, есть схемы. И рука руку моет абсолютно в любом обществе. Вон про одного бывшего канадского премьера в газетах писали, что ему в гостиницу взятку приносили в дипломате - триста тысяч долларов... Дело так и осталось покрыто мраком, до суда не дошло, но Лиза поняла в каких размерах нужно давать взятки канадским премьерам. Узнала тариф.
Но это вообще-то не Лизино дело. Она фотографировала обувь, ходила по салону, снимая с полки то одну, то другую пару “гробовых”. А когда вернулась к столу Ренаты, на котором оставила фотоаппарат на время пока расставляет туфли по местам, его уже там не было.
- А где? – растерянно спросила. Ведь в магазине кроме неё и хозяйки никого не было.
- Я, мамочка, не знаю, - ответила Рената, густонакрашенная женщина лет пятидесяти, прямо глядя в глаза. Смотрела без стыда и даже с любопытством.
Лиза ещё раз везде посмотрела: под стол, за стол, вокруг... Фотоаппарата не было.
Рекламу Ренаты она по телевизору показала. Правда, оплату за неё взяла заранее. Можно было бы, конечно, устроить скандал, но тогда бы не было ни фотоаппарата, ни денег за рекламу. А так хоть деньги... На новый фотик.
ПОЦЕЛУИ ОКАЯННЫЕ
На сотовый Лизы, который был указан как телефон редакции “The Russian Art”, позвонили. Женщина представилась секретарем риелтора Петровского и сообщила, что по такому-то адресу состоится конференция по вопросам недвижимости, на которую приглашены все русскоязычные СМИ. В конце с ними будут заключены договоры о рекламе.
Лиза в назначенный день принарядилась, взяла с собой папочку, диктофон, и отправилась по указанному адресу. Каково же было удивление, когда местом проведения конференции оказался частный, только что построенный дом. Вдоль дороги, впереди её машины и позади, выстроились автомобили других редакторов газет, журналов, радиопрограмм и телепередач. Собравшиеся были заметно смущены местом проведения действа, но, поздоровавшись, гуськом прошли в дом.
Встретили их хозяева – риелторы Петровские. Муж и жена. Лиза догадалась, что звонила жена. Никаких других участников конференции, кроме представителей “медиа”, не было.
Олег Петровский имел странный вид. Он походил на взъерошенную птицу. Узкое лицо, темные глаза, прямой выдающийся нос и вдруг – светлые, как у Есенина, волосы. Но главное не в этом сочетании почти черных глаз и блондинистого ежика на голове. Главное - это выражение лица. Оно было энергичным и хищным, а взгляд – яростным. Просто сокол, спустившийся с горы, и поглядывающий на свою добычу.
“Медиа” расселась вокруг круглого стола с угощением. На столе всё было как на фуршетах: сыр кубиками на острых палочках, нарезанная колбаса, оливки, чипсы, печенье, конфеты. Были и маленькие, со спичечный коробок, бутерброды с красной икрой. Хозяйка принесла чай. Петровский тем временем начал:
- Я пришел на этот рынок всерьёз и надолго. Сейчас расскажу вам о состоянии с продажей и покупкой недвижимости в нашем городе, а потом изложу планы и отвечу на вопросы.
Он зарядил долгую и пламенную речь, которую издатели и редакторы вежливо вытерпели. Они написали столько рекламных статей о недвижимости и произвели на свет столько программ о ней, что сами могли бы прочитать ему лекцию, но скромно молчали. Ждали завершения банкета – когда Петровский начнет подписывать рекламные контракты.
Закончив, он попросил задавать вопросы. Публика молчала. Они всё пропустили мимо ушей, раздумывая сделать ему скидку или нет, потому, что с одной стороны нельзя скидывать, вдруг получится, что у них самая дешёвая реклама, и будет несолидно, да и деньги теряешь. С другой стороны, интересно, а что предложат конкуренты? Если у тебя цена будет самая высокая - тоже неправильно. Составить представление о благосостоянии клиента не представлялось возможным: новый дом был пуст, если не считать кучи коробок в одном из углов гостиной.
Потому вопросов ни у кого не оказалось. Тем более, что представители “медиа” на самом деле журналистского образования не имели, а были кто музыкант, кто косметолог, кто бывший завмаг, и потому спонтанно, без подготовки, интервьюировать кого-то не могли.
Задавать вопросы стала Лиза. Петровский с удовольствием на неё смотрел – она была тут моложе всех, и охотно отвечал. Затем он призвал всех не стесняться, есть и пить, и уселся с ней рядом.
- А я выбрал с кем делать рекламу! – вдруг объявил. – Вот с ней! – и ткнул её длинным пальцем в бок. Все перестали жевать и растерянно на неё посмотрели. И столкнулись с таким же растерянным её взглядом.
Потом все дружно снова зажевали, осмысливая. Он, оказывается, выбирал, а не собирался всем давать рекламу. А они потеряли столько времени, добираясь из центра русского района в самую западную часть города. И теперь пилить назад, несолоно хлебавши. То есть хлебавши, но вовсе не то, что предполагалось. Икру он им преподнёс... Да они с головы до ног могут его икрой обмазать. Журналистами “медиа” не были, а состоятельными людьми являлись. Они жили в Канаде по тридцать лет, окучивали рекламный рынок задолго до появления интернета и настоящей конкуренции, сами спекулировали домами, а потому давно сколотили себе состояние.
Допив чай, “медиа” поднялась и, поблагодарив хозяйку, так же гуськом, как зашла, покинула дом. Лиза шла последней и проходила по гостиной, когда слева, из спальни, вдруг вытянулась рука и втащила её внутрь. Не успела Лиза опомниться, как Петровский – а это был он – прижал её к себе и, смачно поцеловав в губы, вытолкнул наружу. Она лоб чуть не расшибла о колонну.
Ошалев, Лиза оглянулась вокруг. Никого не было - ни коллег, ни жены хозяина дома. Утерев губы рукавом, женщина стремглав бросилась к выходу. Вспомнилось: “На устах горят поцелуи его окаянные”.
На следующий день Лиза всё со смехом рассказала Раисе. “Кавказец он и есть кавказец - темпераментный”, - пожала та плечами.
- Он же Петровский...
- Крашеный армянин. А фамилию у жены взял. И имя не настоящее.
Через день на её интернет-почту пришло предложение снять о Петровском три сюжета. Рассказывалось какими они должны быть. Писал сам риэлтор. И Лиза ему позвонила.
- Олег, давайте поговорим о цене...
- О какой цене?
- За сюжеты.
- Я думал вы так снимете, бесплатно. То, что я рассказываю, очень интересно зрителям.
- Само собой, – вежливо согласилась Лиза. – Но это все-таки реклама, с вашими телефонами, призывами покупать жилье только с вами, а кроме того, вы хотите получить практически всё программное время...
- Да ты мне сама платить обязана! – заорал Петровский. – Ты кто такая? Ты что себе позволяешь? “Пока все дома” чертова!
Петровский вскоре куда-то пропал. Лиза почему-то думала, что он вернулся на Родину. Так бесследно пропадают обычно домой. Это уезжают громко, а возвращаются – тихо.
ПЛОХАЯ ЖЕНА
Есть среди рекламодателей люди, которые почему-то не отказывают прямо и по-честному, а тянут резину. Они постоянно обещают рекламному агенту дать рекламу, но не дают. Долго болтают с ним о том и о сём, ведут себя очень дружелюбно, обнадёживая, просят перезвонить и даже назначают время когда, но в итоге рекламу не дают. То ли стеснительны и не могут отказать сразу, то ли денег нет, а признаться стыдно.
И в начале своей трудовой деятельности на ТВ Лиза таким верила. Перезванивала, позволяла вываливать на себя тонны словесной руды... И вот один из таких, довольно приятный в разговоре мужчина по имени Игорь, как-то попросил позвонить ему в начале рабочего дня, ровно в девять, и они обсудили бы его рекламную кампанию.
...С утра Лиза была в хорошем настроении. Просто потому, что на улице красиво. Наступила канадская осень, а это – живописнейшее время года. Американцы даже специально приезжают в страну-соседку в эту болдинскую осень. Деревья окрашиваются в самые яркие цвета и прижатые друг к другу кроны составляют великолепнейший букет. Листья кленов – ярко-жёлтые, красные, зеленые, чёрные, а рядом с деревьями какие-то кустарники с малиновыми листьями. Все это вместе - ухоженное, по всему городу насаженное... Лиза любила сентябрь – бабье лето. А в Канаде оно длилось долго, порой до середины ноября. Теплая, сухая погода, и настоящая Третьяковская галерея вокруг тебя... Шумящая листвой левитанщина.
Лиза встала с постели, сварила кофе, посмотрела в окно на роскошное убранство города, и вспомнила, что надо звонить Игорю. Умылась, накрасилась, переоделась из домашнего в уличное (она была уверена, что то, в каком виде ты звонишь клиенту, имеет значение. Пусть он не видит, но неприбранный вид в самой тебе рождает стыд и неуверенность), и позвонила.
- Добрый день. Это “The Russian Art”. Мы договорились, что я позвоню, - начала она искренне радостным голосом. – Ну, вот... Я придумала сюжет для вас. Готовы обсудить?
- Нет! – рявкнул Игорь.
- А... почему?
- Да потому что мне жена не дала!
И в трубке раздались гудки.
Лиза давно заметила, что хамство выбивает из седла именно когда его не ждут. Рано утром. Или после дружеской беседы – неожиданное. То же самое и мат. В конфликтной ситуации он мало задевает, но когда он звучит внезапно – это действительно удар по каким-то невидимым защитным оболочкам. Неожиданное хамство или мат действуют как пищевое отравление: сразу тошнит, начинает крутить живот.
Вот и сейчас она добежала до ванной и её вырвало. Она не позволила себе заплакать, а просто позвонила Раисе и пожаловалась. Подруга возмутилась и дальше уже стала действовать по собственному плану. Раиса на следующее утро позвонила в компанию, где работает Игорь, и когда к трубке подошел неизвестный ей русскоязычный человек, спросила:
- Скажите пожалуйста, а вашему шефу сегодня жена дала?
- Что? – растерялся тот.
- Жена дала вашему шефу сегодня ночью? Я спрашиваю потому, что вчера он поделился с нашим журналистом из программы “The Russian Art”, что ему “жена не даёт”. Ну, вот мы интересуемся как у него сегодня – половая жизнь наладилась?
Сотрудник молчал. И Раиса положила трубку. Дело сделано. Сотрудник, конечно, всем расскажет. И над Игорем будут смеяться. Начальников и хороших-то не любят, не говоря о самодурах.
ЛАНСЕЛОТ
Лиза и звонила, и звонила... Неделями. Потом на некоторое время останавливалась и жила на то, что добыла, потом снова начинала обзвон... Однажды, в декабре, в дверь постучали.
- Войдите!
На пороге стоял худенький, как лунь седой, невысокий Яша Тетельбаум. Это был известный всей русскоязычной “медиа” человек. Печально известный. Потому, что его история – это средневековая сага. При его появлении перед мысленным взором предстает готический замок, и стены, увитые шиповником... Там, в глубине, когда пройдешь через все анфилады, на каменном постаменте – гроб красавицы... А здесь – её верный рыцарь, в доспехах и со шпагой.
Яше лет семьдесят. Полвека назад он женился на красивой девушке – вся “медиа” видела её фотографию (Яша носил с собой), а она утонула в первый год после свадьбы. И безутешный муж дал обет безбрачия. И не просто обещал не жениться, но и решил не изменять возлюбленной, быть вечно верным.
Вечно верным...
И, судя по всему, был. Никто, конечно, не проверял Яшину сексуальную жизнь, но в верность верили. Потому, что каждый год он приходил в редакции газет и журналов и помещал в изданиях статью о любви. Это всегда было обращение к Ней, написанное в стиле оды Прекрасной Даме.
Редакторы, получая каждый декабрь листочки, исписанные мелким почерком – а Яша женился в декабре и потому приносил посвященную жене статью в этом месяце, так вот редакторы грустнели, у них стихал голос, они брали у пенсионера “рекламу”, оплату за неё, и после его ухода сидели задумчивые. Вот и Лиза, замечая каждый год его опусы в газетах, задумывалась: неужели так бывает? Неужели он и впрямь пятьдесят лет хранил верность мёртвой женщине? Лиза не восхищалась, считая, что всё-таки какая-то патология во всём этом есть. “Или это во мне патология? В нас всех?” И тут же решала: нет, в нём. Если бы человечество хранило верность усопшим, жизнь бы прекратилась... Лиза жалела мать Яши – не дай Бог с твоим сыном такое произойдет.
И всё же Яша вносил в жизнь, в суету, во всю эту коммерческую круговерть, высокую ноту... Он гремел доспехами, он снимал шлем, и оттуда смотрели смиренные, ярко-синие, несмотря на возраст, глаза. Он, кстати, не походил на еврея в классическом представлении о них, как о черноволосых, кучерявых. Но Лиза давно заметила, что у евреев, чернявых и кучерявых, часто рождаются светленькие дети – голубоглазые и светловолосые. Как это получается – загадка природы. И заподозрить, что мамаши делают их где-то на стороне, нельзя, потому, что когда дети подрастают, сходство с чернявым отцом становится заметным.
- Здравствуйте! Я вот стихотворение написал о Майечке. Для газет. Хочу, чтобы Вы прочитали, Вы всё-таки в искусстве разбираетесь. Я оплачу Ваше время, - сказал Яша.
- О чем вы говорите? – с укором спросила Лиза. – Не надо денег, садитесь.
Она взяла листок и стала читать. Стихотворение было неплохим. Не тот кошмар, который обычно присылают в редакции. У Яши встречались рифмы “любимая – невосполнимая”, “слезы – берёзы”, “пороша – хорошая”. Стихи были очень русскими в том смысле, что в русской поэзии ли или музыке силы природы наделяются душой. Лизе сказал об этом знакомый канадец, который знал русский язык и с головой был увлечен русской культурой, музыкой. Он отметил то, что Лиза сама не замечала:
- Ваша музыка так сильна потому, что вы не оторвались от корней. Мы своё уже позабывали, а у вас в “Лебедином озере” птицы обладают душой, у вас лес “говорит”, деревья – “исполины”, для вас, славян, природа, как в древности – живое существо. И это делает вашу музыку и поэзию волшебной, несравнимой ни с чем!
Так вот, у Яши в стихах неживое обладало дыханием. И зима “поёт”, и розы на столе “бледнеют”, и тишина “обнимает” новобрачных. Лиза поправила в одном только месте орфографическую ошибку и вернула ему листок.
- Можете публиковать.
Яша положил на стол двадцать долларов и пошел. Лиза бросилась за ним и сунула ему зелёную банкноту в нагрудный карман пиджака. Ласково укорила и пошла в редакционную столовую. А когда вернулась, банкнота лежала у неё на столе, придавленная сувенирной лягушкой.
Яша был рыцарем со всеми женщинами, поняла она. И задумалась: а в умершей ли женщине дело? В том ли, что она была незабываемо прекрасна? Похоже, что умри любая жена Яши, он был бы таким, каков есть. Родился Ланселотом. Вспомнила слова, которые приписывают то Толстому, то Пришвину: “Если вас любят, то это не вы прекрасны, а прекрасен человек, который вас любит”.
Пожалуй, так.
КАНАДСКАЯ ЗИМА
В тот вечер началась пурга. Снег валил, ветер выл, было страшно выходить на улицу, по которой ехали с мигалками снегоуборочные машины и часто мелькали пикапы, развозящие авто после аварии по автомастерским. Плохое время для возвращения домой – час пик и погодка подкачала. Лиза смотрела в окно, вздыхала, но всё же оделась и пошла на улицу. Было уже темно, машина заметена снегом, еле дверца открылась – все примерзло. Лиза включила машину чтобы нагреть, и с оставленными внутри ключами захлопнула дверцу.
Охххххх!!! Аааааа!!! Сколько раз она так делала, и вот снова!!! В такую погоду! Опять пятьдесят долларов платить чтобы открыли машину! “Дура!”, - ругала себя, а сама уже набирала номер телефона службы, которая открывает машины рассеянных людей.
- Ждите, - сказал диспетчер.
Лиза вернулась в холл офисного здания и стала ждать, поглядывая через стеклянную дверь. Через десять минут приехал парень – в пуховике и шапочке, оставляющей открытыми только глаза. В таких террористы совершают свои чёрные дела. Но в данном случае шапочка была оправдана – на улице Армагеддон. Не Канада, а крайний север какой-то. Темнота, в лицо летит снежное “стекло”, пронизывающий ветер, да ещё и скользко.
Парень провозился у авто минут пять и открыл его. Перекрикивая ветер, известил: “Всё!”
Лиза дала ему пятьдесят долларов и вспомнила про Яшину двадцатку. Она жгла карман. Не заработана. А парнишка какой молодец – быстро приехал, и это в такие пробки, быстро открыл.
- Вот вам ещё, возьмите! – она протянула ему яшину “зелёненькую”. И увидела, как удивились глаза в прорезях шапочки.
- Берите, берите! Вы всё быстро сделали, - прокричала.
Он взял, задрал шапку наверх и, улыбаясь, сказал: “Спасибо”. Лиза увидела, что это совсем мальчишка, коренной канадец лет восемнадцати.
Канадцы рано начинают работать. Что весьма их красит. И никакого труда не стыдятся. Молодежь, ещё пока в школе учится, уже подрабатывает – в кафе, машины моет, спасателями в бассейнах. Но и много людей постарше, по каким-то причинам не получившие образования или получившие, но не нашедшие работу по специальности, работают руками - на фабриках, заводах, на стройках, на самых грязных и тяжёлых участках. Не брезгуют. Ни они физическим трудом, ни окружающие – ими. Не смотрят на работяг свысока. Нет, может кто-то в душе что-то и думает, но внешне всё выглядит очень пристойно. “Сэр”, - обращаются к работяге-мужчине, “мэм” к работяге-женщине. Вот тебе и капитализм... Наверное, такое отношение родилось из того, что многие крупные предприниматели начинали вот с этих пыльных работ, думала Лиза. Все понимают, что можно быть толковым человеком, родившимся в бедной семье. Вон Стив Джобс был сыном иммигранта из Сирии. Гастарбайтера, как сейчас бы сказали. Араба, который “может быть будет нас насиловать”, а может “заставит нас всех надеть чадру”. А ещё один человек, основавший в Канаде сеть очень популярных кафе, был раньше бомжем, валялся под мостами.
А может быть, уважение, хотя бы внешнее (что немало) к работягам происходит из того, что англосаксы сами по себе трудолюбивы. Что есть, то есть. И выносливы. Аскетичны. Как и русские, они всё, что имеют, заработали, отвоевали или “первопрошли”. Славяне, конечно, на присоединённых территориях вели себя совершенно иначе - братались, резерваций не устраивали. Но речь не о том. Британцы, как и русские, много сделали, чтобы стать великой цивилизацией. Работали в поте лица в плохих погодных условиях, строили корабли, плавали, открывали новые земли... Лиза уважала англосаксов за ум, волю к победе и умение довольствоваться малым ради большой цели. В этом они были похожи на русских.
Однако эта цивилизация возвысилась не только на уме и трудолюбии, но и на аморальности, жестокости и грабеже. Больше всего в странах, подчинённых британской короне, журналистке не нравилось лицемерие. Ежедневное, по многим фронтам. Лицемерие очень жестокое к тем, кто не принял его как условие игры. Лицемерие не только лелеемое внутри стран, но и считающееся образцом жизни для других народов. В этом плане Льюис Кэррол – самый британский писатель, считала Лиза. Он открыл миру странную английскую действительность, в которой коты не только улыбаются, но ещё и их улыбки существуют отдельно от них. Действительность, в которой всё парадоксально, опасно и поставлено с ног на голову. Но никто не обличает безумные идеи, законы и новшества, а все делают вид, будто так и надо.
ТЁТЯ СОНЯ
Когда открылось круглосуточное российское телевидение, Лизе пришлось совсем скверно. Зачем смотреть её программу, когда день и ночь по ТВ “кажут” множество программ на русском языке, и некоторые из них, как и у неё, об искусстве? И Лиза перешла туда, в русскоязычную телерадиокомпанию, которая набирала обороты. Однажды шеф пригласил в кабинет и сказал, что надо сделать сюжет, в котором следует предупредить русскоязычную общину города, что “хватит воровать сигнал”, и попросить подписываться на круглосуточное вещание, как подобает цивилизованным “новым канадцам”.
Лиза сняла сюжет, в котором шеф проинформировал зрителей, что он связался с полицией и теперь они непременно совместными усилиями изловят нескольких воров и показательно накажут. В кадре самой Лизы не было, её голос не звучал. В конце сообщили, что во всем этом вопросе разбиралась журналистка Рита Шустер (один из лизиных псевдонимов, так как она снимала много, и нехорошо чтобы люди видели, что у редакции журналистов раз, два и обчёлся). Фамилию Шустер она взяла от слова “шустрая”. Потому, что она, Лиза, всё делает быстро.
И вот на следующий день раздался звонок.
- Это Рита Шустер? – поинтересовалась пожилая женщина.
- Нет, она на съёмке. Но вы можете со мной разговаривать по любому вопросу.
- Скажите Рите что она дура.
- Почему?
- А что она нас пугает? Ты посмотри на них! Люди приходят с работы домой, хотят посмотреть телевидение на родном языке, а нам говорят, что нас посадят!
- Так не воруйте.
- А что я ворую?
- Сигнал.
- Да я не умею сигнал воровать!
- Значит ваш муж ворует.
- Ничего мы не воруем. Мы включаем телевизор – оно идет!
- Как вас зовут?
- Соня. Я живу на улице Бенджамин, - представилась женщина, назвав главную улицу русскоязычного района города.
- Соня, но согласитесь, что нехорошо воровать. Наша телекомпания тратит деньги на журналистов, на рент офиса, на покупку оборудования, и получается, мы не имеем со зрителей оплаты своей работы.
- Ой, о чём вы говорите? Какие такие деньги вы тратите? Ничего вы не тратите! Ваша телекомпания – это ерунда, вы ещё пока не научились работать. Вот научитесь, будем вам платить. А пока будем платить “Роджерсу”! (Большая канадская телерадиокоммуникационная компания).
- При чем тут “Роджерс”, если вы смотрите нас?
- А вот при том, что никому, кроме “Роджерса”, я платить не буду! Говорите, будете нас сажать? А вы сначала нас поймайте! Воровали и будем воровать!
- Ну, если наша компания не умеет работать, не смотрите нас...
- Нет, будем смотреть! А платить – не будем!
И женщина снова затянула: “Ты посмотри что они творят... пугают! Люди хотят посмотреть передачу на родном языке, а они нас в тюрьму обещают посадить!”
- Хорошо, вот скажите мне: вы воруете сигнал...
- Я ворую?! – задохнулась от возмущения Соня. – Что вы такое говорите?
- Вы только что сами признали...
- Я признала?! Я ничего не признавала!
Лиза замолчала.
- А вы кто, Лиза Бахарева? – спросила женщина. – Я вас по голосу узнала.
- Да.
- Лизочка, мы вас любим. Вашу программу всегда смотрели. Ладно, я пошла, мне ещё готовить надо. Передайте шефу, что нам не страшно! Мы его сами посадим, если захотим.
- За что?
- За угрозы здоровью и жизни населения, прозвучавшие в прямом эфире. До свидания, милая.
ТЕ ЖЕ И МАГДА ГЕББЕЛЬС
Однажды произошла техническая ошибка. Женщина-историк рассказывала в программе о Магде Геббельс. О том, что в юности у Магды был роман с еврейским юношей, который позже стал видным лидером сионистского движения. И когда нацисты узнали об этом, они решили поймать сиониста на живца – на Магду. И вот она назначила своей первой любви встречу в гостинице, и пришла туда с пистолетом.
Историк дошла до кульминации: “Молодой человек вошёл, бросился к Магде, она же достала пистолет и направила на него...”
Вся улица Бенджамин и окрестности замерли у телевизоров... Так убила она мальчика? И тут начались помехи. Технические неполадки. Серьезные. История осталась незаконченной, быстро поставили заставку, а потом началась другая программа – рекламная, которую нельзя подвинуть.
Лиза подосадовала, но к вечеру уже всё забыла и спокойно легла спать. Потом они повторят программу – целиком. Но не тут-то было. Ровно с семи утра ей на мобильник (номер всегда был указан в титрах) стали звонить. Пожилые женщины. Вежливо сообщали, что вчера в программе была ошибка, что показали не до конца, и хорошо бы всё же конец показать... Лиза извинялась и обещала. Следом позвонил незнакомый мужчина.
- Телеканал? Я хочу вас спросить: вы там водки обпились что ли? Вас, нах..., к телевидению подпускать нельзя! Вы, б....., откуда на нашу голову упали? Вы что выпускаете? Вы сами смотрите вообще что показываете?
- Я... мне...вы почему материтесь? – пыталась вставить слово Лиза. Но мужик неистовствовал:
- Нет, скажите, вы алкоголики там все? Вас, б..., выкинуть из Канады надо! Нах... вы кому, такие, нужны? Е....ные придурки! Ноги вам вырвать!
Лиза бросила трубку. Позвонила Раисе. Та посоветовала послать мужика подальше, если ещё раз позвонит. Через пару минут снова раздался звонок. Дрожащей рукой Лиза взяла телефон.
- Аааа! Слушать не хотите? Да вас метлой, б...., гнать надо! – проревел тот же самый мужик. – Почему мы тут все должны гадать убила Магда парня или нет?!
- Интернет откройте и прочитайте.
- Я в дороге, я дальнобойщик, не могу интернет смотреть когда машину веду! Я рабочий человек, почему я должен что-то искать? Начали – договаривайте! Что там в гостинице было? С..., б...!
- А знаете что? – как бы даже задумчиво спросила Лиза. – Идите-ка вы на ....
Она бросила трубку, села, и замерла. Никогда ещё она зрителей не посылала. Со страхом смотрела на телефон. Он молчал. Но через пару минут зазвонил.
- Ахаха, - хохотал тот же дальнобойщик. – Как вы меня! Ахаха! Идите вы, говорит, куда подальше... Молодец, женщина!
- Вы простите меня, я никогда зрителей не посылала. Но вы так матерились...
- Это вы меня простите... Разозлился. Но сейчас уже все в порядке... Я что звонил-то... Рекламу хотел дать, наша компания ищет водителей категории A-Z. Сколько у вас реклама стоит?
МЕПИ*ДОПЕЛЬ
Владелец ресторана Антон Ведерский походил на Мефистофеля. Такого, каким его рисуют в книгах. Лиза по телефону предложила ему рекламу, он пригласил поговорить. Она приехала, уселась с ним за столик и вдохновенно стала рассказывать какого рода бывает реклама у ресторанов, какая аудитория у её телекомпании, что и как лучше сделать. Говорила-говорила, и заметила, что он молчит.
- Так какую рекламу вы хотите дать? – спросила Лиза.
- Никакую, - ответил он и оскалился. Два зуба-клыка у него торчали по бокам, как у собаки.
- А зачем вы тогда меня пригласили? – спросила Лиза с нехорошим предчувствием.
- Я хотел посмотреть как вы будете меня уговаривать.
Лиза замолчала. Переваривала. Потом сложила в сумку бумаги, ручку и, не прощаясь, вышла. Шла и думала... Бывает, значит, и такое. Человека можно пригласить чтобы наблюдать как за жучком в банке. И ведь как Бог шельму метит! Ведерский внешне – рвотный порошок. Или нет... В школе у Лизы был учитель литературы – пожилой казах. В казахском языке нет звука “ф”, потому русские слова с “ф” старые казахи иногда произносят с “п”. Вот и он говорил не “Мефистофель”, а “Мепистопель”. Ученики переделали слово в “Мепи*допель” и так за глаза называли самого педагога. Лиза вспоминала оскал Ведерского и думала: так вот ты какой, настоящий-то Мепи*допель...
Она ни разу не пришла больше в этот ресторан (а раньше бывала в нём часто, готовили там вкусно). А через пару лет узнала, что Мепи*допель более не ресторатор. Развёлся, делили с женой имущество, она урвала ресторан и благополучно его прикончила.
“ПСИХИАТОР”
- Сюда специально что ли таких отбирают? – спрашивала она своего приятеля, психотерапевта Ефима Рогинского.
- Как говорят канадцы, “хорошие ребята сидят дома”, - пояснял Ефим. – Конечно, когда открывают границы, в первую очередь выбегают из страны те, кто скрывается от правоохранительных органов, от кредиторов, от алиментов... Жулики. С ними в одном обозе едут авантюристы – эти, не работая, хотят получить золотые горы. Запад кажется им именно таким местом... И только потом едут порядочные люди. Ты ведь таких много знаешь?
- Да, - отвечает Лиза.
- Ну, ведь девяносто процентов рекламодателей честно платят, не мотают нервы?
- Да.
- Ну, вот. Просто хорошие люди – как счастливые семьи, похожи друг на друга. Сделал заказ, вовремя пришёл на встречу, вёл себя вежливо, оплатил сполна. Чему тут запоминаться? А вот мошенники и хамы – это да...
Лиза любит говорить с Ефимом. Всегда спокойный, рассудительный. При нём нельзя произнести слово “трагедия”. Он тут же расскажет, что когда у зулусов кто-то умирает, они радуются, поют и пляшут. Потому, что считается: человек перешел в лучший мир. “Трагедий нет. Есть наше отношение к произошедшему!” – внушает Ефим.
- Выходит, и счастья нет, а есть только наше отношение.
- Правильно, - Ефим удивляется тому, что она только что это поняла. – Есть благополучие и какие-то приятные мгновения, которые рассыпаны по жизни, как бусинки. От тебя зависит как сделать так, чтобы бусинок было больше. Порой так много, чтобы они составили одну целую нитку... Потому не надо гнаться за каким-то далёким счастьем. А надо сделать так, чтобы у тебя как можно лучше прошёл этот день, и следующий, и неделя. И если тебя зовут куда-то идти развлечься, а ты дуешься и не идешь, наказывая пригласившего – это глупо. Это означает, что вечер ты проведешь хуже, чем могла бы. Не сделала бусинку... Если тебя надули, и ты позволяешь себе расклеиться и неделями ходить грустной, ты вырвала эти дни из жизни... Заведи календарь и отмечай счастливые дни и несчастные. Потом посчитай сколько у тебя в месяце тех и других. Если несчастных почти половина – ты должна поработать над собой: снизить требования к людям, воспринимать неудобства жизни как данные тебе испытания, которые делают тебя сильнее, терпеливее, мудрее...
- Слишком много испытаний оскотинивают человека, - у Лизы на лице отражается мировая скорбь.
- Да. Но слишком много – это когда ты в концлагере или тянешь пожизненный срок без вины, - улыбается Ефим. - А покуда у тебя есть покой и воля, работа и здоровый ребенок...
Ефим – первый Лизин клиент. Ещё когда она только открывала программу “The Russian Art”, она позвонила этому, малознакомому тогда человеку, и спросила: “Вы будете у меня рекламироваться?”
- Конечно, Лизочка, - ответил он. Он был старше лет на двадцать и говорил с ней, как с дочерью.
С ним вообще было легко. Всегда. И деньги он платил вперед, сердясь, когда она о нём забывала и не присылала счёт. “Ты за деньги работаешь или “нам хлеба не надо, работу давай?” – возмущался.
Это была третья эмиграция Ефима. Вначале он жил в Африке. Его туда пригласили поработать по специальности – психиатром. Но потом наступило время борьбы с апартеидом. На улицах - криминальный беспредел. Психиатру Рогинскому приходилось идти на дежурство с ножом в кармане. Не раз он убегал или дрался. В итоге уехал в Израиль. А потом, через несколько лет, перебрался в Канаду. Работал психотерапевтом. Учил иммигрантов как добиться успеха, а потом, когда добьются – как вернуть детей, которые отбились от рук, пока папа и мама строили бизнес. Снимал панические атаки. Помогал жёнам и мужьям, которые адаптировались с разной скоростью, понять друг друга и не бросить в трудные годы. Сам себя с усмешкой называл “психиатОр”. Так почему-то многие его клиенты произносили слово “психиатр”.
“ГЛАВНОЕ - НЕ ИДТИ В САМОВОЛКУ”
“Испытания делают тебя сильнее, терпеливее, мудрее”, - вспоминала потом Лиза слова Ефима. А, спрашивается, зачем? Чтобы через энное количество лет помереть сильной, терпеливой и мудрой? В чем смысл расшибания головы всю жизнь? Так возмущался её “внешний” голос. А внутренний молчал. Потому, что знал зачем. Один из лизиных документальных фильмов, снятых в России, был о монастыре. Она тогда много общалась со священниками и монахинями. Они говорили, что смысл жизни – в том, чтобы попасть в Жизнь Вечную. Один батюшка объяснял ей, молоденькой выпускнице ВГИКа, на её, молодежном языке:
- Есть Великий Компьютерщик. Он создал биороботов – людей. Много. Задача у него – отобрать на самый высокий уровень Игры, в Вечную Жизнь, самых лучших биороботов. А как понять? И Компьютерщик дает им безграничную свободу – чтобы в ней они проявили свои свойства. Но дать свободу и не объяснить правила игры было бы несправедливо и неправильно с точки зрения чистоты эксперимента. И Он даёт заповеди. Это условия игры. Ты можешь соблюдать их и тебе легче будет перейти на новый уровень, ты можешь придумать свои правила, но тогда – никаких гарантий... И вот человек по жизни проходит одно испытание за другим... Кто-то бредёт в тёмном лабиринте наощупь, кто-то придерживается за натянутую веревку, которая помогает не потеряться - это вера. Великий Компьютерщик не показывает Себя, потому, что тогда эксперимент можно будет похоронить. Узнав наверняка о Его существовании, жадные прикинутся щедрыми, подлые – благородными, жулики – честными... Потому Он невидим. И только отдельные праведники, которые уже проверены Им, удостаиваются чести... Но им никто не верит. И потому эксперимент продолжается... Ты перепрыгиваешь барьеры (болезни, потерю близких, интриги на работе, предательство любимого, войну и т.д.), и если действовал в соответствии с Его Заветами, приближаешься к Жизни Вечной. Ты будешь взят в неё, а те, что не справились, не донесли свой крест или умышленно бросили его – их файлы будут стерты навсегда. Как файлы самоубийц. Потому, что они добровольно выбыли из игры, ушли в самоволку.
- Но тяжело ведь, - вздохнула Лиза. - Я не про себя, а про тех, кто переживает болезни, войны.
- Здесь тяжело. Но это очень краткая жизнь. Наши 70-80 лет – миг во Вселенной. Зато потом будет Вечная Жизнь и Вечная Радость. Для тех, кто милостив, щедр, терпелив, скромен, отзывчив... А иначе, как их определить, если не через страдания? Кстати, когда совсем нет страданий – вот это плохо... Вот это должно заставить задуматься: а помнит ли Господь о тебе?
- А разве страдания – не наказание за неправильное поведение?
- Иногда наказание. Но часто они даются самым лучшим. Чтобы они лишили себя последних пороков и предстали пред очи Его очистившимися совершенно. Скажем, ты честная, смелая, добрая. Но нетерпеливая, гневливая, раздражительная... И тебе будет дан крест, который научит тебя пригибаться и терпеть, молчать и выносить, тихо глотать слезы и благодарить Бога за самую малость... Это может быть болезнь, это может быть нищета. А еще испытанием бывает близкий человек, который ест тебя поедом.
- Что же делать?
- Придерживаться заповедей. Верить. Молиться. Ни в коем случае не покидать игру, не ходить в самоволку.
ВОЕВАТЬ ЗА КАНАДУ
Иногда Лиза представляет как бы она жила, если б не развалился СССР. Точнее, если бы его не уничтожили. Снимала бы документальное кино, участвовала бы в фестивалях, получала бы призы... Ей дали бы квартиру как молодому и талантливому режиссеру. Ни о какой рекламе не было бы и речи – её в СССР практически не существовало... Лизу называли бы на “Вы” и по имени-отчеству... И она ходила бы по родным улицам, ела бы вкусную и здоровую русскую еду, а не генно-модифицированную... Но что о том говорить? Нет, здесь тоже есть хорошее. И много. Комфорт. Вежливость. Безопасность. Изобилие. Восьмилетнему сыну – нравится. Он уже Россию плохо помнит, хотя говорит по-русски хорошо и даже пишет.
- Витя, ты Канаду любишь?
- Да.
- А Россию?
- Да. Я же там родился.
- А если бы на Канаду напали, ты бы пошёл её защищать? – ей интересно насколько быстро дети “врастают” в страну и начинают считать её родной.
- Конечно. Все мальчики пойдут, и я...
- А если бы на Россию?
- Да, - кивает мальчик.
- А если бы воевали Россия и Канада, ты за кого бы пошёл воевать?
Мальчик задумывается. Надолго. Вытаращил глазки, лицо отчаянное. Лизе его жалко, но хочется знать. Сама она за Канаду воевать бы не пошла.
- Мама, - жалобно говорит Витя. – Ведь они не будут воевать?!
И Лиза сдается.
- Не будут, - заверяет. – Зачем им воевать? Все будет хорошо... У всех... У тебя, у меня...
- У рекламодателей, - подсказывает Витя. – У зрителей...
- У всех. Одевайся, пойдем в парк белок кормить...
Они одеваются и идут гулять. Потому, что сегодня суббота, а значит выходной. Нерекламный день.
