За последний век Россия приняла участие во множестве войн - как больших, так и малых. И ни одна из них не обошлась без жертв и среди мирного населения, и среди военнослужащих. Военные конфликты и противостояния оставили глубокий след в жизни людей и общества в целом. Жестокость, насилие и страх стали причиной травмирования психики многих людей. В настоящее время, когда наша страна снова сталкивается с вооруженным конфликтом, вопрос о судьбе тысяч морально покалеченных военных и добровольцев, а также мирного населения, оказавшегося в самой гуще боевых действий, стоит особенно остро. Речь идет о посттравматическом стрессовом расстройстве (ПТСР), которое является реальной проблемой для последующей интеграции этих людей обратно в общество. Когда на войне все решается вынужденной жестокостью, перенос подобных практик в мирную жизнь после службы становится обыденностью. Мирная жизнь ограничена лишь гражданской сферой, так как то, что происходит в головах вернувшихся, далеко от спокойствия и умиротворенности.
Государство, которое ранее должно было заботиться о предотвращении данных проблем, сегодня уже столкнулось с необходимостью работы с тысячами участников боевых действий, которые вернулись в общество. Многие из них испытывают различные психологические трудности, и далеко не все могут понять, что именно с ними происходит и происходит ли вообще. Важно осознавать, что посттравматическое стрессовое расстройство является реальной проблемой, требующей профессиональной помощи и социальной поддержки. Поэтому работа в этом направлении является крайне важной для всего нашего общества.
Обратной стороной этой медали является ещё одна проблема, вопросы о которой часто всплывают на миссионерских встречах в самых разных аудиториях: все чаще стали появляться материалы о бывших осужденных, которые находились в местах лишения свободы, но записавшись добровольцами в зону СВО, отправились на фронт. При этом некоторым оставалось бы еще сидеть и сидеть.
Это особая категория участников СВО. С одной стороны, они «такие же, как все», с другой - обладают некоторыми «особенностями», которые могут прямо не проявляться, но крепко сидят внутри. Речь не столько о людях, которые совершили преступления небольшой степени тяжести, сколько о преступниках с серьезными статьями УК. Это не мелкие хулиганы и не какие-нибудь гопники, засветившиеся в первом же криминальном эпизоде и тут же оказавшиеся за решеткой. Это воры, разбойники-рецидивисты, убийцы. Мы говорим: они пошли искупить свою вину кровью.
И я отнюдь не против этого, ни в коем случае!
Но давайте будем честны хотя бы перед собой: некоторые (именно так и скажем - некоторые) из них наверняка пошли воевать не по идейным соображениям, а чтобы «рискнуть и выиграть». То есть они таким образом хотят получить досрочное снятие судимости. Что лучше: повоевать год, или сидеть еще пять-десять? Как говорят, кто не рискует, то не пьет шампанского. А риск у этих людей в крови. Риск, дерзость, излишняя самоуверенность, безрассудность (безбашенность).
И ведь хорошо воюют, говорят. Эти качества им пригождаются на войне. Они получают поощрения, награды, с них снимаются судимости. А потом они возвращаются домой в семью, к родным. Которые их порой совсем не ждут.
Да, они убивали врагов, матерых, опасных, тоже умеющих убивать и жаждущих этого. И хотели они того изначально, или нет, но они сражались за Родину, за нас с вами, сражались с ярыми нацистами и с их пособниками. Каково отношение общества к этим людям. Терпимое? Думаю, не всегда. Больше, чем терпимое. Их порыв приветствуется, их воспринимают героями, каковыми они несомненно являются, потому что бьются с врагом по-настоящему, стоят до последнего.
Старики рассказывали, что после Великой Отечественной Войны многие фронтовики (далеко не все, конечно!) вели себя, мягко говоря, не очень хорошо. Сказывалось пребывание на фронте. Тогда еще не было диагноза «пост травматическое стрессовое расстройство» (ПТСР), но отсутствие диагноза не означает, что нет проблемы. Вот, что пишет, к примеру, православная христианка, практикующий психолог Татьяна Тверье в своей статье «Душа, покрытая синяками»:
«На психику человека, участвующего в боевых действиях, одновременно воздействует целый ряд факторов: во-первых, чувство угрозы для жизни, биологический страх смерти, боли, инвалидизации; во-вторых, психоэмоциональное напряжение, связанное с гибелью на глазах товарищей по оружию или необходимостью убивать человека, пусть и противника; в третьих, большое влияние оказывает ускоренный темп жизни, внезапность, неопределенность, отсутствие полноценного сна, питания и т.д. Испытав мощный стресс, особенно если он продолжительный, такие люди могут еще долгое время возвращаться к психологически травмирующим событиям и выдавать неадекватные реакции уже в мирной обстановке. При этом преодоление экстремальных ситуаций труднее дается молодым людям».
И вот, представьте, пришел человек с фронта, родные счастливы, у всех сердце радостью переполняется, а со временем выясняется, что он стал другим. Понимаете? Изменился. Вот вроде он, тот же самый, а через минуту - не узнать. Становится невыносимым или даже опасным. Родственники и знакомые, уставшие его вразумлять, начинают сторониться его, проявлять к нему неприятие, а он-то в плену глубокой психологической травмы, и выражая недовольство его поведением окружающие тем самым наносят ему дополнительный удар по психике, еще глубже загоняя проблему внутрь. Следствием этого может стать усугубленное чувство одиночества, горечи, недоверия, апатии или крайней агрессивности. А если такой человек имеет криминальный опыт, сидел в тюрьме и, может быть, неоднократно?
Время лечит. Те фронтовики и их родные справились с проблемой, справятся и нынешние. Не все, но большинство. Но разве не наша задача помогать этим людям? Они воевали и именно поэтому требуют повышенного внимания. Понятно, что им необходимы какие-то льготы, выплаты, еще что-то. Но в данном случае я имею в виду духовно-психологическую реабилитацию.
Русская Православная Церковь веками занимается социальным служением, существенной частью которой является духовно-психологическая поддержка человека. Наше время - не исключение. В России создаются православные реабилитационные центры, в которых помогают людям, оказавшимся в кризисной ситуации, адаптироваться в социуме. У нас есть православные службы, которые работают с людьми, вышедшими из мест лишения свободы и работают очень успешно. Почему бы нам не начать оказывать психологическую поддержку тем, кто уже вернулся из зоны СВО? При оказании своевременной и обязательно всесторонней поддержки, к человеку может скорее вернуться адекватная самооценка, способность эмоционального самоконтроля.
В Новосибирской епархии организованы группы волонтеров, которые приезжают в исправительные колонии общего и даже особого режимов, где проводят беседы с осужденными. Нужно ли говорить о том, что далеко не все заключенные, особенно закоренелые, «идейные», встречают их с распростертыми объятиями, полагая, что им пришли навязывать веру. Но после разговора, как правило, меняют свое отношение, а кто-то начинает задавать вопросы. Потому что вера - да, это основа, «без Меня не можете творить ничего», говорит Господь. Но речь идет не об обязательном воцерковлении, а о социально-психологической и духовной ориентации прежде всего. Подобные группы можно было бы создавать и в зоне боевых действий, и «в тылу» при православных реабилитационных центрах, например. Назовем такую работу духовно-психологическим сопровождением бывших и действующих участников СВО. И да, это еще и во многом миссионерское служение, в котором никто и ничего не навязывает, а указывает путь, следуя которым человек перестает замечать соблазнительное, ненужное, вредное, мешающее ему, но видит только светлое, созидательное, жизнеутверждающее. Это путь Христов, освобождающий от внутреннего зла, пожирающего человеческую душу.
Пройти этот путь в одиночку крайне тяжело, порой просто невозможно, здесь нужна поддержка священнослужителей, грамотных психологов, ведь издавна известно, что «один в поле – не воин». Война за душу человека – не менее суровая война, требующая профессионализма, полной самоотдачи и, конечно, молитвы.
Руководитель миссионерского отдела Новосибирской епархии, протоиерей Александр Новопашин
