Эти заметки я написала в 2007 году, находясь в Испании. Не могу не поделиться сама с собой своими испанскими впечатлениями-наблюдениями. Хочу все осмыслить, а значит, отдать свои мысли бумаге.
Иностранцы — это все-таки странцы. В смысле — очень странные люди. А может быть, просто не понятные нам, русским. Что, думаете, так поразило меня на вечно зеленых испанских островах?
Вот идет преклонных лет европейка. Идет вдоль кромки берега, отделяющего океанские, живые волны от цивилизованной суши. Океан всегда волнуется, он живет своей жизнью. Еще секунда, и волна догонит «странку», промочив её насквозь, но она идет так быстро, что волна даже не успевает цапнуть ее.
Зато ее цепляет мой взгляд.
Худая. Жилистая. Седые начёсанные волосы, крашенные под блондинку, тщательно уложены и сзади подобраны красивым сиреневым бантиком. Одета по-молодежному: короткая, выше колен, юбочка песочного цвета, прозрачная блузка с расстегнутыми впереди пуговицами, обнажающая загорелую старческую грудь; кроссовки... Худые жилистые ноги с обвисшей кожей, раскачивающейся из стороны в сторону в такт ее энергичному вышагиванию, когда-то, видимо, были очень стройными.
За плечами престарелой «красотки» рюкзачок, а в руках, как бы это ни было странно, — корочка закусанного серого хлеба... «Странка» идет, без комплексов, по кромке суши вдоль океана и с удовольствием грызет крепко зажатый в руке серый мякиш. Ей, по-моему, до всех «пофиг»...
«Ведь под семьдесят, наверное, тянет», — мелькает у меня в голове, и я не могу оторвать от нее взгляда, пока она не скрывается за волнорезом. Возраста своего, она, конечно, не чувствует и демонстрирует это всем своим независимым от преклонных лет видом, — «бесбашенным», как говорят наши дети.
«А ведь эти дни, когда можно позволить себе быть “безбашенным”, не бесконечны, — опять выползли мои мысли. — Почему же она так вызывающе экстравагантна? И можно ли представить на ее месте среднестатистическую российскую бабушку семидесяти лет, обремененную внуками, огородами и нервными расчетами коммунальных платежей?»
А может быть, в этом ничего нет особенного и просто мы не такие, как они? Какие же?
* * *
Другая картина.
«Как много здесь красивых парочек — беззаботных, отдыхающих стариков!» — я наблюдаю за соседями по отелю. Наверное, я оговорилась. Вовсе не «старики» это, а просто пожилые, интеллигентные люди. И это так непривычно — видеть счастливых людей в преклонном возрасте. А ведь они поистине счастливы. В это верится, когда смотришь на них. Или на острова пускают только счастливых? Говорят, что визы на остров подвергают тщательной цензуре.
Вот парочка. Им лет по восемьдесят. Идут вдоль набережной бок о бок, взяв друг друга за руки, как малые дети в детском саду. Один ведет другого за ручку — бережно, заботливо, с нежностью. Они дорожат друг другом, они знают цену этой жизни...
А вон те, которые любуются океанской волной?! Совсем ведь старенькие, но он бережно взял ее за плечики и ведет, обнимая, вдоль берега. Я присмотрелась. Она, кажется, подхрамывает, волоча больную ножку. Но это совсем незаметно, потому что они — одно целое, и он дает ей свою силу и здоровье, дает опору и заботу. Он покрывает собой ее немощь, ее болезнь. Они на двоих делят любовь, жизнь и здоровье. Ровно напополам. Трогательно. Поучительно...
Почему я не видела подобного в России? А может, мы просто не приучены проявлять чувства? Она, конечно, есть, эта самая любовь, во все времена и во всех уголках земли, но видна она или во весь рост, или в одной слезинке... А слезинок у нас, в России, как правило, больше. Так повелось.
* * *
Та же Испания.
На инвалидной колясочке сидит пожилая женщина. Не могу назвать ее бабушкой, рука не пишет, да и в мыслях даже нет слов «бабушка» или «старушка». Интеллигентная, чистенькая, безупречно одетая, с приятным парфюмом дама. Катит коляску такой же по возрасту пожилой мужчина, очевидно, супруг. Вот они остановились, любуются океаном...
Их просто двое. Прилетели за тридевять морей отдохнуть, подарить друг другу внимание и заботу, разделить совместный жизненный крест. И, может быть, остатки земных дней...
Как все-таки эти непривычные русскому глазу картины волнуют сердце, трогают душу! Какое уважение к женщине у заокеанских мужчин! А ведь они, эти дамочки заграничные, не так красивы и обаятельны, как наши славяночки. Но почему, почему наши женщины так зачастую несчастливы и одиноки? А впрочем, этих ответов я никогда не получу...
Мне бы свое охранить и сберечь. Господи, помоги!
Но не успокаиваются мои мысли. Много все-таки горя у наших «бабонек» (ласково говорю) — невыплаканного, невымоленного. Много горя в России и ныне. Так было всегда. Много лебедушек русских, оставшихся без единственных своих лебедей и без деток лебединых. Горька ты, все-таки песня лебединая! А сколько наших деток осталось на полях сражений за земли русские! Господи, упокой их души! И сейчас еще уходят утята в горячие точки, толком даже не оперившись. А ладушки остаются одни.
«Зачем?» — спрошу.
«Может быть, нужны еще нашей бедной России молитвенницы за нее!» — ответ.
Испанский таксист
Прилетаю в Испанию. Сажусь в такси. А таксист мне по-русски:
— Пожалуйста... — и включает компакт-диск Юлии Савичевой.
Из динамиков такси «Мерседес» вылетает песня:
Проходят дни, пролетают года,
Высыхают океаны...
— Нравится?
Я утвердительно киваю головой.
Разговорились, как могли. Он — на плохом русском, я — на плохом английском.
— Я люблю русскую, — глаза испанца горят.
Он влюблен. Нет, он любит, сомнений быть не может.
— Через два года... — он выразительно показывает на палец левой руки, не зная русских слов и надеясь, что я пойму, потому что у испанцев обручальное кольцо надевают на левую руку.
— А-а... — отвечаю. — Поженитесь.
— Да, — счастливо улыбается он, и с необыкновенной лаской в голосе обращается к кому-то, глядя на небо:
— Моя крошка.
Не улетай, мое седьмое небо.
С тобой лететь мне бы...
— Поет Юлия Савичева под ванильными сводами испанского неба.
— Она — стюардесса, — поясняет после недолгого молчания испанец и поет вместе с певицей:
Плачет по тебе сердце...
Помни обо мне.
«Тогда все понятно! — думаю. — Интересно, в который раз он слушает этот диск?»
Удерживая одной рукой руль такси, испанец торопливо выжимает что-то в своем сотовом; наконец, находит фото и гордо показывает мне. С маленького экрана на меня смотрит лысая молоденькая девчушка. Мне становится смешно. Но я в свою очередь тоже не могу удержаться и достаю свой телефон с фотографией югослава. При этом говорю:
— Мой хазбэнд тоже иностранец.
Таксист удивленно поднимает брови и радостно смеется. Мы отлично понимаем друг друга. Он продолжает разговор со мной на ломаном русском:
— Я хочу очень карашо научить говорить русский. Спасибо русским песням!
Теперь удивляюсь я, потому что однажды я уже слышала подобную фразу. Сказал их мой жених-иностранец, когда я просила его научить меня сербскому.
— Говори со мной дома на сербском, — сказала я. — Я хочу знать твой язык.
— Нет, — ответил. — Я хóчу говорить русский, чтобы хорошо знать твой язык...
При этом, чтобы научиться получше понимать и говорить по-русски, он слушал наши диски и постоянно включал волну «Русское радио».
Вот и испанец крутил диск Юлии Савичевой, а в машине неслось:
Целый мир освящает твои глаза,
Если в сердце живет любовь.
Наверное, он думал в этот момент о своей лысенькой русской стюардессе. Как и мой серб думал о своей судьбе, когда слушал русский дуэт, умиляясь словам: «Ты меня, конечно, любишь...». Эта наивная, нежная песня обещала ему счастье. Уже позднее я, как эпизод, вспомнила, что однажды мы ехали с ним зимней дорóгой, слушая именно эту песню, и я, переполненная чувствами, сказала ему шутливо: «А у меня муж — иностранец», — на что он мне с гордостью парировал: «А у меня жена — русская. Красивая». И мы оба радовались этими приятными обстоятельствами. И были счастливы. По-детски трогательно.
В жизни тоже много сказок... — пела русская певица в испанском такси, и я думала о том, что все в жизни не случайно. Даже эти слова. Я тоже, как и незнакомый мне испанец, жила в состоянии сказки. И молила Бога дать мне талант написать книгу о любви, потому что любовь есть. Да, есть.
Вот такая испанская история любви. Чаевых влюбленный испанец-таксист с меня так и не взял.
Эх, русские женщины! Кто поймет вас до глубины души, тот поистине может обрести смысл жизни!
Только бы в поисках и ожидании любви не ошиблось наше бедное сердце.
