В прошлый раз мы говорили о болезненном фазовом переходе (с 1980-х гг.), который близится к завершению. Из этого следует, что наша задача сегодня – дожить до следующей, стабильной фазы инерции, когда этнос (суперэтнос) выздоравливает и вновь укрепляется. Эта благополучная фаза продолжается 250-300 лет, после чего наступают сумерки обскурации – медленное умирание этноса (100-150 лет). Иногда это умирание растягивается на более продолжительный срок, благодаря регенерации за счет пассионарности окраин (Византия).
Чем фаза инерции (цивилизации) отличается от других фаз этногенеза? Говоря языком Гумилёва, в начале этой фазы этническая система восстанавливается и становится более устойчивой (резистентной), т.е. способной сопротивляться внешним и внутренним врагам, в том числе, организованным антисистемам. Это резко контрастирует с психозами и недомоганиями предыдущей фазы надлома и шизофренией переходного периода.
Энергии в фазе инерции меньше, чем в фазах подъема и перегрева, но зато она вполне поддаётся координации со стороны власти. Что позволяет консолидировать народ, навести порядок в стране и даже совершить рывок вперёд. В этой фазе укрепляются государственные и социальные институты, развивается экономика, усиливается внешнее влияние государства. (Здесь может возникнуть вопрос: а если власть не национальная? Отвечаем: так не бывает, выздоравливает народ – очищается власть. Здесь зависимость четкая).
В Древнем Риме фаза инерции (цивилизации) занимает «лучший период римской истории», с конца I века до н.э. (от Октавиана) по II век н.э. (до Коммода), когда после окончания гражданских войн Рим начинает экспансию, богатеет и становится мощной империей. В Византии – это период IX-XI вв. – время успокоения после религиозных столкновений VIII в. (иконоборчества), культурного и экономического роста.
В Древней Руси фаза инерции Славянского суперэтноса (не путать с Российским!) выпадает на X-XII вв. (от усиление власти Киева и Крещения Руси до нарастания раздробленности после Владимира Мономаха); в этот период уровень русской экономики и культуры заметно превышает европейский. Ну, а в Западной Европе фаза инерции – это эпоха Просвещения, капитализма и колониальных войн, в ходе которых европейцы ограбили полмира (XVII - XX вв.) (подробнее см. в моей кн. гл. «Фаза инерции»).
А как это было в Азии? В Азии было сложнее, но общая закономерность – та же. Например, фаза инерции в Древнем Китае – это великая империя Хань (после «войны царств», с III в. до н.э.); в Средневековом Китае – империя Сун (после тяжелого периода «десяти царств», с X в. н. э.).
Заметим в скобках, что сейчас Китай переживает очередной подъем пассионарности, после последнего пассионарного толчка XVIII века. Как, собственно, вся Азия от Японии и Кореи, до Северной Африки – по дуге, близкой к широтному направлению, – через Северную Индию, Пакистан и Иран. Гумилёв этот последний толчок не описывал в своих книгах, но говорил о нем незадолго до смерти, в конце 1980-х. Жизнь подтвердила его прогноз – Большая Азия набрала силу и бурлит по нарастающей, становясь головной болью для глобалистов.
Другой пример – Турция. Турки с великороссами ровесники, поскольку они сформировались в результате пассионарного толчка XIII в. Однако турки вошли надлом несколько раньше (уже в середине XIX в. появляется выражение «Турция – больной человек Европы») и сегодня находятся в начале фазы инерции. Отсюда их имперские амбиции, возвращение к исламу и всплеск национал-патриотизма. Налицо все признаки выздоровления. (Да-да, это и есть выздоровление! см. гл. «Пассионарность»). И это несмотря на то, что собственно турки, как государствообразуюший этнос, уступают русским в процентном соотношении ко всему населению.
Главная причина восстановления этно-системы по Гумилёву заключается в том, что в фазе инерции народ вновь обретает единство и цельность после расколов и столкновений надлома, когда пассионарная энергия гасится во внутренних конфликтах. И еще – этнос освобождается от паразитов-субпассионариев – бомжей, «алкашей», тунеядцев и пр. паразитов – число которых заметно сокращается. Они не исчезают полностью, но уходят в тень до фазы обскурации. (См. гл. «Фаза надлома» и гл. «Субпассионарии»). Эти два главных фактора выздоровления и позволяют системе стабилизироваться.
Отдельный вопрос – с антисистемщиками, которых не следует путать с субпассионариями. Эта группа патологических разрушителей представляет серьезную проблему, но – для ослабленного надломом или обскурацией этноса. Сплоченному и пассионарному этносу антисистемы не страшны, точнее – не фатальны, даже в нынешних, благоприятных для них условиях глобализации.
Конечно, недооценивать наших главных антисистемщиков-либералов не следует, поскольку они действуют исходя из логики раковой опухоли (Я неисправима! Я не могу не пожирать здоровые клетки, даже если сама сдохну вместе с организмом!.. Я его ненавижу!!!). Именно поэтому антисистемщики никогда не успокоятся и будут грызть Россию (и все человечество) до последнего. Но!.. Но на данном отрезке истории (с 1980-х) они основной пар уже выпустили. Кто-то уехал за границу, кто-то напился крови и отвалился, кто-то нарожал дегенератов и не оставил смены. Их пассионарный потенциал снизился, и сейчас они держатся на плаву только благодаря внешней поддержке своих хозяев – глобалистов. Когда эта поддержка ослабнет (а она обязательно ослабнет!), «либералы» потеряют свое влияние.
Но главное: народ этих оборотней давно раскусил, и ненавидит от всей души! И эта ненависть рано или поздно будет реализована, поскольку на дворе уже не 90-е годы. В конечном итоге – радикальная часть «либералов» будет наказана (кто не убежит), другая часть попрячется по щелям и замрет «до лучших времен», а третья начнет изображать из себя «крутых патриотов» (что, собственно, уже происходит).
Это третий, «оперативный» фактор выздоровления.
Главное внешнее отличие фазы инерции от других фаз этногенеза в том, что в это время происходит развитие экономики и финансовых институтов, накапливаются материальные и культурные ценности, растёт комфорт, повышается уровень жизни. Это самая лучшая фаза для среднего человека – законопослушного обывателя.
В начале этой фазы происходит возвращение к традиционным устоям, но в умеренном виде, без прежнего накала. Когда всё в меру, всё на среднем уровне – и религиозность, и патриотизм, и количество детей в семье. Такая среднепассионарная этническая система, как правило, хорошо организована и функциональна. В этом смысле она выгодно отличается от высокопассионарной системы в акматической фазе, когда все хотят быть первыми (в России это – опричнина, Смута, Церковный раскол, дворцовые перевороты XVIII в.). И от расколотой этнической системы в фазе надлома, когда все враждуют (общественные столкновения в XIX – нач. XX в., рецидивы второй половины XX в.), и где для наведения порядка необходимы радикальные меры (Сталин). При этом, повторим, с XIX века надо делать серьезную поправку на глобализацию, которая искажает природные этногенезы, но не отменяет их.
Международное положение страны в этой фазе, как правило, укрепляется. В нашем случае это означает, что когда русские войдут в фазу инерции и наведут порядок у себя дома, то вокруг них объединятся остальные этносы. Как на уровне Большой России – Беларусь и Украина (без западной «опухоли») – так и на уровне всего Евразийского пространства, в первую очередь, Казахстан и Ср. Азия (как союзники).
Разумеется, произойдет это не сразу и уже на новой политической основе. В каких формах – покажет время. В любом случае России придется выстраивать свою евразийскую зону ответственности в грядущем многополярном мире.
Что же касается «национальной идеологии» (которую ищут), то в спокойной фазе инерции внутренние идеологические разногласия уступают место идеологическому равновесию. Поскольку этнический раскол преодолевается, и идейных бойцов-пассионариев в этой фазе остается немного, то на смену противоборствующим «горячим» и «революционным» идеологиям приходит умеренно-консервативная идеология «золотой середины», т. е. идеология ПОРЯДКА И СТАБИЛЬНОСТИ. Пассионарным идеалистам такая «идеология» кажется скучной, но большинство населения она вполне устраивает («Ну, сколько можно воевать! Дайте пожить спокойно!»)
Очевидно, что Россия беременна именно такой, «разумной» консервативной идеологией. Что, впрочем, вовсе не исключает необходимости идеологии мобилизации на современном, переходном этапе. И уж тем более не исключает сохранение позиций Православия, как основы для нового имперского проекта на старом фундаменте «Третьего Рима». Почему? Потому, что в XX веке в мировой этногенез грубо вмешался инфернальный фактор глобализации. И нужен Удерживающий. Этот момент очень важен, ибо сейчас в мире главная борьба разворачивается на СМЫСЛОВОМ, ДУХОВНОМ УРОВНЕ. (Поэтому, заметим, РПЦ с конца 1950-х гг. и пытаются развалить изнутри так наз. церковные либералы). Атеисту эти вещи объяснить невозможно, но православные нас поймут.
Таким образом, в фазе инерции преобладает уравновешенный обыватель, «гармоничный человек» по Гумилёву. С социально-экономической точки зрения, фаза инерции – это буржуазная фаза, а с культурологической – эпоха «модерна» (в Европе).
Причем пассионарное ядро – глубинный народ – сохраняется и в этой, потребительской фазе. Оно начинает распадаться и терять этническую традицию (коды) лишь в последней фазе обскурации («постмодерна» в западной терминологии).
Что же касается «обывателя», то следует пояснить, что он отнюдь не балласт и, тем более, не отрицательный тип. Нормальный обыватель нацелен на созидание, на ведение своего дела и сохранение накопленного на своей земле. Этот человек хотя и приземленный, но основательный и законопослушный. Беспорядка он не любит. Это главное.
Здесь возникает вопрос: а что остается делать в это время оставшимся бойцам-пассионариям?.. Увы, выбор у них невелик. Конечно, кто-то может заняться экстремальными видами спорта, или путешествиями в стиле Федора Конюхова. Но если серьезно, то в это правильное время пассионариям высшего, «жертвенного» типа (по Гумилёву) жить не интересно. Такие сверхпассионарии, зачастую, не находят себе применения в жизни и превращаются в «неуспешных» людей. Ну, если не случается война или иное потрясение.
У многих из них возникает вопрос: ради чего все было?! Об этом еще в конце XIX века хорошо сказал русский мыслитель Константин Леонтьев: «Не ужасно ли и не обидно ли было думать, что … апостолы проповедовали, мученики страдали, поэты пели, живописцы писали и рыцари блистали на турнирах для того только, чтоб французский, немецкий или русский буржуа, в безобразной и комической своей одежде, благодушествовал бы «индивидуально» и «коллективно» на развалинах этого прошлого величия?..»
Соглашаться, или не соглашаться с Константином Леонтьевым – это дело вкуса. Но, увы, от природной закономерности этногенеза уйти нельзя. Как, к примеру, нельзя пожилому человека вернуться назад – в свою бурную молодость… Впрочем, поспешим успокоить оставшихся бойцов-пассионариев: в ближайшие годы господа глобалисты нам спокойной жизни, точно, не дадут! Так, что скучно не будет…
А для идейных (аттрактивных по Гумилёву) пассионариев есть Православная церковь, в которой сегодня сложилась, прямо скажем, непростая ситуация. И извне и внутри. Заметим, что главная проблема современной церковной жизни – это нарастание буржуазности, то есть – протестантизма! Раньше это называлось «розовым христианством», сегодня – «православием-лайт».
Процесс этот, как мы выяснили, для фазы инерции закономерный, однако, это не значит, что следует опустить руки. Задача оставшихся пассионарных идеалистов – этому теплохладному протестантизму, всеми силами препятствовать. Быть «якорем», или «тормозом», как говорил К. Леонтьев. И в первую очередь для того, чтобы не дать церковным либералам-антисистемщикам (этим «волкам в овечьей шкуре»!) использовать этот протестантизм для проталкивания своего экуменизма, то есть, глобализма!
Вместо заключения. Таким образом, теория Гумилёва объясняет очень многое и в истории, и в современности. Она является составной частью ИСТОРИОСОФИИ – науки о законах исторического развития (см. текст «Мало знать историю, ее надо понимать...»). И в этой области, повторим, у нас дефицит на специалистов – у большинства наших историков и публицистов или марксизм (формационный подход), или либерализм (постиндустриальное, постмодерн и пр.) в головах сидит. А чаще – то и другое вместе. Поэтому сегодня есть немало людей, которые знают историю, но не понимают ее. Точнее, понимая какие-то фрагменты, пускай даже важные (формационный подход), не понимают ее ВСЮ, целиком – от древнейших цивилизаций Египта и Междуречья, до наших дней… Отсюда же и отсутствие картины будущего! Ведь сегодня мало кто знает, КУДА МЫ ИДЕМ?.. Поэтому столько паники и «страшилок» в прогнозах (см. текст «Мировое правительство зашло в тупик…»).
Тем и ценен Лев Гумилёв, что нащупал и развил верную методологию – ЦИВИЛИЗАЦИОННУЮ – от Н. Данилевского и К. Леонтьева, через евразийцев. Единственную, кстати, методологию, в которую наше Православие вполне укладывается. Как? Как духовная основа Русской цивилизации.
Вообще, для того чтобы понять динамику новейшей истории необходимы две вещи: 1) пассионарная теория этногенеза и 2) «теория» глобализации (которую Гумилёв почти не затрагивал). Если применять эти два подхода вместе, то многие вопросы, висящие «в воздухе», проясняются.
Разумеется, теория Гумилёва не отвечает на все вопросы истории и современности, и в ней есть место для критики (см. в кн. гл. «Вместо заключения»). Но после нее картина, действительно, становиться яснее. Это проверенный факт. Для этого надо прочитать хотя бы две-три лекции, и что-то «разжевать» аудитории. Результат налицо, люди подходят и говорят: нам говорили, что Гумилёв – «это ненаучно», а жизнь-то, оказывается, подтверждает его теорию. Или как пошутил один известный историк: я в теорию Гумилёва не верю, но почему-то в жизни она сбывается (см. в кн. «Краткая биография Л.Н. Гумилёва» и «Введение»).
Практика показала, что главная причина неприятия теории этногенеза заключается не в академических трениях, и даже не в идеологиях, а в том, что Лев Гумилёв, как это случается с авторами больших, прорывных теорий, ОПЕРЕДИЛ СВОЕ ВРЕМЯ. (Про «либеральных» экспертов, ненавидящих Гумилёва за его учение об антисистеме, и тех специалистов, которые его книг не читали, но «что-то слышали» или «просматривали», мы здесь не говорим).
Учёный умер в 1992 году, когда его книги только-только начали выходить. И то, что сегодня многие интеллектуалы критически относятся к его концепции вполне объяснимо. Это «мозговая» инерция. Человеку психологически очень трудно отказаться от тех схем, которые складывались в его голове десятилетиями, и с которыми он сроднился.
Но, с другой стороны, есть серьезные ученые и публицисты, которые пассионарную теорию этногенеза принимают и даже одобряют. Так, что признание Гумилёва – это вопрос времени. Ведь Лев Николаевич учил смотреть на историю не с позиции мыши, а с высоты полёта орла. Подождём.
Евтушенко Евгений Альбертович, историк, Красноярск
