Раввины против либералов

20 августа сего года либеральная общественность отмечала очередную двадцать четвертую годовщину поражения в августе 1991 года ГКЧП (Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению), который попытался предотвратить распад СССР. Судя по всему, «Августовский путч» ГКЧП был хорошо спланированной провокацией, ставшей детонатором эскалации процесса развала Советской империи. Впрочем, спор на эту тему продолжается до сих пор.

По поручению Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества Московского Патриархата я был направлен 20 августа 2015 года на Новый Арбат для участия в траурном мероприятии, посвященном гибели в ночь на 21 августа 1991 года троих молодых людей, попытавшихся остановить в новоарбатском туннеле бронетехнику, направлявшуюся к Дому Правительства («Белому дому») для поддержки ГКЧП.

По одной из версий, которая представляется мне наиболее вероятной, эти молодые люди (Илья Кричевский, Дмитрий Комарь и Владимир Усов) закрыли в туннеле куском брезента смотровую щель водителя БТРа и попытались открыть люк. Боевая машина, потерявшая ориентацию, начала вращаться вокруг своей оси, расплющив при этом о стены туннеля несчастных ребят. Никакой преднамеренности в действиях экипажа БТРа не было. 

По несколько другой версии Дмитрий Комарь, набросив брезент на смотровую щель боевой машины, попытался открыть люк БТРа, и находившиеся внутри солдаты открыли в ответ беспорядочный огонь, поразивший Илью Кричевского и Владимира Усова. А сам Дмитрий Комарь погиб под гусеницами БТРа. Но по всем версиям получается, что трое ребят, так или иначе, сами спровоцировали роковые для себя действия экипажа боевой машины. 

Для меня это трагическое событие имеет еще и личный аспект. Дело в том, что один из погибших, Илья Кричевский, был в свое время моим учеником в московской школе № 704. В классе, где учился Илья, я преподавал историю и был классным руководителем. С Ильей с самого начала у меня сложились дружеские отношения, которые продолжались и после окончания им школы. Он бывал на моих днях рождения, часто звонил, читал по телефону свои стихи, писал письма из армии. Мы по-разному смотрели на многое из окружающей нас жизни, но это не мешало нашим дружеским и теплым отношениям. Были в Илье подкупающие искренность и обаяние. Последний раз он позвонил мне за три дня до своей гибели и сказал, что хотел бы креститься. Он просил меня о встрече по этому поводу. 

21 августа 1991 года мне позвонили одноклассники Ильи и сообщили о его смерти. Когда я подошел к телефону, то обратил внимание, что моя записная книжка почему-то оказалась открытой именно на странице с телефоном Ильи. Хотя он не успел креститься, я молюсь за него в своей домашней молитве. Ведь Господь принимает и намерения людей. 

Вечером 20 августа 2015 года около мемориальной доски с именами погибших ребят, водруженной на эстакаде прямо над туннелем, где произошла трагедия, собралось около семидесяти представителей либеральной интеллигенции.

Накануне господин Венедиктов по «Эху Москвы» сетовал на то, что наша государственная власть, прежде всего Президент Путин, больше не относится с должным вниманием к «Августовскому путчу» ГКЧП и не желает более радоваться развалу СССР, и что в обществе в целом снижается интерес к событию двадцатичетырехлетней давности. 

В таком же духе высказывались перед началом мероприятия и либералы, пришедшие почтить память погибших. В воздухе летали слова: «проклятый путинизм», «тоталитарная власть», «сталинизм вернулся» и тому подобное. Путин обвинялся во всем, как в той песенке: «Кошка бросила котят – это Путин виноват!». 

Когда я подошел к собравшимся, они сразу замолчали, и я поймал на себе настороженные недобрые взгляды. Один из либералов спросил меня: «А вы зачем здесь? Священники нам здесь не нужны». «Это не вам решать, нужен я здесь или нет, уже без вас разобрались с этим вопросом, так что потерпите. Тем более, что я хорошо знал Илью Кричевского и у меня оснований быть здесь больше, чем у некоторых», - парировал я. После этих моих слов неприязнь в либеральных глазах сменилась удивлением и даже некоторой растерянностью. Я решил перейти в контрнаступление и продолжил: «Ребята, ну чего вы все время власть кроете, вам не надоело?! На себя-то посмотрите. Вы же все время пребываете в своей скучной либеральной схеме. Бубните, словно мантру: «Путин виноват, Путин виноват, Путин виноват…». Но ведь жизнь ни в какие схемы не укладывается, ни в белые, ни в красные, ни в либеральные, ни в консервативные. Вы, образно говоря, напоминаете людей, которые из быстрого горного потока вырывают часть воды, замораживают ее, изучают, исследуют и думают, что это и есть жизнь, а реальный поток живой жизни уже давно от вас убежал, и остались вы со своей бессмысленной ледышкой. Но если я вас не убеждаю, то почитайте Пушкина, Достоевского, Бахтина, Честертона, Льюиса, Грэма Грина, Мандельштама, Иосифа Бродского.Вы же так любите их цитировать. Но при этом совершенно ничего не хотите понимать! Кстати, ваш любимый Иосиф Бродский никогда не был диссидентом и мечтал приехать умирать на Васильевский остров».

Не знаю, насколько сильное смятение внес я в либеральный лагерь. Они не успели мне ответить, потому что организаторы объявили, что начинается траурное мероприятие, и все направились к мемориальной доске. Но, во всяком случае, либерал, который сказал, что священники здесь не нужны, как-то присмирел, особенно после того как я, надевая рясу, попросил его подержать мою камилавку. В его глазах появилось что-то хорошее, теплое, действительно человеческое. 

Среди собравшихся у мемориальной доски были два раввина, хорошо известный Зиновий Коган и еще один, которого я видел впервые. Зиновий Коган приветливо поздоровался со мной, вспомнив наше совместное участие в различных круглых столах. Когда организатор спросил, кто из нас первый прочтет молитвы, Коган сказал: «Конечно, батюшка первый». 

Я отслужил краткую литию и пропел Вечную память «всем в годину революционного лихолетия и смуты погибшим». После этого я произнес следующее слово: «Дорогие родственники и друзья погибших! Самое страшное в жизни - это революция и смута. И не имеет значения под каким флагом - под красным, под белым или иным - эта революционная смута происходит. Потому что революция всегда уносит жизни искренних молодых людей, которым бы еще жить и жить. Я хорошо знал одного из погибших, Илью Кричевского, был его учителем и классным руководителем. Мы общались с ним после окончания школы. Он позвонил мне за три дня до смерти и попросил встретиться, так как у него возникли духовные вопросы. Встретиться мы с ним не успели, о чем я скорблю по сей день. Мы с вами должны сделать все возможное, чтобы не допустить в нашем обществе новой революционной смуты, уносящей жизни наших дорогих детей. Давайте хранить как зеницу ока хрупкий мир в нашем обществе, несмотря на разницу в наших политических, идейных и конфессиональных взглядах». После окончания моего обращения, я услышал голос раввина Зиновия Когана: «Батюшка, позвольте пожать вашу руку». К Когану присоединился и второй раввин. Мне эти движения раввинов показались вполне искренними. Они, в отличии от секулярных либералов, не заинтересованы в революции и смуте. 

В этой связи вспоминаю, как несколько лет назад на одном большом публичном мероприятии поднялся известный либерал Леонид Гозман и заявил, что Православие не должно иметь в России никаких преимуществ по сравнению с другими религиозными конфессиями, что надо уравнять все религии в России. Гозмана тут же остановил Зиновий Коган и сказал буквально следующее: «Вот сразу видно Леонид, что вы не ходите в синагогу, а то знали бы, что в России Православие имеет бесспорное преимущество».

Был так же знаковый эпизод в жизни святого праведного Иоанна Кронштадтского - в период нарастания революционных настроений перед первой русской революцией 1905 года он встретился с влиятельными раввинами и призвал их унять еврейскую молодежь, активно участвующую в революционном движении. Раввины ответили ему, что уже не могут ею управлять. 

Интересно, что после нашего с раввинами рукопожатия из либеральных рядов выдвинулся молодой человек с высоким лбом и серым лицом, напоминающий киношного Франкенштейна, и хриплым голосом, сверкая глазами, прокричал: «Почтим минутой молчания Глеба Якунина!». А в след за ним вышла увядающая дама и, вскинув над головой портрет Бориса Немцова, потребовала почтить минутой молчания и этого персонажа. Все это выглядело как отрицательная реакция секулярных либералов на мой призыв к миру и на наше рукопожатие с раввинами. 

Характерно так же, что это рукопожатие сняли десятки фотоаппаратов и кинокамер. Но в интернете вы данные кадры вряд ли найдете, как и видеозапись моего слова, призывающего к миру и согласию. Во всяком случае, я ничего найти не смог. Это и понятно – невыгодно либеральным революционным идеологам показывать рукопожатие раввина и священника, связанное с призывом не допустить революцию и смуту. Другое дело, если бы священник сделал какое-нибудь антисемитское заявление или совершил некое радикальное действие. Вот тогда бы они распространили это по всему свету. 

Зато в интернете дали полностью видеозапись выступления бывшего министра экономики Андрея Нечаева, присутствовавшего на траурном мероприятии. Нечаев – характерная фамилия, не правда ли?! И вполне закономерно, что этот господин высказался во вполне большевистском духе. Он заявил, что кровь этих мальчиков пролита не напрасно, что они пожертвовали своими жизнями за идеалы, которые либералы, к его сожалению, не сумели отстоять. Нечаев подчеркнул, что за нынешнее общество никто из либералов своими жизнями жертвовать не будет. 

Речь Нечаева отчетливо показала, с какой «любовью» «малый либеральный народ» относится к нынешнему российскому обществу, то есть к большому народу. 

Наблюдая эту немногочисленную группу людей, я почувствовал, что как христианин, как священник, я испытываю к ним жалость, потому что у них нет ни веры в Бога, ни любви к Родине. И живут они в своей либеральной ледяной пустоте, совершенно лишенной всякой вертикали. Наверное среди них есть люди, душа которых еще не окоченела полностью в нечаевском нигилизме. Но они боятся слово вымолвить против позиции своей тоталитарной либеральной партии. Еще Достоевский писал, что русский интеллигент (он имел ввиду либералов) больше всего на свете боится иметь свое собственное мнение. И вот какая страшная разница получается – мы готовы их полюбить, но они готовы нас лишь убивать! И даже у раввинов они не хотят учиться. 

Несчастные российские либералы! Сколько еще своих и наших детей вы готовы отдать молоху революции?! Призываю опомниться тех из вас, в ком еще осталась способность слышать других!

P.S. Когда я перед началом траурного мероприятия беседовал с мамой Ильи Кричевского, и мы тепло вспоминали его школьные годы, мне не показалось, что она испытывала удовлетворение, а тем более радость, от того, что ее молодой сын отдал свою жизнь за смутные либеральные идеалы.