Пора проводить «индустриализацию-2»

Я в свое время коллекционировал заявления нашего премьер-министра на тему открытости и закрытости экономики. К сожалению, не могу привести ни одного примера, когда бы премьер говорил о том, что нам нужно закрывать свою экономику. Он говорил, что, несмотря на санкции, мы будем продолжать придерживаться принципа открытости нашей экономики. То, что он сейчас сказал, противоречит всему тому, что он говорил до сих пор, причем не один год. Поэтому не совсем понятно, как можно снижать зависимость от внешних рынков и внешних поставок, если при этом провозглашается принцип открытости экономики. Если что-то поменялось в сознании премьер-министра или в политике правительства, то об этом надо сказать громко, четко, понятно и обоснованно, потому что все это похоже на какую-то словесную эквилибристику и всерьез это воспринимать нельзя. Поэтому это даже вопрос не к экономисту, а к специалистам в области психологии или политологии. Я не большой специалист в объяснениях подобного рода изливов.

Все, что говорит премьер-министр, можно сравнить с формулой «казнить нельзя миловать». Поэтому как его понимать? Судя по всему, Медведев - премьер-министр чисто технический, просто занимает кресло и практически не принимает никаких решений и даже не имеет представления о том, как надо выстраивать экономику в нынешних условиях. Мне стало неинтересно слушать его, читать. Просто это некая говорящая голова, причем голова, которая не отвечает за логику последовательности своих мыслей.

Что касается проблемы открытости и закрытости экономики – это очень серьезная проблема, которую надо решать людям с государственным мышлением, с государственным сознанием, и, конечно, в нынешних условиях нам нужно действительно проводить то, что Президент назвал импортозамещением, но нашему народу более понятно другое выражение, а именно индустриализация. Мы разрушили свой промышленный базис и теперь, фактически, речь идет о «индустриализации-2». Если мы говорим об индустриализации, то логично обратиться к опыту проведения этой индустриализации, и здесь я ничего из пальца высасывать не собираюсь, а просто могу пересказать, в чем заключался этот опыт.

Этот опыт заключался, прежде всего, в том, что была выстроена жесткая вертикаль государственного управления экономикой. Управление экономикой осуществлялось на основе среднесрочного планирования, то есть разрабатывались пятилетние планы. Пятилетние планы, в свою очередь, включали в себя годовые планы. И пятилетние и годовые планы – это были не какие-то ориентировки, как сейчас говорят – индикативное планирование, а это был закон, обязательный к исполнению. Невыполнение этого закона влекло за собой определенные последствия: правовые и не только. Поэтому к этому плану относились очень серьезно. У каждого предприятия был набор показателей, причем, хотел бы обратить внимание, на первом месте находились не стоимостные, а натуральные показатели потому, что нашей стране нужны были конкретные продукты, конкретные изделия, прежде всего оборонная промышленность с широким ассортиментом оружия, средства производства – станки, машины, оборудование, потребительские товары. Это тоже очень интересно, потому что многие считают, что планирование основывается исключительно только на стоимостных показателях. Нет, прежде всего, использовали натуральные показатели. Чтобы все это сходилось, чтобы все это совпадало, в масштабах страны выстраивался целевой баланс. То есть это был не волюнтаризм, а продуманные просчитанные планы.

Вся индустриализация была нацелена на то, чтобы снижать импортную зависимость нашей страны. Это тоже очень понятно, потому что постоянно нам угрожали и военной интервенцией, практически с конца 1917-го года Россия находилась в торговой и экономической блокаде, эту блокаду до конца не снимали никогда. У нас индустриализация проходила в условиях даже более жестких, чем сегодняшние условия. Но она проходила, мы закупали за валюту машины, оборудование. За период с конца 1929 года до 22 июня 1941 года построили 9600 предприятий, и, если посчитать, то каждый день вводили по два предприятия в строй.

Мы полностью не ликвидировали нашу зависимость от внешнего рынка, были годы, когда мы активно выходили на внешний рынок в связи с закупками машин, оборудования, станков для индустриализации. Мы проводили принцип государственной монополии внешней торговли, принцип государственной валютной монополии. Была перестроена банковская система. Та банковская система, которая сложилась в период НЭПа, была демонтирована. Где-то в начале 30-х годов была реформа кредитной системы, в результате которой осталось всего несколько банков, и, прежде всего, это Государственный банк. Но его функции изменились. И было еще два-три банка: один из них Промстройбанк, тогда он имел другое название, но он отвечал за финансирование капитальных вложений, и еще был банк для внешней торговли, который реализовывал принцип государственной валютной монополии. Вся банковская система была государственная. Это очевидно, потому что денежная система и кредитная система – это инфраструктура экономики и общества, и она никогда не должна быть в частных руках. Это тоже аксиома, которую сегодня начисто забыли, и разного рода либеральные экономисты пытаются нас убедить в том, что кровеносная система экономики должна находиться в частных руках.

Есть богатейший опыт, но мы его почему-то не вспоминаем. И, думаю, именно поэтому приводится термин «импортозамещение». Если наши первые лица государства будут говорить «индустриализация», то люди начнут интересоваться, начнут вспоминать: «А, у нас, оказывается, индустриализация была!» Давайте-ка мы вспомним, а как мы ее проводили. Вот такие мои предварительные комментарии.