«Хочется пожелать, чтобы эта колокольня стала набатом»

Обращение администрации Калязинского района является проявлением того процесса, который был запущен в России в этом году. Этот год ознаменовался особым духовным временем года, так называемой «Русской весной». Мы все пережили, может, впервые за свою жизнь глубокий духовный подъем, ощутили, что богатырские силы не покинули Россию, что она способна на собирательную, созидательную деятельность. Толчком стал Крым. Затем, хотя там и произошли трагические события, но они носят созидательный характер, — это события в Новороссии. Это ощущение возрождения коснулось всех уровней нашего сознания от бытового уровня – вплоть до того, когда мы с гордостью стали носить Георгиевские ленточки, с гордостью говорить, что мы русские. На политическом уровне стала декларироваться программа внешней и внутренней политики, в соответствии с русскими ценностями, когда у нас открываются новые исторические горизонты, и мы достаточно масштабно вспоминаем столетие Первой мировой войны и готовимся к тысячелетию памяти Князя Владимира. 

Это общее ощущение нового дыхания сказалось и на том, что мы вновь вспомнили о наших поруганных святынях. Эта тема достаточно громко прозвучала в начале перестройки: разрушенные храмы, поруганные святыни. Но потом она была отставлена, забыта. Тысячи храмов были восстановлены, но еще большие тысячи остались в разрушенном виде: взорванные, разрушенные, поруганные, но, самое страшное, казалось, – забытые. 

Одним из символов наших поруганных святынь стало явление затопленной Руси, когда наша животворящая артерия – Волга – становой хребет нашей цивилизации, подверглась насильственным изменением берегов, затоплением, созданием искусственных водохранилищ и, в связи с этим, гибелью очагов русской цивилизации. Символом этой Голгофы народов стало Рыбинское водохранилище – самый большой искусственный водоем на земле, созданный в середине XX века. И затопленные города, монастыри, храмы... Как память об этой затопленной Руси осталась калязинская колокольня соборного храма города Калязина. Она стала как неприступный бастион, как маяк старой России, как вопиющий шпиль, взывающий к небу и земле. Она чудом устояла. Но стоять среди воды архитектурное сооружение не предназначено. Если на нее взирать и ничего не делать, то эта колокольня рухнет. Эта инициатива по ее спасению и сохранению нашла такой широкий отклик не только как единичный факт спасения конкретной колокольни, но как проявление нашей боли об утраченных святынях, о желании спасти эти святыни. Колокольня эта – действительно символ. Те подписи, которые люди ставят, – они ставят не только о спасении этой колокольни, но и вообще о памяти о наших святынях. 

Отношения к святыням – это мера духовного уровня общества. Если общество забывает святыни – оно предает святыни, предает себя. Это наша национальная трагедия, что тысячи храмов стоят в руинах. Это должно быть нашей глубочайшей сердечной болью. В России до революции было более полусотни тысяч храмов. В Советском Союзе, накануне перестройки, насколько я знаю, было около пяти тысяч храмов. Получается, что только один из десяти храмов сохранился. Девять других – закрыты, разрушены, уничтожены. Да, в последнее время восстановлено много храмов. Но все же мы должны осознавать, что большая часть из них стоит разрушенными. Нужно восстановление не только этой конкретной колокольни. Нам нужна особая национальная программа спасения и сохранения разрушенных и забытых храмов. Во-первых, их надо просто описать, составить каталог, энциклопедию храмов России. И обязательно описать состояние. Мы должны наши храмы знать поименно, за каждым храмом стоят тысячи судеб, тысячи и десятки тысяч крещеных людей, отпетых в этом храме, погребенных возле этого храма. 

Наши храмы – это судьба нашего Отечества. Мы должны их для начала описать. Создать сайт, каталог, энциклопедию, издаваемую по краям, областям, епархиям. Затем надо составить программу их консервации, чтобы они не разрушались. С каждым днем стены и своды рушатся, и процесс может быть уже необратим. Затем нужно выделить государственные средства на их восстановление. Не обязательно, чтобы они все были действующими. Но храм есть храм, даже если там нет службы и прихода. Все равно это краса русской земли, радость для взора, память о предках, ощущение своего достоинства. 

Какой человек потерпит, когда в его доме фамильные ценности разбросаны, разрушены, фотоальбомы валяются порванными! А для нас это эмоциональные наши святыни. Видеть их разрушенными мы не должны привыкать. Такая программа назрела. Видя, какие огромные средства тратятся на различные олимпиады, спартакиады, «Формулу 1», достаточно разделить их на количество храмов и увидеть, что средства для одного стадиона на Чемпионат мира по футболу хватят на восстановление сотен, а, может, и тысяч храмов. Спорт – дело полезное для здоровья, но душа не выше ли тела? Почему же на наши духовные ценности практически не выделяется никаких государственных средств? Тем более, что эти храмы разрушены по вине государства. Их разрушили не захватчики, не иноземцы, их разрушило государство, и оно несет ответственность за свои разрушения. 

Хочется пожелать, чтобы эта колокольня стала набатом. Восстановление этой колокольни должно свершиться. Колоколов, насколько я знаю, там нет. Но безмолвный звон этой колокольни должен нас пробудить. Он должен ударить в наши сердца. Мы должны услышать, по ком звонят колокола калязинской колокольни. Они звонят по другим утраченным святыням. Эта колокольня должна стать первой в этой программе. Чем ценна эта колокольня? Понятно, что там не восстановить храм как действующий. И колокольню, как действующую, тоже не восстановить. Но она для нас – память, и в этом качестве должны быть восстановлены все храмы. Мы должны сформулировать такую мысль, такой тезис, что пока не будет восстановлен последний храм России, мы не можем сказать, что Россия возродилась. 

Россия невозможна без храмов, и невозможно, чтобы возродилась Россия при разрушенных храмах. Для меня эта тема еще лично очень близка. Не так далеко от этой калязинской колокольни вверх по течению Волги находится Рыбинское водохранилище, под водами которого покоится тот монастырь, на подворье которого я имею радость и честь служить. И хотя монастырь покрыт водами Рыбинского водохранилища, мы чувствуем эту глубинную самую кровную связь, как говорил поэт, и именно затопленный Леушинский монастырь лично меня заставляет с удвоенной силой трудиться на Леушинском подворье. Это подворье в Санкт-Петербурге я воспринимаю как видимую часть айсберга затопленного монастыря. Надо хотя бы на подворье сохранить память о нем, его историю, традиции, имена подвижников, в том числе великой игумении Таисии, память которой мы будем совершать в наступающем 2015 году. И для меня восстановление калязинской колокольни в каком-то смысле еще и лучик надежды, что, может быть, после этого примера вспомнят и о великой Леушинской обители. 

Нужны новые нетрадиционные решения, как спасти колокольню, стоящую посреди реки. Может быть, та методика, те наработки и идеи, которые могут быть отработаны на восстановлении Калязинской колокольни, послужат и на восстановление других святынь и Леушинского монастыря.

Небывалые преступления прошлого теперь требуют небывалых творческих решений. Затопили, теперь надо думать, как ее сохранить, как создать эти островки спасения среди этого рукотворного моря. Калязинская колокольня воспринимается нами как символ затопленной Руси, но сейчас она как бы становится символом спасаемой России, выходящей со дна искусственного моря.