2 сентября (по юлианскому календарю) 1812 года начался страшный пожар Москвы, оккупированной войсками Наполеона. Бушевавшее до 6 сентября пламя нанесло древней столице России огромные разрушения – город выгорел на три четверти. По словам поэта Н.М.Шатрова, «еще двенадцать дней дымилась / Столица славы и отрад, / Пожара искра в пепле тлилась, / Курился нестерпимый смрад. / Повсюду ужасы встречались, / От гибели не исключались / Ни хижины, ни алтари; / От переулка до гульбища / Всё претворилось в пепелища, / В развалины и пустыри». Среди прочего, пожаром были уничтожены Московский университет, богатейшая библиотека Д.П.Бутурлина, Петровский и Арбатский театры; как принято считать, в ходе него погибла рукопись «Слова о полку Игореве», а также Троицкая летопись. Из 9 тысяч московских домов выгорели около 6,5 тысяч, из 329 православных храмов – 122 были уничтожены пламенем…
Это трагическое и одновременно величественное событие, оказавшее огромное влияние на исход войны с Наполеоном, до сегодняшнего дня вызывает различные трактовки и споры о его виновниках. Как же случилось так, что Первопрестольная оказалась объятой языками беспощадного пламени, уничтожавшего все на своем пути, и кто повинен в случившейся трагедии?
Напомним, что после Бородинского сражения Русская армия начала отступление. Военный совет в Филях, состоявшийся 1 сентября после некоторых раздумий, утвердил решение М.И.Кутузова об оставлении Москвы без боя. 2 сентября русские войска прошествовали через город, сопровождаемые толпами москвичей, не пожелавших оставаться в Москве, которую оставляли на милость французов. В тот же день в Первопрестольную ворвался авангард французских войск под командованием Мюрата, занявший Кремль, а чуть позже, так и не дождавшись от москвичей выражения покорности и торжественного приема, под звуки «Марсельезы» в город вошел Наполеон со своими главными силами.
Но торжество французов было недолгим. Когда Наполеону доложили о том, что огненный смерч пожирает Москву, то, по словам генерала Сегюра, «в первый момент он рассердился и хотел приказывать этой стихии, но вскоре смирился, покорившись невозможности. (…) Наполеон увидел себя побежденным. (…) Победа, которой он все принес в жертву, гоняясь за ней, вдруг исчезла на его глазах, в вихрях дыма и пламени! Им овладело такое сильное волнение, словно его пожирал тот самый огонь, который окружал его со всех сторон. Наполеон не находил себе места, каждую минуту вскакивал и опять садился. Он быстрыми шагами бегал по комнатам, и во всех его жестах, в беспорядке его одежды выражалось необычайное беспокойство. Из его стесненной груди вырывались по временам короткие, резкие восклицания: “Какое ужасающее зрелище! Это они сами! Столько дворцов! Какое необыкновенное решение! Что за люди! Это скифы!”».
Как пелось в русской народной песне, написанной на стихи Николая Соколова:
Шумел, горел пожар московский,
Дым расстилался по реке.
На высоте стены кремлевской
Стоял он в сером сюртуке.
Он видел огненное море.
Впервые полный мрачных дум,
Он в первый раз постигнул горе,
И содрогнулся гордый ум!
Наполеон, вынужденный спасаться из Московского Кремля, спешно покинул его пешком, но из-за дыма, заволокшего все вокруг, заблудился и едва не погиб. Переправившись через Москву-реку по плавучему мосту, французский император добрался к вечеру до Петровского дворца. После того, как на утро 6 сентября пожар, уничтожив бóльшую часть города, стих, Наполеон вернулся в Кремль и обрушил свою злость на поджигателей – мнимых и настоящих. Жертвами казней стали около 400 человек.
Как видим, известие о пожаре Москвы стало для Наполеона не просто неожиданностью, а было воспринято им как катастрофа. Как отмечал генерал Сегюр, «большинство было убеждено, что первоначальной причиной этого бедствия явилось пьянство и неповиновение солдат, а теперь буря заканчивала начатое». Но потом у французов зародилось сомнение: «Уж не возник ли у московских жителей, знающих нашу удивительную беспечность, план сжечь Москву вместе с нашими солдатами, опьяневшими от вина, усталости и непреодолимой жажды сна? Может быть, они надеялись даже окружить Наполеона во время этой катастрофы? Как бы то ни было, но за гибель этого человека стоило заплатить гибелью столицы! Может быть, небо требовало от них такой огромной жертвы, чтобы доставить им столь же огромную победу? В конце концов, они пришли к заключению, что для такого гиганта нужен был и гигантский костер!»
В свою очередь, немецкий философ Вальтер Шубарт делал такое важное замечание в связи с московским пожаром: «Я не стану касаться спорного вопроса, сами ли русские это сделали, грабители-мародеры или пьяные французы, намеренно или по ошибке. Дело не в этом. А в том, что если в городе, состоящем из деревянных строений, из 300.000 его жителей остается несколько тысяч, – он должен погибнуть. Уже сам уход москвичей означал, что они жертвуют своим имуществом».
И хотя 6 сентября Наполеон снова вернулся в Кремль, продолжая из сожженной Москвы управлять войском и империей, в течение месяца пред ним со всей очевидностью предстала бесперспективность дальнейшего пребывания в городе. Попытки заключить мир с Россией не увенчались успехом, содержание войск в Москве было крайне сложным, армия, погрязшая в мародерстве и пьянстве, становилась все менее управляемой, к тому же начались ранние заморозки, к которым французы были не готовы. Приказав поджечь все публичные здания в городе и заминировать Кремль, в октябре 1812 года Наполеон покинул Москву. Начиналось великое отступление некогда великой армии…
Взятие Москвы, казавшееся поначалу славным триумфом, на деле обернулось для французов крахом и посрамлением. Занявший оставленную неприятелем Москву генерал А.Х.Бенкендорф вспоминал: «Мы вступили в древнюю столицу, которая еще вся дымилась. Едва могли мы проложить себе дорогу через трупы людей и животных. Развалины и пепел загромождали все улицы. Одни только разграбленные и совершенно почерневшие от дыму церкви служили печальными путеводными точками среди этого необъятного опустошения. Заблудившиеся французы бродили по Москве и делались жертвами толпы крестьян, которые со всех сторон стекались в несчастный город».
Сегодня продолжают существовать несколько версий возникновения московского пожара. Одни историки называют причиной трагедии организованный поджог, осуществленный по приказу московского главнокомандующего графа Ф.В.Ростопчина; другие – неуправляемые действия французских полчищ, грабивших город и устраивавших в нем бесчинства; третьи – допускают, что это была случайность, которой способствовал общий хаос и бушевавший в те дни ураганный ветер.
Однако большинство историков склоняется сегодня к первой версии. Московский градоначальник Ф.В.Ростопчин за несколько недель до сдачи города грозился при вступлении в него Наполеона обратить Москву в пепел. При оставлении города из него были вывезены все «огнеспасительные» снаряды и пожарные части, а в самом городе была оставлена небольшая команда полицейских-поджигателей. О том, что за поджиганием домов ловили людей в полицейском мундире, сообщают и французские мемуаристы. Сохранилось донесение и одного русского полицейского пристава, в котором он отчитывался перед московской управой в исполнении приказа «стараться истреблять все огнем», что он и делал весь день 2 сентября «в разных местах по мере возможности». «Не могши сделать ничего для спасения города ему вверенного, он вознамерился разорить его до основания, и чрез то саму потерю Москвы учинить полезной для России», – писал о Ростопчине русский военный историк Д.П.Бутурлин.
Однако стоит ли винить в московском пожарище Ф.В.Ростопчина, как это делали некоторые его современники и продолжают делать сегодня некоторые историки? Как справедливо замечает историк А.Ю.Минаков, Ростопчина «обвиняли в гибели имущества огромного количества семей, при этом забывали, что он оставил на разграбление в Москве два собственных дома с имуществом на 0,5 млн руб. и собственноручно сжег свое богатейшее поместье Вороново, чтобы оно не досталось французам». К тому же сожжение Москвы имело огромное стратегическое и моральное значение, непосредственно повлияв на весь дальнейший ход войны. В результате пожара, Наполеон не смог найти в древней столице России для своей армии ни жилья, ни продовольствия. По замечанию историка Н.А.Троицкого, без сожжения Москвы тарутинский маневр Кутузова был бы лишен всякого смысла.
И следствием твоих страданий
Есть мир и царство тишины.
Уже волканы всех мечтаний,
Завоеваний и войны
Твоим пожаром потушились,
Ужасных силы сокрушились,
Исчез, исчез всемирный трон:
Надежды гордых перестали,
Кумиры слепоты упали,
И пал наш враг Наполеон.
(Н.М.Шатров «Пожар Москвы»).
В 1813 году Император Александр I учредил «Комиссию для строения в Москве», и Первопрестольная постепенно была отстроена заново. Пожар способствовал регулярной застройке пострадавших районов города, расширению его улиц, возведению множества новых зданий. Не случайно, в комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума», один из ее героев замечал про Москву: «Пожар способствовал ей много к украшенью».
Закончим этот небольшой очерк примечательными словами немецкого философа Вальтера Шубарта, так писавшего о тех величественных и трагических днях: «С каким само собой разумеющимся спокойствием, без всякой позы, свершался этот величайший в истории жертвенный акт! Ни одна столица мира, которую доселе покорял Наполеон, не оказывала ему такого приема. Берлинцы стояли шпалерами, когда тот вступал в город, и кланялись. Русские и на себя и на врага нагоняли ужасы апокалипсиса. При этом ни одна столица не имеет такого значения для народа, как Москва для русских. Она значит для него больше, чем Париж для француза. Это священный город для русских. И тем не менее!»
Андрей Иванов, доктор исторических наук
