Октябрьское дуновение Норд-Оста

Позавчера был день памяти жертв теракта в театральном центре на Дубровке, вошедший в нашу историю под названием «Норд-Ост». Но в основных средствах массовой информации данное трагическое событие не получило никакого отражения. С тех страшных дней России прошло уже 9 лет. Конечно, людям неприятно вспоминать черные дни бытия, но, забывая их, мы теряем точку опоры, без которой невозможно созидание новой жизни.

В нашу семью, как и во многие другие, Норд-Ост ворвался мощным порывом, опрокинув мгновенно всю устоявшуюся жизнь. Теперь опавшая осенняя листва и пронизывающий осенний ветер неизменно вызывают в моей памяти захваченный чеченскими террористами театральный центр на Дубровке, оцепленный милицией и солдатами. Три страшных дня и три страшных ночи провели мы у здания театрального центра вместе с тысячами других людей, родственники и близкие которых попали в заложники. Мой зять Антон был ведущим флейтистом в «Новой опере» под руководством известного дирижера Евгения Колобова, ныне покойного. Денег не хватало, тем более, что у Антона и моей дочери Елизаветы только что родился сын Владислав, поэтому молодой отец искал возможность подработать. Ему предложили раз в неделю участвовать в мюзикле «Норд-Ост». В тот день у него был выходной, но заболел его напарник, и Антону пришлось выйти на замену.

Два раза я общался с ним по телефону, говорил он быстро и шепотом, потому что в любой момент ичкерийские звери, запретившие все телефонные переговоры, могли учинить расправу. По телефону ему даже удалось поисповедоваться у духовника. Вел он себя спокойно и достойно, никакой истерики, в последнем разговоре с Елизаветой даже шутил. У него был с собой молитвослов, и он постоянно молился. Об этом впоследствии рассказали те, кто оказались рядом с ним и выжили.

Когда я уходил в последнюю ночь перед штурмом, Елизавета подошла ко мне и сказала: «Папа, найди его, пожалуйста». Но я не сумел выполнить её просьбу. Потом был штурм, благодаря которому не случилось самого страшного. Большая часть заложников уцелела. Штурм пришелся на день празднования в честь иконы Божией Матери «Иверская». Позже офицеры «Альфы», с которыми я подружился, рассказывали, что они во время штурма явно ощущали помощь свыше. Только чудом можно объяснить то, что ни одна из смертниц не успела привести в действие невероятное по мощности взрывное устройство. Наши спецназовцы настоящие герои, они шли на штурм, не рассчитывая, что останутся в живых. Когда террористы были нейтрализованы, офицеры «Альфы» сами выносили заложников из здания, хотя по инструкции им это категорически запрещено. Использование специального газа было необходимо, иначе штурм не привел бы к нужным результатам.

Не может быть никаких сомнений в том, что террористы преследовали лишь одну цель – опрокинуть российскую государственную власть. Если бы власть тогда пошла на уступки и согласилась с требованиями террористов, то Россия неизбежно распалась бы на части. Далее события в нашей стране неизбежно начали бы развиваться по ливийскому сценарию. После штурма ко мне подошла группа французских журналистов, и ведущий задал вопрос: «Как вы считаете, нужен ли был штурм, в результате которого погибли люди или следовало бы согласиться с требованиями террористов?». Я ответил, что наши русские воины вырвали клыки ичкерийскому волку и оторвали ему другие очень важные части тела, спасли честь моей Родины.

В списках выживших Антона не оказалось, и мы с его другом Никитой объехали 27-28 октября все московские морги в поисках тела моего зятя. Никогда в жизни я, наверное, больше не увижу столько мертвых человеческих тел: молодых, пожилых и подростков. В моргах нам выдвигали морозильные камеры, и мы вглядывались в холодные лица умерших. Оказывается не так просто узнать в мертвом человеке своего близкого. Наконец, в одном из моргов мы узнали Антона, и рухнула наша последняя малюсенькая надежда. Нам выдали его вещи – нательный крест, молитвослов и маленький образ иконы Божией Матери «Споручница грешных», главной святыни нашего храма. Выходя из морга, я заглянул в одно из боковых помещений, там была навалена куча трупов чеченских бандитов с оскаленными окровавленными лицами, с торчащими острыми кадыками и бородами. У одного из них были ещё воздеты вверх руки со скрюченными как у хищной птицы пальцами. Пожилой санитар сказал: «Волкам волчья смерть».

А потом было отпевание моего незабвенного зятя в храме в честь Вознесения Господня, который располагается напротив консерватории. В конце отпевания неожиданно полумрак храма пронзил яркий солнечный луч из верхнего оконца. Он точно упал на белую головку моей трехлетней дочери Олечки, которая, привстав на цыпочки у изголовья гроба, пыталась поцеловать Антона. В этот момент её улыбающееся личико осветилось нездешним светом и все присутствующие, глядя на неё, невольно улыбнулись улыбкой нездешней радости. Так утешает нас Господь в самые трудные минуты.

Иерей Александр Шумский, специально для «Русской народной линии»