«Отец Георгий Митрофанов актуализирует важную тему в церковной истории, нуждающуюся в глубоком и основательном осмыслении и исследовании: как жесточайшие внешние гонения, подобных которым Церковь никогда раньше не переживала, сказались на ее внутреннем бытии, на отношения иерархов, клириков, православных мирян друг ко другу. Что происходило в самом историческом институте российской Церкви в период гонений. Это действительно часто были трагические разделения, противостояния, непонимания между своими же. В том числе, непонимания между людьми, которые сейчас вместе причислены к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских. Это, несомненно, предельно драматическая и тяжелая ситуация для церковного бытия. Но тем более мне представляется неосновательным нынче искать однозначно правых и однозначно виноватых. Мы не жили ни в 20-е, ни в 30-е годы, и не нам сейчас расставлять такого рода этические оценки», - заявил в интервью сайту «Православие и мир» настоятель храма святой мц. Татианы при МГУ протоиерей Максим Козлов, комментируя недавние заявления о.Г.Митрофанова.
«Думаю, что в конечном итоге мы придем к признанию промыслительности того, что на протяжении ряда десятилетий Церковь наша существовала как на уровне официальном в глазах власти в лице института Московской Патриархии, так и в виде Русской Православной Церкви Заграницей, в качестве общин непоминающих и все это было перед Богом единое русское Православие. Об этом я готов сказать слова, которые часто и безосновательно применяют к межконфессиональным отношениям: эти перегородки до неба не достигали. Когда исторические обстоятельства изменились, эти перегородки и перестали восприниматься как нечто непреодолимое в частности, так произошло объединение Русской Православной Церкви с Русской Православной Церковью Заграницей», - высказал свое мнение пастырь.
По словам отца Максима, «община перестает быть частью Церкви, когда ее вера перестает быть тождественной вере Вселенской Церкви, когда происходят кардинальные нарушения в ее каноническом строе, утрачивается епископат, восходящий через преемство хиротонии ко святым апостолам». Поэтому «в этом смысле, говорить, что Русская Православная Церковь каким-то образом перестала быть частью вселенского Православия, представляется экклезиологически совершенно неосновательным», - отметил он.
При этом, убежден священник, церковные обновленцы «ввели столько канонических "новаций" в бытие Церкви, от многоженства клириков и женатого епископата (этот перечень можно умножать и умножать) до совершенно неоправданных литургических реформ и деканонизации святых, социально не близких советской власти, уж не вспоминая об их разрыве с каноничной церковной властью», поэтому «говорить о тождественности их строя с Церковью - просто не приходится».
Комментируя слова о.Георгия Митрофанова о том, что его «совершенно не интересует судьба той страны, которая называлась Советский Союз, а теперь называется Российской Федерацией», отец Максим Козлов сказал: «Мы не увидим в историческом христианстве космополитизма, осознание человека гражданином мира. Гражданином неба конечно. Небо наше первое отечество. Но гражданство в небе не отменяет нашего гражданства на земной нашей Родине. Так же, как слова Апостола Павла о том, что в Царствии Небесном нет ни мужеского пола, ни женского, не отменяет того, что в брак вступают лица противоположного пола, а не одного. Мы не должны впадать в это странное и надуманное противоречие, толстовство, не должны повторять лозунги: "Патриотизм - прибежище негодяев" и тому подобное. Я глубоко убежден, именно с религиозной точки зрения христианин не может не быть патриотом своего Отечества в такой стране, как Россия».
Отметив, что «сейчас у ряда церковных публицистов возникла тенденция камешками кидать в Патриарха Сергия, благо, сейчас какого-то мужества для этого не требуется», священник напомнил слова Алексея Светозарского о том, что если клирик РПЦ МП стоит на позициях жесткой критики Патриарха Сергия, то ему следует отказаться от собственного священного сана, поскольку хиротония у нас от епископов, которые были в евхаристическом общении с Патриархом Сергием и его преемниками.
«То, что митрополит, а впоследствии Патриарх Сергий не был банальным соглашателем и не стоял на позиции угождения властям, отчетливо видно хотя бы из его контроверзы с обновленцами. Вот уж кто были последовательными соглашателями это обновленцы. Митрополит Сергий находился в ситуации, когда справа находилась многочисленная расколотая оппозиция, а слева - активно поддерживаемое властями, искусственно насаждаемое обновленчество. Мы сейчас знаем, что обновленчество кончилось после Второй Мировой Войны, а в 20-30 годы скорый конец его предсказать было невозможно. И линия, которую выбирал Патриарх Сергий, по сути дела, продолжала линию Святого Патриарха Тихона. Вставал вопрос о нахождении Церковью исторического места в новой и, как тогда с очевидностью виделось, на долгое время стабильной государственности - при очень жестких и очень болезненных компромиссах, но при сохранении вероучительной тождественности нашей Церкви Вселенскому Православию. Другое дело, что вокруг Патриарха Сергия были люди и не такого масштаба, и не такого полета. Совсем другое дело, что не нужно представлять его человеком, принимавшим безошибочные решения и вовсе бесстрастным и никогда не руководствовавшимся личными симпатиями и антипатиями», - высказал свое мнение отец Максим.
По словам пастыря, ошибочной была не столько линия компромисса 20-30-х годов, сколь решение преемника Патриарха Сергия Патриарха Алексия I о массовом и фактически безусловном приеме в послевоенные годы в Московскую Патриархию обновленческого духовенства. «Алексей Львович Беглов в своих публикациях показал, как катастрофически велик был процент бывших обновленческих клириков, среди епископата в особенности, и среди городского духовенства в послевоенные годы. Этот перевес в значительной мере сказался на качестве церковной жизни и породил все те упреки, которые можно предъявлять нашей Церкви в послевоенные годы и которые, кстати, дали основание в значительной мере для хрущевских гонений. Часто находились реальные поводы. Количество тогда отказавшихся от сана, при том, что уже не нужно было идти в сталинские тюрьмы и лагеря, было, увы, очень и очень велико. Это в значительной степени и были обновленческие клирики, которые после войны вошли в Московский Патриархат, а потом при Хрущеве опять ушли на страну далече».
Что же касается слов Патриарха Сергия, которые критики чаще всего ставят ему в упрек («Мы хотим считать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости которой - наши радости и беды которой - наши беды»), то отец Максим считает, что подходить к ним следует трезво и без лишних эмоций: «Судить нужно не столько по словами и по формулам, сколько по реальным действиям. Говоря эти слова, конечно же, митрополит Сергий не имел в виду идеологического отождествления с коммунистическим режимом и советской властью. Я согласен принять это как констатацию, что от нахождения в конкретных государственных формах нам в каком-то смысле никуда не деться. (…) Я бы не повторил этих слов сейчас. Однако думаю, что как Церковь мы не должны чувствовать себя связанными этими вынужденно сказанными словами митрополита Сергия. Но и видеть в них какую-то "сергианскую ересь" можно лишь с позиции крайнего ригоризма».
А церковные диссиденты, считает священник, «это люди, которые, с одной стороны, не склонны отказываться от статуса клириков или популярных публицистов, находящихся в ограде Московской патриархии, а с другой стороны, готовые резервировать за собою "особую позицию" такого рода дулю в кармане». «Это иногда высвечивается на по большей части междусобойных конференциях, а прямее всего проговаривается на кухнях. Смелости в этом диссидентстве никакой нет - это даже не советские диссиденты, которые тоже, мягко говоря, отнюдь не все были героями, но хоть чем-то рисковали. Наши же не рискуют вовсе, зато очень симпатичны, как люди с "особенными воззрениями"», - заметил он. Но «тут надо как-то решиться: либо ты разделяешь взгляды, подходы, которые принципиальным образом существуют в Церкви - и тогда ты с нею, либо нет», - резюмировал отец Максим.
«Это не означает, что у нас не может быть церковной дискуссии по тем или иным вопросам. Для дискуссии был создан институт Межсоборного присутствия, выдвигаемые которым документы широко обсуждаются. Есть и другие возможности изложения взглядов по самым разным вопросам церковного бытия. Но такого рода ощущение себя, как будто я нахожусь слегка в стане врага, что я резервирую для себя право быть такой "внутренней церковью", которая состоит из людей, больше понимающих, критичнее ко всему относящихся, делающих поправки по отношению ко всему для себя и для своих - это, на мой взгляд, и есть церковное диссидентство, и явление это довольно отвратительно», - подчеркнул пастырь.
Коснулся отец Максим в своем интервью и редакционной политики РНЛ: «Несогласным с другой стороны можно предъявить много упреков (например, публике вокруг журнала "Благодатный огонь" или сайта "Русская народная линия"), но это по крайней мере люди, которые склонны все проговаривать - не всегда правильно, заблуждаясь, часто стоя на резких позициях, но, по крайне мере, честно».
«Думаю, что в конечном итоге мы придем к признанию промыслительности того, что на протяжении ряда десятилетий Церковь наша существовала как на уровне официальном в глазах власти в лице института Московской Патриархии, так и в виде Русской Православной Церкви Заграницей, в качестве общин непоминающих и все это было перед Богом единое русское Православие. Об этом я готов сказать слова, которые часто и безосновательно применяют к межконфессиональным отношениям: эти перегородки до неба не достигали. Когда исторические обстоятельства изменились, эти перегородки и перестали восприниматься как нечто непреодолимое в частности, так произошло объединение Русской Православной Церкви с Русской Православной Церковью Заграницей», - высказал свое мнение пастырь.
По словам отца Максима, «община перестает быть частью Церкви, когда ее вера перестает быть тождественной вере Вселенской Церкви, когда происходят кардинальные нарушения в ее каноническом строе, утрачивается епископат, восходящий через преемство хиротонии ко святым апостолам». Поэтому «в этом смысле, говорить, что Русская Православная Церковь каким-то образом перестала быть частью вселенского Православия, представляется экклезиологически совершенно неосновательным», - отметил он.
При этом, убежден священник, церковные обновленцы «ввели столько канонических "новаций" в бытие Церкви, от многоженства клириков и женатого епископата (этот перечень можно умножать и умножать) до совершенно неоправданных литургических реформ и деканонизации святых, социально не близких советской власти, уж не вспоминая об их разрыве с каноничной церковной властью», поэтому «говорить о тождественности их строя с Церковью - просто не приходится».
Комментируя слова о.Георгия Митрофанова о том, что его «совершенно не интересует судьба той страны, которая называлась Советский Союз, а теперь называется Российской Федерацией», отец Максим Козлов сказал: «Мы не увидим в историческом христианстве космополитизма, осознание человека гражданином мира. Гражданином неба конечно. Небо наше первое отечество. Но гражданство в небе не отменяет нашего гражданства на земной нашей Родине. Так же, как слова Апостола Павла о том, что в Царствии Небесном нет ни мужеского пола, ни женского, не отменяет того, что в брак вступают лица противоположного пола, а не одного. Мы не должны впадать в это странное и надуманное противоречие, толстовство, не должны повторять лозунги: "Патриотизм - прибежище негодяев" и тому подобное. Я глубоко убежден, именно с религиозной точки зрения христианин не может не быть патриотом своего Отечества в такой стране, как Россия».
Отметив, что «сейчас у ряда церковных публицистов возникла тенденция камешками кидать в Патриарха Сергия, благо, сейчас какого-то мужества для этого не требуется», священник напомнил слова Алексея Светозарского о том, что если клирик РПЦ МП стоит на позициях жесткой критики Патриарха Сергия, то ему следует отказаться от собственного священного сана, поскольку хиротония у нас от епископов, которые были в евхаристическом общении с Патриархом Сергием и его преемниками.
«То, что митрополит, а впоследствии Патриарх Сергий не был банальным соглашателем и не стоял на позиции угождения властям, отчетливо видно хотя бы из его контроверзы с обновленцами. Вот уж кто были последовательными соглашателями это обновленцы. Митрополит Сергий находился в ситуации, когда справа находилась многочисленная расколотая оппозиция, а слева - активно поддерживаемое властями, искусственно насаждаемое обновленчество. Мы сейчас знаем, что обновленчество кончилось после Второй Мировой Войны, а в 20-30 годы скорый конец его предсказать было невозможно. И линия, которую выбирал Патриарх Сергий, по сути дела, продолжала линию Святого Патриарха Тихона. Вставал вопрос о нахождении Церковью исторического места в новой и, как тогда с очевидностью виделось, на долгое время стабильной государственности - при очень жестких и очень болезненных компромиссах, но при сохранении вероучительной тождественности нашей Церкви Вселенскому Православию. Другое дело, что вокруг Патриарха Сергия были люди и не такого масштаба, и не такого полета. Совсем другое дело, что не нужно представлять его человеком, принимавшим безошибочные решения и вовсе бесстрастным и никогда не руководствовавшимся личными симпатиями и антипатиями», - высказал свое мнение отец Максим.
По словам пастыря, ошибочной была не столько линия компромисса 20-30-х годов, сколь решение преемника Патриарха Сергия Патриарха Алексия I о массовом и фактически безусловном приеме в послевоенные годы в Московскую Патриархию обновленческого духовенства. «Алексей Львович Беглов в своих публикациях показал, как катастрофически велик был процент бывших обновленческих клириков, среди епископата в особенности, и среди городского духовенства в послевоенные годы. Этот перевес в значительной мере сказался на качестве церковной жизни и породил все те упреки, которые можно предъявлять нашей Церкви в послевоенные годы и которые, кстати, дали основание в значительной мере для хрущевских гонений. Часто находились реальные поводы. Количество тогда отказавшихся от сана, при том, что уже не нужно было идти в сталинские тюрьмы и лагеря, было, увы, очень и очень велико. Это в значительной степени и были обновленческие клирики, которые после войны вошли в Московский Патриархат, а потом при Хрущеве опять ушли на страну далече».
Что же касается слов Патриарха Сергия, которые критики чаще всего ставят ему в упрек («Мы хотим считать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости которой - наши радости и беды которой - наши беды»), то отец Максим считает, что подходить к ним следует трезво и без лишних эмоций: «Судить нужно не столько по словами и по формулам, сколько по реальным действиям. Говоря эти слова, конечно же, митрополит Сергий не имел в виду идеологического отождествления с коммунистическим режимом и советской властью. Я согласен принять это как констатацию, что от нахождения в конкретных государственных формах нам в каком-то смысле никуда не деться. (…) Я бы не повторил этих слов сейчас. Однако думаю, что как Церковь мы не должны чувствовать себя связанными этими вынужденно сказанными словами митрополита Сергия. Но и видеть в них какую-то "сергианскую ересь" можно лишь с позиции крайнего ригоризма».
А церковные диссиденты, считает священник, «это люди, которые, с одной стороны, не склонны отказываться от статуса клириков или популярных публицистов, находящихся в ограде Московской патриархии, а с другой стороны, готовые резервировать за собою "особую позицию" такого рода дулю в кармане». «Это иногда высвечивается на по большей части междусобойных конференциях, а прямее всего проговаривается на кухнях. Смелости в этом диссидентстве никакой нет - это даже не советские диссиденты, которые тоже, мягко говоря, отнюдь не все были героями, но хоть чем-то рисковали. Наши же не рискуют вовсе, зато очень симпатичны, как люди с "особенными воззрениями"», - заметил он. Но «тут надо как-то решиться: либо ты разделяешь взгляды, подходы, которые принципиальным образом существуют в Церкви - и тогда ты с нею, либо нет», - резюмировал отец Максим.
«Это не означает, что у нас не может быть церковной дискуссии по тем или иным вопросам. Для дискуссии был создан институт Межсоборного присутствия, выдвигаемые которым документы широко обсуждаются. Есть и другие возможности изложения взглядов по самым разным вопросам церковного бытия. Но такого рода ощущение себя, как будто я нахожусь слегка в стане врага, что я резервирую для себя право быть такой "внутренней церковью", которая состоит из людей, больше понимающих, критичнее ко всему относящихся, делающих поправки по отношению ко всему для себя и для своих - это, на мой взгляд, и есть церковное диссидентство, и явление это довольно отвратительно», - подчеркнул пастырь.
Коснулся отец Максим в своем интервью и редакционной политики РНЛ: «Несогласным с другой стороны можно предъявить много упреков (например, публике вокруг журнала "Благодатный огонь" или сайта "Русская народная линия"), но это по крайней мере люди, которые склонны все проговаривать - не всегда правильно, заблуждаясь, часто стоя на резких позициях, но, по крайне мере, честно».
.jpg)
