Подсчитал и сам удивился: я был знаком с десятью командирами подводных лодок времен Великой Отечественной и Второй мировой войны. Из них - семеро наших командиров, двое немецких и один австралийский. Сегодня никого из них нет в живых, но остались их книги, автографы, фотографии...
С одними вместе служил, с другими - дружил, с третьими - просто беседовал... О, роскошь человеческого общения! Только так и поймешь, когда воскресишь их всех в памяти, сопоставишь, как же интересно было их слушать, как жаль, что о стольком не успел расспросить. Встретились бы снова - завалил вопросами...
Флот - гордость страны. Подводники - элита флота. Командиры подводных лодок - соль элиты.
Командир отвечает за все: за корабль и за экипаж, за положение корабля в океане, на глубине, в узкости, в гавани, у причала, в доке, за поведение своих людей на борту, на берегу, в бою и в отпуске, то есть - за воинскую дисциплину, за техническую исправность и боевую готовность корабля, за успех атаки и за радиационную безопасность. Одним словом - за все.
Велик груз командирской ответственности.
Командир, шутят моряки, это физическое тело, которое мгновенно засыпает от усталости и тут же просыпается от ответственности. Англичане не шутят, когда называют командира первым после Бога.
И это так. В руках командира подводного атомного ракетоносца сосредоточена огневая мощь, которая может смести с лица земли любой мегаполис, как испепелил Господень гнев Содом и Гоморру. В отдельном плавании командир корабля наделен правами высшего лица государства, поскольку корабль - суверенная часть территории страны, под флагом которой он находится в океане. В особых случаях ему позволено напрямую выходить на связь с Главнокомандующим флотом. Но чаще всего - особенно в подледных походах командиру подводной лодки приходиться принимать решения на свой страх и риск, не испрашивая у вышестоящего начальства «добро».
При всей редкости этой профессии, командиров подводных лодок много больше, чем космонавтов. Только в годы Великой Отечественной войны обязанности командиров подводных лодок выполняли 358 человек. 99 из них погибли. Высшей награды - Золотых Звезд Героев-удостоены 20 командиров подлодок, среди них двое посмертно - Александр Маринеско - в 1990 году и Алексей Матиясевич - в 1995-м.
Вице-адмирал Г.Н. Холостяков
Вице-адмирал Георгий Никитич Холостяков был первым моим знакомым из этой плеяды, и сыграл в моей жизни удивительную роль. На годовщину Победы в 1970 году газета «Комсомольская правда» устроила очередную «Землянку»: декорировала актовый зал под фронтовой блиндаж - по стенам маскировочные сети, столы, накрытые армейским хб, на столах фляжки с водкой, котелки с закусками, солдатские кружки... Ну, и, конечно же, на почетных местах - ветераны войны, тогда еще довольно крепкие и жизнерадостные. Мне выпало сидеть рядом с вице-адмиралом Холостяковым, энергичным общительным человеком. Узнав, что я жил в Барановичах, в его родном городе, Георгий Никитич сразу же проникся земляческими чувствами и первым делом плеснул мне в кружку «наркомовские» сто грамм.
Выпили, конечно, за Победу, потом за женщин - редакционных дам и девиц в лихих пилотках. А потом Холостяков сказал ближайшему окружению:
- Третий тост - по традиции: за тех, кто в море!
Я первый раз в жизни пил за тех, кто в море да еще с прославленным адмиралом. Чокнулись с ним кружками, и тут в моей судьбе произошло некое завихрение - будто Холостяков нажал на кнопку невидимой катапульты: через несколько дней я оказался в море на борту пограничного сторожевого корабля ПСКР-507. Я прибыл в Таллин по газетной командировке - писать очерк о морских пограничниках. ПСКР-507 вышел в дозор в легендарный Моонзундский пролив. Целую неделю мы провели в море. Надо ли говорить, сколько новых впечатлений обрушилось на меня?
Собственно с того давнего выхода в море и началась моя морская жизнь, морская служба. Так что знакомство с этим человеком, боевым адмиралом, геройским подводником оказалось для меня поворотным в судьбе.
Имя командира-подводника Холостякова гремело в предвоенные годы, когда он, будучи командиром дивизиона и головной подводной лодки, прокладывал первые мили первых океанских походов. Плавал в штормовых условиях, уходил под лед, ставил рекорды по длительности автономного плавания. Его называли командиром-стахановцем, наградили орденом Ленина, направили делегатом на Х съезд комсомола от Тихоокеанского флота, назначили командиром бригады подводных лодок, а потом с высоты положения да в лагерную грязь... По доносу объявили его польским шпионом, а заодно английским и японским. Приговорили к 15 годам исправительно-трудовых лагерей с последующим поражением в правах на 5 лет. Срок отбывал в лагере в бухте Ольга.
В мае 1940 года Холостякова освободили «за недоказанностью обвинения», восстановили в звании, вернули награды. Но служить на Тихом океане уже не мог. Мешала черная слава бывшего зэка.
Холостякова перевели на Черноморский флот с назначением командиром 3-й бригады подводных лодок, а затем начальником отдела подводного плавания штаба Черноморского флота. В этой должности он встретил войну и доблестно отвоевал ее на Черном море и Дунае. Особенно прославился при обороне Новороссийска и при высадке десантов на Малой земле. А с декабря 1944-го возглавляемая им Дунайская флотилия прошла с боями тысячи миль по великой реке - от Измаила до Вены.
После войны с подводным флотом не расстался: занимался строительством атомного флота, а в 1964 году выходил старшим на борту в экипаже уникальной атомной подводной лодки К-27. Ее реакторы работали на жидкометаллическом теплоносителе, и 50-суточный поход в Атлантику был по сути дела испытательным походом.
С глубочайшей скорбью узнал о его жестокой гибели 21 июля 1983 года. А ведь погиб в бою, в поединке с бандитом, защищая жену, защищая дом, защищая свой мундир с боевыми наградами...
Вечная память боевому адмиралу!
Адмирал флота Г.М. Егоров
Адмирал флота Георгий Михайлович Егоров был вторым в моей судьбе моряком-фронтовиком. Мне посчастливилось служить под его трехзвездным комфлотовским флагом - флагом командующего Северным флотом. Однажды он побывал с частным визитом на нашей подводной лодке - привел жену и сестру, чтобы показать, как живут подводники. С того визита и началось наше личное знакомство, которое потом счастливо продолжилось после службы.
Война для адмирала флота Георгия Михайовича Егорова началась дней на десять раньше, чем для всех остальных. Подводная лодка Щ-310, на которой он, старший лейтенант, служил штурманом, вышла в Балтийское море 12 июня 1941. Этот выход уже можно считать боевым, потому что немцы уже за несколько суток до начала войны выставили минные заграждения в Моонзундском архипелаге. В одно из благостных июньских утр Егоров поднял перископ и увидел огромный немецкий транспорт, шедший под красным флагом со свастикой в сторону Финляндии.
- На палубе - ни души. - Рассказывал Георгий Михайлович. - Зато вся она заставлена какими-то коробами, накрытыми брезентами. Это были танки. Это были военные перевозки... Таких транспортов мы встречали по пять-шесть в сутки. Враг стягивал силы. Донесли разведданные в штаб флота. Но ответа мы не получили.
22 июня стояла ласковая белая ночь. Мы в надводном положении возвращались в Таллин. Время близилось к пяти утра. Кто мог подумать, что вот уже как час на нас мог спикировать любой немецкий самолет, появившийся над Финским заливом, что в любую минуту мы уже могли получить в борт торпеду с немецких подводных лодок уже получивших приказ об атаках советских кораблей. Кто мог подумать, что в Бресте и Минске, Севастополе и Лиепае уже рвались немецкие бомбы?
Около 5 утра вошли на таллинский рейд. С сигнального поста тут же поступил приказ: «Стать на якорь. Ожидать дальнейших распоряжений». Думали, что начнутся общефлотские учения. Началась война...
Войну Георгий Егоров («дважды Егорий») начинал штурманом подводной лодки. В какой-то популярной песенке рифмовались слова «капитан» и «талисман». Так вот старший лейтенант Георгий Егоров был живым талисманом подводной лодки Щ-310.
Матросы верили, что пока с ними выходит в боевые походы штурман Егоров, их «Белуха» (родное имя подлодки) вернется домой всем смертям назло. Даже если подорвется на мине, как это случилось в октябре 42-го.
- Меня бросило на переборку командирской каюты, и тут же послышался свист воды, поступавшей внутрь лодки. Судя по всему, мы стремительно погружались. Сильный толчок в носовой части корабля - подводная лодка легла на грунт.
Зажглось аварийное освещение - две крохотные, тускло мерцающие лампочки у люков переборок. Трудно было что-либо разглядеть при таком свете, но все же не тьма кромешная.
Мое место по тревоге в центральном посту. Бегу туда. На всякий случай прихватил свой пистолет, если конец, если все безнадежно, так чтобы не мучиться... Но пока главная забота - гирокомпас. В полутьме отыскиваю его. Он не журчит, как обычно, а ревет, как сирена. От взрыва отключилась следящая система, и гироскоп под влиянием прецессионных сил все набирал и набирал скорость. Ротор вот-вот сорвется с цапф: скорость, которую он набрал, уже превышала шесть тысяч оборотов в минуту! Безобидный в нормальном состоянии, прибор как бы превратился в снаряд. Стоило гироскопу потерять опору, и он стал бы носиться по центральному посту, сокрушая все вокруг.
Только мгновение думал я, как поступить... Операция простая, но ее надо знать. Постепенно ротор гирокомпаса из наклонного положения пришел в нормальное.
Бросившись к карте, постарался точно нанести свое место: отсюда должен был пойти отсчет нашего дальнейшего пути. Но сможем ли мы двигаться вообще? Корабль не имел хода, лежал на грунте, глубина около 60 метров. Первый отсек интенсивно заполнялся водой через трещины в прочном корпусе. Хорошо, что аварийная команда во главе с помощником командира успела по тревоге проскочить туда: сразу после взрыва во всех отсеках были наглухо задраены переборочные люки. Таков порядок. Борьба за жизнь корабля ведется по-отсечно до последней возможности. И никто без приказа командира корабля, даже при угрозе гибели, не имеет права покинуть отсек.
Второй отсек, где находились стеллажи торпед и яма с аккумуляторными батареями, тоже был основательно поврежден. Центр взрыва мины, видимо, находился где-то в носовой части лодки. Здесь забортная вода проникала через заклепки, и отсек заполнялся не так быстро. Но вода в этом отсеке представляла сама по себе страшную опасность. Стоило соленой морской воде соединиться с электролитом, который вытекал из потрескавшихся аккумуляторных баков, стал бы выделяться хлор. А короткое замыкание между элементами могло вызвать взрыв и пожар. Вот почему команда электриков во главе со старшиной 1-й статьи Лаврешниковым быстро рассоединяла межэлементные соединения и самоотверженно боролась с поступлением воды.
Тем временем в первом отсеке аварийная команда работала уже по грудь в воде. Моряки накладывали пластыри, подкрепляли их распорками. Так как разошедшийся шов прочного корпуса был большим, то все, чем можно было его законопатить, пошло в ход, в том числе и мой китель.
Внутри лодки обстановка более или менее начала приходить в норму. Ну а наверху? Взрыв мины, по расчетам, произошел в пределах видимости наблюдательного поста на Гогланде. Следовательно, чтобы добить нас, противник мог послать катера. Вот почему крайне необходимо было как можно скорее отойти от этого места.
Как выяснилось впоследствии, фашисты с сигнального поста на острове Гогланд наблюдали взрыв на минном поле и оповестили по радио, что потоплена еще одна советская подводная лодка. Этого, к счастью, не случилось.
День Победы, как и первый день войны, капитан-лейтенант Егоров тоже встретил в море. Подводная лодка М-90, которой он командовал, вышла из Турку на рассвете 9 мая 1945 года.
- Около 17 часов, - рассказывал адмирал флота Георгий Михайлович Егоров, - незадолго до погружения, на мостик спешно поднялся лейтенант Ярушников, выполнявший обязанности шифровальщика: «Срочная радиограмма из штаба!»
Пока шла расшифровка - ломал голову: что там могло случиться? Дают наведение на цель? Смена позиции?..
Лейтенант снова взлетает на мостик, лицо сияет. Читаю строчки и не верю глазам: «Война окончена. Возвращайтесь в базу. Повторяю для ясности: возвращайтесь в базу. Верховский». Что поднялось в душе - не расскажешь, не опишешь... На обратном курсе обошел отсеки и поздравил свой экипаж с победой. Внутри прочного корпуса гремело мощное «Ура!»...
А больше всего Егоров гордился не боевыми походами, а тем, что под его комфлотской эгидой была построена шоссейная дорога Мурманск-Полярный, которая связала бывшую столицу Северного флота с Большой землей, во многом облегчила жизнь горожан и моряков.
Капитан 1 ранга П.Д. Грищенко
О дружбе с легендарным подводником войны капитаном 1 ранга Петром Денисовичем Грищенко (его называли подводником №2 после Александра Маринеско) я и не помышлял. Все сложилось само собой - по-житейски. Мы оказались с ним в рядах одного творческого союза - московского городского комитета литераторов. Обменивались книгами, подписывая их друг другу, ходили в гости, встречались на торжественных вечерах. Грищенко никогда не говорил о той горечи, которую носил в душе не один год: его документы на присвоение звания Героя Советского Союза еще с военных времен были надежно похоронены в штабных архивах. Тема Золотой Звезды была запретной, и мы ее никогда не касались. Зато много говорили с ним о «конвейере смерти» балтийских подводников. Эта проблема волновала Грищенко до самой кончины.
За всю войну не было для балтийских подводников более черного месяца, чем тот октябрь сорок второго года: за 23 осенних дня погибло шесть подводных лодок: 6-го числа подорвалась ни мине Щ-320, 13-го - взрыв неконтактной мины отправил на дно Щ-302, 15-го финские катера потопили Щ-311. После гибели С-7 не стало еще двух "щук" - Щ-308 и Щ-304. Первую торпедировала финская подлодка "Ику-Турсо", вторая наскочила на мину при возвращении домой предположительно к юго-западу от острова Богшер.
Причина таких потерь объяснялась тем, что немцы перекрыли выход из Финского залива двумя мощными противолодочными рубежами в виде стальных сетей, сопряженных с минными полями большой плотности. На прорыв этих заграждений направлялись подводные лодки одна за другой.
- Это был самый настоящий "конвейер смерти". - Вспоминал Петр Денисович. - Командиры лодок на Военном совете пытались высказать свое мнение о нецелесообразности таких боевых действий. Однако понадобилась, чтобы погибли еще четыре подлодки - Щ-408, Щ-406, С-9 и С-12 - прежде, чем командование решило поберечь свои корабли.
Грищенко был единственным на Балтике командиром подводной лодки с академическим образованием и неоднократно указывал командованию Балтийского флота на неграмотное использование подводных лодок в ситуации перекрытого Финского залива. Говорят, что когда об этом окольными путями стало известно Ставке, Сталин запретил адмиралу Трибуцу посылать подводные лодки на убой. Трибуц своеобразно отомстил Грищенко, назначив того в марте 1943 года на должность начальника противолодочной обороны КБФ, и это при том, что и немцы, и финны в то время и думать не думали вводить подводные лодки в Финский залив.
Так или иначе, но Грищенко ценой карьеры сумел спасти жизни многих своих товарищей-подводников. Может быть, даже и легендарному Александру Маринеско. Кто знает, вернулся бы он в Кронштадт, если бы его отправили в 42-43-м по «конвейеру смерти»...
Один видный адмирал так сказал о ненагражденных героях:
- Маринеско не стал Героем в 1945 году потому, что ему не следовало пить водку. В войну пили все, но норму надо знать!
Грищенко не пил, но надо было уметь ладить со своими комиссарами, а не попрекать их морской малограмотностью.
Да, политработники не могли простить ему пренебрежительного отношения. Но были у него влиятельные враги, которые отравляли ему жизнь до самой смерти. Среди них - бывший командующий Балтийским флотом адмирал Трибуц, которого Грищенко считал главным виновником гибели многих балтийских подводных лодок.
Одна из самых вопиющих несправедливостей минувшей войны и нынешнего времени в том, что подводник №2 Великой Отечественной до сих пор не удостоен Звезды Героя. Может быть, в этом, юбилейном году, ее, наконец, исправят?
Вице-адмирал Г.И. Шедрин
К вице-адмиралу Григорию Ивановичу Щедрину меня привели журналистские тропы. Я готовил сборник «Из бездны вод», где были главы из походного дневника командира С-56, тогда еще капитан-лейтенанта Григория Щедрина.
По характеру он был весьма похож на Холостякова - открытый, напористый, жизнерадостный, несмотря на тяжелую болезнь ног. Он сразу же перешел «на ты», на дружеский лад. Принимал Григорий Иванович, лежа на диване, обложенным стопками рукописей, отчего походил на капитана Немо, уставшего от морских походов и подводных приключений. На самом деле он был главным редактором старейшего российского журнала «Морской сборник» и готовился к сдаче дел.
На долю Щедрина выпал беспримерный поход из Владивостока в Полярный, переход группы подводных лодок через весь Тихий океан Панамским каналом в Атлантику, а затем через зоны военных действий проход в Северный Ледовитый. И не просто - выпал, Щедрин сам по своей инициативе организовал небывалый переход шести подводных лодок с Тихоокеанского флота на усиление Северного. Переход через 9 морей и 3 океана протяжённостью около 17 тысяч миль завершился в марте 1943 года в Полярном. Сам флагман шел на своей родной С-56.
...Под командованием Щедрина С-56 совершила 8 боевых походов и потопила 2 судна, 2 боевых корабля, и одно судно повредила. За успешное командование кораблём и проявленные мужество 5 ноября 1944 года Григорий Иванович Щедрин был удостоен звания Героя Советского Союза. А С-56, вернувшись после войны на Тихоокеанский флот, поставлена во Владивостоке на вечное хранение в качестве музея боевой славы. В центральном посту хранятся щедринские фуражка и тужурка.
Не стало Григория Ивановича 7 января 1995 года, похоронен на Химкинском кладбище. Зато корабль его - редкий случай - пережил и командира, и весь экипаж.
Вице-адмирал Г.К. Васильев
С бывшим командиром фронтовой подлодки С-15 вице-адмиралом Георгием Константиновичем Васильевым меня познакомил мой хороший флотский приятель тогда еще капитан-лейтенант, а ныне уже сам контр-адмирал Александр Кибкало. Он приходился Васильеву зятем, и потому наше знакомство состоялось в домашней обстановке.
- Чай, когда он правильно заварен, - говорил, приглаживая остренький ус, вице-адмирал Васильев, - очень хорош с молодым еще зеленым лимоном. И пить его нужно как коньяк - из тонкого стекла...
Это шло старомосковское гостеприимство с чаепитием при пышной ватной «бабе», насаженной на фарфоровый чайник, в полумраке ковровой тишины. Ну и, конечно же, толстенные плюшевые фотоальбомы...
- Прошу извинить, - предупредил хозяин, - снимки вперемежку идут... Думал, выйду на пенсию в порядок приведу. Куда там!..
Это вот наша деревня... Сам снимал в тридцатом, на побывку с флота приезжал. Главком мне тогда "лейку" подарил за бои с белокитайцами. Это Петька Мусатов, кореш по штурманскому классу. Он у меня хлеб съел. Время голодное было. Я свой кусок в тумбочку отложил, а на корке - фамилию выцарапал «Васильев». Ну, хлеб-то он съел, а корку с фамилией оставил. Шутник был. Мы с ним потом на "эсках" начинали... Погиб он в сорок четвертом. Он на мостике определялся, а тут "Фокке-Вульф"... Полоснул очередью...
Крайний слева с боцманской дудкою - Валька Сибирцев. Он от нас в морскую авиацию ушел. Погиб в конце войны. В керкенесском десанте прыгал с парашютом. Ветром его о скалу шарахнуло. Автомат при нем был - аж согнулся.
Витька Сергейчук. Раньше нас всех адмиралом стал - в 56-м... Этот, высокий, Шаламов, узбек, на дутаре хорошо играл, в шеш-беш меня учил: игра есть такая, кости бросают... На тральщике после войны подорвался. Олег Кузнецов. Все еще адмиралит...
Этот, фамилию не помню, на "Л-пятнадцатой" пропал. Они тогда из Америки шли. Темная история. То ли немцы, то ли японцы, то ли еще кто их подстерег... Не дошли в общем.
А это я в перископ снимал. Первый мой транспорт - пять тысяч тонн... Это мы с Колышкиным ордена получаем.
А это камчатская бухта, до войны еще. Только-только пришли - ни причала, ни якорной бочки. Мы свои подводные лодки прямо к березам привязывали, как лошадей. Снова Заполярье. Коля Греченков... Лед с орудия скалывает. Тоже штурман. Северные сияния рисовал. Здорово! В войну на одном проекте плавали... Вот на карточке у меня тут координаты его последние записаны - широта, долгота... В Норвежском море его и еще пятерых ребят опустили за борт. Тушили пожар в подводном положении.
А это мы на Северной полюсе всплывали... Тот, что посередине у флага - Славка Молчанов, мы с ним "адмирала" в один год получили. А это...».
Ох, уж эти плюшевые альбомы!
- А этому снимку сорок лет... - Ностальгически задумался Георгий Константинович. - Я храню его как память об одном из военных дней. Фотограф нашей бригады запечатлел обычную для тогдашних подводников-североморцев картину: командующий Северным флотом адмирал А. Головко встречает на пирсе в Полярном вернувшийся из похода экипаж. Рядом - член военного совета вице-адмирал А. Николаев, комбриг капитан 1 ранга И. Колышкин и начальник штаба бригады капитан 1 ранга Б. Скорохватов. Слева я, тогда капитан 3 ранга, командир подводной лодки С-15.
Все на флоте знали, что Головко лично принимает на причале доклады командиров о выполнении боевой задачи. Не однажды и нашу С-15 он встречал. Но в этот раз у командующего был особый повод. Наша лодка впервые на флоте применила только что появившиеся новейшие электрические бесследные торпеды "ЭТ-80».Первый вопрос командующего:
- Как торпеды?
Я доложил, что лучшая характеристика оружию - обстоятельства уничтожения гитлеровского транспорта "Дессау".
16 августа 1944 года С-15 в числе других лодок заняла позицию в "нависающей завесе". Такой тактический прием, позволявший организовать эффективное взаимодействие разнородных сил флота, уже прочно вошел в практику североморцев.
Ночью, когда экипаж был занят зарядкой аккумуляторной батареи, радист доложил, что получены данные от самолета-разведчика: обнаружен вражеский конвой в составе 3 транспортов и 15 кораблей охранения. Вместе со штурманом старшим лейтенантом Мараевым определил, что удобнее всего перехватить противника в районе мыса Слетнес. На глубине 80 метров мы преодолели минное поле, прикрывавшее с моря подходы к вероятному пути гитлеровского каравана, и в 6 часов в перископ я увидел вражеский конвой. Он шел строем кильватерной колонны.
О том, подведут ли новые торпеды, я не думал. В высоких достоинствах нашего оружия мы убеждались не раз. К тому же я знал, что торпедисты во главе с командиром БЧ-3 старшим лейтенантом Ю. Стратилатовым заботливо обслуживали "новинки", поддерживая напряжение в электрических батареях на верхнем пределе.
Примерно на дистанции 30-35 кабельтовых от головного корабля пересекли курс ордера, чтобы по створу мачт уточнить его курс. Затем сблизились и произвели четырехторпедный залп с 10 кабельтовых.
Прежние торпеды всегда чертили отчетливые следы на водной поверхности. Заметив их, противник порой успевал уклониться, а затем атаковывал подводную лодку. На сей раз все было по-другому. Конвой продолжал следовать прежним курсом, ничего не замечая.
Спустя короткое время раздались два мощных взрыва. Потопленным оказался немецкий транспорт "Дессау" водоизмещением 6 тысяч тонн. С-15 стремительно погрузилась, но против обыкновения нас никто не преследовал, не забрасывал глубинными бомбами. Видимо, гитлеровцы не знали о появлении у нас электрических торпед и полагали, что наткнулись на мины.
...Вот уже более двадцати лет, как покинул сей свет адмирал Васильев. А мне до сих пор памятно то замечательное чаепитие, те короткие и точные, как доклады, рассказы, приправленные соленым флотским юморком.
Капитан 1 ранга В.М. Грешилов
С Героем Советского Союза Михаилом Васильевичем Грешиловым я познакомился на приеме у Главнокомандующего ВМФ России адмирала флота В. Чернавина по случаю дня подводника. Грешилов на подобные встречи приходил всегда со своим трюмным старшим матросом Александром Моруховым, на форменке которого тоже сияла Золотая Звезда Героя Советского Союза.
Наверное, из всего экипажа черноморской «малютки» они двое и оставались в живых дольше всех. Тот осенний поход сорок второго года спаял их - командира и матроса - на всю оставшуюся жизнь.
Дело было так: подводная лодка М-35 под командованием капитан-лейтенанта Грешилова всплыла на зарядку аккумуляторных батарей в полукольце минных полей близ захваченного немцами Севастополя. Но тут появились самолеты противника.
- Срочное погружение!
Субмарина ушла на глубину с неожиданной легкостью. Она уже проскочила свою рабочую глубину, Грешилов отдал боцману приказ держать корабль на сорока пяти метрах, но лодка продолжала стремительно погружаться. Вот уже и предельная отметка осталась за стрелкой глубиномера... Ясно было, что стряслась беда, что лодка резко отяжелела.
Грешилов отдавал команды на спасение корабля, но все они оправдались бы только в одном случае - если бы старший краснофлотец Морухов сумел бы добраться по вздыбившейся палубе к колонкам аварийного продувания балластных цистерн. И он ценой нечеловеческих усилий это сделал.
Когда до рокового сжатия прочного корпуса оставались считанные метры, - а под килем было немного немало два километра - Морухов ухитрился провернуть вентиль, и «малютка» остановила свой гибельный провал в бездну. М-35 и все, что было в ней живого, остались в списке живых. За этот подвиг Александр Морухов стал Героем Советского Союза. С тех пор они с Грешиловым неразлучны. Ну, а сам Михаил Васильевич был воистину живой легендой Черноморского флота. Не расскажешь в коротких строках о всех его походах к захваченному Севастополю, Босфору, Синопу, к румынским берегам. На его боевом счету - четыре транспорта и две быстроходные десантные баржи. Иногда приходилось всплывать и вступать в артиллерийские поединки с противником. Ему неизменно везло. Обе лодки, которыми он командовал - М-35 и Щ-215 стали гвардейскими. В шутку ли, всерьез, но один из секретов его успеха видели в окладистой черной бороде, которую молодой командир не сбривал всю войну, несмотря на придирки начальства. Носил он ее всю жизнь до последних дней.
- А везло мне потому, - усмехался Михаил Васильевич, - что я всегда выходил в море с хорошим настроением, и всегда искал цель, а не уклонялся от противника.
Несмотря на тяжесть девяти десятков лет Грешилов всегда поднимал чарку за Победу, за тех, кто в море, приговаривая при этом свое излюбленное:
- Дай Бог не последнюю!
Михаил Васильевич работал старшим инженером в институте акустики АН СССР. Скончался 8 марта 2004 года. Похоронен на кладбище "Ясенево". Его неразлучный трюмный старший матрос Морухов ушел из жизни тремя годами раньше.
Капитан 1 ранга В.Ф. Тамман
Виктор Федорович Тамман командовал подводным минным заградителем Л-20, новейшим кораблем, который вступил в строй Северного флота в августе 1942 года. Включившись в боевые действия в самый разгар войны экипаж Таммана потопил торпедами вражеские транспорты «Мансуа» (5472 т) и «Оттмаршен» (7077 т)...
Я читал о походах Таммана в его книге «В черной пасти фиорда». Но
в середине 70-х годов ветеран-североморец приехал в Полярный в гости к подводникам 4-й эскадры вместе с другим знаменитым командиром - вице-адмиралом Г.И. Щедриным. В их времена, то есть в годы войны, эскадры еще не было, была бригада подводных лодок. В ее составе оба они и воевали, командуя - Тамман минзагом Л-20, Щедрин - средней лодкой С-56.
В Полярном Тамман долго бродил по старым причалам в полном одиночестве. Только спустя много лет, когда я сам приехал в Полярный, как ветеран, понял, что испытывал тогда Виктор Федорович, разглядывая просоляренные бревна причала, довоенную казарму с надписью по фронтону «Помни войну!» Это был особый вид ностальгии - морская. Ностальгия по пропавшему в волнах следу твоего корабля...
Человек более чем скромный, Виктор Федорович, совершенно без пафоса рассказывал нам потом о своих боевых походах в стенах той самой казармы, в которой когда-то жил и его экипаж:
- 29 августа 1943 года моя Л-20 вышла из Екатерининской гавани в свой седьмой боевой доход. - Рассказывал Тамман. - Утром 3 сентября в районе мыса Нордкин мы обнаружили вражеский транспорт в охранении сторожевого корабля. После трехторпедного залпа мы услышали взрыв одной из торпед, но результат атаки выяснить не удалось: вражеский сторожевик обнаружил лодку и стал ее преследовать. Полетели в воду глубинные бомбы. И вот при очередном взрыве из кингстона цистерны быстрого погружения была вырвана уплотнительная резина. Л-20 резко пошла вниз и на глубине 60 метров ударилась обтекателем гидроакустической станции о кекур - выступающую со дна моря гранитную скалу.
С большим трудом я вывел лодку на глубину 115 метров и лег на грунт с небольшим дифферентом на корму. Предельной глубиной для нас считалось 100 метров. Любое повреждение на 115 метрах было бы для нас гибельным. А сторожевик не унимался - швырял бомбы по всем румбам.
В отсеках ввели режим «тишина». Никто не имел права передвигаться, громко говорить, тем более греметь инструментами. Все лежали и едва дышали, экономя драгоценный кислород. Был у нас небольшой запас чистого кислорода, но я оставлял его на самый крайний случай. Наконец, немецкий «охотник» убрался.
Пытаюсь всплыть, но лодку за 16 часов плотно присосало к грунту. Осушили все внутренние цистерны, минные трубы, дали воздух в главные балластные цистерны. Лодка по-прежнему неподвижна. Что делать? Как оторваться от грунта? Последний шанс - даю обоими моторами полный назад. Облегченная лодка, получив мощный толчок, вылетела на поверхность, как пробка из бутылки. Вылетела почти вертикально - с дифферентом 80 градусов на корму. Надо бы радоваться, но у нас новая беда: в первых двух отсеках, где давление оставалось выше атмосферного, оно слишком быстро сравнялось с атмосферным. Это вызвало у моряков мгновенную кессонную болезнь: 10 человек из 13 потеряли сознание. Ученик рулевого Егоров позднее скончался в госпитале. На ходу, исправляя повреждения и пополняя запасы воздуха, мы уходили от вражеских берегов. 5 сентября Л-20 вернулась в базу, хотя шансов на это было маловато.
Все мы сдали опаснейший экзамен. Лодка выдержала избыточное давление за пределом глубины, а экипаж, кроме одного человека, справился с «кессонкой». Двенадцать моряков из носовых отсеков, старший инженер-механик и я были награждены орденами Красного Знамени. Матроса Егорова посмертно наградили орденом Отечественной войны 1 степени.
Фамилия Таммана всегда настораживала начальство. Борис Царедворцев в книге «Время больших побед» описывает такой случай в кабинете Сталина. Нарком ВМФ только что доложил вождю список особо отличившихся подводников.
«- Тамман? Кто такой? Что-то фамилия у него нерусская.
- Товарищ Сталин, Тамман Виктор Федорович - русский, и подводник хороший.
- Такой уж хороший?
- Так точно, хороший. Один из самых результативных.
- Но не самый, да?
- Да, не первый, но и не последний. Скажем так, в первой десятке».
Со временем подсчитали, что Л-20 совершила 14 боевых походов, произвела четыре торпедных атаки, выпустив 21 торпеду, заняв первое место по уничтоженному торпедами тоннажу среди всех лодок Северного флота. Произвела 11 минных постановок, выставив 216 мин.
И все же Тамман считался невезучим. По этой причине его назначили начальником отдела конвойной службы, а экипаж сменили на новый, который пришел с Тихоокеанского флота на Л-19. Таммановский экипаж отправили в Англию для перегона подводной лодки В-1, полученной нами в счет репараций с Италии. Это лодка погибла по неизвестной причине при переходе из Лервика в Полярный. И хотя никакой вины Таммана в том не было, но до конца своих дней он носил эту печаль: командир жив, а родной экипаж, с которым столько раз выбирались из пасти дьявола, погиб. Сама же Л-20 проплавала после войны еще десять лет и сослужила родному флоту последнюю службу 17 февраля 1956 года: по ней была испытана сила подводного ядерного оружия. Искореженная лодка до сих пор лежит на дне морском возле Новой Земли в губе Черная. А Виктор Федорович Тамман простился с жизнью в 1984 году.
* * *
Мысленно я собираю их всех вместе за моим столом, за которым некоторые из них - Грешилов, Грищенко - когда-то не раз сиживали. Мысленно я собираю вокруг этой великолепной семерки всех командиров подводных лодок, не доживших до победы, навсегда оставшихся в отсеках погибших субмарин. Наливаю всем по стопке корабельного «шила» и произношу перед ними речь:
Товарищи командиры, разрешите доложить.
Прошла четверть века и стало ясно, что Россия в облике Советского Союза создала не просто подводный флот, а уникальную и величайшую подводно-техническую цивилизацию. Нигде в мире ничего подобного не было и, наверное, нескоро будет - ни по масштабам подводного флота, ни по уникальности инженерных решений, ни по жертвенному героизму самих подводников. Страна совершила мощный прорыв в гидрокосмос, прорыв намного более технически сложный, чем все пробные - до сих пор пробные, экспериментальные - полеты в космос. Этот невидимый миру (но хорошо понятный евро-американским специалистам) прорыв потребовал колоссальных средств и титанических усилий как ученых, конструкторов, инженеров - с одной стороны, так и самих моряков-подводников - с другой.
Да, мы сделали это! И огромен ваш боевой вклад в создание этой
гидрокосмической цивилизации. И мы все вправе гордиться этим подвигом воистину планетарного масштаба. Фактически осуществилась древняя мечта русского народа о граде Китеже, который может уходить под воду и всплывать, всякий раз возрождаясь. Именно им, «градом Китежем», был и остается наш потаенный флот.
Специально для «Столетия»Фотографии
Москвы">
