Со времен Екатерины II особое беспокойство российских властей было связано с внешним влиянием на мусульман Российской империи и соседних территорий. Это влияние носило преимущественно турецкий, а точнее, англо-турецкий характер.
Великобритания вела несколько «исламских» программ, призванных установить контроль над всем мировым мусульманским сообществом. Английское влияние на правящую элиту Османской империи было традиционно велико, однако, по всей видимости, британцам и этого было мало. Британии требовались более послушные мусульмане, которые в итоге были найдены на Аравийском полуострове в лице ваххабитов.
Существовали у англичан и более глобальные планы. Как отмечает исследователь досоветской истории российского ислама Дмитрий Арапов, российский посол в Турции начала XX века Николай Чарыков в своих донесениях в Петербург с тревогой констатировал желание Великобритании «единолично» действовать в «халифском деле» и, в частности, возродить снова Арабский халифат. В описываемые времена халифом, то есть духовным властителем всех правоверных, считался турецкий султан.
По словам Чарыкова, Лондон хотел, перенеся халифат в сферу британского влияния на Ближнем Востоке, сделать в дальнейшем халифами шерифов Мекки и Медины (правителей священных городов, вассальных Османской империи) или еще более связанных с англичанами хедивов Египта (вице-султанов во времена турецкого владычества). Русский дипломат, правда, подчеркивал то обстоятельство, что арабы вряд ли захотят иметь дело с такими халифами, ибо они будут слишком откровенно находиться в зависимости от власти «неверного» Альбиона.
Следует отметить, что этот план, хотя и с существенными коррективами, был все-таки частично воплощен в жизнь и сейчас именно Саудовская Аравия позиционирует себя как страну - лидера всего мусульманского мира.
Тайная сторона хаджа
Вербовка агентов влияния среди российских мусульман наиболее успешно осуществлялась во время их выезда за пределы страны, преимущественно в традиционное паломничество - хадж.
В январе 1822 года генерал Алексей Ермолов предложил запретить совершение хаджа, поскольку возвращающиеся паломники «не только привозят нелепые слухи, но и свидетелями бывают злодейских поступков Турок против Христиан и, почитая Султана главою закона своего, тем с большим подобострастием чтут могущество его, что видят истребление Христиан не наказываемым». В ответ император Александр I согласился ввести лишь временный запрет на хадж, уточнив, что «сие временное запрещение имеет прекратиться с переменою и устройством дел на Востоке, и сим уверением для будущего оно, конечно, не потревожит ни совести Магометовых почитателей, ни доверенности их к благорасположению Правительства».
Через 20 лет, в 1842 году, вопрос о целесообразности ограничения паломничества в Мекку снова оказался на повестке дня. Военный министр князь Александр Чернышов в письме командиру Отдельного Оренбургского корпуса передал ему пожелания императора запретить продолжительные отлучки воинских чинов с целью совершения хаджа, поскольку «многие из них по возвращении после поклонения магометанской святыне производят неблагоприятное для нас влияние на своих единоверцев».
В 1865-1866 годах оренбургский генерал-губернатор Николай Крыжановский запрещал духовным лицам отправляться в хадж, опасаясь, что большинство из них подпадет под дурное влияние ваххабитов и обратно уже не вернется. И его опасения были оправданны - такие случаи действительно отмечались.
Сотрудники Департамента духовных дел иностранных исповеданий МВД не без основания считали, что из числа паломников турецкими властями вербуются люди для пропаганды радикального ислама и переселения в Османскую империю. Эти сведения подтвердило российское посольство в Константинополе в секретной записке в Министерство иностранных дел в ноябре 1874 года.
Турецкоподданные учителя
В 1848 году Чернышов направил наместнику Кавказа князю Михаилу Воронцову письмо следующего содержания:
«Милостивый Государь Князь Михаил Семенович.
Почтеннейшее отношение Вашего Сиятельства от 30 ноября за № 452 о мерах, принятых Вами, Милостивый Государь, противу распространения между покорными нам магометанскими народами нового учения, проповедуемого вышедшими из Персии и Турции шейхами, я имел щастие по всей подробности представлять Государю Императору.
Его Величеству благоугодно было на всеподданнейшем докладе моем по этому предмету собственноручно написать:
«Я полагал бы совершенно запретить въезд в пределы наши всяким лицам духовного магометанского звания, кто бы ни были, даже и нашим подданным, ежели приняли духовное звание заграницею».
Действительно, как в XIX веке, так и позже, российские мусульмане, получавшие духовное образование за пределами России, слишком часто подпадали под влияние враждебных ей сил и становились проводниками их интересов. Игнорировать эту проблему было опасно, поэтому у государства стоял выбор между жестким контролем над этим процессом и полным запретом его как такового. Второй вариант был сочтен более простым и дешевым, тем более что его в 1842 году предлагал сам генерал Ермолов, запретивший кавказским мусульманам получать духовное образование за рубежом.
10 июня 1892 года Министерство народного просвещения приняло циркуляр об изъятии из медресе и мектебов (начальные школы для мусульман) рукописных книг и запрещении преподавательской деятельности муллам, получившим образование за рубежом. По тому же циркуляру иностранные религиозные издания должны были быть подвергнуты жесткой цензуре. Поводом для этих мер стали сведения о том, что «в мусульманских школах обращаются рукописные книги и тетради на татарском языке, в которых оплакивается зависимость татар от Российского государства, восхваляются мусульманские народы Востока, выражается сожаление об участи мусульман, призванных к отбыванию воинской повинности». После массовых протестов мусульман в 1894 году действие этого циркуляра было приостановлено, а затем по рекомендации Министерства внутренних дел он был отменен.
В 1894 году началось систематическое цензурирование мусульманских книг. Из первой партии в 64 книги всего две были признаны вредными, причем по религиозным мотивам (оскорбление других религий) - только одна.
Имамы должны были давать подписку об отказе использовать запрещенные книги, а уфимского муфтия Мухаммедьяра Султанова власти призвали к изданию соответствующей фетвы. В 1895 году он ответил на подобную просьбу уфимского губернатора следующим образом: «Фетва может возбудить весьма понятное любопытство и желание ознакомиться с ними в подлиннике, и в конце концов путем разъяснения я невольно буду содействовать, хотя и косвенно, распространению запрещенных книг, что крайне нежелательно».
Генерал Ермолов запретил кавказским мусульманам отправляться на учебу за рубеж.
Портрет Алексея Петровича Ермолова. Джордж Доу. Военная галерея Зимнего дворца, Государственный Эрмитаж
Власти также следили за тем, чтобы мусульманские духовные лица, в первую очередь служащие во внутренней России, владели русским языком. Это требование вызывало критику со стороны мусульманских политических и общественных деятелей, однако отменять его никто не собирался.
Показательно, что к проблеме владения действующими и будущими имамами русским языком власти вернулись в конце первой декады XXI века, когда были преданы огласке сведения о том, что мусульманские студенты из России, проходившие обучение за рубежом, владеют государственным языком своей страны более чем посредственно и не могут ни продолжать образование, ни работать за пределами своей этнической группы.
Власти царской России также настаивали, чтобы в мусульманских учебных заведениях преподавали российские подданные, а не иностранцы, среди которых наибольшее подозрение вызывали подданные Османской империи. «Обязать Магометанское духовное правление допускать в медресе и мектебе в качестве учителей татар и именно русско-подданных, но отнюдь не турок или турецкоподданных», - предлагал губернатору директор народных училищ Таврической губернии Сергей Маргаритов. При этом все медресе и мектебы, в которых преподавали турки, автоматически подпадали под подозрение в неблагонадежности.
Можно предположить, что исключительная нелюбовь российских правоохранительных органов к турецко-татарским лицеям в XXI веке берет свои истоки еще в XIX столетии.
Восходящее солнце и полумесяц
В годы Русско-японской войны к традиционным центрам зарубежного влияния на российский ислам добавилось Токио. Японский Генштаб вложил не менее 1 млн. иен (соответствовавшего 5 млрд. современных иен) в стимулирование революционных и националистических движений, часть этих средств направив в мусульманскую среду.
Современник тех событий, основатель политической партии «Иттифак-аль-муслимин» (Союз мусульман) Рашид Ибрагимов утверждал, что перед Русско-японской войной российские мусульмане уже прониклись симпатией к Японии. Сам Ибрагимов деятельно отстаивал японские интересы и, по мнению историка Ларисы Усмоновой, во время своего посещения Японии в 1902-1903 годах был втянут в антироссийскую пропагандистскую работу и в итоге депортирован из этой страны по требованию российского консула. Среди российских мусульман активно распространялись транслируемые немецкой и английской прессой нелепые слухи о преимущественно мусульманском вероисповедании японцев, при встрече с которыми на фронте российским солдатам-мусульманам предлагалось стрелять в воздух и даже брататься с противником.
Историк Ольга Сенюткина прямо указывает на то, что идеологи тюркского национализма, среди которых преобладали джадиды (сторонники джадидизма - реформаторского общественно-политического движения тюркских народов России конца XIX - начала XX века), с 1907 года начали активно и практически открыто сотрудничать с иностранными разведками, решив для себя, что само существование Российской империи как государства делает достижение их целей принципиально невозможным.
После начала Первой мировой войны ситуация повторилась: резко активизировались турецкие идеологические диверсанты, намеревавшиеся через пантюркистскую и панисламистскую пропаганду восстановить российских мусульман, прежде всего мусульман Кавказа, против властей и отторгнуть от Российской империи пограничные провинции с высокой долей мусульманского населения. Известно, что для этих целей только на Кавказ было дополнительно заслано 60 офицеров турецкой разведки.
Роман Анатольевич Силантьев
- доцент Московского государственного лингвистического университета
