- Козья Гора? Это деревня такая, - поясняет настоятель храма о. Олег Нецветаев. - Бывшая деревня, её нету уже. Деревни нет, а храм остался.
- Да ещё какой храм! - удивляюсь я. - И как сохранился здорово! Словно вчера построен.
Отец Олег только головой качает в ответ. С виду-то всё хорошо, лучше и не надо. Мне-то что: приехал, посмотрел, восхитился, уехал. А он здесь живёт, он здесь служит. Ему каждая трещинка в кирпичной кладке известна. Каждая трещинка ему - словно в собственной коже заноза: попробуй не заметь, запусти - сразу расползётся в обширную рану. За всем надо следить. Вместе обходим мы храм; я смотрю на белизну высоких стен, на искусную, щегольскую, можно сказать, архитектуру, на стройную колокольню, на взлетающий ввысь купол, батюшка смотрит на отвалившуюся местами штукатурку, на расшатанные кое-где кирпичи, на старые, проржавевшие жестяные карнизы. Я бы и не заметил этих ранок. Я такие храмы видал - в чём только душа держится; но батюшка вздыхает: "Работы-то, работы-то сколько!.. Когда всё успеть?"
- Вот, росписи на стенах, видите? Это местные умельцы малевали... Уже пообсыпалось местами... Самодеятельность народная... Не дело это! Храм Божий, жилище Духа Святого - тут не для любителей занятия. Всё должны мастера исполнять. Бог даст, скоро заменим это безобразие мозаикой.
- Не люблю дилетантов! - снова заявляет о. Олег уже внутри храма, и палкой своей слегка пристукивает по полу. - Разве можно кому попало поручать писать иконы? Что мне тут говорят: всякая, мол, икона законна, лишь бы освящена была... Нет! Икона - окошко в небеса, человек должен только взглянуть на неё и сразу в молитву уйти. А если намазано не пойми что... Карикатура какая-то... Откуда тут молитве взяться? С прошлых времён у нас накопилось такой продукции - я теперь очищаю понемногу. Вот, зато взгляните-ка, какие у нас иконы есть! Настоящие, - красота!
Батюшка водит меня от образа к образу, с любовью всматривается в искусную живопись, в финифтяные оклады, а я не могу оторвать взгляда от огромной - наверное, в три человеческих роста - Старорусской иконы Божией Матери. Именно иконы - не настенной росписи. Потемневшая позолота, скорбный лик, строгий, испытующий взгляд...
- Немцы её хотели с собой увезти, - поясняет батюшка. - Эти края ведь под немцами были... Они как начали отступать, так всё ценное с собой решили прихватить. И икону эту тоже. Что там случилось, толком не известно. Кто говорит: с места её сдвинуть не смогли; кто говорит: уложили в машину, а мотор не заводится... Не знаю, кто прав. Важно одно: хотели украсть, да не смогли, Богородица не пожелала отсюда уходить.
- Немцы сами и открыли храм?
- Местные жители открыли. Как коммунисты ушли, так крестьяне сразу замки с ворот сняли - и возобновилась молитва. А немцы уже приняли это как свершившийся факт. Тут и батюшка нашёлся, известный батюшка, отец Алексий Кибардин, духовное чадо св. прп. Серафима Вырицкого. Он случайно на оккупированной зоне оказался: из Ленинграда приехал по делам, а уехать не успел. Ну, видит - церковь есть, надо, стало быть, службу вести. И служил здесь сколько-то лет. Потом вернулся в Вырицу, а там его арестовали за то, что храм этот не бросил на произвол судьбы.
Отца Алексия Кибардина арестовали, а дело, начатое им, не прекращалось, не прерывалось богослужение в Покровском храме на Козьей Горе. Идёт оно и сейчас, хотя население в окрестных деревнях сильно поредело и что-то не горит желанием Богу молиться.
- Как тут быть, батюшка? Как привлечь народ в храм? Может, с ними беседы какие проводить?
- Беседы... Приходят тут ко мне, пытаются поговорить по душам... Знаете, к чему все эти беседы сводятся? "Дай, батюшка, денег на водку!" Вот и весь духовный разговор. Или смотрят, нельзя ли стянуть чего. Нет, я так поставил - если вижу, что идёт ко мне, воровато озираясь, и начинает пьяные слезливые речи разводить о своей несчастной жизни, я отвечаю просто: "Палку видишь? Тресну по спине - мало не покажется". И всё: теперь уже мало есть желающих побеседовать. Стараются обходить церковь стороной.
- Зачем же так сурово? Может быть, с кем-то и следовало бы поговорить?
- А надо, чтобы люди видели в храме именно Дом Божий, место, где проходит богослужение. Нужно в первую очередь к этому их приучить. В храм приходят, чтобы молитвенно обращаться к Богу, а не для того, чтобы поговорить по душам с батюшкой. Вот когда народ это поймёт, тогда и можно будет говорить о каком-то возрождении веры. А до тех пор моя задача: не прерывать богослужение, не подменить его пустопорожней болтовнёй и уберечь от разграбления Божий храм. Я тут на страже стою. Я воин Христов. Я принадлежу к земной, то есть воинствующей Церкви, и моя задача - быть во всеоружии.
- Да ходит ли кто-нибудь сюда на богослужение?
- Бывает, что и никто не приходит. На Великий пост зачастую одни мы в церкви с матушкой Варварой. (Матушка Варвара - это монахиня, келейница отца настоятеля, делящая с ним все труды по храму). На праздники, конечно, народу много бывает; на Пасху храм полон... Но, опять-таки: все приходят, чтобы поучаствовать в крестном ходе, а до конца службы остаётся ли хоть один? Я тут на минувшую Пасху автобус заказывал, чтобы ночью развезти по домам прихожан, - так не понадобился и автобус, сами разбежались... Я так думаю: чтобы началось настоящее возрождение веры в русской деревне, нужно ещё несколько десятилетий ждать.
- Несколько десятилетий? Так много?
- Да и то, если всё это время людей спаивать не будут. Сейчас кто-то привозит в деревни спирт. Кто? Поди узнай. И все усилия у населения направлены на то, чтобы этого спирту раздобыть. Травятся, мрут, как мухи, а всё равно... О работе и речи нет. Что уж тут говорить о работе, если не хотят даже самогон гнать? Самогоном, по крайней мере, не отравишься... Нет, куда там - это же усилия какие-то надо прикладывать! Легче денег наклянчить, наворовать, да спирту ядовитого купить. Вы посмотрите, какие лица у людей! Можно ли их лицами-то назвать? Я недавно служил панихиду в соседней деревне по строителю тамошнего храма... Фотографию его разглядывал... Какое лицо ангельское! Чистое, одухотворённое, черты правильные, благородные, - а ведь тоже местный крестьянин, только жил до революции.
- Покровскую церковь тоже крестьяне строили?
- Да - из деревни Рудницы крестьянин Андрей Кудрявцев и из Поречья Максим Егоров, личный почётный гражданин, - уж не знаю, как этот титул расшифровывается... Конечно, оба - богатые люди. Но ведь они строили не просто храм: они хотели учредить женскую обитель. И стала обитель. Небольшой монастырь, небогатый, тихий, а может быть, так оно и лучше для спасения-то души... Настоятельницей в нём была дочь Андрея Кудрявцева, в монашестве мать Мария; он, выходит, для дочки своей монастырь строил... Освящали наш храм два новомученика: владыка Кирилл (Смирнов) - он в ту пору был епископом Гдовским, а через несколько лет боковые престолы освятил другой Гдовский епископ - Вениамин (Казанский), будущий Петроградский митрополит. Вот их святыми молитвами и существуем по сей день...
- А нет ли планов возродить монашескую общину? Вот ведь одна монахиня, мать Варвара, уже живёт здесь...
- Планы, планы... Всё должно не по человеческим планам, а по Божьему произволению твориться... Мать Варвара, когда впервые появилась здесь, звалась ещё Людмилой, и в мыслях не держала, что станет монахиней - не было у неё таких планов... Господь неприметно привёл к постригу...
- Я к Богу не просто шла, - вздыхает матушка. - Начинала у сектантов, у американцев каких-то... Библию изучали... Сходила на несколько занятий, чувствую - что-то не так. Что-то не ложится на душу, не по-русски всё. Но мне очень хотелось Библию знать, и потому занятий я не бросала. А однажды перед нами выступала одна американка, рассказывала, как Бог помог ей разбогатеть. "Вот, - говорит, - теперь у меня есть большая ферма, а на ферме растёт кукуруза..." И прямо на сцене зажигает она газовую плиту и начинает из своей кукурузы готовить попкорн, а в зале - одни дети... И берёт она свой попкорн, и одним махом швыряет его в зал. Что тут началось! Дети ползают между скамейками, словно голодные, собирают попкорн - с полу и в рот... Стыдно до боли! Я выбежала из зала и больше уж к американцам - ни ногой. В ближайшее время пошла в православный храм и впервые в жизни исповедовалась...
- Я тоже не с рожденья в церкви, - замечает батюшка. - Мне уж было под сорок, когда я священником стал... А до того вёл обычную мирскую жизнь: была у меня и любимая работа, и хорошая должность... Но - Бог позвал, и вот я здесь, на Козьей Горе, хоть и не строил на сей счёт никаких планов. То, что от Бога, приходит незаметно, как бы само собой, просто потому, что нельзя иначе... Не мы Бога выбираем, а Он нас. Есть, конечно, люди, которые воображают, будто это они сами себе веру выбрали... Был у меня знакомый один, геолог... Красивый, сильный мужчина, - он и сам знал, что он красивый и сильный, и ценил себя за это. Он мог на несколько недель уйти в глухую тайгу, без запасов, с одним ружьём, и возвращался целым и невредимым, умело охотился, ходил на разных зверей, прекрасно стрелял... И среди людей был душою общества, и всегда ему нужно было во всём быть первым, во всём быть на голову выше остальных. Вот он и думал: чем бы ещё таким выделиться из массы? Ага, стану-ка я в церковь ходить! Пришёл в церковь раз, другой - что-то не то. Народу много, все молятся, на него никто внимания не обращает... Так не пойдет. И начал подумывать, не сменить ли конфессию: стал старовером. Вот тут ему было бы раздолье: в старообрядческих храмах один старушки, а он среди них, как орёл! И среди товарищей тоже хорошо получится: спросят - "Вы в Бога верите?"; он и ответит - "Да. Я старообрядец. Придерживаюсь древнего благочестия". Очень эффектно выйдет. А среди православных разве выделишься?..
- Слыхал я, что некоторые из православных готовы даже бесноватыми прослыть, лишь бы на них внимание обратили, - говорю я, и сам почти не верю своим словам: говорили мне когда о чём-то подобном, а самому встречаться с таким не приходилось. Но, к моему удивлению, и о. Олег, и матушка Варвара кивают головами:
- Конечно, бывает, что притворяются люди бесноватыми. У нас была такая прихожанка. Падала перед аналоем, падала, когда чашу выносили... Мы-то сперва за чистую монету это принимали, а потом стали замечать: тут что-то не то... А потом она и сама призналась подруге... Хочется людям быть в центре общего внимания, хочется, чтобы весь храм на них оборачивался, чтобы батюшка ими лично занимался...
Что-то ещё говорит о. Олег, а я думаю: вот уж, куда дальше от центра общего внимания - бывшая деревня Козья Гора, одинокий храм среди леса... Зимой сюда и вовсе дорог нет... Батюшка так поясняет своё здесь служение: я, мол, человек уже немолодой, инвалид третьей группы (а был второй, но поменял группу, чтобы работать), в городе жить не могу, воздух там отравленный, а здесь - тишина, покой... Но что-то не похоже, что он ищет здесь покоя. Храм стоит в лесах, работа кипит, богослужение идёт, стража Господня не дремлет... Может, Бог даст, к матушке Варваре присоединятся новые инокини, возродится монастырь. Для кого всё это? Кто оценит эти труды? Петербуржцы про Козью Гору и не слыхали, а местным жителям пока не до церковных дел.
Но время идёт, работа продолжается, молитва летит к небу, и в лесу, в глухомани, в безвестности и безмолвии понемногу вырастает будущее России.
Алексей БАКУЛИН
До Покровского храма на Козьей Горе можно набраться так: до города Сланцы на междугородном автобусе с Обводного канала, а от Сланцев на автобусе N93 до деревни Поречье, далее пешком. Тел. храма: 8-813-74-61-282
http://www.piter.orthodoxy.ru/pspb/n180/ta007.htm