Эта публикация - глава из рукописной книги воспоминаний ныне уже покойного ветерана Великой Отечественной войны Ивана Ксенофонтовича Яковлева. Подобного рода материалы давно стали традиционными для майских номеров "Московского журнала". Иван Ксенофонтович встретил войну в летних лагерях под Новгород-Волынском ефрейтором, командиром пулеметного расчета 593-го механизированного полка 131-й мотострелковой дивизии. Прошел много боев, получил ранение, под Киевом попал в окружение. Потом был плен: концлагеря, неудачный побег, штрафная рота, каторжная работа на шахтах Рура. Освобождение пришло только в 1945 году с Победой. Иван Ксенофонтович возвратился к семье в родное Ставрополье. Окончил Новочеркасский инженерно-мелиоративный институт, стал главным гидротехником винсовхоза "Прасковейский", работал директором винсовхоза "Краснооктябрьский", главным инженером управления эксплуатации Терско-Кумской обводнительной системы. С 1984 года жил в подмосковном Калининграде (сегодня - город Королев). Публикуемая глава описывает события самых первых дней войны - бои, шедшие в июне 1941 года на Волынщине.
День клонился к вечеру. Немецкие "юнкерсы", отбомбившись по колоннам советских войск и толпам беженцев, движущимся на восток по прифронтовым дорогам, возвращались на свои аэродромы. Немцы пока не перетруждались: воевали больше в дневное время, оставляя ночи для сна и отдыха. Еще светило солнце. Над позициями нашего полка летала "рама" - немецкий самолет-разведчик. Порой она резко снижалась, как бы дразня и провоцируя зенитчиков. Но никто по ней не стрелял: все попрятались в укрытие, боясь демаскироваться. Вскоре и "рама" убралась восвояси. Вечером нас сменили бойцы другого батальона, находившиеся до этого в резерве. Мы заняли их окопы - просторные, добротные. В тылу размещались полковые артиллерийские и минометные батареи, приданные полку легкие танки, техника. Вечером нам пополнили запасы патронов и ручных гранат и впервые выдали противотанковые гранаты. Политруки провели беседы, а комсорги - комсомольские собрания: полк готовился к отражению атаки врага, стремящегося форсировать реку Стырь. Наступления ожидали утром, но места главного удара не знали. По данным наземной разведки, на противоположном берегу немцы сосредоточивали войска северо-западнее города Млына, южнее города Луцка и в районе хутора Стырка, где реку пересекали насыпные дороги с мостами. Ожидалось, что форсирование будет осуществляться именно по этим трем направлениям. Ночь прошла спокойно. На северо-западе, за Луцком вспыхивали молнии разрывов - там шли бои. Мы уже знали, что на город движутся немецкие войска, и ожидали их наступления по обороняемой нами дамбе.
Солнечный, безоблачный, начинался день. В тревожном ожидании позавтракали, часто поглядывая на небо. Гул бомбежки приближался. Вскоре "юнкерсы" атаковали позиции соседнего полка. Сидя в окопах и чувствуя, как начинает подрагивать под нами земля, мы нервно прислушивались. Война подступала вплотную. Может быть, скоро на дамбе появятся танки врага. Тогда и мы вступим наконец в бой. Кто погибнет, кто на этот раз останется жив? Наши товарищи уже сражаются - совсем рядом... После обеда поступил приказ первому батальону в полном боевом снаряжении построиться в ближайшем лесочке, где уже стояли пять легких танков БТ, 45-миллиметровые и 76-миллиметровые пушки. Батальон направлялся в помощь соседнему полку, под натиском превосходящих сил противника отступавшему на восток. Нашу роту, поставленную в авангарде колонны, разместили на броне танков и машинах артиллеристов, и батальон форсированным маршем двинулся за нами по лесной дороге. Вскоре на одном из поворотов заметили, как несколько красноармейцев при виде танков поспешно юркнули в лес. Ротный политрук Игнатов остановил машину, спрыгнул на обочину и скомандовал: - Трусы и паникеры, выходи строиться! Из зарослей начали понуро выходить отступающие бойцы - грязные, без амуниции, в одних гимнастерках. Построились вдоль дороги в шеренгу. На вопросы политрука отвечали, что враг шквальной бомбежкой уничтожил батареи, разрушил окопы; переправившись через реку, танками прорвал оборону и двинулся на восток. Им чудом удалось спастись. Следом, наверное, бегут и другие... Политрук с отделением солдат остался собирать беглецов, которых мы, уже не останавливаясь, направляли к месту сбора. Там, куда мы двигались, все явственнее слышались разрывы мин и пулеметные очереди. Головной танк снизил скорость, командир то и дело высовывался из люка, вглядываясь, вслушиваясь. Неожиданно путь нам преградили двое военных. Один из них, младший лейтенант, сообщил, что впереди, за кромкой леса, 3-й батальон отходящего полка организует временный оборонительный рубеж. Комбат капитан Музыченко формирует из отступающих подразделения, определяет им позиции и задачи. Младший лейтенант посоветовал немедленно укрыть танки и технику в лесу, так как противник недалеко и ведет интенсивный огонь по замеченным целям. Мы остановились перед обширным лугом, разрезающим лесной массив полукилометровой полосой. В старой заросшей канаве, идущей вдоль кромки леса, копошились бойцы, отрывая окопы. С противоположной опушки немцы стреляли по ним, не высовываясь из кустов. Капитан Музыченко доложил обстановку. Первая попытка атаки для немцев оказалась неудачной. Потеряв несколько солдат и мотоцикл, они отошли в лес, заняли оборону по опушке и стали дожидаться поддержки бронетехники. Музыченко этим воспользовался: окопался на противоположной стороне и сконцентрировал здесь остатки рассеянного батальона, получив возможность остановить хотя бы часть вражеских сил, чтобы полк успел укрепиться на новом рубеже. Прибывшая солидная помощь и приказ штаба дивизии ударить по флангу прорвавшегося противника, чтобы восстановить утерянные позиции, изменили планы капитана. Теперь он спешил привести в порядок свои подразделения, основательно пострадавшие в бою сегодняшнего дня. А день этот сложился для полка трагически. То, что немцы будут наступать именно на их участке, Музыченко понял еще вчера, когда немецкие мотоциклисты, миновав дамбу, занялись осмотром деревянного моста. Наши решили пока не стрелять. Может быть, и обошлось бы, однако немецкие разведчики увидели один из дзотов и открыли по нему огонь из пулеметов. Дзот ответил также пулеметными очередями. Два немца были убиты, двоих взяли в плен; третий мотоцикл поспешно ретировался.
Пленные показали, что посланы разведать переправу, так как завтра, 25 июня, здесь должен пройти один из полков немецкой 13-й танковой дивизии. Их направили в штаб дивизии, а сами стали готовиться к встрече гостей. Утром в небе появилась "рама". Летала, высматривала. После нее "юнкерсы" обрушили на позиции полка град бомб. Не успели улететь самолеты, начался артиллерийский обстрел. Земля ходила ходуном, стоял адский грохот, вверх взлетали обломки строений, пылью и дымом заволокло солнце. Наконец стихло. Опомнившиеся люди спешно приводили себя в порядок и глядели, как через пойму по дамбе движется немецкая бронеколонна. В голове красовались юркие мотоциклы, за ними тянулись бронетранспортеры, дальше - легкие и тяжелые танки, машины с пехотой и артиллерией. Колонна шла спокойно, не опасаясь нападения с воздуха и отпора на земле. Так хаживали они в Европе, так же намеревались пройти по дорогам России - без особых задержек и потерь... Вот колонна подползла к мосту. Остановилась. Как спущенные с поводка борзые, ринулись вперед мотоциклисты, на ходу паля из пулеметов по противоположному берегу. Но шок у наших бойцов уже прошел. И лишь только мотоциклисты проскочили мост, по ним из дзота хлестнули очереди. Мотоциклисты заметались. Им на помощь поспешили бронетранспортеры и танки. И тут раздался мощный взрыв. Вверх полетели бревна и доски настила, танки рухнули в воду. Наша артиллерия стала обстреливать дорогу, забитую техникой и солдатами. Из горящих машин вываливались обезумевшие немецкие автоматчики и, как тараканы, панически расползались в стороны.
Теперь уже шок испытали немцы - шок и наверняка еще ярость от такой "наглости" русских. Тут же в небе снова появилась "рама". Вскоре пожаловали и "юнкерсы". Началось нечто невообразимое. Самолеты налетали звеньями, которые непрерывно сменялись: одно звено, отбомбившись, взмывало вверх, второе тут же входило в пике, а третье находилось уже на подлете. Так крутилась эта кошмарная карусель. Вой падающих бомб, грохот разрывов, крики раненых... Минуты казались часами, часы - вечностью. Потом в дело вступила немецкая дальнобойная артиллерия. Сверху ее огонь корректировал легкий моноплан "Хеншель-126". То, что уцелело от бомб, методично уничтожалось снарядами. Тем временем противник подтянул к реке саперные части, навел понтонную переправу, перебросил на восточный берег танки, орудия, солдат, минометы - этому уже не могли воспрепятствовать наши немногочисленные уцелевшие орудия. Командование полка запросило у дивизии подкреплений. Комдив выделил из резерва часть приданных ему танков, пушек и, как сказано выше, наш батальон. Однако помощь опоздала. Полк, сломленный бомбежкой и артобстрелом, под натиском переправившейся через Стырь бронетехники начал отступать, и противник яростно погнал его на восток... Выслушав рассказ капитана Музыченко, мы поняли, почему он, принимая задержанных нами красноармейцев, не обзывал их трусами и паникерами, как наш политрук, а, направляя на позиции, подбадривал:
- Ничего, ребята, героями не сразу становятся. Мы им тоже дали прикурить. И еще покажем русский характер.
Выше голову!
Неожиданная встреча с немцами на лесной дороге, ведущей к хутору Стырка, через который двигалась
основная вражеская колонна, расстраивала наши планы совместного контрудара по ее флангу: мы лишались возможности скрытого подхода к ней. Противостоящий нам отряд, судя по всему, легко можно было уничтожить имеющимися танками и артиллерией, но тогда открылось бы их наличие у, казалось бы, превращенного в пыль батальона, против которого тогда бросили бы более крупные силы. Оставалось одно: устранить возникшее препятствие так, чтобы немцы либо ничего не успели бы сообщить своему командованию, либо сообщили, что их атаковали всего-навсего жалкие остатки рассеянного полка. На совете командиров капитан Музыченко предложил "поймать немцев в невод, как рыбу в пруду": не задействуя подкреплений, организовать контратаку только силами его батальона. Немцы сочтут это жестом отчаяния обезумевших "комиссаров", гонящих своих солдат на верную смерть, и не будут спешить открывать огонь: расстреляем, мол, когда подойдут поближе. Контратаку следовало готовить открыто, причем имитировать насильственную ее организацию. Бойцы в центре шеренги пойдут вперед медленно, якобы с большой неохотой, подгоняемые "свирепыми" окриками командиров, а на флангах - побыстрее, чтобы достигнуть леса прежде, чем центр окажется на середине луга: создастся и впрямь нечто вроде невода, захватывающего "рыбу". После открытия обороняющимися огня центральные залегают и интенсивно отстреливаются, а фланговые, смяв заслоны, углубляются в лес, заходят в тыл вражескому отряду и перекрывают ему пути отступления. Когда "невод" таким образом сомкнется, по сигналу красной ракеты начинается общая атака. При необходимости батарея батальонных минометов поразит минометы и пулеметные гнезда противника.
Идея капитана понравилась, хотя и смахивала на авантюру. С планом контратаки ознакомили весь личный состав. В помощь Музыченко выделили нашу роту. Основную ее часть поставили в центр шеренги. Для того чтобы выглядеть одинаково с бойцами Музыченко, лишнюю одежду и экипировку мы сложили на автомашины артиллеристов, оставшись только в гимнастерках и с пятизарядными полуавтоматическими винтовками нового образца СВТ.
Музыченко начал приводить свой сценарий в действие. Из канавы беспорядочно поднимались бойцы, под "понукания" командиров строились в шеренгу, брали винтовки наизготовку, как к штыковому бою. Наконец двинулись.
Немцы, по всей вероятности, недоумевали: с чего это русские столь безрассудно прут на их автоматы и пулеметы по открытому пространству, выставив вперед винтовки с примкнутыми штыками? Мне, шагавшему в центре с ручным пулеметом, было видно, как линия шеренги выравнивается, а шаг бойцов становится все тверже: зная подоплеку происходящего, они уже не шли, а маршировали: "Левой! Левой!" Я вспомнил кадры психической атаки белогвардейцев из кинофильма "Чапаев": ни колебания, ни страха смерти, только вперед! Подобное чувство зрело и у меня, знавшего, что вот-вот застрочат пулеметы и в нашей шеренге начнут падать убитые и раненые, а остальные, смыкая ряды, будут идти и идти, чеканя шаг. То же самое испытывали и остальные: лица у всех были серьезные, решительные, зубы стиснуты, взгляды неподвижно устремлены вдаль... Противник молчал - то ли загипнотизированный таким зрелищем, то ли выжидая. Мы миновали две трети пути.
Страха смерти я не испытывал. Не было заметно его и у товарищей, четко отбивающих шаг под команду политрука: "Левой! Левой!" Шеренга, следуя замыслу Музыченко, изогнулась дугой, концы которой уже скрылись в лесу. Там, на флангах, послышались выстрелы, в центре же продолжала стоять томительная тишина. Напряжение нарастало. До немцев оставалось немногим больше ста метров - один бросок. Политрук, чуть выдвинувшись вперед, все так же размеренно командовал: "Левой! Левой!" Скорее бы услышать: "В атаку!", бегом преодолеть этот страшный участок и схватиться с врагом врукопашную!.. Но вдруг впереди раздалось картавое "Фойер!" - и политрук вместо "Вперед!" вдруг крикнул: "Ложись! По врагу огонь!"
Не успели мы упасть на землю, как вокруг засвистели пули, позади захлопали взрывы немецких мин. Заработали и наши пулеметы и винтовки. Из своего "Дегтярева" я поливал длинными очередями кусты. Наша батарея открыла огонь по ранее засеченным пулеметным и минометным точкам противника. Последние, едва успев сделать несколько пристрелочных залпов, захлебнулись. Смолкло и большинство немецких пулеметов. Но из автоматов немцы били вовсю. Мы продолжали лежать, ожидая, когда сомкнется "невод".
Гитлеровцы спохватились слишком поздно - лишь заслышав в своем тылу разрывы гранат. Началась "охота на волков". "Волки" рук не поднимали, отстреливались до последнего; впрочем, и мы с ними не церемонились: в плен было захвачено не более десятка человек.
Операция "Невод" отняла час времени. Надо было успеть в установленный срок атаковать вражескую колонну восточнее хутора Стырка. Поэтому для сбора трофеев, отправки в тыл раненых и захоронения убитых выделили особую команду, а батальоны не мешкая двинулись дальше. Батальон капитана Музыченко с батареей 76-миллиметровых пушек и нашей ротой направился к реке, чтобы разрушить переправу, воспрепятствовав переброске войск противника на восточный берег, и наступать на хутор с запада. Батальон майора Удальцова с батареей 45-миллиметровых пушек и танками форсированным маршем двинулся на юг. Капитан Музыченко, послав разведотряд выяснить обстановку у переправы и на оставленных ранее позициях, которые вновь намеревался занять, по просекам и перелескам повел батальон к реке. Наша рота двигалась с артиллеристами. Разведчики сообщили, что переправа работает, по ней перебрасываются крытые грузовики, тыловые службы, конные повозки - все в сторону хутора. Охраны особой нет: батарея шестиствольных минометов и до взвода автоматчиков. По позициям полка бродит группа гитлеровцев - вероятно, мародеров. Наших убитых никто не хоронил - так и лежат они, бедные, где застала пуля или осколок...
Старое место было идеальным для стрельбы по переправе, но времени на его расчистку не оставалось.
Поэтому расположились немного в стороне. Артиллеристы сноровисто отрыли укрытия, подкатили и установили орудия, поднесли снаряды. Мы помогли им, затем скрытно заняли линию брошенных окопов впереди батареи.
Музыченко нарочным передал, что он расположился правее и ждет сигнала майора Удальцова. До подачи сигнала приказал себя не обнаруживать. Вскоре за хутором прогремели взрывы, в небо взвилась красная ракета. Тут же дернулись в откате наши пушки. Фонтаны воды взметнулись по обе стороны понтонной ленты, два снаряда разорвались на ней, разворотив кузов грузовой автомашины и конную повозку. Снова рявкнули пушки. На сей раз все четыре выстрела угодили по переправе. Залп следовал за залпом. Взрывы крушили понтоны, с которых валились машины и в панике прыгали немцы. Охрана переправы озиралась, недоумевая, как могла ожить совсем недавно стертая с лица земли батарея. Наконец враг очухался. Расчеты его шестиствольных минометов открыли ответный огонь, а взвод автоматчиков двинулся на штурм. Первый залп минометов был с перелетом, второй пришелся на старую позицию, а третьего не последовало: минометные гнезда накрыли снаряды нашей батареи. Потом артиллеристы перенесли огонь на вражескую колонну, спешившую к хутору. Тем временем немецкие автоматчики быстро приближались к окопам, где затаилась наша рота. Попав под неожиданный обстрел, автоматчики залегли. По ним стали бить из минометов, а мы бросились в контратаку. Следом за нами поднялся в атаку батальон Музыченко. Немцы побежали в сторону хутора, где уже царила паника при виде смыкающегося вокруг него кольца: то был уже не "невод", а целый "трал", способный захватить куда более крупный, чем до того в лесу, "улов"! К вечеру хутор был захвачен. Там в сарае на скотном дворе мы обнаружили красноармейцев, взятых немцами в плен. Их взгляды, радостные и одновременно виновато-настороженные (страшно получить клеймо "труса и предателя"!), безмолвно вопрошали: "Что же будет с нами?"
Наш политрук Игнатов не знал, на что решиться: жалость боролась в нем с чувством долга. Обстановку разрядил капитан Музыченко:
- Раненых в лазарет! Здоровых - накормить, привести в порядок, создать из них взвод по прочесыванию местности и уничтожению разбежавшихся фашистов! Будете воевать в моем батальоне, - обратился он к освобожденным бойцам. - Искупите вину в боях.
Батальон отозвался гулом одобрения.
Скоро восточный берег реки был полностью очищен от немцев. Вернувшиеся в окопы бойцы хоронили убитых, разбирались с трофеями. Все были воодушевлены одержанной победой. Однако эта победа в трагической картине первых дней войны оказалась лишь незначительным эпизодом. Скоро враг захватил Луцк, Дубно и Млынов, нацеливая последующий удар на Ровно. Пассивное сидение в обороне на реке Стырь стало бессмысленным и опасным: нам грозило неминуемое окружение. 27 июня 1941 года наш полк покинул свои позиции и направился в район города Киверцы...
