Жанр, обычно именуемый "роком", имеет, как ни странно, прямое христианское происхождение. Рок-музыка - побочное, странное дитя протестантизма, вышедшее из песнопений "черных" методистских церквей. В пятидесятые годы исполнители рок-н-ролла были преимущественно набожными, им на смену пришли смутьяны вроде "Роллинг Стоунз", ну а обратный откат произошел уже позже, и 43-летний Ник Кейв - едва ли не самый талантливый фигурант нынешнего консервативного рока.
В 1989 году Кейв написал роман, переведенный на русский только теперь, и это вторая известная у нас "большая проза рок-музыканта". Первым образчиком жанра был "Тарантул" - до неприличия авангардный текст, сочиненный молодым еще Бобом Диланом где-то в 1966. Литературное творчество Кейва - нечто совсем иное, вполне под стать его же музыкальным мероприятиям.
Больше всего Ник Кейв похож на волка из давнего советского мультфильма "Жил-был пес" с его коронным "Щас спою". Мерный завывающий голос рассказывает обычно мрачные истории на тему "я тебя полюбил (родил, поймал, etc.), я тебя и убью". Строго говоря, песни Кейва одновременно и баллады и блюзы, причем из каждого жанра взяты куплеты наиболее устрашающие. "И узре ослица ангела Божия" - роман поверх нотного стана, подробнейшая панорама обычного для песен Кейва залитого кровью пола, стола, лица.
Рок-н-ролльный Федор Михайлович, Кейв всегда сочиняет про униженных, оскорбленных и пьяненьких. В основе этого текста - переживания одного нищеброда, его традиционная месть миру за неправильную жизнь, а также, что куда важней, тягучие ландшафты американского Юга, рехнувшиеся сектанты-укулиты плюс бутылка виски "Белый Иисус" подобающей крепости.
Иными словами, Ник Кейв написал очень страшный библейский роман с беспроигрышно печальной схемой: кары Ветхого Завета, протестантский радикализм, душевная болезнь как дополнительное удовольствие. Атмосфера процессов салемских ведьм в романе Кейва - соседка характерного для него угрюмого черного юмора и опять-таки врожденно-кейвовского "величия замысла" - рассказать наконец всю горькую правду. А правда в том, что вся фабула и моралистический запал этой книги приводят даже самого жизнерадостного читателя к одному невеселому тезису - к тому, что жизнь есть концентрированный первородный грех. Герои Кейва призваны опротестовать всякую способность человека делаться лучше по собственной инициативе, их испитые лица, зловещие разговоры и недобрые затеи - лучшая иллюстрация для весьма специфической, кальвинистской картины мира. Так что авторский замысел тут - показать, что в отсутствии высшей благодати человеки осмысляют жизнь в том только смысле, что нужно драться, ругаться и помирать.
Похожая история есть у Стивена Кинга, написавшего в свое время сильнейший рассказ "Дети кукурузы" - о своеобразных антитимуровцах из Айовы, постановивших в один прекрасный день уничтожать всех взрослых - якобы так в Библии велено поступать. Любит подобные сюжеты американское "независимое кино": нравоучительные расстрелы и там обыкновенно связаны с далеко идущими толкованиями Ветхого Завета. Убивают, причем помногу и со вкусом, и у Ника Кейва. Все дело, должно быть, в том, что протестантизм, оставляя человека без всякой церкви, буквально один на один с небесами, вообще до крайности обостряет вопросы морали. И тут уж как в комедиях Тарантино - казнить нельзя помиловать.
