"Школа-студия МХАТ. Какое скромное название. Не институт, не университет, не академия искусств, не училище даже, а школа-студия. И в скромности этого рабочего названия - уже чувствуется надежность, скромность истинного мастера и уважение к понятию "Театр".
Т.В. Доронина
К.С.Станиславский и Вл.И.Немирович-Данченко принесли в театр "замечательное, неповторимое искусство", и это искусство надо было сохранить. Поэтому, несмотря на военное лихолетье, 20 октября 1943 года Постановлением Правительства была открыта школа-студия имени Вл.И.Немировича-Данченко. Представители молодого поколения артистов, которым сегодня за 70, с достоинством и ответственностью приняли знамя Художественного театра. Чем они жили? Чем был для них МХАТ? Об этом и многом другом студенты первого выпуска школы-студии Т.И.Васильева (Гулевич), О.Ю.Фрид, И.М.Тарханов беседуют с С.И.Шошиной.
С.Шошина: Какими были ваши первые впечатления от школы-студии?
Т.Гулевич: Какими могли быть впечатления? Решающий тур. Перед нами сидят все корифеи, вся труппа, включая вспомогательный состав. Волнение необыкновенное. П.В.Массальский спустился к нам и каждому говорил: "Я тебе желаю". Мы не знали закулисную жизнь МХАТа, а то, что видели, вызывало хорошую зависть, стремление к подражанию.
О.Фрид: Воздух здесь был тогда другой, наполненный восторгом, счастьем. И отношение к театру было другим...
И.Тарханов: Это даже не касается верхов. Общественность, люди по-иному смотрели на Художественный театр. Он был необходим, артистов освобождали из действующей армии. Тогда к нам пришел солдат С.Булгаков, матрос В.Давыдов, сержант В.Монюков. Мы должны были в третьем поколении продолжить путь Художественного театра. Случилось ли это? Чуть-чуть, может быть, и случилось.
С.Шошина: Время как-то отражалось на студентах вашего поколения?
Т.Гулевич: Конечно. Дух нашего курса определяло военное время. Мы приходили рано, а уходили около девяти вечера, чтобы только успеть добраться домой до начала комендантского часа. Всего не хватало, тревоги, испытания, карточки...
О.Фрид: Еще нас кормили в школе-студии. Была такая система УДП (усиленное дополнительное питание), что мы переводили как "умрешь днем позже". Кроме того, давали какие-то вещи, ведь мы были просто нищими. Нашему сокурснику В.Дружникову купили ботинки. До этого он ходил в рваных, и чтобы хоть как-то это скрыть, мизинцы пальцев на ногах закрашивал черной тушью.
Т.Гулевич: Старшее поколение смотрело на нас с сожалением, как будто время нас чем-то обделило, а мы были одержимы любовью к театру, упивались своей молодостью. Я патриотка своей школы и считаю, что она сделала счастливыми многих людей.
С.Шошина: А что вы можете сказать о сегодняшних студентах школы-студии?
О.Фрид: На нас влияла дореволюционная интеллигенция, получившая образование в хороших гимназиях, институтах благородных девиц. Мы по сравнению с ними были, как сейчас говорят, "совки". Так вот нынешние студенты такие по сравнению с нами.
Т.Гулевич: Иногда я сижу на приемных экзаменах. Аргументами в пользу абитуриента у педагогов бывает: "он непредсказуемый, живой..." и так далее. А я сижу и думаю: а фрак на него можно надеть? Не на каждого мальчика сейчас фрак наденешь, как не каждую девочку обрядишь в "декольте".
О.Фрид: Когда мы приходили в студию, на нас с утра надевали корсеты. И ходи целый день...
С.Шошина: Расскажите, пожалуйста, о своих учителях.
Т.Гулевич: Наша школа - это был яркий высокий очаг, и для меня человеком, который поддерживал огонь в очаге, был В.Г.Сахновский. Необыкновенно эрудированный, он поощрял наше любопытство, подталкивал к знаниям. После его смерти во главе школы-студии стал Вениамин Захарович Радомысленский.
О.Фрид: Наш папа Веня. Он появлялся к 11 часам утра и обходил все помещения студии, проверяя, все ли в порядке. Когда он стал старше, ему трудно было уезжать домой обедать и он жил в школе. Он всегда следил за судьбой своих учеников, уже окончивших школу-студию.
И.Тарханов: Мне вспоминается такой случай. Обычный день, тишина, где-то слышен стук печатной машинки, и вдруг открывается дверь и раздается страшный крик Вениамина Захаровича. Я захожу к нему в кабинет и спрашиваю, что случилось. Он в ответ: "А что такое?" Я говорю: "Почему вы так реагировали, на что?" "Понимаешь, уж очень тихо..."
Т.Гулевич: У нас практиковалась такая система: курсового педагога не было, студенты были прикреплены к разным учителям. У меня педагогами были замечательные актрисы В.А.Вронская и М.И.Кнебель. Я благодарна этим людям, их любви, заботе обо мне.
О.Фрид: Мы все обожали Иосифа Моисеевича Раевского - человека с невероятным юмором. Однажды я в магазине встретила свою знакомую. Она сказала мне, что Раевский умер. Я была так потрясена, что упала.
Т.Гулевич: Вообще в наше время была замечательная практика. Актеры МХАТа и педагоги принимали участие в спектаклях школы-студии. Это было для них так ответственно, что они волновались больше, чем студенты.
О.Фрид: Я любила работать с П.В.Массальским. Просто так к нему на занятия не пойдешь, надо было привести себя в полный порядок. При том, что он был очень простым в общении человеком, выглядел Павел Владимирович празднично, нарядно. Когда он шел, было впечатление, что идет сама красота. Настоящий аристократ!
И.Тарханов: Мы с ним были достаточно близки. У него был такой флакончик с золотой пробочкой, которой он немного смачивал руки и усики. Заметив это, я критически поглядел на него и говорю: "Павел Владимирович, а что это вы, как дама?" Он мне ответил: "Ты ничего не понимаешь, ты же характерный актер, да еще плохой. Я же, когда обнимаю Аллу (Тарасову) или Ангелину (Степанову), хочу, чтобы им не было противно". Амплуа у него было другое.
О.Фрид: Был у нас такой предмет - манеры, который вела настоящая княгиня - Волконская. Больше всего мы боялись попасть с ней за стол, в ее присутствии как-то неудобно было есть. Но однажды она позвала нас к себе в гости и на стол поставила несколько банок консервов, а рядом положила вилки: "Девочки, я посуду мыть не люблю, давайте есть прямо из банок".
Т.Гулевич: Мы благодарны учителям, они были мастерами своего дела.
Мы благодарны школе-студии, которая сделала нас всех счастливее...
