Сборник стихов

О горькое раздумье, где, какое?

Для красоты убежище найти;

Как маятник остановив рукою,

Цвет времени от времени спасти.

Надежды нет, но светлый образ милый,

Спасут быть может черные чернила!

У. Шекспир

«О море, ты не примелькаешься во веки...»

Посвящение Либаве

Так случилось, у причала, где кричат птенцы,

Мы друг с другом повстречались, МОРЕ, Я и ТЫ.

Тополиный пух вращался, был он мил и прост.

Я к тебе ночами мчался под «Воздушный мост»

Шла по далям прибалтийским молодость моя.

Гладью моря, нитью чистой, вышита семья.

Будешь ты мне часто сниться, городок судьбы.

Мы служили на границе, МОРЕ, Я и ТЫ!

Мы влюбились

Мы влюбились, нас море с собой повенчало,

У причала, - какие мы были юнцы?

Свежий ветер задул и наш парус «забрало»,

Золотые погоны на плечи легли, как венцы.

Благодарны судьбе, что дала нам с тобой повстречаться,

Вот и встретились вновь и о море опять говорим,

«Приедается все, лишь тебе не дано примелькаться»

- Мы о службе на флоте, как о юности память храним.

Баллада о дальнем походе.

Когда на причале от мира стоим отрешенно,

Еще до похода успели смертельно устать;

Уходит подлодка, и участь ее предрешена,

Куда и зачем, лишь не многим положено знать.

И будут скрипеть, надрываясь, причальные палы,

И даже суровый комдив вдруг окажется прост.

Мы - те, за кого поднимают бокалы,

Во все времена - офицерский звучит «третий тост».

Пройдя аванпорт, нас встречают туманные вьюги,

И нет больше неба, ни ночи, ни дня, ни весны.

Теперь только вахты, соленой романтики слуги,

Пронзительный ветер и душный покой глубины.

«Автономка» - тяжелые капли на темя,

Как под пыткою нервы, начинают все чаще сдавать;

Приедаются лица, как самое тяжкое бремя,

Как в темнице сырой, из которой нельзя убежать.

Океанскую грудь, словно скальпелем мачты взрезают,

Поднебесная высь к нам в «окошко» заглянет опять;

Перископные звезды над нами исчезнут, растают,

Будут нас безнадежно сквозь долгие мили искать.

Я засну после вахты, чтоб чайкою в небо подняться,

Чтоб увидеть далекий, свой ласковый берег родной.

Чтобы в душном отсеке с холодной торпедой обняться,

Как с далекой, пронзительно юной женой.

И еще будет сниться мне дым сигареты,

Я кричу, надрываясь, всем бедам назло.

Что я свой, средь своих, в своей точке планеты,

Мне с моей широтой-долготой - повезло!!!

Даже если сметет переборки шальная торпеда,

Ведь златые погоны почти, что терновый венец.

Ты не вышел на связь, позывные твои без ответа,

Срок прошел «автономки», ну, значит - конец.

Если в душу ударит сигнал аварийной тревоги,

Застучит в переборку последний прощальный привет.

Нам остались мгновенья, но мы проживем их как Боги,

Ведь у Бога минуты, как тысяча лет!!!

Мы всплывем с глубины черной грудью на лунные блики,

Я от воздуха пьян, расступись супостатская рать,

Вечно будут светить, наших лиц бородатые лики,

Лишь один только раз нам «забортную чашу» глотать.

Мы, конечно, всплывем - ранним утром весенней порою

Я обязан тебе сообщить, капитан - лейтенант:

«Смерти нет, и мы свидимся снова с тобою,

Там, где в лучших мирах корабли у причалов стоят.»

Все пройдет, мы вернемся, нарядившись по первому сроку,

И не пряча слезинки, ты будешь глядеть сквозь очки;

А на пирсе - оркестр, как всегда, «загремит» где-то сбоку,

«Заиграют» от ветра наши белые воротнички.

Вдохновение памяти.

Что в памяти твоей есть флот?

Какая память, он во мне остался;

Быть может, это борщ или компот,

Что на моей тельняшке расплескался.

А может, это вера в чудеса?

В небесный свет, в полярные узоры,

И в сказанные кем -то словеса:

«Мол, все пропьем, но флот не опозорим.»

Не верь тому, кто скажет - это стон,

И тяжкий труд, и тяжкое веселье,

Что горький заспиртованный батон

Ему в паек был дан, как на похмелье.

Что в памяти твоей есть флот?

Дороги дальней яркие мгновенья,

Кто это не постиг, тот не поймет

Пожизненное это вдохновенье.

Воспоминания.

Оно пришло, как молодость и старь,

Такое, видно мне, досталось благо,

На субмарине уноситься вдаль,

С соленою ликующей отвагой.

Вдыхая море, лунный свет глотать,

И привечать закаты и рассветы,

Под стук машин на мостике стоять,

Мне одному в огромном мире этом.

Мы расставались в сопках на камнях,

Слезился ветер и склонялись горы;

Пройдут года, мы встретимся в стихах,

Где будет все, и радости и горе.

И вспомню я, писака осторожный,

И взлет мечты, и тяжести обрыв,

В той жизни, не пустопорожней,

Я лишь по-настоящему был жив.

Возвращение из похода.

Когда подумаю, что в жизни моей флот?

На годы давние с волненьем оглянусь,

Улыбчивая грусть меня найдет,

Я снова в свою молодость вернусь.

Когда стучат, грохочут дизеля,

И палуба, накренившись, дрожит,

То не работа, то судьба моя,

И Бог меня таинственно хранит.

Есть у подводника заветная мечта,

Сопутница его ночей и лун,

Когда походная проходит суета,

Вернувшись с моря в теплый сесть гальюн.

Когда в стихию бани окунусь,

Салют из пробок оглушит меня,

Я до дому на крыльях доберусь,

Еще не держит ног моих земля.

Подводникам-ветеранам холодной войны.

Привет Вам, «подводное племя»-

Герои холодной войны.

Вам выпало тяжкое бремя

Для славы великой страны.

Деньгой не измеришь служенье,

За деньги «не пашут горбом»,

Вы вынесли сверх напряженье

В той «мирной» войне «за бугром».

Вы всё испытали на свете,

И славные дни, и позор,

Но не было войн на планете,

Россия не знала террор.

Была вашей «крышей» Отчизна,

Хоть служба была не легка,

Но много трудней верный пеленг взять в жизни,

Когда уже нет над тобой «козырька».

Выпускникам ВВМУПП 1974 г.

Объявлен «Сбор-сорокалетью»,

Все это, брат, не ерунда!

Опять с волнением, как дети,

Мы снова поспешим туда.

Где смотрит Лермонтов печально,

Где якорь «Холла» у ворот,

И где Советский, изначальный,

Ракетный зарождался флот.

Чем дальше нас уводит время

От тех событий над Невой,

Тем легче нашей дружбы «бремя»,

И неподкупнее душой.

Сойдется вновь морское племя,

Под звон бокалов и речей.

И вряд ли будет лучше время,

Чем братство юности твоей

Ты наш единственный...

Ты наш единственный, самый...на свете,

Корпус кадетский, начало начал.

Не выбирают родителей дети,

Не позабудем свой дом и причал.

Мы не забудем метели авральные,

Дальних широт штормовой ураган.

Как на плацу, словно, трели прощальные,

Слезы из глаз выбивал барабан.

Нам не забыть нашу спальную комнату,

Тумбочку слева, цветы и кровать.

Наши мечты, наши встречи и проводы,

Как по ночам приходила к нам «мать».

Помни училище наше родное,

Помни о тех, кто тебя воспитал.

Кто научил, кто учился с тобою,

Кем бы ты ни был, и кем бы ни стал.

Осень кадетская.

Над кронштадтскою крепостью осень деревья качает.

Над гранитными плитами кружат и кружат ветра.

В летнем парке листва золотым ручейком опадает,

И стелится ковром, задевая за плечи Петра.

Пусть закружит кадетов, как вальс жениха и невесты,

И от сердца избытка уста говорят невпопад,

Пусть укроет ребят, как покровом небесным,

От печалей земных золотой листопад.

Звездная память.

От маленьких звезд до больших,

Что на погонах моих «разлеглись»,

Только двенадцать лет, но каких...

Где-то на млечном пути пронеслись.

Те, что настояны на ветрах,

Едкие, как щелочь и кислота

На субмаринах и кораблях

Жизнь моя - маята.

Горькая, как соль на губах,

Мягкая, как шелест волны,

В строгих приказах, в светлых стихах,

В душах, что стали тебе верны.

Корабли

Корабли, вы как гордые птицы

На свете одни.

Вы спешите как будто от душной земли

В необъятные дали свои.

Вас смущает и манит загадочный друг-горизонт

И сияет и тает, простужено верит и ждет.

Полный штиль-это скучно

Но скоро увидишь, придет

Грохот пенной волны, закрывающий весь небосвод.

Будет битва за жизнь

На мгновение горячее сердце замрет.

Это будни под общим названием флот.

Это просто, как в виски бросается лед.

Океанская глубь, под килем пол часа

На автобусе ехать до скользкого дна, в никуда.

Это просто, когда сгоряча

И затеплится в храме свеча.

Корабли, вы как чайки, летящие за горизонт.

Высоко, высоко, необъятный, мерцающий зонт,

Ты укрой моряков от тоски и тревог.

Удиви мириадами звезд и сияньем полярных дорог.

Корабли возвращаются к жизни земной

Словно «трудники» моря идут на покой,

Камнем станет натруженный нерв

Был ты в море, а значит, «ни жив был, ни мертв».

Я тебя за далекой чертой не забыл

Я за всех моряков третий тост пригубил.

Живучесть

Несвежее все быстро надоедает,

Картофель в банках, булка на спирту,

И даже крысы в океан сбегают

С подводных лодок прямо в глубину.

А человек живет, и даже светел,

Хоть берег свой покинул он давно,

Под толщей вод в забытой Богом нете,

Стучат размеренно костяшки домино.

Капитуляция.

Военный городок в Либаве словно призрак,

Стоят пятиэтажки молча в ряд;

Ты помнишь, как еще в «той жизни»

Годами ждал квартиру, лейтенант?

Какой «мамай» теперь пронесся,

Нейтронной бомбой словно пошутил;

Цветущий край- веселых лиц матросских,

В проемы черных окон превратил.

Здесь от Петра стоят надгробья

Всех поколений русских моряков,

Здесь, как дождем земля питалась кровью

Защитников балтийских берегов.

Когда любимых, верных псов бросают в холод

Людская боль не ведает границ,

Так корабли, кренясь у пирсов, тонут

С немым укором глядя из пустых глазниц.

Прощай, Либава, ты не виновата,

Российская судьба - твоя судьба.

Измены пламенем объята

Вторая Родина моя!!!

Арифметика моря.

(моим соплавателям в День Защитника Отечества)

В офицерской казарме не бывает важнее событий,

Полночь - за полночь сдвинут бокалы друзья.

«Чтоб число погружений равнялось количеству всплытий»,

Просто так без причины на флоте встречаться нельзя.

Спирта хватит на всех, здесь никто не бывает обижен.

Каждый сам для себя сколько хочет разбавит , нальет;

Обожжет ему горло, под кителем спустится ниже,

Где тоскует душа, и ликующий голос живет.

И еще много раз, как по клавишам, стукнут по кружке

Дробью вниз, а затем - обязательно в донышка круг.

За подлодку, усталую нашу старушку,

За надежных друзей, за любимых и верных подруг.

Завтра снова без нас заскучает морская обитель,

Никогда не забыть нам простой офицерский уют,

«Чтоб число погружений равнялось количеству всплытий»,

Дымной ночью за нас офицеры бокалы нальют.

Море.

Здесь проводы бесшумны и мгновенны,

На пирсе мрак, ни музыки, ни жен.

Корабль военный, истинно военный,

И от всего земного отрешен.

Та отрешенность видится воочию,

Когда на море мертвенный покой;

В походной нескончаемости ночи,

Судьба моя мне кажется морской.

Ведь берегов изведал я не мало,

Для цели ясной, видимой едва;

Душа моя не сразу принимала

О том пути суровые слова.

Куда идешь? О том подумай лучше,

Сумеешь ли, душою не криви.

Для мира и благополучия?

Что ж и любви? Особенно любви!!!

И вторгся я в твои просторы, море,

На двадцать лет пол жизни разменял,

Мне океан, как будто по неволе,

Непостижимого завесу приподнял.

О море! Ты не примелькаешься вовеки,

Я буду вспоминать тебя, как отчий дом.

Тогда почувствовал себя я человеком,

Когда на мостике был назван моряком.

Морское счастье.

Спускается ночь на аллею героев,

Кончается время бравурных речей,

С родными подводник прощается дома,

Отдай же, Степаныч, им сходню скорей!

Упрямый прожектор с поста замигает,

Ответь ему, боцман, в «пол глаза моргни»,

И вновь за кормою буруны вскипают,

Растают в ночи ходовые огни.

И скова январские зимние стужи.

Холодного неба мерцающий свет;

Я снова на вахте, я молод, я нужен,

Я счастлив, что в море встречаю рассвет.

Я двадцать лет ходил по Заполярью,

Я с этим климатом дружил.

Имел два выходных, один - весною ранней,

Другой - зимою, кажется, он был.

На мостике ракетоносца

Смотреть на небо я любил,

Сияньем северным без солнца

Я столько лет дышал и жил.

И целовали скалы облака,

Над черною водою Колки,

Мы были «под шафе» слегка,

Ведь были мы, - морские волки.

Ушел я нынче на покой,

Держава пенсию сцедила,

И все же я горжусь судьбой,

И все же ты меня любила.

Помни войну!

Над седою Кронштадтской брусчаткой

Век брадатый стоит адмирал;

От балтийских портов до Камчатки

Помни Русь, что Макаров сказал!

Все проходит на стыке столетий,

Мы вступили в «иную» страну,

Но, чтоб мир сохранить на планете,

Нужно помнить войну!

И нести государеву ношу,

В центре мира твердыней стоять,

Чтобы флот, как «шагренева кожа»,

Никогда бы не стал исчезать.

Мой любимый Кронштадт обветшалый,

Сердцу милый, геройский подплав,

Я вернулся к тебе, твой осколочек малый,

К обелискам героев припав.

Боже храни моряков

Боже, храни моряков, на пяти океанах земли.

Не погаснут огни маяков, если живы еще корабли.

Пусть сегодня наш флагман не тот

Ты ему все равно помоги,

Пусть «реформы» на скалы снесет

Ты наш флот сохрани и спаси!

Помоги, если в море ему не до сна,

Расскажи, как «заладилась» нынче весна,

Как с моста Вознесенского солнце идет на закат,

Как шагает по Невскому в море влюбленный курсант,

Как прибудут к «Николе» с огромной страны в день весны,

Офицерские вдовы и русского флота сыны.

В черной форме, как в трауре, издалека,

Там, где буквы из мрамора - на века,

Там, где храм голубеющий, как волна,

Там, где золотом выбиты имена!!!

Женам подводников.

Жены, не «ляпайте» в спины мужей

Горькие рифмы проклятья,

Много есть в жизни крутых виражей,

Не расцепляйте объятья.

Трудности надо уметь превозмочь,

Выстрадать личное счастье,

Не проклинай уходящего в ночь,

В стужу, в метель и в ненастье.

Знай, что вокруг него только вода,

Чаечный хохот совиный,

Если с подлодкой случится беда,

Ты будешь в этом повинна.

Прощание

Ты помнишь, как мы прощались?

Ты был уже «неземной»,

Как ты ко мне прижимался

Соленым бортом - щекой.

Потом, когда сходню убрали,

Единственный мостик земли;

Казалось, планету отняли,

Страну из под ног увели

И вот уже створные знаки

В холодной звенящей дали,

Как будто кровавые маки

Последняя память земли.

На Серафимовском

Здесь церковь, словно домик Серафима,

Бревенчатый, намоленый «приют».

Пройди, паломник, чуть левей и мимо,

Почувствуешь, как камни вопиют.

Холодные, как лунные закаты

Из бездны неразгаданных глубин.

Поднялись фотографии и даты,

Он был ей муж, ему - любимый сын.

Они в глубинах тайных, как в окопах,

За Родину сражались, как могли.

Глаза их светлые, как линзы перископов

Теперь глядят на нас из-под Земли.

И, кажется, в последний раз по форме

Построились защитники страны,

Земля могильная им выдана по норме,

Они подводники, а значит - все равны.

Нам не забыть, как в сполохах авральных

Найти убийц поклялся адмирал

Безжалостных, уверенных и наглых,

Тех, кто стрелял, кто убивал и лгал.

Но, тайное, всегда случится явным

Пройдут года, как штормовой заряд.

И явится на том клочке бумажном:

«Прости им, Господи, не знали,

что творят».

Подводникам «Курска».

Чеканные шеренги навсегда застыли,

Последний наступил парад:

Простите нас, что мы не долюбили

Вас - самых лучших на земле ребят.

Вам век носить «гранитные бушлаты»

В строю чеканном, словно на плацу,

Пройдут дожди, омоют ваши даты,

Скупой слезой прольются по лицу.

Вам вечно молодеть под небом синим,

Как будто подвиг был для вас судьбой;

Вы жизнь отдали в битве за Россию

На поле брани жертвуя собой.

И будет «бремя» их легко и ясно,

Кто душу положил «за други своея»;

Богатыри, вы пали не напрасно,

Гордится вами русская земля!!!

«Пуп Земли»

Державных львов сиятельные морды

На этот город триста лет глядят.

Ты все такой же, старенький, но гордый

Имперской славы доблестный штандарт.

Здесь каждый русский кожей ощущает

Веками грозными овеянный Кронштадт,

Где флаг и гюйс взлетают утром ранним,

И где кадеты на плацу стоят.

Они стоят, пока что просто дети,

С нуля кадетский корпус возрожден.

Как нулевой футшток - отсчет всего на свете,

Как «пуп Земли», как символ всех времен.

Я выбираю.

Все альфа - омега, конец и начало,

На древних могилах лежит пыль столетий;

Уж если мне снова начать жить сначала,

Я выбрал бы море, я выбрал бы ветер.

Соленой волной обжигаемый с детства,

Людей, как машин проверяя на крепость,

Из всех человеческих качеств на свете,

Я выбрал бы сердце, я выбрал бы верность.

И если сподобит Господь мне карьеру,

Я духом святым выбираю как должность,

Свою православную русскую веру,

Надежду, смирение, трезвость и стойкость.

Пасынки.

(Первому военно-морскому салону России.)

Все стало нынче на продажу,

Леса, куски родной земли,

Секретные ракеты даже,

Торпеды, мины, корабли.

На «Пылком» склянки отбивают,

Его никто не продает,

Его никто не покупает,

Он просто представляет флот.

За сорок лет ни мало видел

Трудяга моря СКР,

Но он на службу не в обиде,

Хоть уж почти пенсионер.

Корабль наш еще не старый,

Он еще может хоть куда;

Вот только жаль, матросов мало,

А остальное - не беда.

Ему еще на отдых рано,

Не строят новых кораблей,

В казне российской денег мало,

Ответил вахтенный старлей.

В его глазах и боль, и гордость,

За свой корабль - страны оплот,

Быть может, в том его и корысть,

Что флот его еще живет.

За то, что служите вы братцы,

Героев всем вам нужно дать,

Забыла мать о своих чадцах,

Пришлось вам пасынками стать.

Когда служил я...

Когда служил я на подлодке,

Мне так порой хотелось спать,

Вернуться с моря, выпить водки,

И грудь раскрыв, дышать, дышать.

На потаенной субмарине

Мне снился теплый туалет,

Ожег от «шила», вкус рябины

И хруст раздавленных галет.

Мой старый друг, дубовый веник,

Меня простит, меня поймет,

Ведь под водой дороже денег,

Ценнее бани - кислород.

Закрой окно на кухне, слышишь? -

Взмолится дочка иль жена,

А ты торчишь в окне и дышишь,

Не надышаться никогда.

Год за два.

Год за два у подводников «выслуга лет»,

Но две жизни прожить, никому не дано.

Вот опять я на вахте встречаю рассвет,

Сколько мне еще их отстоять суждено.

Облака-облака

Долгой осенью носятся над городком,

Все у нас в этой жизни «пока»,

Вот уже серебрятся виски холодком.

Снова ладожский лед зашумит над Невой,

Будут грозы, дожди и весна;

Мы ныряем под зонт, командир боевой,

Как когда-то ныряли до дна.

Загудят корабли, словно шок болевой,

Эту боль не постичь, не понять;

И вдыхаю, вдыхаю я воздух морской,

А таблетки не стану глотать.

И зовет его в шутку папусей она,

И гадает народ, толи да, толи нет?

Может быть, у него молодая жена,

Может, жизнь разменял я на «выслугу лет».

Лейтенантская юность.

Лейтенантская юность - блестящей карьеры начало,

Только здесь удалось мне постичь и понять,

Что военный корабль от тюрьмы отличается мало,

Только тем, что с него невозможно сбежать.

Прибалтийская осень - печального времени дата.

Офицерские будни затянули на горле петлю.

Без далеких друзей, без квартиры, жены и зарплаты,

Без любимых вещей, без всего, что я в жизни люблю.

Только ночью в себя, наконец, ты приходишь,

Замирает на время стремительный бег.

Спирт, галеты, тушенку откроешь,

Вспоминаешь, что все же и ты - человек.

Примут тело пружины на узкой кроватке,

Мышь залезет в ботинок, шнурок теребя,

А под утро дневальный заглянет украдкой,

Свет погасит, накроет шинелью тебя.

Снится мне, в кабинете комбрига

Говорю я в похмельном бреду:

«Наплевать мне теперь на карьеру,

Здесь на службе с ума я сойду.

Ни погон мне не надо, ни званий

Я дорогу до дома найду.

Дайте вольную мне, на свободу,

В Ленинград я по шпалам пойду».

Маркизу де Траверсе

Село Романщина, два века,

Стоит церквушка в крае том.

При ней могила человека

Грустит с отломанным крестом.

Морской министр сей державы

Не раз встречал он здесь царя;

Теперь лежит под спудом ржавым,

Как будто жил на свете зря.

Его «фрегат» навечно встроен

В златую зыбь ржаных полей,

Как легкий бриз колышет море,

Хоть нет поблизости морей.

Плита могилы потемнела,

Как будто соль лежит на ней;

Стоит, как пращур престарелый,

Забытый Родиной своей.

И удивляет человека его надгробное «Эссе»:

Здесь адмирал лежит два века

Маркиз - Иван де Траверсе.

Памяти комбрига.

Звонили:Умер Романовский...

Слова, как слезы заскользят.

Вот так, обыденно и просто

Не верил, быть тому нельзя!

Но даже там, во церкви, даже,

Казалось мне, все это миф,

Что он поднимется и скажет

Да, что, вы, мужики, - я жив!

И вновь, красивый и высокий

Заставит сердце трепетать,

Опять, как в юности далекой

Научит радостью дышать.

К нему, как будто по тревоге,

Поднялся весь его подплав,

И словно на родном пороге

Скорбел подводницкий « анклав».

В тот вечер буря «обнимала»

Его последний ресторан;

Как тризну по нему справляя,

Ревел далекий океан.

Я верю, что на небе где-то

Есть тоже некая земля,

Но здесь, на маленькой планете

ОН будет жить, пока жив я.

Его душа любовь стяжала

Пусть жизненный «отщелкал» лаг

Рука сыновняя держала

Отца - комбрига звездный флаг.

Александру Маринеско

Он жадным был до правды и до жизни,

Любил расчет и яростный кураж;

И был корабль единым механизмом

С названьем гордым и прекрасным Экипаж.

И было все - и тюрьмы, и дороги,

Обида горькая, забвенье и вина;

Да разве только и узнают Боги,

Какой ценой добыл он ордена.

Но память, как огонь, дается человеку,

Ее не погасить в душе моей морской;

Останется в веках «Атака века»

Сиять на бронзе золотой звездой.

1.

День памяти апл «Комсомолец»

Сегодня день, когда без сожалений

Оставив все заботы на потом,

Подводники всех поколений

Сойдутся вновь в «Ковчеге» голубом.

Один раз в год литые словно львы

У звонницы, как на морском просторе;

Припомнят, как ломали рубкой льды,

Как задыхались в Средиземном море.

С прямыми спинами, с глазами молодыми

Плечом к плечу встав в безразмерный ряд,

Преодолев и воду и полымя

Они молиться будут за ребят.

Они придут погибших помянуть

Пробравшись сквозь людскую анфиладу

Найти своих, в глаза им заглянуть

С живыми ведь встречаться тоже надо.

Кронштадт, Камчатка, Западная лица

Морская гвардия - страны оплот,

Сегодня в Храм всем будет не вместиться,

Что делать - был в России Флот !!!

И будет это мужеское «вече»,

Как память по ушедшим в мир иной;

И пусть горят, не угасая свечи,

Как маяки не гаснут над водой.

Морской собор.

Иду по Сестрорецку вдоль залива,

То в волны окунусь, то вдаль смотреть готов.

Направо форт «Тотлебен» знаменитый,

Налево-парк «Дубки», дворец Петров.

Ловлю ноздрями запахи прибоя,

Мой детский океан, о нет, не надо слов!!!

Ты в памяти моей остался морем,

С колюшками и стайками мальков.

А дальше, там, где горизонт туманный

Я кожей ощущаю мой Кронштадт,

Где флаг и гюйс взлетают утром ранним,

И где шеренги вдоль бортов стоят.

И я себя в шеренгах этих вижу,

Ведь сердцем я навеки военмор,

И приближается к душе моей все ближе,

Громадиной своей - Морской Собор.

Цусима

Рвались на части броненосцы

Настала горькая пора,

Склонялось к горизонту солнце

Туда, где гибли крейсера.

Они кормою задирались

Пред тем, как навсегда уйти;

Винты их в воздухе вращались,

И сердце рвалось из груди.

«Ослябя», « Мономах великий»

В названьях узнается Русь,

Последний семафор отбитый:

«Иду на дно, но не сдаюсь».

Судьба у всех бывает разной,

Но сам Господь судил о том,

Что флотский путь, всегда путь - славный

Под флажным голубым крестом.

Зачем у берегов Цусимы

Неравный состоялся бой?

За верность флагу, честь России,

А, может, цель была иной?

И в небесах дорогой узкой

Найдет моряк ответ простой:

« За что погиб? За то, что - русский!

К тому же - с флотскою душой!!!

Скульптору Валерию Приходько

в день 100 - летия Северного Невского морского завода

Ты монумент создал в канун Дня флота

Морскому тральщику, где сам служил когда-то;

Опять аврал, закончена работа,

Столетие завода - это дата!!!

Морскому делу преданные люди

Вы словно гвардия своей земли,

Пусть с вами Бог своей частицей будет,

Ведь вам водить на море корабли.

И пусть удача вас не позабудет

Среди морей, как на краю земли,

Пусть с муками рождаются, как люди,

На страх врагам красавцы корабли.

Пусть же и впредь форштевни бьют посуду

И мачты светятся в закатах словно крест,

Пусть скульпторы и корабелы будут

Во имя мира и рабочих мест.

Фортам Кронштадта

Старые кронштадтские форты

Как прикованный к причалу флот;

Вы как памятник моей мечты

«Александр», «Петр» и «Кроншлот».

«Император Павел», «Константин»,

Вам стихию суждено понять,

От того ль и впредь, все как один,

Вы готовы на посту стоять?

Почему вам не забыть войну,

Службу ратную уж не воротишь вспять,

Словно вы в ответе за страну

И никто не может вас сменять.

Станет мне понятен этот вид

Заблестят от ветра как слеза,

И сырого камня монолит,

И бойниц суровые глаза.

Смотрит на кронштадтский берег свой

Современной дамбы батопорт,

И стоит могучий и седой,

Грудью город заслонивший форт.

Дубу С.О. Макарова

Растет в Кронштадте адмиральский дуб,

Высокий, как сама отвага;

Он врос корнями как державный пуп,

В высокий берег зыбкого оврага.

И словно, вечно так ему стоять,

В терновом обрамлении венценосца;

И слать команду: «Флоту рисковать,»

Как с палубы родного броненосца.

И он стоит, наследник «той» России,

Ветвями, как бронею защищен;

И только старый парк, да купол Византии,

Свидетели его времен!!!

К столетию освящения кронштадтского морского собора

Патриаршая служба, матросы застыли в шеренгах

Созидательный подвиг, победа пришла, наконец;

Этот флотский собор сотворил Косяков не Кваренги,

Из горячих, мятежных, матросских сердец.

Снова весело чайки кружатся над ласковым морем

На брусчатку с экрана глядит патриарх Феофил;

Со священной земли он приехал, как в братском фаворе

В главном храме морском патриарху Руси сослужил.

Снова золотом блещет морская обитель-София

Целый век ты несла свой багряный терновый венец;

Кто тебя возродил наша русскость и наша святыня,

Наша гордость и слава горячих матросских сердец.

От ступеней твоих в злые волны от ветра косые

Уходила страна в кругосветку, на подвиг на фронт;

Что-то важное здесь происходит сегодня с Россией

Словно Лазарь воскресший, как прежде, Россия грядет!!!

К 95-летию Кронштадтского подплава

Кронштадтские заснеженные дали

Вмерзая в лед добраться б до глубин;

Туда где адской пляскою «ласкали»

Сто тысяч банок, минрепов и мин.

Была война окутанная льдами

И был на море мертвенный покой;

И только часовой грохочет сапогами

Когда в подплаве все ушли на бой.

Такая уж подводная война

Не всех коснулись ордена - медали,

Но в храмине морской их имена

Занесены навек, как на скрижали.

Люблю тебя намоленный и славный

Геройский доблестный подплав

Я вновь вернусь осколочек твой малый

К геройским именам припав.

Сегодня юбилей, подплав опять живет

Была б солярка, где уж там наркозы;

Торпеды на борту и значит вновь поход

И все опять и радости и слезы.

К юбилею кронштадтского подплава

Телогрейка, сухарь, каждый прожитый день словно годы

Не сходили на берег, когда уж идти не могли;

И проверки росли, только главным все ж были походы

Далеко-далеко от родимой кронштадтской земли.

Двадцать лет без войны провисали швартовами ЭСКИ

Голос склянок звучал с кораблей, как малиновый звон;

Помнишь встречу, (когда) - не заметный входил Маринеско,

Все вставали и хлопали ( как же), ведь это был - он!

И как в годы лихие натужно гудела подлодка

Нарушая суровый, мятежный кронштадтский покой;

И великий подводник к груди прижимал поросенка

Так бывало, когда из похода вернулся герой.

Пили спирт, укрываясь от ветра «канадкой»,

Согреваясь от всех на земле холодов;

Не боялись на мостиках жить и служить «без оглядки»

И подплав, иногда «выходил из своих берегов».

Может быть от того, что судьба нам дала много рисков

Сердце бьется иначе у старых скрипучих ворот

Я стою на плацу посреди дорогих обелисков

Это значит, подплавовский дух не умрет.

Если чудо случится, замрут агрессивные нотки

И все люди планеты вдруг станут друг друга любить

Только пусть и тогда в водах Балтики будут подлодки

И Кронштадту, ей Богу, без них никогда не прожить.

28-летию памятника А.И. Маринеско в Кронштадте.

Он был в Либаве сотворен когда-то

Душой подплава, сердцем моряка,

Где перископ ладонями объятый

Его талантом стиснут на века.

Ему сегодня «стукнет» двадцать восемь

Его планида станет не простой

В Кронштадте снова золотая осень

Укуталась цветами и листвой.

Подводники, герои, братцы

Но так уж в этой жизни суждено,

Что даже в бронзе быть, а не казаться

Вам было не всегда дано.

Но есть сегодня повод у подплава

По чарке выпить, вспомнить о былом;

Создателям мемориала честь и слава,

А скульптору - «семь футов под килем».

Командирам подводных лодок

Все вставали, когда он входил в ресторан

Даже если случалось «на взводе»,

Не боясь если надо глотать чистоган

Был он главной фигурой на флоте.

А в глазах его звезды и вечный туман

Целый мир в тех глазах отразился

Был он старше на вид только то был обман

Слишком «ранним» он в жизни случился.

А душа его в море не имет покой

И характером светится твердым,

Командир по профессии должен быть злой

Только гнев его должен быть добрым.

Подводной лодке - музею «С - 189»

В день рождения 9 марта 2010 года

Сияет шпиль адмиралтейский,

Подворья купол золотой,

Сегодня отмечает «ЭСКА»

Свой праздник полувековой.

Стоит красавица подлодка

Шестьсот тринадцатый проект,

От Петербурга до Находки

Другой такой на свете нет.

Седых глубин морская слава,

Тебя спасли для жизни вновь,

Ты, как история подплава,

И флотской юности любовь.

И пусть всегда под небом синим

Твой флаг сияет голубой.

Как возрождение России

И возвращение домой.

ПЛ - музею «С - 189»

Их было всего 215 единиц подводных лодок 613 проекта.

Для большинства наших прославленных флотоводцев эта подводная лодка была школой подводного плавания, школой жизни. Самая малошумная, самая безаварийная, самая родная. Она находилась в боевом строю с 1955 годов до начала 1990 - х.

Теперь она осталась одна и стоит на вечном приколе на Неве напротив морского корпуса Петра Великого в Санкт-Петербурге.

Иду по отсекам

И кланяюсь, в люк пролезая,

Тебе, субмарина? подруга моя боевая..

Затылком, коленями,

Духом тебя осязаю,

Подлодка моя,

Ты сегодня опять молодая.

Твой новый причал,

Осенят купола золотые,

И старый моряк,

Вспомнит годы свои молодые.

Предел глубины,

Баротравмы кипящую кровь;

Он вспомнит тебя,

Словно первую в жизни любовь.

К 100-летию со дня кончины создателя и командующего Балтийским флотом адмирала Н. О. Эссена.

Он был сиятельным без форсу

И в море не был, он в нем жил

От Ревеля до Гельсингфорса

Годами с палуб не сходил.

Неистовый, неуловимый

Он был рожден, чтоб созидать

И лозунг был его любимый

«Отсрочить - значит потерять».

Был Порт-Артурцем, адмиралом

Командующим и храбрецом;

Знакомым с трюмом и авралом

С простым веснушчатым лицом.

«Медяшка» - золотое сердце

Так было в прозвище о нем

Был рыжим, кажется, из немцев

И храбрым русским моряком.

Он офицеров гнал за скуку

Матроса чтил и поощрял

И через флотскую науку

Растил наш флот и побеждал.

Адмиралтейским коридором

От мачт спускаясь до земли

Он мог взорваться «крепким словом»

Отстаивая корабли.

И нынче когда мир стал тесен

Давай до фьордов «добежим»,

И вспомним, здесь бывал сам Эссен

Он этим морем дорожил.

Выпускникам и воспитателям НВМУ 2015 года.

Мне не забыть эти лестницы

Вверх уходящии своды,

Эти трудные месяцы

Спресованные, как годы.

Мне не забыть этих мальчиков

С тонкими шеями и плечами

Робких, как одуванчики

Безудержных как цунами.

Этих еще не юношей

Гаврошей с распахнутыми сердцами,

И родниковые души их

С болью и с синяками.

Как же забыть эту братию

И принцип «все сделаем сами»

Где нет звонка на занятия

И камбуз под небесами.

Это как верность конфессии

С ее идеями и корнями

Воспитатель не есть профессия

Здесь нечто иное под словесами.

Это как золото моют старатели

В кельях сжигают свечи,

Жаль, что не долго я был воспитателем

Но «заразился» на вечно.

Знаю теперь от ветра сутулиться

Мне суждено у Авроры

Все у вас мальчики стерпится, сбудется

В этой цивилизации новой.

Нахимовцам выпускникам 2015 года

Медью имен здесь перила увенчаны

Где воспитатели там и отцы

Мы этим миром навеки повенчаны

Из гнезда Нахимовского птенцы.

Будут нам сниться брызги фонтанные

Запах сирени, дым сигарет

Долгой дороги огни автобанные

И «всечипковое» царство конфет.

Звезды Кремлевские неба посконного

Тумбочка слева, цветы и кровать

Невской реки переливы бездонные

Будут за нами бежать и бежать.

Нас научили служить делу правому

Пусть свежий ветер рвет паруса

Мы друг для друга всегда будем правыми

Детства чистые голоса.

Петр Кузнецов, капитан 2 ранга запаса