Слово Новороссия ласкает мне слух

От редакции: Князь Зураб Михайлович Чавчавадзе - личность известная. Он родился 28 января 1943 года в Париже. Его отец князь Михаил Николаевич Чавчавадзе был офицером лейб-гвардии Конно-гренадерского полка, участником Великой и Гражданской войн. Эмигрировал, жил во Франции. В 1948 году вернулся с семьей в СССР, вскоре был арестован и заключен в ГУЛАГ, а его супруга княгиня Мария Львовна вместе с детьми сослана в Казахстан. Реабилитированы в 1956 году. Зураб Михайлович окончил факультет западноевропейской филологии Тбилисского государственного университета. Работал в НИИ научной информации в Тбилиси, преподавал в Грузинском государственном университете. В 1990 году стал одним из организаторов Российского дворянского собрания, позже приостановил свое членство в нем. Возглавлял Высший монархический совет. Сегодня он - генеральный директор Благотворительного фонда Святителя Василия Великого и директор православной гимназии Святителя Василия Великого в деревне Зайцево. Его жена Елена Николаевна Чавчавадзе - продюсер, сценарист, вице-президент Российского фонда культуры.

Мы встретились с Зурабом Михайловичем в офисе Фонда Василия Великого в Москве 19 июля, чтобы записать небольшое интервью, но в итоге разговор оказался весьма пространным и коснулся многих важных тем. Мы предлагаем читателю беседу князя Зураба Михайловича Чавчавадзе с главным редактором РНЛ Анатолием Дмитриевичем Степановым.

 

Анатолий Степанов: Уважаемый Зураб Михайлович, для меня Вы - живое воплощение преодоления раскола русского народа, ставшего следствием Гражданской войны. Страшная русская трагедия XХ века - революция и Гражданская война, когда наш народ разделился и пошел брат на брата и сын на отца, оказала сильнейшее влияние на нашу историю. Яркий символ этого разделения - два георгиевских кавалера Владимир Оскарович Каппель и Василий Иванович Чапаев неистово и умело (надо отметить) воевавшие друг с другом, а до этого сидевшие в одних окопах и умело и мужественно («Георгия» зазря не давали!) сражавшиеся против внешнего врага. Они оба погибли в мясорубке Гражданской войны за свое понимание правды и «за други своя», как они это представляли. Кровавая Гражданская война привела к исходу из страны не самой худшей части русского народа.

Вы родились уже в эмиграции во Франции, но Ваши родители сполна хлебнули горечь изгнания и жизни на чужбине. Но в 1948 году ваша семья вернулась на Родину. Вам, видимо, родители рассказывали о мотивах своего поступка? Как и почему пришло такое решение - вернуться?

 

Зураб Чавчавадзе: Действительно, у моего отца, русского офицера, были за плечами и Белое движение, и Первая мировая война, которую называли Великой войной (100-летие со дня ее начала отмечается в этом году). Где, как не в русском офицерстве наиболее ярко находило выражение понятие служения и идея защиты Отечества?! Поэтому несчастья Отечества были у офицеров на первом плане, они не могли спокойно наблюдать, как загибается под игом новой власти страна, той власти, которая уничтожала всё лучшее, что было в России, навязывала чуждые традиции, выхолащивала все исконно национальное, русское, духовное.

Но когда над Отечеством нависла страшная опасность в виде немецко-фашистской угрозы, именно те, кто пламенно воевал в годы Великой войны, а в Гражданскую войну сражался на стороне белых, более других осознали ту угрозу, перед которой оказалась наша страна. Для них вопрос неприемлемости коммунистической идеологии, неприемлемости советской власти уходил на второй план, а на первый план выходила идея спасения Отечества. Они говорили так: первым делом надо избавиться от внешнего врага, а потом заняться внутренними проблемами. Такова исходная позиция миросозерцания моих родителей. В таком духе и я был воспитан.

Поэтому когда была одержана Великая победа, у очень большой части русской эмиграции произошел переворот сознания. Люди буквально пачками приходили и записывались в советском посольстве, чтобы получить советские паспорта. Был организован так называемый Союз советских патриотов, и все буквально молились о том, чтобы переселиться скорее в Советский Союз. Таких людей среди эмигрантов было очень много.

В 1945 году в Париж приезжал митрополит Николай (Ярушевич), он служил вместе с митрополитом Евлогием (Георгиевским), признанным лидером русского православия во Франции. Это был апофеоз патриотизма! Слушая проповеди митрополита Николая, все рыдали, все мечтали скорее вернуться в Советский Союз.

Кстати, митрополит Евлогий, который юридически подчинялся Константинопольскому Патриарху, договорился с митрополитом Николаем, что его паства во Франции перейдет в лоно Московской Патриархии. Но этого не случилось из-за тупости властей того времени. После отъезда митрополита Николая митрополиту Евлогию пришла бумага из Москвы, что он должен подчиняться всем распоряжениям власти о Церкви, которая была все-таки зажата идеологически. Этого, конечно, митрополит Евлогий принять никак не мог, и все, о чем они договорились, разрушилось. Православные русские во Франции остались и до сего дня остаются в подчинении Константинопольского патриархата.

Тем не менее, подъем патриотизма, который все называли «советским патриотизмом», а на самом деле это был русский патриотизм, вылился в то, что большое число эмигрантов вернулось на Родину в те послевоенныегоды.

Мы тоже вернулись. Но оказалось, что еще не по всей стране завершились всплески репрессий, в частности, в Грузии они продолжались. А нас по фамилии направили именно в Грузию, хотя мой отец - выпускник Пажеского корпуса, несмотря на грузинскую фамилию и глубокое уважение к своим грузинским корням, никогда не переставал считать себя русским офицером. Но вернули нас туда, а там нас вскоре и «прихватили». Моего отца арестовали в 1949 году, «пришили» сотрудничество с пятью разведками - по количеству стран, которые он пересек, направляясь во Францию - конечный пункт своего изгнания. А нас с мамой отправили в ссылку в Казахстан...

Но возвращаясь к патриотическим чувствам русских эмигрантов, о чем Вы спросили, они во мне просто с раннего детства, можно даже сказать, они в крови. Мой дед по линии матери был уланом Ея Величества, полковником Уланского полка. Он участвовал в Белом движении, с Северного Кавказа перебрался в Крым, а из Крыма уехал потом в эмиграцию. Он с генералом Алексеем Игнатьевым за одной партой сидел в Пажеском корпусе, они дружили потом до самого конца жизни. Это тот самый граф Игнатьев, который был военным представителем России во Франции, признал советскую власть, а потом написал знаменитую книгу воспоминаний «50 лет в строю». Он, кстати, помогал нам тайно, когда нас сослали.

Так вот о моем деде. У нас в Париже была квартира недалеко от Булонского леса, это престижный квартал французской столицы. Когда немцы оккупировали Париж в 1940 году, они запретили населению иметь радиоприемники. А деду как военному человеку страшно интересно было знать, что происходило на фронте. И ему кто-то смастерил и подарил детекторный приемник, который нельзя было запеленговать, потому что он был без питания. Дед, благодаря этому приемнику, узнавал все новости. Поскольку он знал языки, то слушал разные радиостанции и узнавал, что и где происходит. В его комнате висела карта Российской Империи, где он флажками отмечал линию фронта. Он очень болел за Красную армию. Парадокс? Но это - факт.

С ним случилась такая история. Зимой 1943 года он благодаря своему приемнику узнал, что фельдмаршал Паулюс пленен под Сталинградом. Как военный человек он сразу понял, что немцам - хана. Это случилось ночью, и он не знал, как эти эмоции вылить из себя. Мне тогда было две недели (я родился в январе 1943 года), я лежал в соседней комнате. В доме все уже спали. А он, бедный, метался, не зная, что предпринять. Сначала он решил выпить рюмочку наливки за победу, но для этого нужно было пройти через комнату моих родителей, которых он бы разбудил. В итоге его эмоции вылились вот во что. Помимо того, что он был кадровым военным, он был еще и художником, причем, прекрасным портретистом. Он выдавил всю красную краску в ванну, разболтал и выкрасил свою простыню, надел ее на половую щетку и вывесил с балкона. А наискосок от нас находилось центральное бюро гестапо. Дело приближалось к утру, когда мимо нашего дома из метро должны были пойти на службу офицеры гестапо. Над нами нависла угроза репрессий, несомненно, нас никого бы не осталось, поскольку немцы были к тому времени очень злые. Спас положение мой дальний родственник Павел Толстой, который шел к нам домой рано утром и увидел красное полотнище, вывешенное в окне. Он сразу разбудил моего отца и сообщил ему, что у него висит в окне дома. Они быстро свернули это полотнище, до того как пошли на службу гестаповцы. Это было просто чудо... Это - яркая характеристика психологии русского человека.

Кстати, позже эта история стала известна в эмиграции, и полковое объединение улан в Париже вызвало деда на суд. Его обвинили в том, что он повесил красный флаг, флаг тех, кто убил нашего Государя, потопил в крови всю Россию и так далее. Но дед мой и там отстаивал свои взгляды, говорил, что с того момента как потекла русская кровь в войне с немцами, это знамя уже приобрело новый смысл. Отбивался, как мог. Вот вам пример понимания реальной опасности фашистской агрессии для России в русской эмиграции.

 

А.С.: Но ведь в эмиграции были люди, которые так или иначе поддерживали Гитлера. Каким было отношение к ним?

 

З.Ч.: Я хочу, прежде всего, отметить, что их было немного. Абсолютное большинство эмигрантов стояло на патриотических позициях. Но, конечно, были и такие, и они пытались оправдывать свою позицию. У многих были личные счеты с советской властью. Некоторых из них можно было понять...

Но в целом такую позицию я считаю проявлением своего рода духовной инвалидности, у таких людей в душе не доставало какого-то очень важного элемента. Это как в случае болезни, - она развивается, когда в организме человека не хватает кого-то элемента (кальция или магния, к примеру). Вот и в этом случае происходило нечто подобное. У некоторых людей не хватало в душе кого-то важного чувства, и они были готовы идти с кем угодно против «красного сатаны».

Я был воспитан в другой атмосфере.

Я, ведь, и в Советском Союзе жил внутренним эмигрантом. У меня были несоветские взгляды, иная жизненная позиция. Начиная с веры в Бога, к которой я был приучен с детства. Мне в школе нужно было вступать в комсомол, а там в уставе было записано, что я должен бороться с религией. Ну как я мог вступить?! Я и не вступал. Я пытался объяснять свою позицию, но на меня обрушивались с руганью. Лишили перед самыми выпускными экзаменами золотой медали... Так я и жил все советские годы - внутренним эмигрантом.

Но сегодня я не уподобляюсь тем людям, которые громче всех проклинают СССР, а в советское время были комсомольцами и коммунистами.

 

А.С.: Просто сейчас безопасно стало критиковать. Поборолись бы они тогда...

 

З.Ч.: Об этом и речь. Я не понимаю, к примеру, профессора Андрея Зубова. Тогда надо было бороться, а сейчас что толку воевать с советской властью, когда её нету. Правильно сказал Валентин Распутин: русский народ эту бациллу переварил, она уже потеряла свою разрушительную пассионарность...

Но вернусь к вопросу о тех русских эмигрантах, кто сотрудничал с фашистами. Хочу, пользуясь случаем, прояснить один вопрос, на котором спекулируют некоторые злопыхатели. Нашли в интернете фотографию Георгия Николаевича Бен-Чавчавадзе, который служил офицером вермахта, и пытаются в связи с этим облить грязью вашего покорного слугу. Действительно, был такой человек. Как он оказался офицером вермахта? История такова. Когда ему было семь лет, во время Гражданской войны где-то на юге погиб его отец - белый офицер Николай Чавчавадзе. Мать осталась вдовой с ребенком на руках, жила она тогда в Киеве. За ней ухаживал какой-то немецкий дипломат. Немец в итоге женился на вдове русского офицера, усыновил мальчика, но фамилию не отнял, чтобы не травмировать отрока. Потом они собрались уехать в Германию, но оказалось, что это непросто сделать, имея княжескую фамилию. И какой-то комиссар, еврей по национальности, по каким-то причинам благоволивший им, предложил во избежание неприятностей добавить мальчику прибавку Бен к фамилии Чавчавадзе. Мол, с фамилией в паспорте Бен-Чавчавадзе он без проблем уедет.

 

А.С.: Фамилия стала похожана еврейскую...

 

З.Ч.: Да. Получился такой грузинский еврей Бен-Чавчавадзе. И вот этот мальчик уезжает с отчимом и матерью в Германию, где получает немецкое гражданство, но фамилию сохраняет Бен-Чавчавадзе. Кстати, я узнал о его существовании благодаря жене, которая познакомилась с ним, когда снимала фильм в Канаде, где он жил. Он ничего не знал о родственниках, поскольку они не вывезли никаких документов, своего отца практически не помнил. Моя жена ему рассказывала о роде Чавчавадзе... Словом, он стал немцем, а когда началась Вторая мировая война, его призвали в армию, и он служил офицером.

 

А.С.: Он служил в Вермахте или во Власовской армии?

 

З.Ч.: В Вермахте.

 

А.С.: Значит, распространяемые сведения, что Бен-Чавчавадзе служил у Власова - ложь?

 

З.Ч.: Как он мог быть власовцем, если он был кадровым немецким военным, гражданином Германии?! Но предположим даже, что он был власовцем или участником других коллаборационистских формирований, ко мне это какое имеет отношение? Я узнал о его существовании только потому, что моя жена снимала фильм, вот тогда и выяснилось, что он существует и что он - мой дальний родственник...

 

А.С.: Иными словами, «глубокомысленные» указания некоторых «аналитиков» на вашу связь с Бен-Чавчавадзе - это грубая инсинуация...

 

З.Ч.: Я еще раз повторяю: этот Бен-Чавчавадзе, действительно, был сознательным врагом СССР, но ко мне и моим ближайшим родственникам он не имеет ни малейшего отношения. Более того я узнал о самом его существовании много позже окончания войны.

Все мои ближайшие родственники всегда разделяли мнение, что Россия должна победить в Великой Отечественной войне. А когда она победила, у всех сложилось впечатление, что Сталин решил покончить с идеологией, что он не зря открыл храмы и монастыри, что он не зря отказался от поста Генерального секретаря компартии и стал Председателем Совета министров. Все эти факты с интересом анализировалось, выискивались какие-то дополнительные симптомы, свидетельствующие о том, что советская власть движется в сторону возвращения к Церкви, к исконным ценностям. А значит, нам надо возвращаться, чтобы привносить то, что мы увезли с собой, - тот дух традиции. Некоторые даже видели в этом какую-то миссию...

 

А.С.: Было желание поучаствовать в преображении России, в возвращении страны на исконный путь развития...

 

З.Ч.: Да, они возвращались, чтобы, как говорил мой отец, «бросить камешек в это застойное болото, чтобы пошли круги, и зашевелилось что-то». Они ехали привносить в общество, в котором выхолостили все национальное и традиционное, то, что они сохранили в своей жизни, - те традиции и обычаи, которыми жила Россия до революции. Вот такое было ощущение...

Но реальность оказалось другой. Как я говорил, отца арестовали в 1949 году, а нас - семью врага народа - сослали в южный Казахстан. Только в 1956 году отец вернулся из лагеря, его реабилитировали, а следом и нас. Я это уже хорошо помню, мне тогда было 14 лет. Я помню вопрос, который часто задавали отцу, приходившие в гости люди: «Не жалеете ли вы, что вернулись?». И я навсегда запомнил ответ моего отца: «Когда я думаю о том, что я принес страдания моим детям, меня, конечно, одолевают сомнения, и я чувствую вину перед детьми, думаю, что я зря приехал. Но я ведь знал, что происходит за "железным занавесом", который,конечно, был не герметично железным, сведения все-таки приходили о том, что происходит в стране. Знал, что расстреляли брата. А я в это время, хотя и испытывал определенные лишения эмигрантской жизни, но все-таки жизнью не рисковал, был на свободе. Поэтому я всегда чувствовал свою вину, что я не разделяю судьбу моего народа, который сейчас страдает, терпит лишения... Теперь я испил из той же чаши! Теперь я могу спокойно жить, а мои дети могут свободно ходить по родной земле».

Вот чем он утешался! Это - свидетельство любви к Родине, к родной земле, к своему народу. Такое просветленное патриотическое чувство, которое питалось из православного миропонимания, из убеждения, что только через покаяние, через преодоление трудностей и горестей приходит спасение. Это я хорошо запомнил, поскольку в детском возрасте мы чище, мы яснее смотрим на многие вещи.

Может быть поэтому мне и удалось прожить в СССР внутренним эмигрантом. Советская идеология для меня была чужой, но у меня было много друзей во время учебы, работы, и этих отношений мне хватало для полноценной жизни. Конечно, в юности мне иногда жалко было, что я не могу участвовать в каких-то комсомольских походах, мне тоже хотелось с ними пойти, но меня не пускали, поскольку я не вступал в комсомол. Но дефицита общения у меня никогда не было, у меня были полноценные отношения с друзьями.

 

А.С.: А ваша семья общалась с теми, кто тоже вернулся в СССР в 40-е годы?Сложилась какая-то особая эмигрантская среда здесь?

 

З.Ч.: Общались, конечно. Правда, когда нас сослали, общение со всеми прекратилось, но после возвращения продолжилось. Я был очень дружен с Павлом Александровичем Кутеповым, сыном знаменитого генерала Кутепова, он фактически на руках у меня умер, мы его отпевали в храме Адриана и Наталии на Ярославском шоссе. С Кривошеиными общались. Но с ними были сложные отношения, они тяготели к диссидентству.

Но особой среды не сложилось, чтобы так в одном соку вариться. Так где-то когда-то встречались. Нас связывали общие воспоминания, не более. Кастовости такой закрытой не было.

 

А.С.: Вы были диссидентом в советское время?

 

З.Ч.: Нет, никогда. Диссиденты, хотя они были разными по темпераменту и поведению, были одинаковыми в своих прозападнических настроениях. А те, кто вернулся из эмиграции, прекрасно знали, что такое реальный Запад, видели его духовную деградацию. Поэтому нас на этот крючок было не поймать. В диссидентской среде было принято не верить советской пропаганде про загнивающий Запад (помните, сколько было анекдотов, «как пахнет загнивающий Запад», например), но мои родители реально знали, что это - правда, только Запад тогда деградировал духовно, а не экономически или политически.

 

А.С.: Сейчас-то мы это видим воочию...

 

З.Ч.: Сейчас уже всё открылось, но и тогда это знали те русские, кто там жил и знал Европу не понаслышке. Поэтому диссиденты в классическом варианте - Щаранский, Сахаров, Боннэр и проч. - были мне чужды.

 

А.С.: Но Вы были все-таки во внутренней эмиграции. Видимо, Вам ближе была позиция таких людей как Владимир Солоухин, писатели-деревенщики?

 

З.Ч.: Солоухин был моим другом, мы были знакомы с ним с 1966 года, когда вышли его «Черные доски». Мы задружились тогда на всю жизнь, были с ним очень близкими друзьями. У нас было много общего. Он не принимал советскую действительность, но не принимал и наших либералов. Те пытались заполучить его в свои ряды. Он мне рассказывал, как уже во время перестройки с коллегами по цеху либеральных взглядов они сидели в ЦДЛ, выпивали, разговаривали. Те говорят Солоухину, что, мол, вот судьба нас свела. А он им в ответ: «Не обольщайтесь. Вот представьте, мы с вами на вечеринке засиделись до двух ночи в гостях, уходим, идем все вместе в сторону стоянки такси, поскольку метро не работает. Так вот то, что мы идем в одну сторону вместе - не значит, что мы вместе. Вот сейчас дойдем и разъедемся в разные стороны». Он всегда подчеркивал свою дистанцию от диссидентов. Но когда некоторые советские патриоты упрекали его в том, что он не поддерживает их позицию, он отвечал им: «Меня обратно в стойло не заманишь никогда».

 

А.С.: Вы знакомы были со многими представителями так сказать «патриотической оппозиции» коммунистической власти. Почему эта «патриотическая партия» не сформулировала какую-то политическую программу. Ведь в итоге, когда Советский Союз рухнул, то единственной силой, которая имела внятно артикулированную политическую программу, оказались как раз наследники диссидентов, либералы. И мы потеряли великую страну. Как-то обсуждался этот вопрос: какой должна быть будущая Россия после падения советской власти?

 

З.Ч.: К сожалению, надо признать, что зло всегда активнее и сплоченнее. В этом вся беда. К тому же либералов всегда объединял и материальный интерес, они знали, где самый короткий путь к кормушке. Именно поэтому бывшие лектора Общества «Знание», которые по всему Союзу ездили и читали лекции про марксизм, про научный коммунизм, про победу социализма и т.п., вдруг быстро перекрасились и стали ура-демократами, громче всех кричали лозунги. К сожалению, так всегда бывает, - те люди, за которыми стоит правда, не умеют выдвигать прагматичные цели.

Поэтому самое большое, что смогли сделать эти люди - защитить здание Союза писателей на Комсомольском проспекте. Я был участником этого «сидения» вместе с моими друзьями-писателями, в том числе и с Солоухиным... Выпили много водки, но здание отстояли. Либералы засылали туда своих эмиссаров. Было три попытки захвата. Но потом решили, что лучше с нами не связываться, испугались, решительного штурма не было. Так мы до конца там просидели, пока они не оставили нас в покое.

 

А.С.: Да, это был своего рода символ сопротивления...

 

З.Ч.: Ну да. Несомненно, мы были горды, что мы такое совершили. Но такой пассионарности у правильного русского национального движения не было, а вот у неправильного она была. «Неправильные» они опять-таки прагматичнее.

 

А.С.: Сегодня снова обостряются идеологические споры. Подхлестнула эти споры теперь уже знаменитая «Валдайская речь» В.В.Путина. Президент открыто сказал о необходимости выработки идеологии будущей России, которую он назвал «идеологией развития». Но пока до идеологического единства нам далеко. Вновь вспыхнули споры идеологий ХХ века. Одни говорят, что после падения советского проекта наступило время реставрации, что нам нужно возвращаться к традициям дореволюционной России, при этом, чаще всего речь идет, правда, о реставрации идей феврализма, о реалиях эпохи Временного правительства. Другие, как, например, актер-политолог Сергей Кургинян, говорит, что нам надо создавать новый советский проект, СССР 2.0, для чего зовет вернуться к наследию Маркса и Ленина. Что Вы думаете об этом?

 

З.Ч.: Это - конечно крайности.

Начну с последнего. Идеи, которые высказывает этот нерукопожатный господин [имеется в виду С.Е.Кургинян.- Ред.], - это полный бред. Я не верю в его искренность, он - просто искусный манипулятор. Он эксплуатирует патриотические чувства молодых поколений. Особенно разочарование тех, кого называли «поколением, выбравшим пепси».

В 90-е годы минувшего века я больше всего тревожился, когда видел у 18-летнего юноши пламенный взгляд на Запад, где он видел идеал, мечту. Этот символ - выбор пепси - для меня был очень тревожным. А сейчас я смотрю на этих людей, теперь им по 35-40 лет, и вижу, что у них уже нет этого очарования Западом.

Однако вместо этого появляется идеализация советской эпохи, когда не было бомжей, когда люди не умирали от голода, когда каждый мог получить минимум здравоохранения. В конце концов, когда можно было гордиться великой Державой, когда молодежь воспитывали в традициях патриотизма (пусть и с примесью коммунистической идеологии).

Вот эти настроения и эксплуатирует этот нерукопожатный господин. Он, судя по всему, человек хитрый, не лишенный ума и предприимчивости. Поэтому решил заработать на этом политический капитал, а может быть, и не только политический, но и вполне конкретный. Короче говоря, на мой взгляд, он совершенно неискренно толкает идею «советского реванша».

Кстати, схожие идеи высказывает и писатель Александр Проханов, но он делает акцент на идее советской империи, которой можно гордиться. Он, кстати, и не призывает буквально восстанавливать советскую империю, он говорит, что надо, опираясь на это наследие, строить новую империю. А этот говорит: давайте реконструировать то, что было. Вот Проханову я верю, он искренен. А этот лжив. Тут принципиальная разница.

Кстати, я узнал из интервью Саши Бородая, что этот господин сказал что-то дурное про Игоря Стрелкова. Бородай даже сказал, что хотел набить ему морду. Так и сказал открыто, я сам слышал... Зная очень хорошо Бородая, я удивился. Оказалось, что этот господин обвинил в предательстве Игоря Стрелкова за прорыв из Славянска. То есть не пойми кто обвиняет настоящего, героического человека в предательстве! Это уже ниже плинтуса, что называется! После этого я бы с удовольствием присоединился к Бородаю в его намерении, но только брезгаю прикасаться к этому существу, он ведь даже на расстоянии брызжет слюной (смеется).

Я ведь лично знаю Игоря Стрелкова, а Сашу Бородая я вообще знаю с пеленок, что называется. Мы были очень близкими друзьями с его отцом Юрием Мефодиевичем Бородаем, крупным философом, доктором наук. Сашу я знаю с малых лет, с умилением наблюдал за его взрослением. Он был еще совсем юным мальчиком, когда у него скончались родители. Потом он закончил Московский университет, после чего поехал на войну. В обе чеченский кампании был корреспондентом газеты «Завтра». Я с гордостью читал его фронтовые записки, - невероятно талантливо и умно. Вообще, Саша - замечательный человек, чистый сердцем, умница, очень преданный друг. У меня есть тетка уже преклонных лет, которая тоже дружила с его родителями, так он до сих пор ее регулярно навещает, привозит ей какие-то подарки и печется о ее здоровье. Это - настоящий, подлинный человек, по-русски доблестный и великодушный.

Именно Бородай меня познакомил со своим самым близким другом Игорем Стрелковым, с которым судьба сдружила его на чеченской войне.

Кстати, в 1996 или в 1997 году мы с отцом Тихоном (Шевкуновым) полетели в Чечню, в Ханкалу, повезли туда гуманитарную помощь нашему воинскому контингенту. Это был подарок к Пасхе от прихожан Сретенского монастыря. Надо сказать, что тогда народ жил бедно, и я наблюдал просто душераздирающие сцены, когда люди приносили последнее, чтобы помочь своим воинам. А главный подарок отец Тихон привез в виде своего хора, который великолепно поет, причем, не только духовные песнопения, но и замечательные русские народные песни. И эти песни слушали в Ханкале наши генералы, офицеры и солдаты. Когда пел хор Сретенского монастыря прямо на поле в Ханкале, многие рыдали. Эти люди, которые каждый день смотрели смерти в глаза, плакали, слушая русские песни! Этого я никогда не забуду...

Мы жили там два дня вместе с генералами, а там были представители всех служб - ФСБ, МВД, Министерства обороны. И вот как-то после ужина мне несколько генералов рассказали про доблестного офицера Стрелкова, который помимо того, что сражается как рыцарь, еще и потрясающий стратег, и они очень ценят его советы. Поэтому, когда меня познакомил с ним Саша Бородай, я уже был подготовлен.

Игорю, кстати,приписывают некую белогвардейскую позицию. Но это не имеет никакого отношения к идеологии. Он - продолжатель традиции Белой гвардии как традиции верности присяге, трепетного отношения к чести офицера. Для него это главное. И я полностью разделяю эту точку зрения. Вместе с тем он понимает, что два раза в одну реку не войдешь. Он не является сторонником какой-то партийной белогвардейской идеи. Для Стрелкова важен рыцарский дух белого движения, о котором прекрасно написали Марина Цветаева и Михаил Булгаков.

 

А.С.: В советском офицерстве времен Великой Отечественной войны это ведь снова проявилось.

 

З.Ч.: Проявилось сполна...

А теперь о феврализме. Хотя мои предки воевали в Белой гвардии, я никогда не смогу простить белым, что они не выдвинули монархического лозунга. Даже Троцкий признавал, что если бы белые выкинули лозунг восстановления монархии, большевики бы и двух недель не продержались, потому что сознание народное было еще по инерции с царем.

Выскажу даже крамольную по нынешним временам мысль: России феврализм обошелся бы дороже, чем октябрьский переворот. Казалось бы - парадокс, поскольку февралисты выглядят вегетарианцами по сравнению с большевиками. Я прекрасно знаю историю революции и Гражданской войны, когда большевизм буквально рьяно накинулся на все русское, помню о тех реках жертвенной крови, которая вопиет к небу (в ней есть и кровь моих родственников). Но я понимаю, что если бы не было октября с его зверствами, то нас как народа уже не существовало бы, нас растлили бы по одиночке. Именно в феврализме я вижу главную трагедию России, главную опасность для народного бытия. Ведь, октябрь - это следствие февраля, не только по хронологии, но и по сути. Я преклоняюсь перед исполнением своего воинского долга белыми воинами, перед их доблестью и честью. Но я далек от того, чтобы идеализировать Белое движение. Есть такой историк Сергей Волков, который специализируется на Белом движении, он - настоящий апологет белой идеи. Я ему все время говорю: «Сергей Владимирович заканчивайте Вы эту борьбу с советской властью. Это сегодня уже мифический враг, советской власти нету больше, оставьте ее в покое. У нас других врагов сейчас расплодилось немало». Но эти люди и слушать не хотят, а это не разумно...

Я занимаю другую позицию, я с теми, кто пытается закончить Гражданскую войну в умах. Меня спрашивают люди, которых я давно знаю, к которым хорошо отношусь и даже люблю: так на чем же нам объединяться? Что может быть общего у меня с теми, которые поклоняются советскому периоду? Я отвечаю, что решение этой проблемы возможно только на почве Православия. Если ты православный человек, и видишь, что ты прав, что истина за тобой, то ты как раз и должен первым протянуть руку и забыть. Мы должны понять, что нас разделяют не разные точки зрения на нашу историю, это - вторично, а первично то, что нас разделяет грех. Грех - причина разделения, вот нам и надо перестать быть друг против друга, потому что это - грех. Как преодолеть грех разделения? По-православному! Ты знаешь, что ты прав, но снисходительно и без осуждения воспринимаешь точку зрения своего политического оппонента. Таким образом ты сеешь семена мира и нейтрализуешь грех розни, грех противостояния. Вот тогда что-то получится.

К сожалению, пока в обществе много тех людей, которые продолжают сеять семена розни. Одни при этом преследуют сугубо корыстные интересы. Другие просто попадаются на удочку тщеславия, им приятно слышать ура-патриотические лозунги...

 

А.С.: Хочу вернуться к фигуре Игоря Стрелкова, которого Вы, как выяснилось, неплохо знаете лично. Понятно, что он - боевой офицер, каких,наверное, немного в нашей армии, поскольку он прошел многие «горячие точки». Но в связи с событиями в Новороссии он становится уже и политической фигурой. Может быть, вопреки собственному желанию. Это вполне естественно. Но вот какую опасность я вижу. Некоторыми деятелями националистического направления предпринимаются попытки «раскрутить» Стрелкова, противопоставив его Президенту Владимиру Путину. Вот он - вождь народа, а Путин «сливает Новороссию», поэтому мы все должны поддержать Стрелкова. Такая нехитрая мыслишка подбрасывается обществу. Но цель ее вполне даже хитрая - расшатать власть в России и помочь американцам убрать Путина из власти, последствия чего будут катастрофичны для России. На этом, кстати, спекулирует тот самый «нерукопожатный Кургинян», который заявляет, что он защищает Путина от Стрелкова. То есть мы и тут видим, попытку столкнуть лбами патриотических политиков, разделить людей во власти. Вы знакомы со Стрелковым, общались с ним. Как Вы считаете, поддастся ли он на льстивые речи в патриотической упаковке? Сумеет ли разглядеть провокацию националистов, которые, кстати, заявляют о своих симпатиях к белой идее?

 

З.Ч.: Я убежден, что с таким прозорливцем, как Игорь, этого никогда не получится. Он - человек, у которого нету второго дна, нет меркантильности. Им руководит только одна идея - идея пригодиться Отечеству, послужить Родине. Он готов умереть за Отечество. При этом Стрелков - это человек, который прекрасно образован и природно умен.

Я уже сказал, что впервые услышал о нем в Чечне. Потом тот факт, что Саша Бородай, которого я знаю с детства, мне его рекомендовал, говорило в его пользу. Мы много разговаривали с Игорем, вместе с Константином Малофеевым [известный православный предприниматель, председатель Правления благотворительного фонда Василия Великого. - Ред.], объясняли наши позиции, поскольку нам предстояло сотрудничать, когда Стрелков еще до крымских событий вливался в нашу структуру, когда он пришел на работу в наш Фонд Василия Великого. Он сразу вызвал симпатию и у меня, и у Константина, с которым мы обменялись сразу своими впечатлениями. Мы заинтересованно с ним беседовали, нашли много общего. Выяснилось, что Стрелков - монархист, а мы с Константином Малофеевым монархисты убежденные, что называется, со стажем. С Константином я знаком очень давно, с тех пор, как передавал ему, пятнадцатилетнему мальчику ответ на его письмо к Великому князю Владимиру Кирилловичу. Я тогда был активным участником монархического движения. И на фоне всех ссор и дрязг в монархической среде искренняя и чистая позиция юного Кости меня просто подкупила. Я понял, вот он и является настоящим монархистом. Словом, для меня Костя - родной человек. И вот мы вместе с ним говорим: какой удивительный человек Игорь Стрелков!

Мы много говорили и о Путине. Моя позиция проста. Если бы не Владимир Владимирович, то России бы уже не было в 2002 или 2003 году! Нашей страны уже не существовало бы! Ее бы уже распродали! Помните, какая была ситуация? Уральский губернатор Россель уже начал готовить проект местной валюты. Монету свою собрался чеканить! Тут же идею подхватил дальневосточный губернатор, мол, а мы чем хуже. Вот что уже начиналось! Кто помнит то время, понимает, что Россия стояла перед реальной угрозой распада. Я уверен на сто процентов, что без Путина России, как единого государства, уже бы не существовало. На месте России было бы 8-10 стран, которые сразу же начали бы воевать друг с другом. А американцы,разумеется, подбрасывали бы денежки на эту войну, а сами бы властвовали. Вот, что было бы сегодня в России, если бы не Путин. Он остановил процессы развала. Одним из первых шагов было учреждение федеральных округов и назначение полпредов Президента из числа своих преданных коллег из спецслужб. И это было закономерно, поскольку «контора» оказалась единственной структурой того времени, которую процессы коррупции охватили не в таких масштабах и где служили люди, понимавшие какая угроза идет в Россию с Запада.

И я видел,что Стрелков эти идеи воспринимает, что мы понимаем роль Путина одинаково.

Мы также обсуждали вопрос о том, что в политике порой нельзя идти с открытым забралом, с обнаженным мечом. Так можно натворить много бед в нашей нынешней ситуации. Поэтому наш Президент нередко лавирует. И надо признать, что лавирует он искусно, постепенно освобождаясь от врагов. Вспомните, сначала Смоленский «слетел», затем Березовский с Гусинским, потом Ходорковский, - все делалось будто по выверенному, точно рассчитанному плану. А уж казалось, насколько сильна была «семибанкирщина».

Но сейчас Россия сталкивается с куда более опасными врагами. Сегодня уже открыто звучат угрозы насилия, озвучивается тема убийства нашего Президента. Вот верный американский слуга Саакашвили затрубил, что Путин - это будущий Каддафи. Ему вторят другие марионетки Запада.

Я убежден, что Игорь Стрелков все это понимает. Поэтому, на Ваш вопрос, может ли он подыгрывать тем силам, которые пытаются дискредитировать Путина, отвечу: я это исключаю.

 

А.С.: Иными словами, подобные вбросы - игры провокаторов?

 

З.Ч.: Которые используют в своих целях услужливых дураков. Вот с этими я бы поостерегся иметь дело, они предадут и продадут при случае, потому что цели у них совершенно иные.

 

А.С.: Вы не только лично знаете Игоря Стрелкова и Александра Бородая, которые сейчас находятся на острие событий в Новороссии. Насколько я знаю, Фонд Василия Великого, который Вы возглавляете, активно участвует в оказании гуманитарной помощи жителям Новороссии. Словом, Вы в курсе событий, знаете о них не понаслышке. Как Вы понимаете эти процессы? Что происходит в Новороссии? Что это за процессы в нашей истории? Думаю, уже всем понятно, что события эти носят поистине исторический масштаб.

 

З.Ч.: Несомненно, это событие историческое. Мы как раз эту тему обсуждали недавно с Константином Малофеевым. У нас такое ощущение, что там выковывается какой-то здоровый и по-настоящему русский дух. Он, возможно, теперь еще в стадии родов, а может уже и родился и его сейчас надо пестовать.

XX век был катастрофичным для нашего народа. Русский дух подавлялся, всё национальное унижалось и выветривалось. Русский дух пробовали подавить то силой, то запутыванием, то уводом в сторону фальшивых, ложных ценностей и идей.

Вот там, в Новороссии, зарождается сегодня по-настоящему русский православный дух. Чем дольше длится это противостояние, тем больше он закаляется, выковывается. Мы шутя с Малофеевым говорили, что надо туда ездить за этим духом, чтобы вспоминать, перевозить, пересаживать его на нашу родную почву. Надо, чтобы этот дух распространялся повсюду. Конечно, началось всё с Крыма, такой мощный был дан импульс.

 

А.С.: В Крыму значительную часть работы сделала власть.

 

З.Ч.: Не только. Они тоже свою часть работы сделали - эти самые «вежливые люди». Но власть, конечно, действовала виртуозно.

 

А.С.: В Крыму как-то все быстро и просто произошло...

 

З.Ч.: Думаю, это как раз тот самый случай, когда дьявол запутался. Заигрались в Киеве и прозевали. Но теперь зато они начеку.

Я был в Крыму в мае вскоре после этих событий. Общался с местными жителями. Мы все ликовали, у нас у всех сердце выпрыгивало от радости. Они так были счастливы, что просто заряжаться от них можно было. Это потрясающе! Я был свидетелем массового переживания, радостного чувства возвращения на Родину.

Знаете, я думаю, что русский дух он всегда латентно все равно присутствовал даже в самые тяжелые эпохи. Он неистребим - этот русский дух! Он был, конечно, выветрен. А события в Новороссии стали первым импульсом национального подъема.

То, что сейчас там происходит, я воспринимаю, как сообщения из некоей опытной лаборатории, где выковывается русский дух, боевой русский дух. Мне представляется, что мы на пороге национального оздоровления. Когда этот дух завладеет даже не абсолютным большинством, а хотя бы частью народа, исчезнут всякие мелкие политические шулеры, политические наперсточники, типа этого самого Кургиняна. Он - типичный наперсточник, он может служить кому угодно, потому что олигархи - это те же игроки, те же наперсточники. Когда пробудится русский дух, их будет уже не слышно, они все просто испарятся.

Вот что я считаю самым главным в событиях в Новороссии. Поэтому само слово Новороссия ласкает мой слух!