Недавно услышал от соседа: «У нас идёт война идентичностей». Сам он такое не придумал бы. Значит, услышал по телевизору.
- Макарыч, - спрашиваю, - а какие идентичности, по-твоему, воюют между собой?
- Гм, - удивился вопросу Макарыч. - Дак, это самое, и кролику понятно. Или ты, может, пророссийский?
Чем «пророссийский» отличается от русского, с детства русскоязычный Макарыч сказать не смог. Не дифференцирует он и украинца от малоросса: для него малоросс - это то же, что украинец, только типа оскорбление. Как «хохол», но ещё хуже.
Таких, как Макарыч, - граждан со смутной идентичностью, в стране под названием Украина сейчас большинство.
Невозможно что-то разъяснить стадиону, ревущему в тысячу глоток, а Киев - это нынче сплошной фанатский сектор. Либо ори, изображая из себя болельщика, либо молчи, заткнув уши тампонами. Однако ждать финального свистка Арбитра, судя по всему, остаётся недолго, и моим перевозбудившимся и впавшим в неуёмный азарт соотечественникам волей-неволей придётся возвращаться к осмысленной жизни, вспоминать о её несмутных смыслах и задумываться о своей подлинной идентичности.
Если выразить эту самую идентичность в двух словах, то будет звучать она так: «православный народ».
Ссылка на религию многим сейчас кажется архаичной. На самом деле это научная констатация, и ничего обидного, даже для убеждённого атеиста, в ней не должно быть.
Существует два способа самоидентификации: отрицательный (я - не «он») и положительный (я - некто). Пример первой идентичности: мы - русские, потому что мы не половцы, не хазары, не византийцы. Такая идентичность была свойственна нам во времена язычества, она слабо объединяет. Точнее, она способна объединять лишь ситуативно - по каким-нибудь эпизодическим поводам: когда надо отбить набег тех же половцев или хазар или когда возникает общая необходимость напасть на кого-нибудь из богатых соседей. После того как повод для объединения исчезает, возобновляется соперничество между собой, время от времени переходящее в открытую вражду. Главная причина того, что русским князьям не удавалось централизовать власть до конца 10 века, заключается в отсутствии у наших предков-язычников объединяющих их высших ценностей - положительной идентичности.
Положительная идентичность появляется у русских племён после крещения. Христианство привнесло в их жизнь общий смысл, общую цель и общую мечту. Важно то, что в сознании наших предков эти ценности воспринимались как богооткровенные. Тогда не было ни идеологий, ни политтехнологий, и, если представить, что сегодняшний самый воинствующий из богоборцев оказался бы в Киевской Руси, то и он не смог бы обнаружить никакого «пропагандистского сопровождения» христианизации: русские люди становились христианами, поверив, что их заметил Сам Истинный Бог.
«Мы русские, потому что мы православные», - эта положительная идентичность объединила разрозненные племена в единый народ, со временем явивший миру мощную самобытную культуру. При этом общая православная идентичность не устранила племенные отличия. Просто теоцентрическое сознание не придавало им существенного значения, для него более важными ценностями были общие христианская книжность и церковный язык.
Русский - это тот, кто кладёт крест с правого плеча на левое и кто молится на общеславянском языке: под этот критерий подпадали не только предки нынешних великороссов, малороссов и белорусов, но и болгары и сербы: южные славяне тоже считались на Руси своими.
Националист Михаил Грушевский сожалел, что среди предков украинцев до 17 века ему не удалось обнаружить никаких признаков этнического обособления от великороссов, болгар и сербов, как ни усердно выискивал он их. Благодаря православной вере русское самосознание сохранялось в Малороссии и в те века, когда она была аннексирована польско-литовским государством. Да, часть малороссийской элиты полонизировалась, перешла на польский язык, приняла католичество, но выдающиеся представители малороссийской культуры оставались русскими и гордились своим русским именем. Закончивший жизнь на Афоне уроженец львовского предместья Иоанн Вышенский адресовал свои сочинения «русским людям, в земле Лядской жительствующим», а своих олатинившихся соплеменников он с горечью называл «бывшими русинами».
Исайя Копинский, святитель Димитрий Ростовский, Феофан Прокопович, Григорий Сковорода, Николай Гоголь - это всё русские по самосознанию авторы. Вплоть до 19 века никому из малороссиян не приходило в голову отделять себя от общерусской культуры, притом, что среди них были пылкие патриоты своей малой родины. В этом нет никакого противоречия: православная идентичность не нивелирует культурные особенности, соборность не предполагает обезличивания. Зато обезличивание всегда происходит там, где христианские ценности подменяются идеологическими, где патриотизм отождествляется с революционной одержимостью. Именно эта напасть постигла малороссов в 20 веке.
Любовь к Отчизне, как и всякая любовь, - чувство тихое и кроткое, подобное «гласу хлада тонка» - прохладному ветерку в знойной пустыне; этому учат христиан устами библейских пророков богооткровенные тексты.
У идеологических ценностей статус всегда объективно ниже, их автор пишется с маленькой буквы, он совсем не таинствен, всем хорошо известен. Чтобы массы приняли идеологию, им надо внушить, что эта идеология правильная, научно обоснованная. Но какими бы «правильными» идеологии ни выглядели вначале, они обречены на довольно быструю по историческим понятиям девальвацию. Если бы массам честно объяснить, что сбываемые им научные ценности имеют ограниченный срок жизни, что через 2 - 3 поколения они перестанут быть актуальными, то, ясное дело, желающих жертвовать ради их торжества чем-то значительным не нашлось бы. Поэтому каждая новая идеология старается доказать, что она правильная на века, то есть утверждается не как научная теория, а как религия, притом, что её основоположники вполне могут считать себя атеистами.
Идеологические догмы претендуют на тот же авторитет, что и религиозные догматы; идеологические волевые установки, кодексы поведения, имитируют религиозные заповеди и каноны; идеологический фанатизм является калькой с религиозной беззаветности. Единственное, чего идеология не способна внушить своим последователям (и что всегда разоблачает её антихристианскую сущность), так это смирения, готовности в любой ситуации подчинить свою волю Божьему Промыслу («без Меня не можете творить ничего»). Потому что всякая идеология, какими бы благими намерениями она ни руководствовалась, какими бы христианскими фразами порой не маскировалась, это всегда претензия устроить мир по собственному, человеческому, гордому разумению, она всегда «устраняет ошибки, допущенные Богом».
Эта претензия лишает всякую идеологию малейших шансов сформулировать идеал, выходящий за пределы привременного. Рай же на земле слишком убогая и даже интеллектуально ущербная мечта, чтобы можно было основать на ней какую бы то ни было положительную идентичность. Поэтому соблазнившийся идеологическими ценностями христианский народ обречён на вырождение. Измена Небесному Граду ради комфорта града земного неизбежно приводит к тому, что у народа начинает преобладать отрицательная идентичность, противопоставление себя той части себя самого, которая идеалу Небесного Града остаётся верна. Сознание народа раздваивается: «похоть научного прогресса» пытается подавить в нём «веру отцов».
Народ - и этимологически, и по сути - это большая семья. В любой семье стараются устроить жизнь так, чтобы было как можно меньше неприятностей, но при этом никому в голову не приходит прибегать к научному программированию семейной жизни. Каждый из нас интуитивно понимает: если пользоваться услугами экспертов для сглаживания внутрисемейных противоречий, то угрозы благополучию семьи только увеличатся: привнесённая искусственность, подчинение своего поведения слишком нарочитым критериям сообщат ей неискреннюю политичность и тем ослабят семейные скрепы. Больше чем в рациональной устроенности семья нуждается в искренности отношений. Так же, как в здоровой семье, в здоровом народе никогда не предпочтут естественной, ненарочитой религиозной идентичности рациональный идеологический конструкт. Вот почему даже среди атеистов, к церковности как стилю жизни относящихся с подозрением или высокомерием, но являющихся патриотами своего народа, принято защищать устои христианской идентичности. Ими дорожат, так как отказ от них для народа равнозначен деградации или даже гибели.
Трагический опыт смуты 20 века укрепляет в этом убеждении патриотов русской цивилизации. Отвергнув ради рациональной сложности божественную простоту-мудрость важнейших из христианских заповедей, большевики совершили над русским народом опыт невиданной в истории человечества вивисекции, навязав ему лабораторный продукт под названием «советская идентичность». Советский Союз просуществовал три поколения, после чего Россия снова стала Россией, но последствия большевистского эксперимента будут сказываться ещё не одно десятилетие. Одним из них как раз и является подмена Малороссии Украиной, которая хоть и была затеяна националистами, но материализована именно большевиками: отрицательная идентичность («мы не христиане») подвигла их искать ситуативный союз с другими богоборцами-дарвинистами. Для дерусификаторского советского проекта Малороссия была слишком серьёзным противником, чтобы оставить его в тылу, и потому навязывание украинства осуществлялось в том же жёстко-репрессивном стиле, как и коммунистические реформы промышленности, сельского хозяйства, культуры.
Нынешнюю агонию сознательного украинства можно рассматривать как один из последних актов исторической трагедии под названием «Советский проект». Нелепый этноним, придуманный националистами для древнего русского православного народа, настолько дискредитирован последними событиями, что всё больше «украинцев» задумывается о возврате к старому имени. Вопреки националистической и большевистской пропаганде, ничего обидного и тем более стыдного, никакого намёка на «второсортность» это имя в себе не заключает. Наоборот, «малоидентичность» везде и всегда престижна, ибо ассоциируется с первородством. К примеру, Великобритания - это территория, завоёванная малобританцами, жившими на континенте; Великая Греция - это колонии Малой Греции, той, где Афины и Спарта; Малая Польша - это Краков, первая польская столица, и прилегающие к нему земли, колыбель польской культуры... Малоросс - это первичный росс, племя, вокруг которого созидалась вся русская цивилизация.
Отказ от имени - не просто игра словами, это отказ от сущности, от почвы. Как всякая грубая имитация, рационалистическая псевдоидентичность не терпит рядом с собой оригинала - отсюда отрицание украинством собственной русской (малороссийской) традиции. Так самозванец стремится уничтожить настоящего наследника, понимая, что пока тот жив, ему угрожает разоблачение.
Украинство не может не отрицать Россию-Русь. Если оно перестанет её отрицать, то все сразу увидят: король совершенно наг, и корона на нём из папье-маше. Так что «сознательным украинцам легче назваться европейцами, американцами, даже африканцами, чем признать, что они - часть Русского мира.
.jpg)
