Всей своей жизнью мы зарабатываем себе свою смерть. Только смерть обозначает истинные масштабы ушедшего человека. Особенно писателя.
Насколько тиха и
величественна была земная кончина Владимира Солоухина, настолько же резко в
эти, после похорон, дни поднимается его и без того огромное значение для
русской словесности. Незадолго до смерти исповедовавшийся и причастившийся, он
удостоен был великой чести быть отпетым в храме Христа Спасителя самим
Патриархом. Это ли не знак Божеской милости? И еще ко всему тому упокоился в
родной владимирской земле, в селе Алепино, рядом с матерью Степанидой Ивановной
и отцом Алексеем Алексеевичем.
Как шелуха отпали враз наветы и поклепы на него. Предстала перед всеми истинная независимость писателя. Не угодивший ни правым, ни левым, ни властям, ни критикам, не скрывавший никогда своих православных убеждений, своих монархических взглядов, прошедший членство в КПСС, переведенный на все основные языки мира, писавший всегда только от первого лица, писатель сорок лет (сорок!) был в центре внимания, в числе тех немногих, кто определял нравственный климат эпохи, кто, как гигант, поддерживал духовный свод современности.
Горе, как его ни жди, обрушивается со всей тяжестью и пригибает внезапно. И только в православном обряде отпевания мы вновь обретаем силы жить дальше и надежду, что дело такого великого человека будет продолжено. Главное дело Владимира Солоухина - действенная любовь к России, к русской культуре. Помню, как громко, во всеуслышание, раздались гневные слова Владимира Алексеевича, нарушившие навсегда эйфорию октябрьского переворота. Кто-то при нём похвалил фильм «Чапаев», особенно кадры, когда Анка-пулеметчица косит белогвардейцев. «Да как вы можете это хвалить! - закричал писатель. - Вдумайтесь, в кого она стреляет? Она же в русских людей стреляет!»
Помню, как горе октября 1991-го года поразило всех нас, а Владимира Алексеевича в особенности. Думаю, он и прожил гораздо меньше отпущенного ему природой срока жизни от того, что русские, стравленные «мировой общественностью», стреляли в русских. Солоухин возвращал русским Россию, восстанавливал человеческий облик в человеке. Диву даешься, как он пронёс в тяжелейшие времена свою подчеркнутую русскость, заставив уважать себя всех, заставив читать себя и следовать своим убеждениям. Именно заставив. Но на чём же держалась сила его уверенности в том, что именно он идет единственно верным путем в этой жизни? На том, что шёл он путем Православия.
Не под мрамором модного московского пантеона упокоилось тело русского писателя - под простым деревянным крестом сельского кладбища. Он любил читать блоковское: «Похоронят, зароют глубоко, низкий холмик травой зарастёт...». Не зарастёт. Как может зарасти, когда тропа к его могиле вымощена нашей благодарной памятью за его уроки, уроки мужества и терпения, доброты и таланта.
На похоронах Фёдора Абрамова, на Архангелогородчине, теперь уже давно, еще когда марксистско-ленинская идеология отрицала Бога, Владимир Алексеевич говоря надгробное слово, обратился к высокому библейскому слогу: «Земля еси и в землю отыдеши», - и перекрестился и перекрестил усопшего собрата. «Могила великого человека, - повторил он слова Пушкина, - есть национальное достояние».
Вот и ещё одним национальным достоянием мы стали богаче. Дай Бог и нам, каждому в своё время, упокоиться в земле нашей единственной, одинокой, многострадальной России.
Портрет В.Солоухина работы И.Глазунова
.jpg)
