О Б Р А Т Н Ы Й П У Т Ь
Корабль. Уходят, уменьшаются, исчезают огни Святой Земли. Да, даже пещеру Илии-пророка не успели посетить. Что делать, кавалерийским наскоком святости много не захватишь. И то великое спасибо Господу за Иерусалим, Горнюю, Назарет, Кану, Тивериаду. За великое счастье припасть к дорогам земной жизни Спасителя.
Растворился купол бахаистского сооружения.
Листочки блокнота кончаются. Впереди Афон. «Афон, Афон, Гора святая». Что ж я не записал об источнике равноапостольной Марии Магдалины, о Капернауме, о красно - белом храме Двенадцати апостолов?
Ну, здравствуй, океанская ширь Средиземноморья! Дышу, но никак не могу выдышать омерзение от услышанного по телевизору хохмача Ефима Ширфина, он комиковал, издевался над картиной Эль Греко «Кающаяся Магдалина». Нет предела их пошлости. Ай, плюнь на них, говорю я себе. Перекрестись и живи дальше.
Сижу на своём излюбленном месте на носу, вздымаюсь и опускаюсь вместе с ним. Умная громадная махина «Витязя» влечёт нас на северо-запад. Вот нос тревожно понижается во вскипающую, набегающую волну, Кажется, прямо захлебнёмся, но вот уже вздымаемся выше-выше, в торжествующий обзор морских далей.
Сидел бы и сидел. По радио: в Стамбуле землетрясение, есть жертвы. Был бы Константинополь, не трясло бы. Правильно говорят: не погибшие, а жертвы. Жертвы за грехи.
Как поле спелой пшеницы золотится под окрепшей луной морское поле. Свежесть морских равнин. Разливается, плещет, раскачивается лунная дорога.
Ах, как на прощание швыряет. Как валяет во все бока. И не только водяной пылью, но и крупными брызгами достаёт. О, вот как плескануло, аж блокнот окропило. Отнесу в каюту, а то ещё из рук вырвет, да дельфину знакомому отдаст. Он сейчас в глубине отсиживается.
Оказывается, вот новость печальная, на Афоне даже не ночуем. И переживаем, открыт ли Босфор.
Канун Преображения Господня. Вспоминаю Фавор.
Обратный путь. Время морского пути пошло на вторую половину. Море, море, везде море. По радио снова о землетрясении близ Стамбула. Открыт ли Босфор?
Два дня в Палестине были такими плотными, только и молюсь, чтобы побольше запомнить. Сейчас читаю Евангелие: «И бысть, егда сконча Иисус словеса сия, прейде от Галилеи и прииде в пределы Иудейския об он пол Иордана». То есть на другую сторону. А ведь я всего лишь вчера дважды переплыл Иордан. Выходил на другой берег в иорданской рубашке для купания. Хотел переплыть и третий раз, но оставил, даст Бог, на следующий приезд.
Ощущение, что рубашка ещё влажная, непросохшая от иорданской воды. В таких рубашках хоронят.
Неуютно от Израиля, он искусственный. Это богоборчество - искажать помидоры (делая квадратными: больше в ящик войдёт, выращивать клубнику в форме пяти и шестиконечной звезды), делать искусственную землю.
КАНУН ПРЕОБРАЖЕНИЯ
Долгая служба кануна Преображения Господня. Исповедь, молитвы к Причащению. Это главное. А так непонятное состояние: так всё быстро-быстро пронеслось, И есть ли во мне благодать, уношу ли с собою, может, просто впечатления, которые вытеснят следующие?
Конечно, разве запишешь всё, что надо было записать, слаба память людская, а хочется для родных рассказать о Святой Земле.
Вот она уже не по курсу, а за кормой.
Сидел, глядя на мощные покатые волны. Слева чистая высокая луна, уже толстенькая.
Сидел, думал, спокойна ли душа? Нет, тревожно. За родных. Хотя знаю, Господь их не оставит, тем более и молился за них не где-нибудь. Успокаивал себя.
И вдруг, было какое-то включение изнутри, полилась из ума в сердце Иисусова молитва. Так чаще бывает, когда иду или еду куда. Когда сижу, нужно усилие.
Читал Псалтирь: «Бездна бездну призывает во гласе хлябий Твоих. Вся высота Твоя и волны Твои на мне проидоша».
Под нами бездна, над нами она же, немного другая.
Сейчас круглый стол: «Россия в конце двадцатого века». Все мы такие умные, говорим проблемы друг другу. Проблемы эти нами нерешаемы, тот, кто их решает, нас не слушает. Вот и весь патриотизм.
Маркса-Энгельса-Ленина уже и ленивые не ругают. Что толку? Вляпались на полтора века. «Кошмаркс!» - картинно воздевает руки один из выступающих.
Главное разделение Запада и нас в переводе Священного писания. Оно у них лишено Христа. Вот и всё. И говорить больше не о чем.
А Лютер, сопротивляясь престолу Ватикану, но и не принимая восточное исповедование, вообще избегал слова: Церковь. Заменил слово: Церковь словом : Приход. То есть у него не Церковь - столп и утверждение истины, а приход. А сколько их? И уже к середине 19-го века было до 70-ти протестантских течений, движений, фактически религий.
Корабль крепко обжит молодняком. Гонки по палубам, лестницам, переходам. А что это журналистов не слыхать? Или полегли под градусами? Оказывается, вылетели из Тель-Авива. Слава Богу. И что, интересно, напишут? Как нажирались? Да тебе-то (это себе),тебе-то что?
Было маленькое чудо со мной. У меня исчез пакет с пучками свечей, обожжёнными у Гроба Господня, в нём же цветочки с Камня Помазания. Пропал пакет. Я убивался, переживал. Всё обыскал, всю каютку вышарил. Велика ли она, везде заглянул. Даже и согрешил, подумал, ну, взял кто-то, кому нужнее, у меня же дверь никогда не закрывается. Конечно, молился. Гляжу - пакет на самом видном месте. Слава Тебе, Господи. Лежит. Открыл - благоухает.
ПРЕОБРАЖЕНИЕ ГОСПОДНЕ
Преображение Господне. Хотели служить на корме - больше места - нет, решили в храме. Так благодатно давно не было. Причащался здесь же по пути в Святую Землю, и сейчас, после. Ощущение какое-то другое. Какое, по моей молитвенной слабости, не понять. Но то, что сильнее прошибло, точно. Ещё до Херувимской умилился воспоминанием о месте, на котором стояла Матерь Божия при Распятии, и слёзы пошли. При Ней Сына приколачивали, возносили. Боже мой, Боже мой, «вскую Ты меня оставил?»
Такое согласное пение, так бережно подходят к Святой чаше нарядные деточки, так все радостны, ласковы и серьёзны.
И так приветливо шумит вода и стихает, когда слышится возглас: «Вонмем», и дьякон читает.
Людей было больше обычного. Ощущение семьи. Такими, может быть, были общины первых веков христианства. Подольше бы не расплескать радость Причастия.
Освящение плодов. Всем хватило.
Какой же я, грешный, счастливый, дважды входил во Гроб Господень. Икону Божией Матери открывал, касался лбом, каменной стены Гроба, прикладывался.
На морском воздухе свечи быстро сгорали. Батюшки читали множество листочков с именами о здравии и о упокоении, привезённых с собой и написанных нами. Дали стопочку и мне. Читал, прибавляя имена своих родных и близких. Вспоминал и тех, с кем не лучшие отношения. Как не вспомнить, всем умирать.
После службы отрадно побыл в одиночестве вверху, сбоку от капитанской рубки. Обострённо вспомнилась вдруг Лавра, Академия, преподавательская кельечка, в которой ночевал многократно, храмы, хлеб из семинарской пекарни, Сергиевский источник, знакомые монахи, профессора.
После обеда опять круглый стол. Естественно, опять о России.
Ужин. После ужина опять круглый стол. Обо всём. Разошлись в пол-первого. Я тоже чего-то пытался говорить, но как всегда торопливо, сбивчиво. Да сегодня и говорить было не надо - сутки только как отошли от Святой Земли, тем более причастился, тем более, Преображение, а ввязался в спор. Не дремлет, лукавый, не спит. А мне спать хочется.
«Единствовать и безмолвствовать», по словам преподобного Иосифа Волоцкого, не получается.
ВСЁ УМНИЧАЕМ
Скорость событий двадцатого века, конечно, скоростнее других веков. Из перелома на стыке столетий, как из разбуженного вулкана извергались революции, перевороты, вытекала кровавая лава захвата пространств. Посылались Богом для вразумления глады и моры, землетрясения, наводнения, морозы и жара, нет, безумцы, водимые бесами, не унимались.
Оставить надо эту марксо-троцко-ленинскую идею-фикс об общемировом благоденствии, спасать только себя, близких, своё Отечество. «Вы есте соль земли», соли же не бывает много. «Вы малое стадо», стадо же Христово не толпа, не митинг. Стоишь в храме, вроде много людей, вышел на улицу, уже все разъехались, разошлись, и где малое стадо? Но оно же не исчезло, растворилось в народе, оно же закваска. Но, если она плохая, кого она заквасит?
Век показал главное: без Бога не спастись. Не спасли партии, революции, войны. Власть захватывали деньгами, оружие отнимало власть и захватывало деньги. И деньгами сажало во власть угодных себе. Но и то, и это смывалось в мутную пропасть бегущего времени.
Кричат демократы, что борются за человека и ведут его к гибели. Лукавство современных бесов в том, что они обновляют якобы мир, но это внешнее: новые марки машин, усиление электроники, моды на одежды, вообще на внешность. Такое упорное попечение о внешности у бесов от того, что они впали в гордыню творчества, а Творец един - Господь. В Израиле уже сотворили искусственную землю, но это не земля, а подобие, и вырастает на ней подобие, а не естественные продукты. Подали морковь на обед, а это не биология, а химия. Поймали на искусственную насадку рыб, вскормленных искусственным питанием и скармливают нам. Что же возьмёт кровь от такого питания и чем напитает мозг и мышцы? Уже и человек в пробирке, и клонирование, и суррогатность, так что не только злу, но и дикости не положено предела.
Но была же над этой рекой времени, текущей от забытья к забытью, радуга, арка, тропа от земли на небо, по которой уходили безгрешные. Страшна адова пропасть, но как сияют занебесные дали. И они достижимы.
Так что жили и жить будем. Где и жить, как не в России: Россия - дом Пресвятой Богородицы.
Высунулся на квадратном столе выступать, теперь расплачиваюсь: и на палубе подходят, и уже и в каюту стучат. Какое тут уединение. Выскакиваю совсем наверх, стою на ветру, пусть выдувает лишнее из головы.
Детский пресс-клуб взрослеет. Вот с детьми лучше. Они деликатнее взрослых, очень любят Россию, делают постоянные передачи. Урок профессионалам, которые ночь пьют, день отмокают, отлёживаются, шпарят в карты, в домино, курят, общаются с себе подобными. Это те, кто, к сожалению, не улетел из Тель-Авива. Говорю не в осуждение: такие журналисты сейчас везде в СМИ. А эти-то почему не улетели? Халява, сэр.
Я уж и забыл, какой день в море. Вжился в него, как так и надо.
Море до Святой Земли, два дня в Святой Земле, второй день шлёпаем до Греции. На пути Пирей, Афины, Патры, Салоники, Афон.
Стамбул не принимает. Хотя мы, зарабатывая проход, изъявляли готовность перевезти гуманитарную помощь пострадавшим. Может быть, подольше будем на Афоне.
Сейчас фильм «Почему мы православные», потом служба, Акафист, потом ужин, потом ужас продолжения полукруглого стола.
Фильм хороший. Уши мои, болевшие дня четыре, возвращаются к слышанию звуков окружающего мира. Наверное, захлестнуло водой из шланга. Сильно болело, особенно правое. Верил, что пройдёт. Вставлял ваточку с освящённым маслицем. И прошло. А болело так, что не приляжешь на бок, а на спине плохо сплю, и носом в подушку не получается.
Рассказ о старце. Предупреждал грешника после исповеди: не уезжай, утонешь. И утонул. Тот же старец: это хорошо, что в этот день утонул, он причастился, а жил бы, ещё бы нагрешил. Так только тело погибло, душа спаслась.
ГОЛУБЫЕ ПРОСТОРЫ
Катимся как по синему паркету. Хорошо стоять на носу лицом к северу, сердце летит к России, а на корме молиться лучше того: глядишь в сторону Святой Земли. Уже ни в какой бинокль не разглядишь. Но она же во мне. Прямо как украл, спрятал Христа за пазуху.
То остров, то корабль навстречу, уже привычное. А дельфинчиков-прыгунчиков нет. А табор чаек орёт и орёт, знает, что всё равно вынесут питание.
Запомнилось ещё, как в Хайфе, при отплытии, меж кораблём и причалом стая рыб терзала медузу. Откусывала кусочки и снова налетала. Кто-то сказал: «Рыбки её обчищают от водорослей, рыбки ей помогают». Какое там помогают. Помогают умереть, съедают заживо. Она всё слабее отмахивалась зелёным крапивным подолом, наконец, пошла ко дну, за ней, догрызать, унырнула стая.
Лепёшки взял недалеко от Горы насыщения пятью хлебами пяти тысяч. В каюте благоухание. Не могу удержаться, отщипываю.
А нас нынче Гита не завезла даже к Марии Магдалине.
Написал записку: «Господи, спаси Россию», вложил её в бутылку из-под вина из Каны Галилейской. Опущу в воду вечером не при людях. Смешно и наивно, и как-то по-детски, что-то от Жюль Верна. Но не захотелось выбрасывать бутылку в мусорный бак, забитый стеклянной тарой из-под виски, пива, а отмочить этикетку не получилось. На ней же храм. Вряд ли кто выловит и прочтёт, может, только дельфины. Опять же и языков не знают. «Дельфины, милые дельфины, мы вас научимся беречь. Уже почти до половины мы понимаем вашу речь».
Когда на службе, на Литургии поминаешь ушедших с земли знакомых, погибших, они уже здесь, с тобой. Это и есть стояние на земле и на небе одновременно, вне времени. Они в вечности, я внутри земного срока, как в длинной камере, бегу от дверей к дверям.
Сотой доли переживаемого не напишешь. И красоты, и море, и горы, но главное - поклонение Святым местам. А всё записывать толку мало. Записать, как кормят? Даже и не замечаю, сыт и ладно. Тем более, наша смена почти вся постится, ходит на молебны, другая, не знаю, и знать не хочу. Вот и грешу осуждением.
Во всех, думаю, каютах сейчас едет на родину драгоценный груз: вода из Иордана, вино из Каны Галилейской, веточки маслин, камешки с Фавора и свечи, свечи, которые озарят российские храмы и жилища.
Сколько же жена наложила мне рубах. И все красивые, как она сама. Я о рубахах узнал только от таможенников, когда они стали перешвыривать вещи в сумке. Зато хожу весь чистенький, хорошенький такой, аккуратненький, посмотрела бы жена на результаты своей заботы.
Вот, похвалился, уже пятно. Но есть и другая. А уж ту, в которой был в Гробе Господнем, сложил и спрятал. А в которой погружался в Иордан, эту для похорон. «Во Иордане крещаюся, Троическое явися поклонение...». Но уж как Бог даст. Мысленно ночью сказал сыну: «Сын, похорони меня в иорданской рубашке, а не сможешь, проси, чтоб тебя в ней похоронили».
На Акафист!
Акафист очень пели согласно, ибо за долгую дорогу спелись, уже звучим как церковный хор.
До службы заскочил в служебное помещение, попросил авторучку записать имена: «И вас запишу», - женщина прямо вся встрепенулась: «Ой, запишите. Ольга, Ольга. И детей, детей, главное. Эля, дочь, Эдик, сын». - «А какие имена крещёные?». - Она замялась. - «Напишу: Ольга со чадами».
Конечно, Россия - страна спасительного Слова. Это давно поняли бесы, и недолго дали нам писать только православные тексты: молитвы, жития, предания, летописи, Слова о Законе и Благодати, О полку Игореве, проповеди и послания...
Хороший вечер дня Преображения. День такой длинный. Всё шёл, шёл и пришёл к закату. Закаты над морем, что говорить! О них не переговорить. Интересно, что закаты более пишутся и поэтами и художниками, ибо в рассветное время труженики кисти и пера почивают.
Теплоход летит в закат. Много на палубе хороших людей и душеполезных разговоров. Ничего не запомню.
Утром должен быть, даст Бог, Пирей. Афины, Акрополь, Сократ, и, естественно, вслед идущий Платон. А тут же и Аристотель. Такая вот триада. Язычники, но говорили же о единобожии. С тем и будут не забыты.
ГРЕЦИЯ
Двадцатое августа. Пирей. Палубная команда дело знает. И журналюги суетятся, подстерегают интересные только им моменты: батюшку в шортах, в шезлонге с нарзаном. Фото украсит демократическое издание. А батюшка в облачении на сорокаградусной жаре, это им не в кайф. Это их окейный, кайфовый язык.
Причалили. Порт огромен. Суда Королевской круизной линии. В Хайфе мы были никого не меньше, тут наши размеры скромны.
В Москве пятнадцать градусов. Отбавить бы здесь десять, да в Москву послать.
На берег. Никакой волокиты, никаких формальностей, никто, как в Хайфе, не обыскивает, не спрашивает. Хоть бы спросили, почему я без жены.
Цель - поклонение месту мученической кончины святого апостола Андрея Первозванного.
Грек насылается видами Афин за один доллар. В Москве доллар уже 32 рубля. У меня осталась какая-то мелочь и одна бумажка в сотню. Не буду менять, м.б. что жене куплю.
На стене морвокзала крупная надпись латиницей: Клинтон - киллер. Немного отъехали, снова на уличной ограде: Киллер Клинтон.
- Пирей - второй, после Александарии, порт на Средиземном море. - Это уже гречанка Алесандра, наш экскурсовод. Красивая, быстрая, смешно тянет слова.
- Здесь, э-э, на горе, э-э, сидел царь, э-э, Ксеркс, пятый век до нашей, э-э, эры, глядел на битву. - Попутно рассказывает басни из всякой античности, хотя подчёркивает, что это: - Это, э-э, история, а не мифолёгия. Тут сидела девушка, её, э-э, полюбил Аполён, она была, э-э, не согласна, боги помогли ей стать деревом. Это дерево лавр, потом он стал кустарником. Вправо, э-э, святилище Деметры, а-уу-э, богини плодородия.
Справедливо долго, гордясь предками, рассказывает о битве при Фермопилах:
- Не щадя, э-э, своей, э-э, жизни, греки, а-а, сражались за родину, побеждая, э-э-э, войска персов, царя, э-э, Дария, и царь, а-э-э, Леонид вошёл в историю, а-а, Греции. И вскоре греческая, э-э, культура из всего Пелопонесса, э-э, распространяется по Ионическому, а-а-э, архипелагу. В четвёртом веке новой, а-а, эры, а-а, создаётся Византийская империя, э-э-а. Налево, э-э, море. Константин, э-э, установил одну религию, перенёс, а-э, столицу из Рима в Константинополь. Справа, э-э, камни. По этой дороге шёл Тезей, основатель Афин, встретил, э-э-у, Прокрустово ложе...
Устал слушать. Все эти минотавры, Афродиты, Афины всякие, Паллады, Сизифы, Гермесы хромые... да, ребята, доселе они кормят Грецию. Как, кстати, пирамиды египетские египтян. Но и современность врывается везде. Александра радостно прерывает свои э-э и а-а, когда видит надписи на зданиях про киллера Клинтона и надписи «НАТО - убийца». Везде реклама: Эйнштейн с высунутым языком рекламирует пиво или виски. Хоть на это теория относительности пригодилась. Ещё надпись, уже на полурусском: «НАТО - свина».
У АПОСТОЛА ПЕРВОЗВАННОГО
Патры. Самый большой православный храм Греции, храм Святого Всехвального апостола Андрея Первозванного.
Богослужение. Те же слова, те же молитвы и распевы, которые слушали русские послы в Царь-граде.
Остатки креста, честная глава под сенью из серебра. И наши батюшки служат с греками. Прикладываемся. Потом в часовню-источник. Кружка на гремящей плоской цепи. Освежающая струя и снаружи и изнутри.
Обратно. Коринф (прочесть Послание апостола Павла к Коринфянам), только колонны, и то не целые.
Велено вернуться к двадцати трём. Отчаливаем на Салоники. Такая гонка. Акрополь издалека. Парфенон. Темнеет.
В автобусе свободно. Пошёл в корму, лёг, но динамики тут горластые с голосом Александры, ветер от вентиляции, не больно-то полежишь.
Александра по-прежнему радостно вскрикивает, когда видит подтверждение нелюбви греков к Америке. Она всё извиняется, что Греция вступила в НАТО.
- Вот, смотреть вправо! На щите рекламы пива с Энштейном: «НАТО - долой!» Вот, смотреть влево. Греческий э-э, народ, это, э-э-а, не греческие политики.
Надо Гиту из Израиля отдать на выучку к Александре.
Надписи-рисунки: «НАТО - знак равенства - фашистская свастика». «НАТО - свины. Америка - свины». Написано и нарисовано крупно и краска, видно, прочная. Надолго хватит.
Дали выйти на пятнадцать минут. Цены выше Парфенона.
К СВЯТОМУ АФОНУ
Отошли от причала в полночь. Радость пребывания в Афинах. Радость отчаливания из Афин. Склянки. Пирей - огни по всем бортам всех причаливших громад, прямо ёлка новогодняя горизонтальная.
В Салоники! Огибаем полуостров. Нет сил осмысливать происходящее с такой скоростью. Нет, пусть лучше зациклюсь на Святой Земле.
Вода молитвенно шумит.
Проснулся от грома. Да, дождь с грозой. «И услышал я голос с неба, как шум от множества вод и как звук сильного грома». (Откр. 14-2). Молнии вдали как у нас зарницы-хлебозары. Да, август, хлеба дозревают.
Фильмы о Сербии. Без перевода, документальные съёмки. Как выкапывают и увозят гробы, останки, увозят, уносят с собою. Это ещё 95-й. Босния. Исход сербов. Перезахоронение, глина летит на белые гробы. Были кадры - не мог смотреть, закрывал глаза.
Босфор не принимает. Танкеры стоят по пять суток. Особенно держат танкеры России. Турция злобствует на нас из-за событий в Дагестане, Чечне
В вечерних заключительных молитвах много прошений, но одно из первых, после «В немощах сущия посети и исцеление даруй», следует: «Иже на мори управи».
Иже на мори, управи.
С утра к бассейну - сухо. Отвернул кран, может, хоть так обольюсь, кран прохрипел что-то предсмертное и затих. Как в насмешку за бортом много морской воды. Везде вода. Горизонты во все стороны.
Курс - север. Ноль градусов.
Морская граница у Греции 18 тысяч километров. Сотни и сотни островов. Может, они каждый остров обмеряют?
На Афон приходим в день святого апостола Матфея. Как раз читаю Евангелие от Матфея.
Весь день в голове распев: «Гора Афон, гора Святая, не видел я твоих высот. Ни твоего земного рая, ни под тобой шумящих вод». Или кипящих?
Дни рождения косяком. Пекут каждый раз огромный яблочный пирог. Всем хватает. Насосы работают, бассейн полон, брандспойты не простаивают.
После гидромассажа гораздо легче переносить сидение на круглом столе и слушать доказательства того, что Волга, как и прежде, впадает в Каспийское море. «Перестройка прошла на фоне плачущего Политбюро, и с тех пор мы вступаем в одну и ту же лужу». Сижу и вспоминаю народное: «Не плюй в лужу, я в ней ужу. «На орбите болтается много спутников, мы выработали ресурсы телекоммуникаций. Мы не владеем информацией. Америка запускает гораздо больше. Если не овладеем ситуаций, у нас отберут орбитальные точки».
Молчу: сказать мне на это нечего.
Краснодарско-ставропольские мнения: во всё виноваты москали. Легко краснодарцам жить в России, есть кого обвинить в своих бедах.
Салоники.
«Держат прямо, как баранов». Это учёный из Сибири. Вчера он тоже был энергичен в словах. О чём они, я просто забыл. Он же, считая, что протряс атмосферу, ждёт, видимо, одобрения.
Устали мы все. Нельзя же быть умным каждый день по десять часов. Лучше молиться, чтоб не слышать ропота. А то ропот легко переходит в выяснение отношений. Ну и что, что я москаль, ну и что, что виноват во всём. Лишь бы вам хорошо было.
Да, стоим и стоим. Уже никакого графика. По трансляции греческая энергичная музыка. Громко. Ну, хотя бы не разговаривать.
С ЖЕНЩИНАМИ НЕЛЬЗЯ
На втором этаже автобуса жарко и душно. Говорят, что вообще без кондиционера. Вот попали. Но ничего, мы же на Афон!
По причалу бродят стайки временно брошенных женщин. Как овцы без пастырей. Их повезут на экскурсию. Салоники (Фессалоники) очень православный новозаветный город.
Есть всё-таки, есть в мире пространство, куда не пускают женщин. Они туда и не просятся. Хотя появившийся энергичный гид сразу сообщает, что в Уранополисе бывают митинги суфражисток (эмансипированных) дам, очень возмущённых тем, что есть место, в котором командуют не они.
Угроза туризма реальна. Рвутся на Афон всё больше. Святость в туристах не ночевала. Но туризм выгоден казне государства.
Гид, конечно, светский. Мелет языком, сыплется с его языка серая мука квадратных километров, перечисление мелькнувших тут в веках народов, фамилии героев и полководцев, даты событий, сражений, кто с кем, когда воевал, кто это запомнит? Вновь много мифологии. Тезей, Минотавр, Икар-Дедал...
Но вот: «Апостол Павел пришёл сюда в 49-м году, был не понят еврейской общиной, изгнан, в 50-м произнёс проповедь в Афинах около Акрополя... Фессалоники - родина первой христианской церкви в Европе... Димитрий Солунский (Солунь это и есть Салоники) казнён в 303-м году... Здешним католикам папа Римский разрешил справлять Пасху вместе с православными...
Справа Эгейское море, слева родина Аристотеля...». Это я записал едва ли десятую часть сказанного гидом.
Полуостров Халкидики, скоро Уранополис. Ещё надо на другой корабль, местный. Полтора часа морем. Кабаны бегут через дорогу. Всё выше, всё дальше видно. Горы, зелень, ущелья. Уши закладывает. «Отель «Аристотель». Едем уже больше двух часов.
Верфи, суда «Посейдоны», на берегах корты, баскетбольные площадки, пляжи, пляжи, виллы, отели. Чего женщины на Афон лезут, тут-то им чего плохо?
А рвущуюся на афонский корабль женщину мы вскоре узрели. В штанах, коротко острижена. Рвётся, тычет греку билет. Он: «Но, мадам. Но, мадам. Но-но, мадам! Мадам!!!».
Маленький кораблик качает. На воде голубые стрелы света. Стайки рыб: пепельных, чёрных, жёлтых, пёстрых. Чуть глубже рыбы - иглы. Вспомнил Керчь, Тамань. Давно-давно ловили их руками, бродили подолгу в воде, в зелёных водорослях.
Зелёное и золотое холмистых берегов, синь и серебро воды. Ветер и солнце - идём к Афону.
Целые стада, я думал, коричневых черепах, нет, это медузы. Летящие над водой рыбы-сарганы, может, они здесь иначе именуются?
Брызги взлетают и окропляют.
Вот, вот! Возникла гора выше белых седых туч. Афон! Господи, слава Тебе! Вода то прозрачно зелёная, густо-синяя. Светлые блики на ней россыпью. Стадо чаек умножилось. Стоишь у борта, она рядом. Протягиваешь раскрытую ладонь, она подгребается крыльями, заглядывает - нет, обманули, отворачивается, передвигается в ветре к другим.
Воздух прямо сладкий, соединение степи и леса, гор и моря. Мирт, лавр, оливы, лаванда, полынь.
Сколько же здесь вознеслось и возносится молитв о спасении людей, о России. Дай Бог помнить это сияние солнечного тумана, посеребренную синь моря, напор ветра, кораблик, швыряемый волнами. По курсу Святая Гора Афон!
НОЧЕВАТЬ НЕ ОСТАЁМСЯ
Принимает духовник Пантелеимова монастыря отец Макарий. Идём к мощам святых угодников. Здесь их собрание единственное по своему духовному богатству. Ветхозаветные святые, праотцы, апостолы, равноапостольные, священномученики, мученики, исповедники, святители, благоверные... Идёшь, прикладываешься и только ахает восхищённо твоё сердце.
Помогите, святые угодники Божии, помогите, спасите!
Маленькое совсем дано нам время на покупки, на ознакомление. Бегом бегу к морю. И знаю, ох знаю, что нельзя здесь купаться. Да мне не купаться, мне бы омыть скверну души и тела.
На моё счастье монах. «Благословите погрузиться», - «Правильно, здесь не купаются. Троекратно погрузись». - Пошёл дальше.
Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь!
А обратно плывём, как и не было волнения. Море спокойное, ласковое, дыхание вечернего дуновения, тёплого с суши, прохладного с моря.
Берег уходит. Чайки всё так же кричат. Но многое во мне изменилось: я был на Афоне! На Святом Афоне был я. Вот светится его вершина. Дай Бог сохранить его в сердце, дай Бог, чтоб наши молитвы помогли родным, России.
Стою, прислонясь лбом к мачте. Легонько клонит туда и сюда. У преподобного Сергия обычно стоял, касаясь иногда древка хоругви, было ощущение, что пол подо мной ходит слегка как палуба. Плывёт. Но это ощущение возникало не сразу, а после долгой молитвы, например, чтения Акафиста преподобному.
Это сегодняшнее паломничество промыслительно для меня. Понимаю сейчас, почему ничего не мог написать о Святой Земле после первого прилёта на неё. С самолёта в «мерседес», в гостиницу-люкс, погружение в омут израильско-палестинских отношений, совсем мало был один и почти не был наедине со Святыми местами. Но и то - грех жаловаться.
Ощутимо замечаю, что убавляется во мне грех осуждения кого-то. Всё чаще при обсуждения кого-то как-то изнутри возникают и произносятся спасительные слова: «Бог все судья». А ещё мама в таких случаях говорила: «Дай им, Господи, здоровья, а нам терпения».
Август 1999 г.
1. Вот и мы побывали в святых местах...