Ниже мы впервые переиздаем одну из статей филолога, историка, этнографа, фольклориста профессора Николая Федоровича Сумцова (1854-1922).
Публикацию (в сокращении, приближенную к современной орфографии) специально для Русской Народной Линии (по единственному изданию: Сумцов Н. Исторический очерк попыток католиков ввести в южную и западную Россию григорианский календарь // Киевская старина. - 1888. - N 5. - С. 235 - 258) подготовил профессор А. Д. Каплин. Из-за большого объёма статья разделена на две части. Название изменено составителем. Постраничные сноски заменены концевыми.
+ + +
Исторический очерк попыток католиков ввести в южную и западную Россию григорианский календарь
Прежде чем приступить к обзору направленных против старого
календаря сочинений римско-католиков, мы должны уяснить причину, почему в
семнадцатом веке католики берут решительный перевес над православными в
литературной полемике о календаре, как по числу сочинений, так и по научной их
доброкачественности.
Сильное развитие полемической литературы православных в конце XVI, ст. объясняется тем благоприятным обстоятельством, что в это время православным покровительствовал князь Константин Константинович Острожский, человек могущественный по уму, энергии, богатству и связям с королем и высшей аристократией. Он поддерживал защитников православия материально и нравственно, настойчиво разыскивал их и сближал на общей почве литературного труда на пользу родного края. Важное значение князя К. Острожского хорошо оценено было уже южнорусскими людьми XVII ст. и в особенности Захарией Копыстенским. «Княжа Острожское Василий Константинович, говорит он в Палинодии, рожай свой з благословеннаго Яфето-Росского поколеня провадит, пресловутого Володимера, монархи великого, и Даниила, княжат Росских, власный потомок.... высоце преславный в делности и правоверии, первый межи княжаты росскими, великий заступ и утеха всего народу русского, мур (т. е. стена) железный на Украинах, страх и трепет татарам, слава и свеча ясносветная кролевства польского, оздоба и окраса сеймовая, всех публичных съездов око и сила потужная.... урода Гекторова, красота лица и особы Иосифа Прекраснаго, постава всеннялая (т. е. величественнаго вида), муж обычаев царских, ласкавости и цнот побожных полный.... Згола (т. е. вообще) - муж словом, силою и делом, цнотами и добродействы преславный». «Найдовалися при его дворе, говорит далее Копыстенский, и мовцы оному Демосфенови ровный и иные различные любомудрцы, найдовалися и докторове славныи, в греческом, славенском и латинском языках выцвечоныи, найдовалися и математикове и астрологове превыборныи, межи которыми презацный математик, философ и астролог Ян Лятос, который календарь новый славне зганил и пером доводив чрез друк показал, же есть омыльный» [i]. 13 февраля 1608 года скончался князь К. К. Острожский. Дети его приняли католицизм, а внучка Анна Александровна является уже фанатической гонительницей православия. Все имения князя К. К. Острожского, острожское училище и типография перешли в руки иезуитов. Полное падение Острога, как православного литературного и научного центра, должно было вредно отразиться и на Львове, и на всей юго-западной Руси, черпавшей силы для научной и литературной борьбы с католиками в волынских и галицких школах. Люди науки не могли найти ни материального обеспечения, ни простой безопасности. А потому они должны были молчать, а другие переселились в Киев, пристроились к Печерской лавре, и здесь некоторые, например, Захарий Копыстенский, продолжают трудиться в направлении, установленном ранее острожскими учеными. Важно при этом было то обстоятельство, что в Киеве под влиянием Петра Могилы и учрежденной им коллегии изменяется вся система научного образования. Она резко уклоняется от принятых ранее в братских школах греко-славянских начал, особенно прочно установленных во львовской школе учителем греческого языка митрополитом еласонским Арсением в конце XVI ст., и усвоивает схоластическую форму и содержание латино-польской науки, а вместе с изменением системы научного образования не мог до некоторой степени не измениться общий характер религиозной полемики и выбор полемических тем.
Латино-униаты неоднократно упрекали православных, что они пользуются услугами ариан. В этом упреке была значительная доля правды, только в приложении к кн. К. К. Острожскому и главным его литературным сотрудникам. Князь К. К. Острожский не отвергал услуг иноверных в тех случаях, когда услугами этими православие ни мало не нарушалось, а воинствующему папизму наносился чувствительный вред. Такую услугу православным более всего могли оказать социниане. Арианство, отвергавшее божественное происхождение Спасителя, возникло в IV ст. и было осуждено тогда же в 325 г. на Никейском соборе. Время от времени оно возрождалось в разных местах Европы. В XVI ст. представителем арианства в Европе был Сервет. Последователи его, Лелий и Фауст Социны, внесли в 1551 г. арианство в Польшу, где оно стало быстро развиваться под именем социнианства. В богослужении и обрядах социнианство представляло много сходного с лютеранством. В 1585 г. различные арианские толки и партии были объединены в Польше Фаустом Социном, и в конце XVI ст. социнианство получает блестящее развитие в Польше и западной Руси. В разных городах и местечках появились социнианские общины, а при них школы и типографии. Рука об руку с социнианством развивался протестантизм. В начале XVII в. иезуитам удалось подорвать протестантизм и лютеранство, при деятельном содействии правительства, которое в 1644 г. закрыло социнианские церкви и школы на Волыни [ii]. В блестящий период развития социнианство выставило ряд энергичных и талантливых писателей. На почве иноверческой протестантской науки воспитался, между прочим, Христофор Филалет-Бронский, один из самых сильных защитников православия и старого календаря. Во мнении о значении поминовения усопших на сторону лютеран склонялся и Василий Суражский, так как, по-видимому, молитвы за усопших признавал полезными собственно для поминающих [iii]. Уклонения Христофора Вронского и Василия Суражского в некоторых частных богословских вопросах в сторону протестантизма давало латино-униатам возможность частные ошибки и заблуждения отдельных лиц распространять на весь южнорусский народ и обвинять его огульно в склонности к лютеранству, в ереси. Между тем, эти ошибки и заблуждения обусловлены были лишь преобладанием в данный момент протестантских научных пособий. От характера пособий зависел и позднее характер православных полемических сочинений. Когда в системе научного образования окончательно утвердилась латино-польская схоластика, и православные полемисты второй половины XVII века стали руководствоваться почти исключительно католическими научными сочинениями, преимущественно Баронием, то в их трудах стали появляться латинские мнения, например, мнение о времени пресуществления св. Даров.
В XVII веке православные лишь изредка выступают в защиту старого календаря, причем говорят о нем в коротких словах, уделяя внимание преимущественно на полемику против латинских учений об исхождении св. Духа и от Сына и о главенстве римского папы. Они ищут не столько научной, сколько правовой опоры в знаменитых охранительных грамотах короля Стефана Батория 1585 и 1586 годов. Так, виленское православное братство издало в 1621 году в защиту восстановленной патриархом Феофаном западнорусской иерархии сочинение «Verificatianiewinnósci», в котором заявляло, что по смыслу привилегий, данных королем Стефаном Баторием, православные не могут допустить ни малейшей перемены в календаре, церковных обрядах и богослужении без разрешения константинопольского патриарха [iv].
В Палинодии Захарии Копыстенского (окончена в 1622 г., но не была в XVII ст. издана) части II разделе IX артик. 7 находится краткое замечание о новом календаре, как «правде и старожитности противном». Этот календарь «весь христианский свет замешал и межи всеми народамит урбацию справил» [v].
В сочинении Захарии Копыстенского «О правдивой едности» (1623 г.) говорится, что не восточная, а римская церковь должна быть приведена к потерянному ею единству, так как она уклонилась от многого такого, что прежде сама признавала, например, переменила календарь [vi].
Прежде чем обратимся к направленной против старого календаря полемической литературе католиков, определим здесь отношение к нему первых униатов, точнее сказать, родоначальников религиозной унии в южной и западной России, Ипатия Потея и Кирилла Терлецкого. И в этом случае, как во всем прочем, относящемся к южнорусской народности, эти деятели оказались изменниками и предателями. Но в отношении старого календаря их предательство не нашло подражателей и последователей, и униаты до сих пор тщательно сохраняют старый календарь. Из письма луцкого бискупа Мациевского от 22 августа 1588 года к папскому нунцию в Польше видно, что уже в 1588 г. Брестский судья Адам Потей - впоследствии владимирский епископ Ипатий, имел мысль подчинить южнорусский народ римскому престолу [vii]. Подготовляя почву для открытой деятельности по униатской пропаганде, Ипатий Потей обнаружил враждебное отношение, между прочим, и к старому календарю. В число первоначальных условий унии была поставлена статья о введении нового календаря, и епископы Терлецкий и Потей согласились на принятие её. Фома от Иисуса в сочинении «Operaomnia» (1684 г.) говорит, что от имени братии еще до присоединения к унии согласились принять новый календарь, но с условием сохранения старых праздников: «Calendariumnovumsecundummoremanticuumfieripossitsuscipimus». Они напечатали в Риме в 1596 г. книжку о новом календаре, из которой в печати известно только два листика, изданные Я. Ф. Головацким в Зап. Акад. Наук. И здесь автор книги выставляет на вид, что «старая пасхалия и порядок свят, в ней предписанных, не отменился» [viii]. Православные, современники Потея, знали о его замысле переменить календарь и ставили ему это в вину. В «Перестроге» неизвестного львовского священника (м. б. Андрея Вознесенского) 1600-1605 годов говорится, что Терлецкий и Потей, «склетивщи тую унию и выдруковавши там же (т. е. в Риме) календарь новый, с тым до нас приехали и не отворялися так явне, только потаемне и скрытне межи собою то ховали.... И выдали еще книжку свою против книжки неякого Филалета, грозячи ему кием.... и пишет в этой книжке Поцей о новом календаре, отпечатанном в Риме, хвалячи той богопротивный календарь, яко есть добрый и весьма потребный» [ix].
Ипатия Потея считают автором книги об унии, вышедшей в 1595 г. в Вильне. Этот трактат был своего рода исповеданием веры, под которым должны были подписаться те из православных, которые решили войти в единение с Римом. В числе главных условий для унии стоит перемена календаря, на том основании, что старый календарь подкрепляет в православных чувство вражды к латинянам [x].
В защиту нового календаря выступали преимущественно иезуиты, Жебровский, Смиглецкий, Росцишевский. Первоначально предметом нападения был Лятос, затем почти исключительно православные. Из польских сочинений в защиту нового календаря более всего могли быть известны православным сочинения Вуска, как довольно популярного в Польше писателя и две проповеди доктора и профессора Виленской академии Гродзицкого (1589 г.)[xi]. Так как православные при всяком удобном случае указывали на охранительные грамоты Стефана Батория, как на доказательство того, что по мнению самого короля принятие нового календаря могло состояться лишь с разрешения константинопольского патриарха, то католики издали в 1621 году в подрыв православным сочинение «Sowitawina» где приводится та мысль, что во всякой привилегии есть две стороны или части, главная и второстепенная, principale et accessorium. В грамотах Стефана Батория главное дарование права хранить старый календарь, а второстепенное и неважное - вопрос об отношении православных южно- и западно-руссов к константинопольскому патриарху [xii].
В 1634 г. нотариус старой Варшавы Скупинский издал полемическое сочинение «Rozmowa albo rellatia rozmowy dwoch rosinow schizmatica z unitem». Сочинение это направлено против изданного в 1632 г. православным виленским братством «Synopsisa». В «Розмове» схизматик жалуется, что паписты испортили старый календарь, а униат устами автора отвечает ему, что в общей сумме различий между православием и католицизмом различие в календаре представляется наименее важным. Скупинский думает, что западная церковь не обнаружила бы неудовольствия, если бы восточная церковь предупредила ее в исправлении календаря [xiii].
Наиболее сильные нападения католиков на старый календарь относятся к сороковым годам семнадцатого века. В это время против него выпущены были специальные объемистые труды Саковичем, Брожеком и Дубовичем.
Кассиан, в мире Каллист, Сакович родился около 1578 года в Подтеличе от православного священника. Образование получил в академиях замойской и краковской. Некоторое время он жил при дворе перемышльского униатского епископа Афанасия Крупецкого, затем перешел в Киев, где, как человек энергичный и хорошо к тому времени образованный, быстро выдвинулся и занял место ректора киево-братской школы. Сакович был человек весьма талантливый, но вместе с тем и крайне легкомысленный и честолюбивый [xiv]. В 1625 г. он, рассорившись с люблинским братством, перешел в унию, затем в католицизм и написал в пользу его несколько сильных полемических сочинений, в которых нападает на православных и униатов. Свою «многомятежную» жизнь Сакович окончил в 1647 г. в Кракове, не достигнув высокого иерархического положения (пробощем) [xv].
Сакович написал много сочинений - «Вирши на погреб Конашевича-Сагайдачнаго», «Трактат о душе», «Епанортозис» и несколько других, за исключением виршей, на польском языке и в католическом духе.
В 1640 году, состоя архимандритом Дубенского монастыря, Сакович издал в Вильне сочинение: «Kalendarz stary, w którym iawny ioczywisty błąd pokazuje się około święcenia Paschyi responsy na zarzuty Starokalendarzan i co za pożytki ruskiemu narodowi z przyjęcia nowego kalendarza a jakie szkody z trzymania się starego, i jako się ma rozumieć poprawa kalendarza» [xvi].
Второе издание этого календаря вышло в Кракове в 1644 году под заглавием «Okulary kalendarzowi staremu». Мы пользовались экземпляром «Окуляров», находящимся в фундаментальной библиотеке харьковской духовной семинарии, и все наши дальнейшие ссылки и цитаты сделаны по этому экземпляру.
«Окуляры» - небольшая книжка, в 8 д. л. и 44 страницы. На заглавном листе автор уже объясняет, что он прежде (в 1640 г.) был униатским архимандритом Дубенского монастыря, а теперь, в 1644 г., состоит католическим священником.
На сочинение Саковича о календаре уже обратили внимание Пекарский [xvii] и г. Коялович, но замечания их ограничиваются несколькими словами. Г. Коялович называет «Окуляры» «пустым» сочинением [xviii], с чем трудно согласиться. Сочинение это содержательно в ряду других схоластических книг XVII в. и написано бойко и толково. Православным приходилось серьёзно считаться с Саковичем, и Петр Могила нашел нужным выступить против него, именно другого его сочинения, «Епанортозиса», не только с серьёзными фактическими опровержениями, но и с бранью и поношением Саковича, как человека одноухого и толстобрюхого.
На первой странице «Окуляров» находится герб Любомирских; на второй - посвящение книги краковскому воеводе Станиславу Любомирскому. Без изображения герба того или другого магната и без посвящения ему книги, большею частью высокопарного и льстивого, не обходилось ни одно сочинение XVII в. Обыкновение это глубоко вкоренилось в нравы тогдашних писателей, что вполне гармонировало с шляхетским строем польского быта. Самохвальство древностью и благородством происхождения, имевшее место в западной Европе при феодальном строе западной жизни, вполне усвоено было поляками. Шляхтичи старались возводить историю своих родов ко временам отдаленным. По замечанию проф. Голубева, «иезуиты целые полтораста лет наполняли Польшу дымом от сжигаемого перед панами и их клейнодами фимиама. Гербы толковались и восхвалялись ими почти всюду, в проповедях, надгробных эпитафиях, панегириках, предмовах к книгам, речах» [xix]. Это обыкновение усвоено было в XVII ст. православными писателями и получило широкое распространение в южной России; в особенности прославлялся герб Петра Могилы, затем гербы князя Острожского, Желиборских, Балабанов и др. вельможных.
В посвящении книги Любомирскому Сакович говорит, что православные увидели уже свои нестроения из другого его сочинения - «Переспективы» (т. е. «Епанортозиса» 1642 г.) и стремятся установить у себя порядок. В последних словах нужно видеть указание на просветительную деятельность Петра Могилы.
Затем следует обращение автора к благочестивому читателю. Здесь Сакович жалуется, что подвергся «burliwosci y nienawisci» со стороны православных, и в ответ на их нападения он издает книгу о календаре, с помощью пресв. Богородицы и католической церкви и с одобрения униатского митроп. Селявы.
«Okulary» разделяются на 12 пунктов, или глав. В первом пункте Сакович говорит, что православные готовы принять унию при условии, чтобы киевский митрополит заседал в сенате, причем находит это условие неудобоисполнимым, так как ничего подобного ранее в Польше не было и даже папский нунций не заседает в сенате. На 4 стран. Сакович замечает: «язнаю многих униатов и православных, которые желают принять григорианский календарь, особенно в тех местах, где много католиков (praevaletcatholicismus) и где православным русским не позволяют ни торговать, ни заниматься ремеслами в католические праздники».
Во втором пункте Сакович говорит, что католическая пасха освящается в надлежащее время, а православная в ненадлежащее. В этом пункте на стран. 9 находится ценное свидетельство о «великом» защитнике старого календаря Василие Суражском, издавшем в Остроге в 1588 г. книгу на русском языке в защиту старого календаря. Сакович слово «великий» в данном случае употребляет в ироническом смысле; но из того, что он неоднократно возвращается к Василию Суражскому с колкими и язвительными словами, видно, что этот малоизвестный православный писатель конца XVI ст. своим сочинением о старом календаре сослужил хорошую службу родному краю. Ко второму пункту близко стоят по содержанию пункты третий и шестой. В третьем пункте Сакович довольно ловко и хитроумно, с фактической аргументацией, доказывает, будто православные в 1643 и в 1644 годах справляли Пасху против правил св. отцов, а в 6 пункте осмеивает Василия Суражского за то, что он будто советовал при определении времени празднования Пасхи руководствоваться не только правилами св. отцов, но и появлением весенней растительности, трав и цветов. Сакович указывает здесь на позднее появление трав и цветов в холодных странах.
В 5 пункте автор говорит, что математик Лятос находил недостатки в старом календаре, и если потом писал в его защиту, то будто бы по подкупу. Православные платили тем, которые писали против римской церкви и отклоняли православных от соединения с нею, причем поименовываются Христофор Филалет и Василий Суражский.
В 7 пункте находится опровержение мнения православных, что римская Пасха может иногда приходиться в день еврейской пасхи. Сакович усматривает в этом мнении «хлопское» понимание календаря.
В 8 пункте опровергается мнение старокалендарцев, что папа не мог исправлять календаря без согласия восточных патриархов. В этой же главе опровергается распространенное на всем православном востоке верование, что под Светлое Христово Воскресенье небесный огонь нисходит ко Гробу Господню в Иерусалиме и возжигает светильники. На Руси верование это встречалось уже в XII в., в «Хождении» игумена Даниила, где подробно говорится о «свете святем, како сходит ко Гробу Господню». Старинные западные путешественники разделяют это верование. Сакович усматривал в этом веровании опору греческой веры и потому старался его устранить.
В пункте 9 проводится та мысль, что многочисленность последователей и сторонников старого календаря не может доказывать его превосходства над новым календарем; в пункте 10, - что православным, с принятием нового календаря, не придется производить перемен в праздниках. В 11 пункте находится объяснение, когда, кем и каким образом исправлен был юлианский календарь.
Последний пункт, 12-ый, посвящен изложению тех духовных и материальных выгод, которые получать православные с принятием нового календаря. Тут же высказывается и основное желание автора, чтобы православные приняли сначала новый календарь, а затем и все остальное в католицизме. Восхваляя последний, Сакович делает любопытное признание, что он, будучи еще православным священником, поминал на литургии папу и признавал латинский догмат об исхождении св. Духа и от Сына. Обращаясь в конце своего сочинения к малороссиянам с предложением принять григорианский календарь, Сакович просит их не обращать внимания на то, что старого календаря придерживаются греки и москвитяне, причем старается унизить тех и других. В вину греков Сакович ставит, что они живут под турецким игом, а москвитян обвиняет в жестокости и ереси. В московском государстве, по словам Саковича, «jak w Turcech o wierze nie disputują, boć mieczem zatkają. Ale ty szczęśliwy narodzie ruski wrodziwszy się w złotej wolnośći możesz o sobie radzić, y to co y według ciała pożytysznego obierać». «Смилуйся над собой, добродетельный русский народ, восклицает Сакович, и сбрось с своих плеч тяжесть старого нелепого календаря, как бы обряд жидовского закона, и прими календарь новый».
В конце книги приложен указатель времени празднования Пасхи православными и католиками с 1645 по 1933 год.
Ян Брожек, или Бросциус, противник иезуитов, относительно календаря сыграл в их руку. Доктор теологии и профессор краковской академии, Брожек (род. 1581, + 1652) пользовался славой знаменитого математика. В 1641 г. он издал в Кракове «Apologia pierwsza kalendarza rzymskiego powszechnego...»и в том же году в Варшаве «Apologia wtóra» [xx]. В этом сочинении он подкрепляет доводы Саковича против старого календаря [xxi]. Некоторые южнорусские писатели второй половины XVII в. изредка упоминают сочинения Брожека, напр., Галятовский, и потому можно думать, что и его апологии не остались вполне неизвестными православным, тем более, что Брожек прямо обращался к русскому народу.
Сын виленского бурмистра, Ян Дубович (+ 1652) пользовался известностью, как ученый полемист. В рукописных заметках Сакович вспоминает, что Петр Могила будто бы говорил: «gdybym miał pod moim poszłuszeństwem oyca Ioanna Dubowicza y oyca KassianaSakowicza, tedy bym wszystkę Ruś do siebie przyciągnał [xxii]. Дубович был архимандритом Дерманского монастыря, после Мелетия Смотрицкого и издал много сочинений против православных [xxiii], из которых отметим здесь его «kalendarz prawdziwy» и «Jerarchia», так как мы нашли эти сочинения в библиотеке Харьковской духовной семинарии.
«KalendarzPrawdziwy» Дубовича вышел в 1644 г. в Вильне, в 8 д. л. В книжке 2 л. посвящения и 45 л. текста. При составлении «Календаря» Дубович знал о сочинении Саковича о календаре и ссылается на него в пятой главе, при опровержении доводов православных против нового календаря.
В начале книги находится герб князей Острожских и Заславских, во владении которых находился Дерманский монастырь. Отсюда вытекает желание Дубовича угодить своему вельможному пану. За гербом на второй странице находится посвящение книги князю Острожскому и Заславскому Владиславу Доминику, причем перечисляются его предки, начиная от великого князя киевского Игоря и жены его Ольги.
Сочинение состоит из пяти глав: в первой говорится о тех, кто писал о календаре, т. е. излагается литература предмета, во второй - о солнечном и лунном годах; в третьей - о ветхозаветной Пасхе и о времени празднования Пасхи новозаветной, в четвертой - о том, почему необходимо исправить старый календарь, и в пятой главе находится опровержение мнений противников нового календаря.
Сравнительно с Касьяном Саковичем Дубович обнаруживаете более спокойствия. Любопытна его наклонность к историческим справкам. Так, Дубовича интересует литература предмета; он начинает с указания на египетских и персидских математиков и астрономов, положивших начало научного изучения солнечного и лунного годов. По словам Дубовича, самым знаменитым астрономом в древности был царь Соломон, но сочинения его по астрономии будто бы затеряны, равно как, по словам Дубовича, затеряны его книги об изгнании нечистых духов. Далее упоминаются александрийский епископ Феофил, Кассиодор и некоторые другие писатели древности, как составители пасхалий.
Во второй главе обнаруживаются астрономические сведения Дубовича. Сведения эти отсталые, средневековые. Свет точной науки, распространявшийся в западной Европе от сочинения Коперника, долго не проникал в Польшу. Дубович говорит, что солнце движется вокруг земли. На земле следовало бы быть дню шесть месяцев, когда солнце над землей, и ночи шесть месяцев, когда солнце спускается под землю; но его уклоняет в сторону особое солнечное небо десятого ряда (niebo sloneczne od dziesiątego koła).
В одном месте «Календаря» Дубовича находится замечание, что слуцкий архимандрит Шицик в одном своём слове высказал мнение, что с переменой календаря должно пострадать времясчисление и воскресенье обратится тогда в четверг. Дубович опровергает это мнение.
В конце книги Дубович, подобно Саковичу, высказывает желание, чтобы православные присоединились к католикам не только относительно календаря, но и во всем остальном, до веры относящемся.
Яну Дубовичу принадлежит еще другое сочинение, также направленное против православия, именно, «Hierarchia abo o zwierchności cerkwi bożej», изданное во Львове в 1644 г. в 8 д. л., стр. 256. При составлении этого сочинения автор пользовался преимущественно Анналами Барония, на которого ссылается на 101, 136 и др. страницах. В начале книги находится герб Гембицких и посвящение книги луцкому епископу Андрею Гембицкому. Затем следует апробация, или одобрение книги, сделанное неким Скробышовским, должно быть иезуитом, так как цензура духовных книг в Польше семнадцатого века находилась в руках иезуитов. Сочинение разделяется на 4 главы. В первой главе находятся общие рассуждения о католической церкви, как единой святой и апостольской церкви, - верховном судье в спорах и о священниках, как членах воюющей церкви. Во второй главе находится объяснение слов Спасителя к Петру, находящихся в 16 гл. Евангелия от Матфея и 21 гл. Евангелия от Иоанна, в пользу главенства папы, и затем приводятся церковные молитвы, говорящие, по мнению Дубовича, в пользу главенства папы. В третьей главе излагаются другие основания римско-католического учения о главенстве папы, как то: будто папы занимали первое место на вселенских соборах; без папы не мог состояться ни один вселенский собор; к папам обращались с жалобами, как высшей апелляционной инстанции; папы восстановляли константинопольских патриархов, низложенных светской властью, иногда судили и проклинали патриархов. Дубович говорит в конце главы, что греки наказаны за отложение от римского престола во первых тем, что потеряли политическую независимость, во вторых - они будто бы лишились проявления благодати Божией в мощах святых; третье наказанье - у них отняты науки и в духовенстве происходят разные нестроения и замешательства. В четвертой главе говорится, что Русь крестилась три раза: а) при Рюрике, Аскольде и Дире, б) Ольге и в) Владимире. Затем следует фактическое и довольно толково составленное перечисление русских митрополитов от Михаила (ок. 1000 г) до Антония Селявы, после чего следует уже объяснение вреда подчинения Руси константинопольскому патриарху и пользы от подчинения папе. Автор соблазняет православных тем соображением, что «вольности, права, привилегии» составляют удел лишь католиков и униатов, и для получения их рекомендуется уния.
В историко-литературном отношении «Hierarchia» Дубовича любопытна потому, что под влиянием этого сочинения в конце XVII ст. (в 1696 г.) Феофил Рутка составил «Herby abo znaki kościoła prawdziwego». Книга эта издана в Люблине, в типографии местной иезуитской коллегии, и всецело направлена против православных. После краткого предисловия перечисляются признаки истинности и святости католицизма, с иезуитской схоластической точки зрения, именно: единство веры (jedność wiary), благочестие католиков (swiątobliwość), всеобщее распространение (powszechność), древность (starodawność), непрерываемость папской власти (succesia), причем перечисляются папы, начиная даже с ап. Петра, сила действия веры и чудеса (scuteteczność i cuda), пророки и мученики (swiatło prorockie i krew męczeńska), страшная смерть гонителей католицизма и свидетельства в пользу католицизма врагов его.
За этой специально католической частью следует обширное Соllolarium или полемический поход против православия, с доказательствами, что православная Церковь не имеет истин, не древня, не крепка верой, не имеет чудес, подчинялась западной церкви, страдает упадком церковных порядков, умножением ересей. В Соllolarium'е выдаются следующие обвинения православных, по смелости самого обвинения. Православные имеют в своем календаре имена людей, не достигших святости (стр. 179), по отделении от Рима не имели ни одного святого (179), не имеют чудес (196), не имеют теперь того чудесного огня, который некогда исходил с неба в Великую Субботу в Иерусалиме (195), нанимают еретиков для защиты своей схизмы, не обеспечили своего духовенства свободою (Prawa i wolności) duchownych były zepsowane, на стр. 209). Москвитяне обратили в христианство казанских и астраханских татар не проповедью, а силой (193). Почти все эти доводы и ранее выдвинуты были против православия, в «Обороне» на стр. 43 и в «Иерархии» на стр. 157.
Почти все католические писатели, действовавшие против православия, в особенности Сакович и Рутка, напирают на невежество православных, отсутствие у них наук, и превозносят свою схоластическую мудрость. Так, Рутка на стр. 205-206 говорит, что Бог лишил православных науки, хотя православные и завели школы в Киеве, но профессорами в них стоят люди, получившие образование в католических учебных заведениях, и самое обучение производится по латинским учебникам. Кто в Киеве учит грамматике, поэтике, риторике, философии? Отцы иезуиты: Эмануил Альвар и Киприан Зоарий. Ни одного грека или русского. Если иные, как Орфолог, учатся в школах виттембергских, лейпцигских, кролевецких (кенигсбергских), то это должно составить стыд для православных, «так как они ищут света у Лютера и Кальвина». Православные проповедники берут содержание из католических сочинений, хотя и нападают на католиков, как на еретиков. Ранее Рутки Сакович в «Kalendarz stary» говорит, что в любом предместье или пригородном месте Кракова, Познани, Вильны, Львова, в каждом большом католическом монастыре более ученых людей, богословов, чем во всей России, а математика там ни одного нет.
Это презрительное отношение к русскому народу вообще, в особенности к его науке, красной ниткой проходящее через все полемические латино-униатские сочинения, заслуживает того, чтобы на нем подробнее остановиться. Всматриваясь внимательно в полемическую литературу католиков и православных семнадцатого века, нельзя усмотреть в католической литературе научной высоты, а в православной - научной отсталости. И там, и здесь мы видим определенные, выработанные приемы в расположении научного материала и в пользовании им; и там и здесь мы находим много сходных или даже тожественных пособий. Сочинения Петра Могилы и Сильвестра Коссова, не уступают ни в чем сочинениям Саковича, Дубовича и Рутки, а такая крупная научная работа, как «Палинодия» Захария Копыстенского, или такие сильные и выразительные произведения, как послания Иоанна Вишенского, составляюсь положительно блестящие явления южнорусской науки и литературы семнадцатого века. Фактический уровень знаний латино-униатских полемистов, равно как и нравственный их уровень, насколько то и другое отразилось в их сочинениях, вовсе не говорят в их пользу. Узкие фанатики и узкие схоластики, они вертятся в одном и том же круге устарелых литературных форм, и страх как гордятся сухой и формальной стороной своей науки, своими избитыми аргументациями, рогатыми силлогизмами и макаранизмами. Свет европейской науки, правильное воззрение на мироустройство, гуманное отношение к человеку не проявляются в латино-униатской литературе, тогда как и то, и другое начинает уже изредка пробиваться в научных и литературных сочинениях православных, например, у Иоанна Вишенского и в особенности у Епифания Славинецкого. Основное различие воззрений Саковича, Дубовича и людей их лагеря с одной стороны от воззрений Вишенского, Петра Могилы, Славинецкого с другой - обнаруживается не в научной сфере, а в области национальной, в степени отрешённости от народа, в степени большего или меньшего предрасположения и склонности изменить ему и предать его в личных эгоистических интересах. Не в слабости греко-славянской науки XVII в. скрывалась слабость южнорусского народа, а в том, что по словам Иоанна Вишенского, «паны над Бога богами высшими над своими подручными подданными ся починили и над Творца, ровным зданием образа своего всех почтившего, судом беззаконным вознеслися», а за панами потянулось и высшее духовенство, и хранителем лучших преданий и обычаев страны осталось почти исключительно низшее духовенство, мещане и крестьяне, - люди, поглощенные материальными заботами текущего дня. Здоровые и свежие люди, вышедшие из этой среды на поприще литературной деятельности, легко могли усмотреть, что латино-униатские писатели «во тьме поганских наук затворились» и что «злоковарная латинская душа насыщена поганскими (т. е. языческими) тщеславными и гордыми догматами».
Сочинением Дубовича о календаре заканчивается этот полувековой спор, точнее сказать, замирает, и южнорусские писатели второй половины XVII века почти вовсе ее касаются календаря, что не мешало им наносить посильные удары католикам в том основном пункте, откуда исходило, между прочим, и гонительство старого календаря, - в вопросе о церковном главенстве папы. С переходом южнорусской церкви под власть московского патриарха был устранен один из крупных поводов к спорам о календаре - вопрос о власти константинопольского патриарха в пределах южной России и об отрицательном его отношении к григорианскому календарю. С переходом левобережной Украины и Киева во власть московского правительства, украинская интеллигенция и прежде всего киевские ученые стала тянуть к Великороссии и уклоняться от тех вопросов южнорусской жизни, которые сильно волновали умы и затрагивали интересы православных в первую половину семнадцатого века. Невоссоединенная часть Украины пришла в значительное запустение, материальное и нравственное, и киевская наука все с большим и большим равнодушием к ней относилась, так что в восемнадцатом веке юго-западная Русь, холмская, волынская и галицкая, была почти забыта представителями науки и литературы. Воссоединенная часть Украины была свободна от каких бы то ни было новых посягательств на старый календарь, под охраной московских властей. Что русское правительство в прошлом веке обращало внимание и на календари, даже выходившие заграницей в польских пределах, доказывает одно любопытное дело, находящееся в настоящее время в харьковском историческом архиве (Малоросс, дела N 1091, из дел бывшей Малорос. Коллегии). В 1788 году вышел в Львове на польском языке календарь доктора философии и профессора математики Станислава Дунчевского. Так как в «прогностиках» этого календаря оказались «многие непристойные и весьма предосудительные злостно вымышленные пассажи» об императрице, то последовал указ на имя войсковой генеральной канцелярии об отобрании этого календаря от всех лиц, как светских и духовных, где только он окажется. В течении года не поступило в генеральную канцелярию ни одного экземпляра, и генеральная канцелярия разослала снова напоминание о том в разные места Малороссии.
В истории многое повторяется, и с грустью нужно сказать, что чаще всего повторяется то, что идет в разрез с чувством справедливости и добра. В последнее время в Галиции в миниатюре повторяются многие из тех печальных явлений народной жизни, которые имели место в южной Руси XVI и XVII вв. Воинствующий католицизм вносит в край интригу, раздор и гнет. Появились иезуиты и принялись с стародавним усердием разрушать основные опоры местной русской народности. Выплыл из забвения и стародавний спор о календаре, - явились пропагандисты нового и защитники старого календаря.
Еще в 1812 г. в Галиции проявилась было агитация о замене старого календаря новым; но австрийское правительство тогда поспешило «populumruthenumpacificare», предоставив ему полную свободу в сохранении старого календаря и вполне безпрепятственное отправление праздников [xxiv]. Несколько иначе стало относиться австрийское правительство к старому календарю в последнее время. Оно косвенно поддерживает направленную против него агитацию католиков - поляков.
В 1882 году некто А. Z. издал в Кракове брошюру «Polityka nerwów». Автор, поляк по происхождению и образу мыслей, определяет здесь те меры, которые могут содействовать развитию политического значения поляков. Меры эти - 1) unia i łączność z bóstwem, 2) unia z całością Polski, 3) unia z duchowieństwem,, 4) unia z Rusią, 5) unia z żydami i 6) unia stanow, - шесть уний, столь разнородных, частью прямо противоречивых [xxv].
Наиболее любопытной здесь является четвертая уния, с галицкими русскими, так как в основу этой унии полагается с одной стороны согласие поляков на умножение русских школ в крае и признание его польско-русинским краем, а с другой галицкие русские должны отказаться от старого календаря и кириллицы, - условия, очевидно, для последних невозможные, особенно относительно замены кириллицы латинской азбукой.
Как А. Z., так и другие противники старого календаря в Галиции, указывают на то, что новый календарь превосходит старый в научном отношении по точности и что с принятием его уменьшится число праздников, так как галицкие русские иные праздники справляют и по старому и по новому календарям, а с уменьшением праздничных дней выиграет экономическая жизнь народа. Остроумно ответила на эти доводы газета «Дело» в 1888 г. (N 83): Что бы А. Z. и его сторонники сказали, если бы русины, основываясь на прогрессе наук и имея в виду экономическое развитие края, предложили полякам во имя внутреннего согласия и дружбы отказаться от ультрамонтанства и аристократизма или шляхетского высокомерия, так как и то и другое наукой осуждено, и затем история доказала, что ультрамонтанство и шляхетское своеволие погубили Польшу, а затем предложили полякам во имя экономии и справедливости проверить, сколько налогов они взвалили на народ, польский и русский, и излишек принять на себя. Хотя бы народ работал и все 365 дней, говорится далее в «Деле», он, при существующих тяжких налогах, не может заработать себе материального благосостояния и культурного развития.
В N 26 «Дела» за 1883 год известный галицко-русский историк и публицист Стефан Качала поместил «несколько слов о намерении уничтожить старый календарь». Прежде всего, в этой статье бросается в глаза большой пробел, строк в тридцать, с пометкой в середине: «сконфисковано». Оказывается таким образом, что галичане не могут в конституционной Австрии защищать печатно вполне безпрепятственно издавна существующей у них старый календарь, и цензура в этом отношении накладывает на газеты свою руку - по истине мизерная свобода слова, и в этом отношении поляки конца XVI века, современники Стефана Батория, стояли несравненно выше своих галицких соплеменников конца XIX века. Указав в кратких словах на львовские смуты 1588 г. и охранительные грамоты Стефана Батория, г. Качала говорит, что с принятием нового календаря простой галицко-русский народ будет праздновать святые дни по прежнему, стародавнему обычаю. «Русин - селянин консерватист, вин каже: «наши деды, батьки не робыли и мы не будемо». На основании тридцатилетней близости к народу, вообще хорошего с ним знакомства, г. Качала говорит, что народ нерушимо празднует дни, не признанные австрийскими властями за праздники, например, второй день после Крещения и третий день Зеленых святок. Если его принудить к принятию нового календаря, то он сохранит праздники и по старому, и по новому календарям, что только нанесет материальный вред краю. В конце статьи г. Качала говорит, что стремление католиков поляков и легкомысленно поддающихся их внушениям некоторых галицких русских заменить старый календарь новым ведет к латинизации и полонизации русских. Новый календарь нанесет удар унии, направит народ в костелы и подготовит полонизацию края. Нам грозит руина, замечает г. Качала, и потому нужно отнестись очень внимательно и осторожно к вопросу о перемене календаря, особенно тем, кто дорожит нравственной самобытностью своего народа.
Так как в настоящее время в Австрии не может быть практикуемо прямое насилие в делах религиозных и церковно-обрядовых, какое было в ходу в Польше XVII века, то на первое место в Галиции выдвигается интрига и обман; галицкие поляки, преимущественно иезуиты, применяют их в самых обширных размерах для уничтожения старого календаря и русских праздников. Галицко-русская интеллигенция отлично поняла, что с этой стороны грозит большая опасность национальной самобытности галицких русских и поспешила дать противникам старого календаря посильный отпор в преданных народным интересам органах местной печати и прежде всего раскрыть махинации и интриги врагов русского народа. В этом отношении весьма ценные статьи помещены в газете «Дело» 1883 г. «Нови хмары» (NN 12, 14 и 18) и «Што нам чиниты?» (в N31).
Главными деятелями по части агитации против старого календаря являются два поляка - помещик Поляновский и ксендз Стояновский. Поляновский уже в семидесятых годах выступил на галицком сейме противников греческо-православной обрядности униатов и в особенности старого календаря. Он имел продолжительную аудиенцию у австрийского императора, причем император расспрашивал его о галицко-русских делах, после чего Поляновский с большим усердием стал стремиться к уничтожению старого календаря, подбивая духовенство и мещан просить правительство о замене старого календаря новым. Ксендз Стояновский напечатал в польских газетах форму прошения на имя императора о замене старого календаря новым, причем заявил, что такая замена желательна и для проживающего в Вене папского нунция. Некоторые галицко-русские поветовые рады поддались на эту удочку. Поляновский и Стояновский нашли поддержку в клерикальной польской печати. С наибольшей откровенностью о вожделениях галицких поляков высказался познанский «Przegląd Kościelny»; добрые русины, по словам этой газеты, должны признать, что в Галиции живет только один народ - польский, для укрепления этого убеждения нужно ввести новый календарь, безбрачие духовенства и нужно позаботиться, чтобы галицко-русские священники не писали «хлопским диалектом» и чтобы галицко-русский народ читал и молился по польским книгам.
Не трудно представить себе, какое тяжелое чувство нравственного угнетения вызывают эти интриги в мыслящей части галицко-русского общества, и с какой горечью приходится его встречать, при сознании общей материальной и политической придавленности галицко-русского народа местной польщизной.
«Кто такой этот ксендз Стояновский», спрашивает редакция «Дела», «что это за важная персона, что говорит urbietorbi, от имени высших венских правительственных сфер, светских и духовных? Это плебан из Куликова. Что будет, если каждый польский плебан (т, е. приходский священник) будет вести политическую агитацию, прикрываясь авторитетом папы и правительства, до чего мы тогда дойдем и какой хаос, какая анархия воцарятся в крае. Русины не могут допустить, чтобы всякий ксендз Стояновский вторгался в права русского духовенства и народа, тем более, что, в силу договора с Римом, папа давно уже признал унию и обязался подвергать проклятию всякого нарушителя церковного устава греческого обряда».... Как все это старо! как все это похоже на польскую историю времени Сигизмунда III! Львовская галицко-русская газета наших дней заговорила тоном и в духе православных львовских граждан 1583 года, и весь вопрос в силе сопротивления и национальной устойчивости современного галицко-русского народного организма.
Как глубоко взволнованы галичане иезуитским подкопом под старый календарь и русские праздники, показывает горячая статья «Что нам делать?»... «Настоящая минута в жизни галицко-русского народа обильна чрезвычайно важными фактами, определяющими и настоящее, и будущее народа. Мы живем во время всяких неожиданностей. Как молния, каждую минуту может упасть на нас какая-нибудь «реформа». Ошеломленные её скоропостижностью, мы теряемся; сначала мы с раздражением и гневом бросаемся то тогда, то сюда, но вскоре с болью в сердце и безсильной злобой мы падаем. Так было в 1882 году, когда появились иезуиты и захватили Добромильский монастырь. Они сломали базилиан, теперь принялись за всех нас. Да! Теперь для них в Галичине весна - время пахоты, еще снега по колена лежат на русских нивах, а в воздухе уже навис монсеньор жаворонок иезуитской весны экс-иезуит ксендз Стояновский. Петициями к императору об уничтожении русских праздников он засыпал весь русский край. Он навербовал много завалюгдеморализаторов и агитаторов. Мы просили правительство о защите, мы указывали, что агитация против русских праздников отзовется вредными последствиями для края и государства; но министр вероисповеданий Конрад заявил, что правительство не получало от местных властей сведений об агитации против русских праздников и что вообще он не намерен вмешиваться в это дело, как вполне будто бы церковное. Галицко-русское церковное начальство спокойно смотрит на направленную против старого календаря агитацию и упорно молчит. «Что ж нам делать? - спрашивает автор статьи, - молчать ли? Нет, в деле иезуитских интриг против русских праздников нужно говорить, потому что это дело не только церковно-обрядовое, но касается народно-политического и экономического положения галицко-русского народа. Уничтожением русских праздников по старому календарю поляки и иезуиты хотят разорвать еще одну нить, связывающую галицких русских с миллионами их братьев, живущих за желто-черными пограничными австрийскими столбами, чтобы затем уничтожить народную особность галицких русских и ополячить их».
Вообще споры о календаре свидетельствуют, что строго научный интерес тут не был замешан. Никто не принимал близко к сердцу различие в минутах или секундах и не волновался из опасения, что при старом календаре через десять тысяч лет празднование Рождества Христова отодвинется на лето. В тех редких и исключительных случаях, где речь заходила о научном достоинстве юлианского и григорианского календарей, выступало сознание, что различие между обоими календарями не крупное и что оба они неточны, хотя григорианский календарь и в меньшей степени. В европейском ученом мире многократно обнаружились попытки исправления григорианского календаря. В 1835 г. такую реформу предлагал аббат Мастрозини, в 1864 г. дерптский профессор астрономии Медлер. Французское астрономическое общество назначило даже премию за реформу григорианского календаря и в настоящем 1888 году выдало первую премию за эту работу Гастону Армелину, который предложил ввести следующие упрощения в счислении времени: день нового года должен стоять отдельно от других дней: он не причисляется ни к дням недели, ни месяца, а именуется прямо днем нового года. Таким образом, остается разделить 364 дня; эти дни разделяются на 4 триместра, по 91 дню или 13 неделям каждый. Из 3 месяцев триместра, первый будет иметь 31 день, а остальные по 30 дней каждый. День же, который прибавляется високосным годом, будет стоять совершенно отдельно, как и день нового года. На взгляд автора, календарь тогда значительно упростится; все годы будут тогда одинаковы, а также все триместры; месяцы с 31 днем следовали бы один за другим в простом порядке, а все дни месяца будут приходиться каждый год в один и тот-же день недели.
В основе споров о преимуществах юлианского и григорианского календарей всегда лежали причины церковно-обрядовые и политические. Григорианский календарь пропагандировался как орудие папского влияния, а в последнее время как средство полонизации. Пропаганда нового календаря причинила южнорусскому народу много горя, много страданий, оскорбляла лучшие его чувства, вносила раздор и озлобление в общество и в семью. История всей жизни русского народа за последние триста лет обязывает нас вполне отрицательно относиться к григорианскому календарю, как орудию польско-иезуитской интриги, источнику гнета и насилия, духовного и материального.
[i]Русская историч. библиотека. IV. 1135-1136.
[ii]Левицкий в Киев. Стар. 1882 г.;Соколов. Отнош. протест, к России 252-262; Любович. История реформации в Польше, 273 и др.
[iii]Завитневич. Палинодия, 100 и след.
[iv]Архив юго-зап. России. I, VII. 316.
[v]Русская историч. библиотека, т. IV. 785.
[vi]Завитневич. Палинодия, 292.
[vii]Макарий, митроп. История рус. церкви. IX. 470.
[viii]Головацкий. Книга о новом календаре, XXXII.
[ix]Акты Зап. России. IV. № 149, стр. 225.
[x]Завитневич. Палинодия, 104-110.
[xi]Wisznewski.Historyaliterat. рolskiej.VII, 373, X, 517.
[xii]Архив Юго-Зап. России, I, VII, 467.
[xiii] Там же, 693.
[xiv]Голубев. История киев. дух. акад. I, 216; Wisznewski, VIII, 363.
[xv]Тамже, 216.
[xvi]Wisznewski.IX, 517.
[xvii]Пекарский, в Отечеств. Записках. 1862, II. 573.
[xviii]Коялович. Литовск. церк. уния, I, 203.
[xix]Голубев, в Трудах киевск. духов, акад. 1872, X, 300.
[xx]Wisznewski. IX, 517; VII, 150, 374, 539, 544; VIII, 247; IX, 134, 506 и 523.
[xxi]Macejowski. Piśmiennictwo polskie. III, 830.
[xxii]Голубев. История киев. дух. акад. I. 216.
[xxiii]Wisznewski.VIII, 372, 373, 378, IX, 189: 518; VII, 374.
[xxiv] Дело. Львов. 1883. № 18.
[xxv]Дело, львов, газета. 1882. № 78.
