К 70-летию со дня рождения (26.II.1943 - 10.X.2010)
Более двух лет тому назад в недобрый осенний день сошлись вместе три роковые десятки: десятого октября 2010 года не стало моего земляка - уникального мастера-универсала, реставратора, художника, музыканта, философа, учёного, автора 142 научных статей, почётного гражданина Великого Новгорода Владимира Ивановича Поветкина. В его очень непростой судьбе отразились важнейшие черты нравственной и духовной жизни нации, запечатлелся неповторимый, глубочайший мир уникального русского человека, соединившего в себе так много талантов своего народа.
Знаменитый академик Дмитрий Лихачёв, познакомившись с ним и с его воистину подвижническом трудом, писал в 1982 году: «Это своего рода явление... Поветкин обладает прямо-таки чудодейственной интуицией». А другой не менее знаменитый академик Валентин Янин, тесно работавший с Поветкиным в Новгородской археологической экспедиции на протяжении не одного десятка лет, считал, что его жизнь представляет собой «беспрецедентный подвиг».
Путин" title="В.Повеикин, академик В. Янин, В.Путин" width="629" height="462" align="middle" />
Его «чудодейственная интуиция» в сочетании с многогранным творческим даром позволили ему возвратить нам богатство и красоту уникального мира многовековой национальной культуры, в том числе культуры музыкальной. В 1978 году по кусочкам, по фрагментам, найденным в древней новгородской земле, Поветкин восстановил знаменитые гусли XI века с надписью «СЛОВИША» и выработал методику реконструкции средневековых музыкальных инструментов. Более того - он вернул им голос, оживил древнюю музыку! Для этого он создал из современного дерева звучащие модели инструментов, которые благодаря его исполнительскому мастерству, музыкальной интуиции, богатейшему культурно-историческому опыту зазвучали так, как могли звучать много веков назад.
Другой уникальный труд Владимира Ивановича был связан с восстановлением знаменитых новгородских берестяных грамот. Только золотые руки Поветкина позволили сохранить для мировой науки сотни берестяных грамот, а ювелирная, как тогда писали, «не имевшая места в мировой практике работа» по восстановлению древнейшей в славянском мире книги начала XI века - новгородской Псалтири - стала «подвигом реставрации», ведь текст, написанный на воске, дошёл до нас в виде тысяч мелких обломков. Как справедливо сказал один новгородский журналист, «за спасение только этого памятника памятник себе при жизни Владимир Поветкин вполне заслужил».
Но есть ещё один памятник, который почти в одиночку он сотворил своими руками, своей целеустремлённой волей, своим могучим духом (но и своим безнадёжно подорванным здоровьем!). Это - созданный им Центр музыкальных древностей в Великом Новгороде, которому нет сегодня равного во всей Европе. Надрываясь, выполнял он непосильные строительные работы, обустраивал, облагораживал, наполнял стены смыслом и теплом богатейшего вещественного и духовного мира русской народной культуры, собрав в этом храме-музее уникальную коллекцию звучащих древнейших музыкальных инструментов и объединив вокруг Центра многочисленных друзей и единомышленников - учёных, студентов, художников, писателей, музыкантов, участников фольклорных коллективов и просто любителей народной культуры, приезжающих сюда со всех уголков России и из других стран.
26 февраля ему исполнилось бы 70 лет... И хотя родился Владимир Иванович в Сталинградской области, во время кровопролитной битвы, - детство и юность его прошли в моём родном Курске, родине его отца - Ивана Петровича Поветкина. Здесь он закончил художественно-графическое училище, отсюда пошёл служить на флот, по возвращении работал наладчиком на Курском заводе тракторных запчастей, потом - художником в газете «Молодая гвардия». Здесь с 1950-х годов, почти до своей кончины, жила его мама Мария Фёдоровна Байбакова, к которой он очень трепетно относился; здесь остались его друзья и коллеги. Курск он называл своей Отчизной, Волгоградскую землю Родиной, а Великий Новгород, куда приехал в 1969 году, - своей Судьбой.
В последние годы он тесно сотрудничал с Курским музеем археологии, не раз выступал здесь с лекциями. Итогом этого сотрудничества стала его публикация в 2009 году в сборнике материалов, посвящённых 100-летию исследований древнего Гочевского археологического комплекса. Статья его - одновременно научная и поэтическая - называлась «С песнями глиняных птиц из края Курского в землю Новгородскую».
***
Мне посчастливилось близко знать Владимира Поветкина и на протяжении более сорока лет общаться с ним, переписываться, встречаться на курской и новгородской земле. А познакомился я с ним в начале 1968 года в редакции газеты «Молодая гвардия», где он только что начал работать художником и где я, тогда студент музыкального училища, печатался в качестве внештатного автора.
Как-то вечером, уже по окончании рабочего дня, я шёл по редакционному коридору и вдруг услышал из-за двери кабинета музыку. Звучало какое-то симфоническое произведение. Надо сказать, что тогда увлечение классической музыкой входило повсеместно в моду. Раскупались пластинки с произведениями Вивальди, Баха, Генделя, Малера, с органной, клавесинной и лютневой музыкой. Однако далеко не все тогдашние журналисты отличались подобными музыкальными пристрастиями. И вот в редакционной тишине я услышал непривычную для этих стен музыку и потому с нетерпеливым любопытством заглянул в кабинет. Там я увидел высокого худощавого юношу с очень выразительным, почти аскетичным лицом, склонившегося над рисунком и слушавшего при этом музыку, звучащую с пластинки на простеньком проигрывателе. Позже, когда он поднял голову и посмотрел на меня, я запомнил очень внимательный, проникающий в самое сердце и в то же время удивительно добрый взгляд. Не помню, что я сказал или спросил и каким образом мы познакомились, но только невольное душевное сближение тогда и произошло, и тогда же я обрёл на долгие годы и десятилетия старшего друга.
А через несколько дней я уже ехал с Володей на автобусе к нему домой, а точнее - в маленький домик на дачном участке, располагавшемся тогда за городской чертой, который он незадолго до этого построил с мамой, Марией Фёдоровной, из подручных материалов (в основном глины, перемешанной с хвоей) во время своих коротких армейских отпусков. Кстати, раньше она, изрядно поскитавшись по белу свету и по съёмным углам с маленьким Володей, обитала здесь в холодном фургоне от машины, вросшем в дачную землю. В то время на даче ещё не было света, поэтому мы сидели в маленькой комнатке, освещаемой керосиновой лампой, а за стенкой, в крошечной кухне, трещали дрова в печке, сложенной его руками. Вот, кстати, и объяснение тому, почему он вынужден был слушать музыку на работе...
Вокруг Володи очень скоро сложился круг друзей, очень разных и очень интересных людей - студентов, журналистов, начинающих поэтов и писателей, увлечённых литературой, серьёзной музыкой и древнерусским искусством. Нередко мы собирались в литературной студии при газете, обсуждали рукописи, новые книги и фильмы. Судил он всегда строго, по верхней планке, и к его авторитетному мнению всегда прислушивались. Случались также увлекательные совместные прогулки по живописным курским окрестностям и весёлые многолюдные вылазки на дачу, где его мама, Мария Фёдоровна, кормила нашу ораву вкусной жареной картошкой и овощами, сорванными с грядки...
Вскоре Володя уехал из Курска. В Новгороде в окружении древних храмов и особой атмосферы русской старины он надеялся в полной мере реализовать свои многочисленные творческие планы. В середине 70-х он начал активно заниматься реставрацией и реконструкцией археологических находок - деревянных предметов быта древних новгородцев. И уже первые его труды предвещали долгожданное, гениальное и провидческое по воплощению и исполнению возвращение соотечественникам удивительного звучащего мира древней русской культуры - «культуры великого молчания», как до этого было принято считать!..
В эти нелёгкие в бытовом и материальном плане годы Поветкин, помимо сложнейших реставрационных работ, создал несколько собственных художественных шедевров - деревянных скульптур, глубоких по содержанию и изумительных по исполнению. Скульптур, отражающих его сформировавшийся зрелый душевный мир.
Нельзя не коснуться и ещё одного открытия, сделанного Поветкиным на основе новгородской археологии в середине 1970-х. Это возрождение им техники плетения из бересты - ремесла, столь популярного сегодня. С того времени, помимо тёплых деревянных скульптур - «деревяшек», как называл их Володя, - его комнату стали украшать солнечные берестяные туеса, коробочки, сосуды, солонки. И, конечно же, делясь своим открытием, он обучил азам этого ремесла многих своих гостей.
***
Уверен, что это Господь Бог подарил мне в моей ранней юности встречу с Володей Поветкиным и с его музыкальными пристрастиями. Тогда они были достаточно широки, потом - более избирательны. Именно от Поветкина в конце 60-х годов я услышал впервые о таких далёких друг от друга (не только географически) композиторах, как Вилла-Лобос и Кшиштоф Пендерецкий. В богатейшей коллекции пластинок Владимира Ивановича в то время были и «Бразильские бахианы» Вилли-Лобоса, которого он ценил за ярко проступающие и сохраняемые традиции бразильской народной музыки, и авангардистские сочинения Пендерецкого, в которых наряду со звуковым изобретательством присутствовало духовное начало (кажется, это были «Страсти по Луке»). А сколько замечательной музыки я услышал у Поветкина в его вечно холодной и вечно многолюдной комнате в Воротной башне Ярославова Дворища, где ему пришлось многие годы обитать! Именно здесь, в начале 70-х, меня пронзила, взяла в плен тревожащая душу мелодия «Концерта для гитары с оркестром» Хоакина Родриго. Именно здесь я узнал музыку латышского композитора Маргера Зариньша и уже позже, слушая подаренную мне Володей маленькую, чрезвычайно скромно оформленную пластинку, был очарован бесхитростными и животворными записями латышской народной инструментальной музыки ансамбля «Скандиниеки» (на пластинке они названы «фольклорной дружиной» «Скандиниеки» Латвийского этнографического музея под открытым небом). С его замечательными исполнителями он познакомился весной 1982 года на фестивале в Ленинграде, а уже в декабре того же года успешно выступал вместе с ними в Латвии.
Благодаря Поветкину у меня появились редкие для того времени пластинки (подаренные им или купленные для меня), в том числе «Песни Белого моря» с записями старинных русских обрядовых, рекрутских, лирических песен в исполнении уникальной певицы и сказительницы из Онежского края Федоры Андреевны Митрофановой, а также красиво оформленное двухпластиночное издание «Традиционная свадьба Южной России» с записями женского ансамбля села Больше-Быкова Белгородской области.
Владимира Ивановича всегда отличало трепетное, бережно-любовное отношение к народным исполнителям, потому что именно они (и он это не раз подчёркивал в разговорах о значимости и первородстве народной культуры) сохраняют и несут в себе древние духовные скрепы национальной культуры, животворящую идеологию и эстетику народной жизни. Со многими талантливыми исполнителями из разных уголков страны он был знаком, встречался, переписывался. Как-то, в конце 80-х годов, приехав в Курск, Владимир Иванович взял меня с собой в Белгород на фольклорный фестиваль, где познакомил с замечательной певицей, крестьянкой из села Подсереднее Алексеевского района Ольгой Ивановной Маничкиной, которая приезжала на фестиваль со своим коллективом и которой Поветкин искренне восхищался. После этой поездки мне посчастливилось несколько лет переписываться с этой удивительно доброй, светлой, душевно и музыкально одарённой женщиной. О ней тоже Владимир Иванович не раз тепло упоминает в своих письмах.
Общаясь с ним, я научился, как мне кажется, отличать настоящую музыку от её подмены, от изощрённого ремесленничества и эгоистичного мастерства, после которого не остаётся ничего, кроме отголосков чего-то искусно произнесённого и пропетого...Когда я впервые услышал свиридовский «Маленький триптих», то был поражён в самое сердце - настолько эта музыка всколыхнула моё до поры до времени дремлющее сердце - сердце русского человека. Ладом, гармонией, проникающей в самую душу интонацией она соединила древнейшие крестьянские корни моих дедов и прадедов, живших в рязанских и сибирских землях... В моей жизни бывало немало таких же сильных музыкальных впечатлений. Некоторые из них были мимолётны, ошибочны, рождены сиюминутным настроением. И мне порой бывало стыдно признаться Поветкину, что я подобное люблю и приемлю... Но именно благодаря ему я всегда безоговорочно принимал на веру, на естественный вздох народную песню, бесхитростную и простую (а с точки зрения поверхностно-высокомерного взгляда профессионала - примитивную) мелодию - как нечто такое, без чего я - буду не полный, без чего я - придуманный и нарочитый. И когда впервые (в далёком уже 1977 году), работая на кафедре литературы пединститута, я повёз студентов на фольклорную практику и услышал эти песни, ещё, к счастью, сохранившиеся в курских сёлах, я понял, что мы на самом деле потеряли в нашем стремлении быть широко цивилизованными, «продвинутыми» и успешными.
Поневоле вспоминается здесь известная фраза Антуана де Сент-Экзюпери из его «Письма генералу X.»: «Стоит услышать крестьянскую песню XV века - и сразу понимаешь, куда мы скатились».
***
В письмах и статьях Поветкина не раз затрагивается кровоточащая тема современного бытования русского традиционного народного искусства, почти повсеместно вытесняемого и заменяемого клубной самодеятельностью. Вторая столь же кровоточащая для Поветкина тема - это насаждаемые дружным хором музыковедов и музыкантов-профессионалов, в том числе т.н. «специалистами по народной музыке», представления о народном искусстве как искусстве примитивном, неполноценном, ограниченном. Вот и в недавно вышедшей книге воспоминаний о Поветкине я с горечью и недоумением прочитал о том, что, оказывается, Поветкин ради идеи «фольклорного движения», ради «примитивных для него» народных наигрышей пожертвовал своим уникальным авторским искусством, отказался от собственного музыкального творчества!
В подобных суждениях сосредоточена квинтэссенция непонимания не только первородства и величия традиционного народного искусства (для Поветкина это - «священные творения... народа»), но и личности Повекина и того главного, к чему он пришёл в результате долгих и мучительных поисков и чему, в конечном итоге, посвятил всю свою жизнь. Словно отвечая на подобное, весьма распространённое в обществе и в музыкальной среде непонимание, он пишет: «Если ты претендуешь на абсолютное авторство, то, идя по этой в высшей степени ответственной, преисполненной одиночества и чаще всего рискованной стезе, не навреди никому. И тем более, не причини обиды прошлому». И ещё: «Чем больше народную традицию изучаешь, тем безграничнее в ней ощущение творческой свободы».
Если внимательно прочитать его письма и статьи, то мы увидим, как глубоко трогало его это непонимание, как глубоко он переживал то, что исчезает среда бытования народного искусства, исчезают традиции, растворившись в жидком воздухе сегодняшней интернациональной цивилизации. «Звуки священные заменены звуками увеселительными» - горько констатирует он в одном из писем. Исчезает тот симбиоз человека и земли, человека и природы, который передавался из поколения в поколение, с молоком матери и, прежде всего, в крестьянской среде (основном массиве нации), где каждый человек, от мала до велика, «способен был духом своим раствориться и в обществе, и в космосе» (из письма от 5 мая 1980 года). Не раз он сетовал на то, что мы, русские, забыли свой национальный костюм, в архаичных орнаментах и узорах которого зашифровано целое мироздание, мудрость веков! («А вообще я живу в рубахе с опояской, она моя защита, в ней ощущаю себя хозяином земли, по которой хожу...» - писал он мне в начале 2002 года).
А какую мощную, воистину концептуальную статью написал Поветкин о жизненном и творческом подвиге другого великого новгородца - замечательного русского писателя Дмитрия Михайловича Балашова, с которым был дружен многие годы! И назвал её с некоторым вызовом нам, забывающим свои корни и традиции: «Зачем-то Балашову был нужен фольклор». И другую замечательную статью написал - к 80-летию со дня рождения своего единомышленника: «Украсный мир Балашова». Впрочем, библиографию работ Владимира Ивановича можно прочитать на сайте «Центр музыкальных древностей В.И.Поветкина», http://centrpovetkina.ru/ организованном его соратниками уже после смерти мастера.
Ну и, наконец, следует сказать о том, что он никогда не отказывался от собственного творчества: на каждой лекции по музыкальному инструментарию древних новгородцев, помимо народных наигрышей, звучали и его авторские композиции, которые зачастую он из скромности называл просто упражнениями или импровизациями. Но каждое его авторское высказывание словно рождалось и выпевалось из первооснов русского бытия, из богатейших возможностей русского народного инструментария (в одном из писем 1978 года он замечательно и ёмко это выразил: «Гусли традиционные звучат по Воле Божьей - иначе сказать я не могу»). Вот почему он относился к собственному творчеству так, как относится любой безымянный носитель народных традиций, сохранивший в себе здоровое чувство слитности со всем миром, с каждым звуком и словом родной земли, не выпячивая своё личное «я». В одной из статей Владимира Ивановича есть замечательный пример о современном пастухе, виртуозно играющем на рожке, который неожиданно признаётся: « Это не я. Это он сам играет».
***
Говоря о Поветкине, я всегда неизбежно вспоминаю другого своего великого земляка - композитора Георгия Васильевича Свиридова, выразившего традиции и дух своего народа в двух ипостасях - в Православных «Песнопениях и молитвах» и в произведениях, соединивших в себе древний лад, мелодику и слово. Судя по дневниковым записям, Свиридов ставил перед собой немыслимую в современном искусстве задачу (как это перекликается с воззрениями Поветкина!): услышать, запечатлеть и бережно передать магию древнего крестьянского звука и слова, мелодию земли, питавшую многие поколения русских людей и до сих пор ещё питающую нас. На этом пути, следуя заветам великого, многоголосого, безымянного народного искусства, Свиридов словно бы отказывается от авторства, становясь в ряд со своими такими же гениальными предшественниками. Он принципиально не приемлет эгоизм современного ему авторского композиторства, критически высказываясь о произведениях Губайдулиной, Шнитке, о некоторых сочинениях Шостаковича. Он предчувствует, что после него некому будет заступаться за русское традиционное искусство, сохранять то, что ещё можно сохранить в народной культуре и в душе своего соотечественника...
Но заступники были и, слава Богу, есть. И среди самых первых и самых заметных из них - наш великий соотечественник Владимир Иванович Поветкин. Его подвижнический труд, самоотверженность и бескорыстие, могучая духовная сила, безграничная любовь к своей малой и большой Родине, к традиционной культуре русского народа не забыты, продолжены в его соратниках и учениках, в работе созданного им Центра музыкальных древностей. И, безусловно, сохранены в благодарной памяти его земляков...
Сергей Дмитриевич Малютин, член Союза писателей России
г. Курск
