Большие надежды я возлагал на нашего хозяина дома и хутора. Как было оговорено, он вскоре отправился в окрестные села по своим делам, но главным образом с целью получения ценной для нас информации о размещении полицейских постов и настроении среди населения.
Вернувшись из поездки, Василий Егорович, которого почти все члены группы, и особенно наш молодняк, стали уже звать просто «дедом» или «дедушкой Василием» (против чего он не возражал), сообщил, что полицейские покидают малые населенные пункты и перебираются в крупные села, где устанавливают свои заставы и строят блиндажи.
По поводу связей с теми селянами, которые помогали партизанам или им сочувствовали, сведения, к сожалению, были очень скудные. Люди было здорово запуганы, многие были вывезены в неизвестном направлении - и от них пока ни слуху, ни духу. Должно пройти какое-то время, чтобы все встало на свои места. Тогда в будущем можно будет рассчитывать на какое-то количество хлеба, картофеля и овощей.
Одновременно дед Василий сообщил мне одну крайне неприятную новость:
- В ближайшем к хутору селе живет одна семья из четырех человек: муж, жена и двое подростков примерно 15-16 лет возраста. До войны глава семьи отбывал наказания за хищения, домой вернулся уже во время оккупации. Семья настроена явно против советской власти, благоволит к новому порядку. Случилось так, что сыновья ездили в перелесок за дровами и увидели у меня на усадьбе незнакомого им человека - кого-то из вашей группы. Об этом они рассказали отцу, который тут же решил пошантажировать меня и потребовал большой выкуп. В противном случае он сообщит об этом в полицию, где, по его словам, у него много друзей.
Услышав о таком повороте, я задал деду Василию несколько уточняющих вопросов. Чем занимается этот гражданин и с кем он дружит? Употребляет ли он алкогольные напитки? Как к нему относятся селяне? Какое подсобное хозяйство он имеет? Получив ответы и уточнения по всем интересующим меня вопросам, я попросил деда Василия никому об этом ничего не говорить и успокоиться - все необходимые меры будут приняты.
На всеобщее обсуждение группы этот вопрос выносить не следовало. В лучшем случае можно было посоветоваться и обсудить возникшую проблему с представителем штаба фронта, который занимался разведкой. Медлить было нельзя. Уединившись с ним в укромном месте, я высказал ему свои соображения о грозящей нам опасности в случае, если мы не предпримем экстренные меры по обеспечению своей безопасности. Дело надо было сделать быстро, не оставляя никаких следов, - на случай, если этим будет заниматься криминальная полиция. Хотя вряд ли дойдет до этого.
Наиболее ярко высвечивались такие варианты ликвидации объекта: пьянка, отравление, пожар. Похищение неизменно вызовет меры по розыску: кто, почему, куда увезли, что с ним сделали? После обсуждения ряда возможных сценариев операции, подполковник согласился со мной, что наиболее разумным выглядит розыгрыш сцены с пьянкой и отравлением, возможно, с последующим пожаром. Я попросил его, по возможности, принять участие в планируемой операции. Он согласился сыграть роль немецкого обер-лейтенанта.
В порядке подготовки акции возмездия, которую мы назвали «Упреждающий удар», разведчикам было дано указание привести в порядок немецкую военную форму. Дед Василий приготовил запряженную в легкую телегу лошадь, полдюжины порожних бутылок и одну бутылку светлого самогона.
Во второй половине дня один из наших разведчиков получил задание незаметно проникнуть в село и проследить за хозяевами интересующего нас дома. Конечно, желательно, чтобы они к вечеру оказались все дома, но тут от нас ничего не зависело.
С наступлением темноты, одетые в немецкую форму, мы тронулись в путь. Установка для всех была единая: как можно меньше шума, никаких выстрелов. Один из разведчиков находится при транспорте - повозка не должна въезжать в село. Второй разведчик охраняет вход в дом. В помещение входим мы с подполковником и двое разведчиков. Все внимательно наблюдают за происходящим, по-русски говорят только в случае крайней необходимости. Разговор-допрос веду я на «ломаном русском». В доме и подсобном помещении придется произвести обыск по поводу того, что имеется информация, что хозяева помогают партизанам и хранят оружие. Но при обыске необходимо также обратить внимание на все ценное, что попадет в поле зрения, в том числе и на продукты питания.
Ситуация была такова. По имеющимся у нас сведениям хозяин отбывал наказания за хищения, вся семья настроена антисоветски и активно поддерживает контакты с представителями «новой власти». В случае подтверждения этой информации из дома никто из жильцов не должен уйти.
При подходе к дому из селян нам никто не встретился, но это не значит, что никто не заметил группу немцев, прошедших по улице. Однако, для нас сейчас это не играло решающего значения. Время было такое, что каратели повсюду действуют и в лесах, и в селах.
В дом мы вошли без осложнений. Хозяева сидели за столом, ужинали. На столе была представлена неплохо еда, и стояла вместительная бутылка с мутноватой жидкостью - самогоном. Вся семья была собрана за столом, и перед каждым стоял стакан с самогоном, издававшим довольно отвратительный запах. На ломаном русском я представился, вытащил из кармана свернутый сверток бумаги и уточнил фамилию и имя хозяина дома. Он их подтвердил.
Я сказал, что нам стало известно, что хозяева дома помогают партизанам, дают им оружие и пищу.
- Вы обязаны сдать оружие, какое вы имеете.
Хозяин замялся, но тут один из его сыновей сказал:
- Что уж теперь? Раз пришли немцы, начнется обыск и все равно найдут.
Я предупредил хозяина, что его дом окружен, и чтобы он вел себя благоразумно. После этих слов он как-то сник и притих. Сыну я сказал, чтобы он принес оружие, а сам дал знак своим ребятам следовать за ним. В полголоса шепнул: «Осторожно, там могут быть гранаты, мины». Вскоре рядом с нами появился ручной пулемет с диском, несколько автоматов и винтовок, гранаты, мины, два ящика с патронами.
Я спросил хозяина, откуда и зачем это у него? Он ответил, что это не его оружие. Оно принадлежит местной полиции, которая оставила у него эти стволы на хранение. Я сделал вид, что возмутился, помахав у него перед глазами пистолетом:
- Почему говоришь неправду? Ведь помогаешь партизанам, а прячешь оружие для полиции?
Тогда молчавшая до сих пор жена набросилась на своего муженька и потребовала от него:
- Да скажи ты всю правду, что крутишься?
И тут же в запальчивости выложила то, о чем умолчал ее муж. Оказывается, он дружит с полицией, к нему раза два приезжали и немцы с полицейскими из бригады Каминского. Он не только не дружит с партизанами, а наоборот выявляет и выдает их. На его совести уже несколько арестованных семей.
В ответ я уточнил, является ли он тайным агентом, завербованным полицией. Оказывается, так оно и есть. Раз так, вопрос созрел сам собой:
- Кто еще из партизанских семей имеется в вашем и других селах?
Он начал называть, а я записывать. На мой вопрос, что они собираются с ними делать, ответ был таков:
- Вытянуть из них побольше откупного, а там видно будет.
Меня, конечно, интересовал, прежде всего, вопрос о том, что он думает о семье деда Василия. Ответ был довольно интересным:
- До сих пор к деду Василию не было зацепок. Но вот на днях мои ребята там заметили посторонних людей. Это показалось им подозрительным, и теперь каждый вечер они выходят и наблюдают за усадьбой. И, похоже, опять видели тех же людей. Это ночью и в такое беспокойное время? Очень подозрительно.
Я решил довести этот разговор до конца:
- Кому вы сообщили о своих наблюдениях?
Ответ был таков:
- Пока никому, понаблюдаем еще, а затем получим хорошую премию.
По-немецки я обменялся с подполковником несколькими фразами. Разведчики, слышавшие весь этот разговор, были на пределе терпения, но изо всех сил старались вести себя спокойно. Я продолжил беседу-допрос:
- В вашем селе только вы действуете как тайный разведчик или есть еще кто?
Он назвал еще одного человека.
- А в других селах вы тоже, наверное, имеете своих коллег?
Было названо еще 3 фамилии. Тогда я довольно бодрым голосом сказал:
- Что же вы в полиции пьете какую-то вонючую гадость?
В ответ услышал:
- Да вот какую принесли мне, такую и пьем, другой-то нет.
Мне очень хотелось узнать как можно больше о сельчанах, об их жизни при новой власти, чем люди занимаются, за счет чего существуют, каких животных еще содержат на своих подворьях. Поэтому дальнейшие свои вопросы я задавал уже не в грубой форме, а в форме доклада, по принципу «вопрос-ответ».
Наш подследственный (по-моему, его звали Валерий), очевидно под влиянием уже выпитого и того факта, что с ним немецкие офицеры разговаривают вроде бы по-человечески (не кричат, не угрожают, не бьют), стал в беседе более словоохотливым и рассказал немало интересного. Люди в селе живут кто как может, основной доход получают с собственных приусадебных участков - и для пропитания семьи, и для уплаты налогов. Легче тем, у кого в семье имеется какая-то мужская сила. Хуже всего тем семьям, где одни женщины да дети. Новая власть никому ничем не помогает. Наоборот, за все требует все больше налогов и деньгами и теплыми вещами для фронта. Домашних животных до войны люди содержали помногу. Сейчас их количество резко сократилось, часть забрала немецкая армия и полиция, и такие поборы время от времени продолжаются. А ведь животных надо кормить, ухаживать за ними, а кто это будет делать? Но все же, правда, далеко не все, имеют корову, поросенка, кур. Почти у всех есть лошади, так как без них теперь ничего сделать нельзя - даже дров привезти.
На это я заметил:
- Ваша семья живет неплохо. На столе представлены различные овощи и мясные продукты. Откуда они?
Валерий немного замешкался, но затем ответил, что многое они сами производят на своей земле, ну а часть продуктов и вещей перепадает от тех, кого увозят из села по их наводке. «Так что на жизнь вполне хватает».
Я поинтересовался, с кем из полицейского начальства он в близких отношениях, и каким образом и куда отправляют людей из села. Он назвал 3-4 фамилии, а что касается ареста и высылки людей из сел, то по его словам с них сначала вытягивают или вымогают все, что можно, а уж только потом убирают с глаз долой и навсегда.
У моего коллеги, «обер-лейтенанта», тоже созрело несколько вопросов к хозяину дома. Тот ответил, но как мне показалось, стал подозревать что-то необычное и неладное в наших разговорах, и вообще во всей этой ситуации. Я понял, что пора заканчивать спектакль и опускать занавес. Попросил хозяйку слить имеющийся у них в стаканах самогон в отдельную посуду, вымыть стаканы, в том числе и два стакана для нас с подполковником, и поставить их на стол. Затем взял у разведчика бутылку со светлым самогоном и разлил его по стаканам всем присутствующим за столом. Себе и своему коллеге налил немного, сославшись на то, что мы на службе и дел у нас еще много. Предложил выпить за то, чтобы скорее кончилась война, и люди стали бы жить лучше.
Заметив какую-то нерешительность у хозяев, я сказал, что все должны выпить, что называется до дна. Все выпили и стали закусывать. Мы с коллегой тоже поднесли стаканы к губам, но сделали только вид, что выполнили свой долг, выплеснув содержимое через плечо. Через некоторое время «самогон» подействовал на наших выпивох, и дальше мы могли свободно разговаривать по-русски. Разведчики сообщили, что в подсобных помещениях, включая и подвал, они обнаружили много всяких пищевых продуктов: муки, круп, гороха, овощей, картофеля, мяса свежего и засоленного, сала, различных пищевых концентратов и других продуктов.
Прежде всего, встал вопрос: что нам делать с навечно уснувшими хозяевами? Далее, как поступить с продуктами питания, которые представляют для нас большую ценность и на хуторе, и тем более при переходе в лес?
В ходе обмена мнениями пришли к выводу, что дом сжигать не следует, а стоит сымитировать самогоноотравление, для чего были произведены некоторые манипуляции с бутылками и остатками как хозяйской, так и светлой жидкости. Продукты для полиции оставлять нельзя. Но как их вывезти в течение одной ночи?
Решено было задействовать также транспортное средство хозяина дома. Во дворе у него мы обнаружили две телеги, причем одна из них была весьма внушительных размеров и хорошей грузоподъемности. В стойле находились две лошади. Для работы по перевозке мы решили взять более надежную, а вторую использовать в пристяжку. Телегу нагрузили основательно. Также под загрузку поставили и транспортное средство деда Василия.
Снова возник вопрос: куда везти и где хранить конфискованные продукты, оружие и некоторые другие вещи? К месту временного нашего пребывания все доставлять не следовало. Надо было сделать прикидку - сколько дней мы еще можем пробыть на хуторе? Теперь нас только ограничивало, в основном, наличие у нас двух лежачих больных. Но оставаться там до их полного выздоровления было опасно. Как выяснилось, нас не только обнаружили, но уже и начали выслеживать!
Посоветовавшись с подполковником, решили взять с собой питание группы (включая часть продуктов в возмещение тех, что нам предоставил дед Василий) на 3-4 дня. К этому добавили пулемет, мины, патроны, два автомата с запасными рожками и три мешка муки для заготовки сухарей. Все это добро нужно было завезти к дому на лошади деда Василия.
Большую же часть продуктов, вооружения и теплые вещи следовало доставить в лес и там надежно спрятать. Там же необходимо соорудить укрытие для лошадей и телеги, выставив скрытую охрану. В лес нужно откомандировать человека четыре из нашей группы. Передадим им, пожалуй, и один ручной пулемет с запасом патронов и четыре автомата, а винтовки у них будут свои. Я полагал, что таким образом мы рассредоточимся и сделаем уже первый шаг для перебазирования в лес. В то же время, в таком количестве, будем меньше маячить на глазах у случайных прохожих людей.
Этими своими соображениями я поделился со всеми членами нашей команды, и мое предложение было принято с некоторыми добавлениями.
Работа у нас проходила очень активно, скоро транспорт был готов к отправке. Но мы были изрядно голодны. Поэтому все, что нашлось в доме готового к употреблению с добавкой из кладовой, было быстро использовано в подкрепление сил, и уже скоро мы были готовы отправиться в путь. Перед уходом в доме и подсобных помещениях был наведен элементарный порядок. Все бойцы были предупреждены о необходимости уничтожения лишних следов как в доме, так и при движении. На наше счастье снова стал накрапывать, а затем вошел в силу, дождь. Лошадям стало труднее везти свой груз, но зато и следы наши быстро размывались.
Нам с подполковником надо было решить вопрос: кому и куда ехать? Одному из нас надо в лес, другому на хутор. Дед Василий, длительное время работавший лесником и хорошо знавший окрестные леса, посоветовал нам для временного укрытия использовать один довольно запущенный участок леса невдалеке от объездной дороги. По его словам, там можно надежно укрыть целый пехотный батальон. Я решил представить право выбора своему коллеге. Подумав, он заявил, что поедет с тремя разведчиками в лес. Это было понятно - там хотя будет и труднее, но зато в целом проще. Не надо будет ни с кем объясняться и решать многие хозяйственные вопросы по предстоящей эвакуации, а возможно и обороне. Через день-другой он пришлет связного, и тогда можно будет решить вопрос о наших дальнейших действиях.
На хутор прибыли без происшествий. Правда, дождик к тому времени вовсю разошелся. Быстро разгрузили и убрали все привезенное, а также лошадь и телегу. На вопросы членов нашей группы я ответил, что информация будет озвучена утром, и что наши четверо бойцов живы, здоровы и движутся по направлению к лесу. Дежурным нарядам было поручено усилить бдительность, но не маячить на обозрении у прохожих или проезжих. Пулемет привести в боевую готовность и держать его где-то рядом. С дедом Василием я коротко переговорил, успокоил его и заверил, что никаких проблем для него и его семьи не будет - вопрос решен, «крысятники» получили по заслугам. Попросил только из привезенной муки испечь побольше хлеба и сделать из него сухари.
На этом наш трудовой день (вернее ночь) закончился, и мы с товарищем отправились на отдых.
На следующее утро мне предстояло держать отчет перед членами нашей группы, не принимавшими участие в операции. После завтрака все собрались в том помещении, где находились раненые. Пригласили побыть с нами и деда Василия - нашего помощника и спасителя.
Я поведал собравшимся следующее:
- Позавчера, наш хозяин, по возвращении из поездки в окрестные села в целях разведки и по своим делам, сообщил довольно неприятную историю: один из жителей села (назовем его Валерием), при встрече с ним потребовал большой выкуп за то, что не сообщит в полицию о нахождении на его усадьбе посторонних людей. Оказывается, двое его сыновей 15-16 лет ездили за дровами и, проезжая невдалеке от нашей усадьбы, кого-то из нас заметили и сообщили отцу. Местный житель Валерий, в возрасте до 40 лет, до войны был осужден на приличный срок за хищения и вернулся домой уже во время оккупации. Его семья состояла из четырех человек, жили они в собственном доме, не бедствовали, и при новой власти не преследовались, а наоборот, поощрялись.
- Надо было принимать срочные меры. И как вы знаете, вчера вечером команда из 6 человек выехала на разведку и выяснение обстоятельств дела. На самотек такое важное сообщение нельзя было пускать. Мы действовали как немецкая антипартизанская группа. Войдя в дом Валерия, мы застали всю семью за ужином. На столе всего было предостаточно, и даже стояла початая внушительная бутылка с мутноватым самогоном. Наши бойцы сыграли роль немецкой команды. Я разговаривал с хозяевами на ломаном русском языке. В конечном итоге выяснилось, что Валерий является одним из вражеских агентов, дружит с местными властями, которые часто бывают у него в гостях. Но самое важное состоит в том, что он и члены его семьи выведывали у односельчан их отношение к новым властям и их связи с партизанами. Затем Валерий начинал шантажировать этих людей, вымогая у них ценные вещи, деньги, продукты питания. В конечном итоге, он сдавал этих людей вместе с их семьями полиции. Их арестовывали и увозили, а хозяйство подвергалось разграблению, в котором первое участие принимал этой негодяй и его домашние.
- Дома у них при обыске мы нашли приличное количество разного оружия, в том числе, ручной пулемет, автоматы, гранаты, мины и взрывчатку. В кладовых оказались большие запасы муки, круп, овощей, концентратов, сало, а также свежее, соленое и копченое мясо и другие продукты. В хлеву находились две лошади, две коровы и молодняк крупного рогатого скота. На мои вопросы о его планах в отношении деда Василия, Валерий ответил, что поручил своим сыновьям тайно подбираться к усадьбе и наблюдать за всем, что там происходит. Затем - шантаж, то есть цель была вытрясти из деда Василия все, что можно, а там сдать его в полицию и с остатками имущества распорядиться по своему усмотрению.
- Конечный результат таков. Никого из этой семьи в живых нет, а часть их припасов, в том числе и награбленных, мы реквизировали. Кое-что из этого мы доставили в дом, а остальное отправили на подводе в лес с четырьмя бойцами. Как видите, наша неосторожность могла закончиться для нас трагедией.
Я закончил свое сообщение и спросил, будут ли вопросы. Вопросы начал задавать, как и в прошлые наши встречи, политрук (или комиссар). Его интересовало то, каким образом мы убрали хозяев дома и почему не сожгли его. А также, почему мы взяли с собой и вторую лошадь? Не допускали ли мы, что хозяин дома оговорил себя? Были и другие вопросы - более сдержанные и краткие.
- Почему не сожгли дом? Это не вписывалось в план операции - надо было поменьше оставлять после себя следов и разговоров. А так, пили недоброкачественный самогон и отравились. Ведь эту гадость здесь пьют, к сожалению, очень многие.
- Мог ли хозяин дома оговорить себя? Нет, он пытался кое-какие нелицеприятные для него вещи скрыть. Здесь нам помогла его жена. Когда он начал, образно говоря, юлить и не мог объяснить: откуда у него оказалось столько оружия, запасов продуктов и других всевозможных вещей, она прикрикнула на него: «Ты уж раскрывайся до конца, чего уж там!» Женщина, возможно, рассчитывала на то, что когда мы узнаем всю правду о ее муже в антипартизанских делах и связях с полицией, то это снимет с него обвинения о помощи партизанам. Из разговора нам стало очевидно, что Валерий не только мстил просоветски настроенным людям, но главным образом преследовал свои корыстные интересы - разграбление и присвоение имущества тех людей, которых по его наводке угоняли на подневольный труд в Германию или расстреливали. В свою преступную деятельность он втянул и своих несовершеннолетних сыновей.
- Что касается лошадей, то в нашем деле, где придется начинать чуть ли не с начала, лишняя лошадь не помешает и в упряжке, и верхом, в конечном итоге, при голодухе в пищу сгодится.
На вопрос, где остановятся в лесу наши разведчики, я ответил:
- Они выберут подходящее место, где все спрячут, в том числе и повозку, и коней. Через день-другой к нам должен прибыть связной. Им потребуется помощь, и мы должны отправить туда еще два-три человека. Так что, если есть добровольцы, прошу определиться - иначе придется по жребию.
Далее мне пришлось еще раз напомнить о бдительности и маскировке - второго такого счастливого случая может не быть. Ведь в данном случае этот человек погубил себя и семью по глупости, из-за своей чрезмерной жадности.
Вопросов больше не было. В основном были высказаны пожелания побыстрее перебраться в более безопасное место. Я добавил, что у нас теперь имеется достаточно муки, чтобы основательно запастись сухарями.
Когда в помещении остались только наши больные, я очень корректно поинтересовался, как у них проходит выздоровление, не возникло ли осложнений, и что надо сделать для ускорения заживания ран. Поблагодарив меня за заботу и внимание, они высказались в смысле того, что являются большой обузой и связывают нас по рукам и ногам. Как мог, я их успокоил и сказал, что на произвол судьбы мы их не оставим, а в случае необходимости будем защищать до последнего вздоха.
Через два дня к нам из леса прибыл связной-разведчик. Он доложил о том, что в гуще леса они отыскали довольно приличное место, где и расположились. Продукты и вещи, за исключением необходимого для повседневных нужд, надежно спрятаны. Он также сообщил, что они видели, как на следующий после операции в селе день, по окраине леса, проезжали полицейские, изредка постреливая в лес. Разведчик также добавил, что на его взгляд в лесу можно организовать временное укрытие для всей нашей группы.
