«Пророк» Пушкина в прочтении протоиерея Сергия Булгакова

От автора. Известно, что великий российский поэт А.С. Пушкин родился 26 мая 1799 года, в день Вознесения Господня. Предлагаемая ниже статья необычна тем, что вместо панегириков поэту предлагает трезво взглянуть на его стихотворение «Пророк». Один читатель по прочтении этой статьи назвал её клеветой на поэта. Но мне кажется, что худшей клеветы на человека, чем лесть, возвести невозможно. Хочешь кому-либо испортить земную жизнь и, что неизмеримо страшнее, жизнь вечную - польсти ему. Недаром же слова «лесть» и «прелесть» - одного корня, а в чём суть этого корня, хорошо знают воцерковлённые люди. Я чту поэта Пушкина, и не знаю пророка с такой фамилией. Мне кажется, что и сам поэт был бы рад освободиться от взваливаемой на него ноши пророческого служения теми излишне ревностными почитателями его творчества, к которым можно отнести упомянутого читателя и известного писателя протоиерея С.Булгакова.

Яко оскуде преподобный

«Надо считаться с тем, как умело таит себя Пушкин, и как был правдив и подлинен он в своей поэзии, при суждении об этих сравнительно немногих высказываниях, чтобы оценить во всем значении эти вехи сокровенного его пути к Богу. И эти вехи приводят нас к тому, что является не только вершиной пушкинской поэзии, но и всей его жизни, ее величайшим событием. Мы разумеем Пророка. В зависимости от того, как мы уразумеваем Пророка, мы понимаем и всего Пушкина. Если это есть только эстетическая выдумка, одна из тем, которых ищут литераторы, тогда нет великого Пушкина, и нам нечего ныне праздновать. Или же Пушкин описывает здесь то, что с ним самим было, т. е. данное ему видение божественного мира под покровом вещества?» (Везде курсив автора, - Г.С.).

Это пишет в 1937 году протоиерей Сергий (Булгаков) в статье «Жребий Пушкина». Пишет, не мелочась: или Пушкин есть, или его нет, «и нам нечего ныне праздновать». А праздновали широко и шумно, все и всюду. Красные и белые низко склонялись перед своим национальным гением по обе стороны разорванной надвое России. Чтобы убедиться в этом, достаточно просмотреть имена авторов, написавших статьи к 100-летию смерти Пушкина.

Правда, не совсем понятно, почему поводом для шумных торжеств была выбрана дата смерти. Все нормальные мирские люди отмечают день рождения. Впрочем, тогдашнее поколение в сравнении с нынешними мирскими людьми ещё не так далеко ушло от церкви, чтобы забыть, что Церковь празднует именно дату смерти как дату рождения в вечность. Значит, помнили ещё, что смерть это и есть рождение. Но почему нужен непременно Пушкин-пророк? Почему нельзя почтить Пушкина-поэта? Прямо наваждение какое-то. И все до единого писатели, где бы они не находились: в СССР или за его пределами, хотят только одного - остаться прельщёнными пушкинской поэзией. Но продолжим чтение о.Булгакова.

«Сначала здесь (т.е. в стихотворении «Пророк», - Г.С.) говорится о томлении духовной жажды, которое его гонит в пустыню: уже не Аполлон зовет к своей жертве "ничтожнейшего из детей мира", но пророчественный дух его призывает, и не к своему собственному вдохновению, но к встрече с шестикрылым серафимом, в страшном образе которого ныне предстает ему Муза. И вот:

Моих зениц коснулся он -

Открылись вещие зеницы,

Как у испуганной орлицы.

Моих ушей коснулся он,

И их наполнил шум и звон.

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье.

За этим следует мистическая смерть и высшее посвящение (вставка о.Булгакова, - Г.С.).

И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный, и лукавый,

И жало мудрыя змеи

В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнем,

Во грудь отверстую водвинул.

Как труп в пустыне я лежал...

И после этого поэт призывается Богом к пророческому служению: «Исполнись волею Моей». В чем же эта воля? «Глаголом жги сердца людей»! (курсив о.Булгакова, - Г.С.)

Как чудовищно легко бросаются словами литераторы! Ведь только что сказал, что некая Муза предстала поэту в образе серафима (обращаю внимание читателей на это выражение: Муза в образе серафима), только что сказал, что некий «пророчественный дух его призывает», и продолжает: «после этого поэт призывается Богом к пророческому служению: Исполнись волею Моей».

Лёгкость профессорской мысли необыкновенная! Каким «Богом» призывается поэт? К какому «пророческому» служению? Да что, наконец, понимает отец Сергий под «Богом»? Спросим его: отец Сергий, что Вы разумеете под «Богом»? «Как что? - удивится он. - Верую во единого Бога Отца...». И прочтёт Символ веры на пяти-семи языках. Но где эти слова написаны? На поверхности мозга? А в глубине сердца что?

Мне кажется, что в лице отца Сергия мы сталкиваемся с той разновидностью суеверия, которое изображается в учебниках по истории, когда речь заходит о тёмных и невежественных крестьянах, веривших в существование болотных нетопырей больше, чем в Бога. (*) Такой крестьянин рядом с иконами вешал подковы и обереги. Так и наш профессор, не моргнув глазом, ставит в один ряд Бога и Музу. Но в отличие от отца Сергия «тёмный» крестьянин чистосердечно верил и иконе, и оберегу, а наш книжник не верит никому: ни Богу, ни Музе. Кому же он верит? Своему собственному велеречию. Язык наш возвеличим, устны наша при нас суть: кто нам Господь есть? (Пс.11:5).

__________

(*) У другого «пророка» от литературы, С.Есенина, об этом сказано так: «Бедные, бедные крестьяне! / Вы, наверно, стали некрасивыми, / Так же боитесь Бога и болотных недр».

К какому же пророческому служению может призвать «Бог», которому служит аггел по имени Муза? Знает ли о.Булгаков, в чём заключается смысл служения истинному Богу? О, он всё знает, он и нас с вами, уважаемый читатель, научит тому, что значит быть пророком. Только знает он всё это на словах. Ну, а сердцем? О несмысленная и косная сердцем, еже веровати о всех, яже глаголаше пророцы! Не сия ли подобаше пострадати Христу и внити в славу Свою? И начен от Моисея и от всех пророк, сказаше има от всех Писаний, яже о Нем (Лк.24:25-27). Вот цель и смысл пророческого служения - сказать о Нём!

Где же Пушкин в стихотворении «Пророк» говорит о Христе Боге? Нигде. Так какое же он «пророческое служение» совершает? Никакого. Неужели священник этого не знал? Конечно, знал. Зачем же городит огород Музами? Ох-ох-ох, спаси мя Господи, яко оскуде преподобный, яко умалишася истины от сынов человеческих. Суетная глагола кийждо ко искреннему своему: устны льстивыя в сердце, и в сердце глаголаша злая (Пс.11:1-3).

Рассмотрим замечание о.Булгакова, сделанное им посреди стихотворения «Пророк»: «За этим следует мистическая смерть и высшее посвящение». Это замечание вновь выдаёт нам бумажную веру священника.

Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? /.../ Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим.6:3,11). Вот единственная мистическая смерть христианина - умереть для греха. Каких ещё смертей ему искать? Впрочем, есть у христиан помимо таинства крещения другая «мистическая смерть». Я разумею монашеский постриг.

О значении и о смысле пострига в «Последовании монашеского пострига (еже есть мантия)» говорится так: «Абие же игумен постригает верх главы его крестообразно, глаголя, и новое имя ему нарицая: «Брат наш (имя рек), постригает власы главы своея, в знамение отрицания мiра, и всех яже в мiре, и во отрезание своея воли, и всех плотских похотей, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа: рцем вси о нем, Господи, помилуй».

Монашеский постриг христианина это следующее после крещения умирание для мiра и, следовательно, следующая ступень восхождения к Богу. Но в монашеской «смерти» ничто не вырывается и не вставляется человеку. Человек остается человеком, а не полу-автоматом с заменёнными частями.

«А как же, - спросит читатель, - отрезание воли, которое символически совершается в пострижении волос?»

Отрезаются старые волосы в знак отложения ветхого человека, и будут расти новые волосы из тех же корней. То же совершается с волей человека. Отрезается прежняя греховная воля, и начинает расти новая воля в послушании и подчинении старцу, который должен этому росту помочь. Но воля-то у человека не отнимается, она - обрезывается, чтобы росла новая воля. Эта новая, монашеская, Богоугодная воля будет укрепляться в отвержении прежней греховной воли, но это будет выросшая в послушании, а не чья-то чужая, навязанная извне воля.

То же с пророками. Бог никогда не отнимал воли у Своих пророков. (*) Да, конечно, Он строго требовал от пророков послушания Себе, но никогда не вырывал их воли с корнем. Более того, Божие воздействие на пророков всегда опиралось на их человеческие способности, т.е. на воспитание, образование, вкусы и т.д. Поэтому пушкинские слова «вырвал язык» и «вложил жало» не отвечают сути христианских таинств и более напоминают масонский ритуал с завязыванием глаз черной повязкой.

Я не берусь утверждать, но мне кажется, что завязывание глаз во время посвящения в масоны означает отказ человека от собственного зрения и предание себя в руки того, кто его водит. То есть символически проделывается нечто похожее на пострижение, когда новопостриженный мних (**) предаёт себя в послушание старцу. Однако два этих мистических действия - завязывание глаз и пострижение волос - похожи только внешне, по сути же они различны, как небо и земля. Почему?

__________

(*) Вернее, только в исключительных случаях Бог отнимает волю у Своих пророков. См.Числа, глава 24.

(**) «Хотя слово «монах» почитают взятым из греческого языка, однако ж слово «мних» (растянутое потом подражательно греческому в «монах»), могло легко произойти от славенского «мний» (меньший), поскольку люди в монашеском звании по образу смирения своего всегда себя уничижают, называясь меньшими всех, недостойными». (А.С. Шишков).

Завязывание глаз равнозначно лишению зрения, т.е. отнятию у человека личной оценки окружающего мира и, стало быть, его воли. Тогда как в постриге воля у монаха не отнимается, но подчиняется духовному отцу. В этом стоит принципиальная разница этих мистических смертей: у масона воля отнимается, а у монаха она - обрезывается. Интересно заметить и следующее. Посвящаемый масон водится с завязанными глазами старшим масоном. Но ведь и старшему в своё время также завязывал глаза другой масон, которому тоже завязывали глаза... Что же выходит? Все масоны ходят с завязанными глазами? Непонятно, как этот очевидный и ужасный факт, что все масоны ходят с черными повязками на глазах, не приходит им в голову?

Впрочем, это не наше дело. Господь сказал Своим ученикам: оставьте их: они - слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму (Мф.15:14). И ещё сказал: всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится (Мф.15:13).

Мёртвая петля отца Сергия

Читаем о.Булгакова дальше. «Если бы мы не имели всех других сочинений Пушкина, но перед нами сверкала бы вечными снегами лишь эта одна вершина, мы совершенно ясно могли бы увидеть не только величие его поэтического дара, но и всю высоту его призвания. Таких строк нельзя сочинить (курсив автора, - Г.С.), или взять в качестве литературной темы, переложения, да это и не есть переложение. Для пушкинского Пророка нет прямого оригинала в Библии. Только образ угля, которым коснулся уст Пророка серафим, мы имеем в 6-й главе кн. Исаии. Но основное ее содержание, с описанием богоявления в храме, существенно отличается от содержания пушкинского Пророка: у Исаии описывается явление Бога в храме, в Пророке явленная софийность природы. Это совсем разные темы и разные откровения. Однако, и здесь мы имеем некое обрезание сердца, Божие призвание к пророческому служению. Тот, кому дано было сказать эти слова о Пророке, и сам ими призван был к пророческому служению».

Опять мы видим скачущую, яко елень, мысль профессора. Сперва он пишет: «Это совсем разные темы и разные откровения». И тут же продолжает: «Однако, и здесь мы имеем некое обрезание сердца, Божие призвание к пророческому служению».

Мы тоже хотели сказать, что 6-я глава книги Пророка Исаии и стихотворение А.С.Пушкина «Пророк» это совсем разные темы и разные откровения. Однако не замолчать, но заострить это противоречие мы намерены, утверждая, что образы стихотворения «Пророк», связанные с вырванным языком и вставленным углем, взяты из духовного мира, несогласного с духовным миром Священного Писания. И даже более, эти образы продиктованы нехристианским духом, ибо если какой-либо дух не согласуется с Писанием и Преданием церкви, то он чужд Православию. (*)

__________

(*) Откуда мы это знаем? От Господа, возвестившего через Пророка Исайю православным христианам: И вот завет Мой с ними, говорит Господь: Дух Мой, Который на тебе, и слова Мои, которые вложил Я в уста твои, не отступят от уст твоих и от уст потомства твоего, и от уст потомков потомства твоего, говорит Господь, отныне и до века (Ис.59:21).

Однако в последнем предложении мы сами оплошали. Потому что, как не сторонились мы политики, как не хотели выгородить Пушкина, как не старались оставить ему одну только поэзию, но пришлось всё же признать, что «се ля ви», жизнь такова, что никуда в ней от политики не деться даже «поэзии ради поэзии».

Конечно, не о политике как таковой мы сейчас говорим, но о высшей жизненной правде. Мы говорим, что никуда не деться в этой жизни от Христа Бога, сказавшего: кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает (Мф.12:30). И эти Христовы слова есть та главная «политическая линия», та великая Божия правда, на которую если закроешь глаза в жизни временной, то закроешь их для Бога уже навсегда.

О.Булгаков пишет: «Таких строк нельзя сочинить, или взять в качестве литературной темы, переложения, да это и не есть переложение». Но если таких строк нельзя сочинить, значит, они были получены как откровение? Значит, мы тем более правы, когда, опираясь на замеченную самим о.Булгаковым разницу, говорим, что пушкинское откровение и откровение Пророка Исаии получены ими из разных духовных мiров. В чём же разница?

У Пророка Исаии сказано: Тогда прилетел ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника, и коснулся уст моих и сказал: вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твое удалено от тебя, и грех твой очищен (Ис.6:6-7). А у Пушкина: «И он мне грудь рассек мечом, / и сердце трепетное вынул, / и угль, пылающий огнем, / во грудь отверстую водвинул».

Разница в том, что Исаиных уст угль только коснулся в знак очищения от мiрской скверны. Так символически с пророком совершилось то, что совершается в христианском крещении и монашеском пострижении - отвержение греха. А у Пушкина сердце было не обрезано, но вырезано и заменено углем. Поэтому странно читать булгаковские слова: «Однако, и здесь мы имеем некое обрезание сердца, Божие призвание к пророческому служению».

У Пушкина чёрным по белому написано: «и сердце трепетное вынул», а о.Булгаков пишет: «мы имеем обрезание сердца». Т.е. читает не то, что написано, а что хочется прочитать. Обрезание сердца через касание уст углем совершается вовсе не у поэта Пушкина, а у Пророка Исаии.

Нет нужды говорить, что у них обоих описаны не действительные события, но образы. Ибо, если бы настоящий угль коснулся уст Пророка, он не смог бы говорить, и если бы сердце действительно было вынуто из груди поэта, он не написал бы стихотворения. Но мы-то знаем, что образы диктуются личностями. Мы знаем, что за образом всегда стоит тот, кто через вкладываемый в ум человека образ хочет научить его следовать себе.

И мы видим совершенно различную природу пророческого и пушкинского образов, ибо у поэта не только язык заменяется на жало, но и самое сердце вырывается, чтобы водворить на его место «угль, пылающий огнём», а у пророка угль всего-навсего касается его уст. Почему? По причине всё той же разницы, которую мы увидели между обрядом монашеского пострижения и ритуалом масонского посвящения. В первом воля человеческая обрезывается, а во втором - стирается и заменяется иной волей. В первом совершается болезненное очищение человека, а во втором - уничтожение его личности.

Дорогой читатель, если хотите почесть меня за очередного писателя, сочиняющего оригинальный взгляд на гениальное пушкинское стихотворение, пожалуйста, сочтите меня за очередного писателя, я не возражаю. Но если доводить до окончательной ясности сопоставление образов Исаии с образами Пушкина, то итоговая картина открывается такая.

Если и призван был поэт Пушкин на пророческое служение, то не тем Богом, Который призвал Пророка Исайю, потому что никогда Бог Исаии не позволит Себе вырвать человеческие язык и сердце. Он их смиренно просит: Сын мой! отдай сердце твое Мне, и глаза твои да наблюдают пути Мои (Прит.23:26). Следовательно, если и было дано откровение поэту Пушкину, то из духовного мiра, чуждого мiру Пророка Исаии.

Образы Исаии уже потому не могут совпадать с образами Пушкина, что если у Пророка Господь просит сердце, чтобы показать ему Свои пути, т.е. пути ко спасению и вечной жизни, то у масонов, вернее у того, кто за ними стоит, мы должны подозревать обратное. При той чрезвычайной скрытности, которой окружают себя масоны, что нам остаётся думать? Остаётся думать, что самый главный масон всех лож - диавол - просит своих «братьев» и «сыновей»: «Вырвите мне ваши сердца и завяжите глаза, чтобы они не видели путей моих, потому что они ведут в погибель».

Кто же призвал Пушкина? Судя по всему, с поэтом произошло именно то, чего боится всякий верующий человек, и чего избежать умоляет Господа, например, преподобный Симеон Новый Богослов: «да не кроме обрет мя Твоея благодати, прелестник восхитит мя льстивне, и прельстив отведет Боготворящих Твоих словес» (*). Обольститель предстал поэтическому взору Пушкина в образе серафима и велел ему: «исполнись волею моей». Поэтому в последней строке стихотворения «Пророк» вместо слова «жги» надо читать: «глаголом льсти сердца людей». (**)

__________

(*) Молитва 7-я ко Святому Причащению.

(**) Современный исследователь творчества А.С.Пушкина пишет, что в «Пророке» «описаны все стадии масонского посвящения в кишиневской ложе «Овидий». Повязка на глазах - деталь обряда, символ духовной слепоты. /.../ Таким же знаком было символическое рассечение груди, когда к ней приставляли циркуль, по которому ударял молотком мастер. «И он мне грудь рассек мечом, / И сердце трепетное вынул, / И угль, пылающий огнем, / Во грудь отверстую водвинул». Иногда посвящаемый ложился в гроб, чтобы потом воскреснуть к новой жизни. «Как труп, в пустыне я лежал». Снятие повязки с глаз изображено как высшее озарение: «Отверзлись вещие зеницы, / Как у испуганной орлицы. / И внял я неба содроганье, / И горний ангелов полет, / И гад морских подводный ход, / И дольней лозы прозябанье». К.Кедров. Под градусом Пушкина.

И в завершение рассмотрим ещё одно предложение о.Булгакова: «Тот, кому дано было сказать эти слова о Пророке, и сам ими призван был к пророческому служению». Это высший словесный пилотаж! Это восхитительная «мёртвая петля», закрученная легкокрылым пером отца Сергия. Но ведь стоило только немного задуматься о написанном, чтобы увидеть бездонную пустоту этого предложения.

Сказавший слова был призван сказанными словами... Что это? Это именно петля, которую отец Сергий завязал на разуме читателя. Это идолизация мысли в самой себе. Ибо, чтобы слова призвали, необходимо, чтобы они были прежде сказаны, не так ли? Если же слова не сказаны, то как они могут призвать?

В оцепеневающем восторге смотрю на сотворённого в одном предложении словесного идола и чувствую, что лишаюсь разума. Непревзойдённого мастера словесных фигур о.Булгакова я не в силах понять, и поэтому не дерзаю читать его книг. Кроме двухтомной «Настольной книги священно-церковно-служителя», часто полезной по вопросам службы, но там о А.С. Пушкине нет ни слова.

Зато стоит на моей книжной полке томик пушкинской поэзии, подаренный мне по окончании Духовной семинарии её начальством. Зачем подаренный? Зачем стоит? В предисловии этого сборника Н.Скатов пишет очередные умные слова: «Пушкинский «Пророк» вырастает из тысячелетий. Более того, сравнительная сдержанность и повествовательность ветхозаветного текста (сюжет обращает нас к библейскому пророку Исаии) у Пушкина сменяется неистовой страстностью, усвоенной поэтом в мусульманской книге пророчеств. Пушкинский пророк как бы заключил в себе Библию, усиленную Кораном».

Что на это сказать? Время идёт неумолимо, и скоро мы все дадим ответ за свои слова и свои дела на Страшном Божием Суде.