Эссе состоит из шести фрагментов, созданных на исходе ХХ в. и в «нулевые» годы ХХI в. Каждый фрагмент представляет собой самостоятельную статью для публикации в периодических изданиях или доклад для выступлений перед общественностью. Вместе с тем, все эти статьи и доклады единит общность темы. В начале перестройки думалось: столице хватит 10 лет, чтобы изжить тяжелое наследие тоталитаризма. По прошествии этого периода выяснилось: болезнь сильно запущена. Поэтому и стали появляться статьи «психотерапевтического» характера, которые в любом случае предпочтительнее «хирургического» вмешательства.
Политические события последних лет свидетельствуют о том, что у коммунистов нет единства взглядов на общество и будущее страны. Есть сталиниcты и есть «рыночники», допускающие в государстве различные формы собственности. Есть среди коммунистов интернационалисты и националисты. Не стесняясь в выражениях, они обвиняют друг друга во всех смертных грехах.
Среди «демократов» палитра мировоззренческих установок и пристрастий ещё более пёстрая. Различные течения, направления и прочая погрязли в бесплодных дискуссиях о путях демократической России. Все они раздражают обывателей назидательными примерами из жизни так называемых «цивилизованных стран», подчёркивая тем самым варварскую сущность своей страны.
Приблатнённая шпана, получившая вольницу, пристраивает свои лимузины в поток автомашин, которые везут банкиров, президентов крупных компаний, чиновников. Те люди, которые пришли к власти на волне анти-тоталитарных настроений, откровенно презирают свой электорат. Они тут же бросают свои выборные должности, стоит им предложить кресло в высоком кабинете. Они забывают о своих предвыборных обещаниях и не гнушаются обливать своих соперников грязью. Нищающий народ, о котором заботится так много служивых людей, властям не верит, власть предержащих не любит и не уважает: за утрату своих сбережений, за попустительство строителям финансовых пирамид, за невыплаченные пенсии и зарплаты, за кровавые разборки от Белого дома до самых окраин...
В сферу жизненно важных интересов столицы входят: полный контроль над внешней торговлей, лицензированием, финансово-кредитными операциями и над рынком ценных бумаг. Москвичи смотрят на провинциалов, как на людей, закосневших в невежестве. Провинциалы прекрасно видят, что столица не порождает ярких личностей в искусстве, политике, не выдвигает церковных иерархов, общественных деятелей... (Увы! столица наша бесплодна).
Было бы неверным утверждение, что дробление общества на враждебные группировки - досадная примета последнего десятилетия. Уже по меньшей мере полвека писатели - «деревенщики» и «городские» литераторы поражены хворью взаимной неприязни. Склоки среди художников не стихают со времён пришествия авангардистов. Есть «белые» и «красные» казаки. Они не сядут за один стол, чтобы отпраздновать совместно какую-нибудь славную дату.
Есть Русская Православная церковь и Зарубежная Русская Православная церковь. Конечно же, и между ними нет сердечного согласия, хотя обе церкви чтут одни и те же Божьи заповеди. Нет единства и среди представителей древних дворянских родов. Потомки первой волны эмиграции считают, что Россия за годы Советской власти превратилась в выжженную пустыню: нет традиций, нет культуры, нет перспектив на то, что страна в обозримом будущем займёт достойное место в мировом сообществе. Есть у нас «западники», которые расценивают любое отличие в быте и нравах русских от усреднённого западноевропейского стандарта за проявление отсталости. Есть и «русопяты», которые болезненно морщатся от любого услышанного «не исконного» слова.
Наряду с усугубляющимся повсеместно раздраем над обществом витает ностальгическая мечта об объединяющей идее. Повсюду слышатся сетования об отсутствии лидера, способного сплотить и увлечь за собой народ. Но стоит даже единомышленникам собраться на какой-нибудь съезд или конгресс, как тотчас же, делегатов форума начинает разъедать ржавчина неприязни.
А что уж говорить о взаимоотношениях между участниками «белого движения» и коммунистами, между православными и баптистами. Все они будут уверять, что любят матушку Россию, но не желают иметь ничего общего друг с другом. И каждый лелеет свою выстраданную истину, каждый ни на шаг не хочет или не смеет отклониться от тропы своей ортодоксии. А если кто и позволит себе шаг влево или вправо, то будет немедленно осуждён своими соратниками по борьбе или по защите...
Утрата уважительного отношения к другому человеку стала наиболее распространённой чертой нашего поведения. Можно одним указом отменить совдепию или многотысячной манифестацией осудить годы сплошного беззакония. Но десятилетия тоталитаризма не могут не оставить печальных и долговременных последствий. С сатанинским упорством те годы будут давать всё новые ядовитые всходы.
Эхо Гражданской войны ещё не стихло. Это эхо мешает человеку прислушаться к разным голосам. Пепел миллионов павших стучит в сердцах ныне живущих. Горечь несбывшихся надежд отравляет религиозные, национальные и классовые праздники. Безмерность жертв, понесённых предыдущими поколениями, не даёт права современным гражданам России, «белым» или « красным «, атеистам или верующим признать своё поражение, как ни у кого нет оснований и считать себя победителем. Слишком велики жертвы, слишком очевидна их напрасность. Не просматривается серьёзных опор и для упрочения себя в будущем, нет и видения долговременной перспективы. Стране с тысячелетней историей приходится начинать как бы с чистого листа.
Когда помазанника Божьего громогласно величают «Николашкой», когда семейные склепы превращают в отхожие места, когда святые мощи и чудотворные иконы оказываются в помойных ямах, а десятки миллионов людей выбрасываются на «свалку истории», когда всякий может быть унижен, раздавлен, уничтожен, как «бешеный пёс», - и так на протяжении десятков лет - в самой психике человека происходят катастрофические изменения: всюду ему мерещатся враги, подонки, убийцы. Во многих семьях, способных проследить свою историю на 2-3 колена, непременно найдутся те, кого безжалостно избивали или те, кого подло предавали, или те. кого морили в застенках, или те, кто сошёл с ума, наложил на себя руки, безвременно сошёл в могилу от обрушившихся несчастий.
Гнусные палачи стали историческими личностями: Яков Свердлов, Яков Юровский, Феликс Дзержинский... Когда парии внезапно оказываются при власти, они буквально захлёбываются в человеконенавистнической истерии. Они алчут осквернить, изгадить всё то, что дорого людям. Это меньшинство отчаявшихся выродков упивается вседозволенностью и провозглашает садизм за норму правления. Кого бы ещё согнуть в бараний рог, поставить на колени и помочиться на лицо, «опустить», смешать с грязью - короче говоря, кого бы ещё понизить до своего уровня?
Осквернение святынь и глумление над личностью, обрезание истории, морали многократным эхом отзывается в последующих поколениях, зачатых как неприятная оплошность или ради права на дополнительную жилплощадь.
Теперь любого можно обвинить - и во многом. Хотя бы в том, что молчал и терпел. Трудно бывшему политзеку протянуть руку осведомителю. Ещё труднее это сделать, когда первый нищ, а второй великодушно предлагает подвезти на лимузине. Трудно известному атеисту искренне вымолвить слова молитвы и поцеловать крест в руках священника. Нелегко и самому священнику благословить такого человека.
Всматриваясь в другого, разговаривая с ним, можно искать повода для презрения - и не без особого труда найти. Можно искать повода для уважения - и обнаружить. Но для того, чтобы в другом рассмотреть личность, нужно, по крайней мере, к себе испытывать уважение, себя рассматривать как единичное, самодостаточное явление. Самоуважение - великая сила, позволяющая быть наивным и доверчивым, открытым и доброжелательным. Но откуда взяться самоуважению, даже если ты не доносил, не участвовал в травле какого-нибудь «отщепенца», не занимался всю жизнь псевдонаучной ерундой, а всего лишь убеждал себя: «Это тебя не касается» Как сохранить самоуважение тем, кто живёт в изгнании, вынужден применяться к чужому языку и к другим обычаям, видеть весь маразм происходящего на родине и понимать своё бессилие?
Но не уважающий себя человек как раз и стремится к унижению другого, к тому, чтобы оскорбить его при удобном случае, запятнать. Он ищет посильной компенсации своей ущербности.
Дефицит уважения, порождённый октябрьским переворотом и всем ходом последующих событий в растерзанной стране, губит общество, как сердечная недостаточность отдельного человека. Такое общество становится организованным только в периоды чрезвычайной опасности или само провоцирует появление тиранов. Такое общество может легко попасть под диктат какого-нибудь сплочённого этнического мини-меньшинства или преступной организации, потому что им некому противостоять: нет или крайне мало людей достойных, образцов для подражания, нет сливок общества.
Но каждый хочет уважать себя и чтобы его уважали другие. Это вполне естественное стремление пронизывает всю череду возрастов от детства до старости. Мальчишки рассказывают сверстникам всякие небылицы о своих старших братьях, отцах или отчимах, дабы всем ровесникам внушить, что они надёжно защищены от возможных дворовых обидчиков. Глубокие старики хвастают друг перед другом действительными и мнимыми наградами и льготами, заслугами перед страной.
Пребывая в обществе, где уровень агрессивности во всём множестве её проявлений весьма высок, люди жаждут защищённости. Стремление к самоутверждению в глазах других просто гипертрофированно после стольких лет тоталитарного гнёта. Кому-то хочется заявить лишь соседям по коммунальной квартире, а кому-то на всю страну, что он больше не винтик в государственном механизме, не кирпичик на бескрайней стройке коммунистического завтра. Прожившие столько лет под низким сводом полуказарменного режима, люди как бы нуждаются в свободе вдвойне. Многие из них воспринимают самоуважение как возможность открыто презирать или унижать кого-то другого.
В странах Балтии власти, стремясь к возрождению своих национальных культур, ущемляют в основных правах русскоязычное население. Азербайджанцы изгоняют из своих городов армян, абхазы - грузин.
Национализм - явление сугубо плебейское, порождает жестокость и нетерпимость жаждущих самоутверждения за счёт принижения всех остальных. Национализм заводит в исторические и генеалогические тупики. У тех, кто под специальной лупой изучает состав крови, неизбежно чернеют мысли. Национализм бесконечно усложняет и запутывает человеческие взаимоотношения.
Русским националистам неприятно слышать, что у российских императоров Х1Х в. и нынешних претендентов на престол больше германской крови, нежели славянской, а мать Ивана Грозного происходит из клана Мамая. Да и первые князья Руси как будто бы пришли из Скандинавии...
Национализм всегда чреват жаждой мщения, он не помечен христианскими добродетелями. Как-то Лейбниц высказал интересное предположение, что у сатаны тоже есть свои мученики. Так вот, националисты - одни из этих мучеников.
Поиск опор для самоуважения и гипертрофированное стремление к уважению со стороны окружающих подталкивает людей к приобретению различных званий и титулов. Ныне все мы живём в плотном окружении президентов фирм, генеральных директоров компаний, менеджеров и официальных представителей, разного рода победителей конкурсов и лауреатов. Стены солидных и не очень солидных фирм обклеены нарядными сертификатами и дипломами, которые свидетельствуют о высоком образовательном цензе работников этих организаций. Редкий чиновник или политик не работает над диссертацией или уже не защитил учёную степень. Министры и лидеры фракций в Госдуме, губернские чиновники и директора крупных предприятий хотят быть «защищёнными». Все они остро нуждаются в «охранных грамотах», потому что не верят в силу своих аргументов, в правильность своих решений.
Необходимо отметить, что стремление к титулованности имеет мало общего с дворянским этосом. Дело в том, что факт принадлежности к благородному сословию, как правило, определялся для человека со дня его рождения. «Я - не поэт, я - дворянка»,- утверждала Марина Цветаева, отличая причину от следствия. Другими словами, занятие поэзией было одной из форм проявления её личности и неподражаемости в среде первого служилого сословия. И Лев Толстой был артиллерийским офицером, сельским учителем, много времени посвящал занятиям литературой, проповедовал своё религиозно-философское учение.
Они творили не затем, чтобы получить какой-то титул, войти в какое-то цеховое общество. Созданные ими шедевры - это проявление их свободного духа. Самоуважение же мешало им халтурить. Отказ Толстого от авторства своих великих романов ныне легче объяснить сумасбродством старого маразматика, нежели невыносимостью страданий благородной натуры.
Ныне в России много обладателей высоких и почётных званий, но мало научных открытий, изобретений. Как почти нет и авторов произведений искусства. Повсюду только писатели, композиторы, академики... Немало ещё довольно молодых кавалеров боевых орденов, но нет героев и победителей битв. Поэтому у нас образовался сонм названных, но среди них очень мало действительных мастеров и храбрецов.
Этот вывод не следует воспринимать, как осуждение нравов несовершенного общества или как обличение участников перманентного маскарада. Просто мы живём в постсоветское время, и эта эпоха закончится лишь тогда, когда затормозится, а то и совсем прекратится процесс измельчания русского человека.
И не случайно о «новых русских» (понятие, между прочим, интернациональное) ходят анекдоты, высмеивающие их вульгарность и тягу к показухе. Они селятся в самых фешенебельных отелях, заказывают разом всё меню в самых знаменитых ресторанах, дюжинами бутылок хлещут «Дон Периньон», загорая на пляжах, и дают сверхщедрые чаевые. Их самолюбию льстит, что им кланяются импозантные швейцары и с ними охотно ложатся в постель дорогие шлюхи. Они гоняют на автомобилях самых престижных марок и моделей, строят многоэтажные и многобашенные особняки. Они хотят казаться важными персонами. Они порывают со старыми друзьями и обрастают новыми и полезными знакомствами, расстаются со сверстницами-супругами и обзаводятся молоденькими любовницами.
Они получили шальные деньги в результате разного рода афёр, спекуляций, в лучшем случае, как торговцы. Их не любят на родине, к ним подозрительно относятся деловые круги Запада и Востока. Многие из них вооружены и очень опасны. Они энергично шагают то по кабинетам банков, то по коридорам власти, то томятся в тюремных застенках или пускаются в бега. Современный истеблишмент собирает в пучок наиболее наглых и энергичных представителей этой когорты.
В.Никонов точно подметил: «Стоит ли после этого удивляться, что
имидж России едва ли не хуже, чем у всех остальных стран. Её считают символом убогости, скудоумия, нищеты, коррупции и главным центром международной преступности» («АиФ» № 19 за 1997 г., ст. «Новая элита: борьба или единство»).
Среди очевидцев цинизма политиков, тотальной междоусобицы различных партий и групп, плейбойского загула нуворишей, среди стихии профессиональной некомпетентности, защищённой высокими научными степенями и почётными званиями, обязательно найдутся те, кто будут стараться «жить не по лжи». Они начнут отдавать дань мастерству, а не бирке, свидетельствующей о мастерстве; будут добровольно возлагать на себя бремя ответственности за свои слова и поступки, а не обвинять во всех своих неудачах подлых соседей, завистливых родственников, идеологических оппонентов или конкурентов в бизнесе. Они сохранят семьи и в уважении к другим усмотрят залог своего достоинства.
Всё чаще встречаются люди, которые пестуют в себе скромность и стыдятся плохо выполненной работы. Они не ломают головы над тем, как бы им обойти законы, особенно в сферах собственности и налогообложения, а направляют свои усилия на соблюдение существующих законов. Они гордятся своей выдержкой, когда их убеждают в том, что данные законы соблюдать нельзя вследствие их несовершенства.
Этот никем не санкционированный, негромкий и, конечно же, не массовый переход в неопуританизм происходит через индивидуальные обособления, свершающиеся с надеждой на грядущее единение. Какими же тропами бредут неопуритане? Кто они?
Среди «новых русских» есть немало таких, которые видят, что их благосостояние растёт не благодаря росту благосостояния страны, а скорее - наоборот. Они прекрасно понимают и то, что трудно строить счастливую жизнь на фоне обнищания основной массы соотечественников. Они отказываются давать чиновникам взятки, сулящие выгодные заказы и проекты. Вопреки всем потребительским стандартам, они сводят до разумного минимума свои бытовые запросы, но не чураются благотворительности и меценатства.
Это и различные религиозные общины, которые исповедуют благочестие, непритязательность в мирской жизни и почитание трудовой этики. Это возрождённые сословные организации: Дворянское собрание, Казачьи клубы. Достоинство и честь входят в состав основополагающих ценностей жизни у тех, кто состоит в этих организациях. Это патриотические течения, не поражённые недугом национализма. Это учёные, общественные деятели, мыслители, освобождённые от корпоративных амбиций «жрецов истины». Это талантливые одиночки: литераторы, художники, ремесленники, изобретатели, которые воспринимают свой дар, как проявление Божьей воли или как дополнительное обязательство перед обществом, а не как повод для возвышения над другими или как средство наживы.
Пока что они мало или совсем ничего не знают друг о друге, пока что происходят просто отдельные отпадения от групповой борьбы, междоусобной вражды. Каждый выбирает свой путь, свои ориентиры, их встречи друг с другом скорее случайны, нежели закономерны.
Чтобы быть плодотворными, эти явления общественной жизни, скорее всего, объединятся на принципах аскетизма, честности, патриотизма. Возможно, более приемлемым и внятным покажется возрождение основ государственности Российской империи, скорректированных требованиями текущей действительности: конституционная монархия, религиозное сознание, соблюдение законов. Идеология воздержания и бесстрастия зачастую возникает именно там, где вакханалия принимает затяжной характер.
Однако вышеназванные принципы мало соответствуют «трупному духу времени», их соблюдение предполагает противление «невыносимой лёгкости бытия», отстранённость от гедонистического стиля жизни, который ныне исповедуется в большинстве богатых стран. Ведь подавляющая часть постсоветских людей, настрадавшись при социализме и насмотревшись ярких картинок о времяпровождении «за бугром», мечтает жить комфортно, занимательно, беспроблемно.
Неопуритане же, как бы смиряются с тяжестью земного притяжения, с бессчётными обязанностями перед родными, близкими, сослуживцами, партнёрами по бизнесу, страной. Они не приветствуют сексуальную раскованность вовсе не потому, что такая раскованность чревата СПИДом и венерическими болезнями. И связи с бандитами им не нравятся не оттого, что подобные отношения зачастую оканчиваются пальбой. И налоги они платят не столь из страха перед наказанием штрафами. Просто они стараются соблюдать приличия, сохранять порядочность и прочие «рудименты» исторического прогресса.
Неопуританизм - это добровольное возведение ограничительных рубежей, это осознание отдельными людьми того, что нужно избегать душевного разлада, это благожелательное отношение к окружающим. Это поиск возможностей быть сильным без денег, оружия и преступных сговоров. Чтобы представлять собой явление, благотворно влияющее на развитие страны, неопуритане неизбежно должны тяготеть к объединительным формам. Наличие такого общества в обществе - вполне вероятная грядущая реальность. Разного рода съезды, конгрессы, собрания, презентации изданий, выставки, совместное осуществление крупномасштабных программ знакомят и сближают отдельных участников этих акций, подготавливают почву для образования подобного общества, отнюдь не тайного, но и не явного. Люди разных специальностей и политических взглядов, но схожих нравственных установок довольно быстро проникаются взаимным уважением.
Такое общество может развиваться само по себе, не вовлекая в свою орбиту власть предержащих, нуворишей, знаменитостей из мира масс-культуры. Примат «приличности» обуздывает стремление к эксцентричности, эпатажу, пустозвонству - а ведь именно на этом многие представители сегодняшнего истеблишмента сделали себе имя. Чтобы вращаться в таком обществе, недостаточно быть богатым или влиятельным лицом. Нужно, в первую очередь, иметь репутацию честного человека.
На наших глазах создаётся власть денег, резиновой дубинки и кастета, сговоров и удачно вылепленных имиджей. И есть настоятельная, растущая потребность в наличие власти обязательств, долга, стыда, мастерства и сострадания. Чтобы выделиться из кричащей, бранящейся, алчной толпы, нужны крепкие локти и кулаки, толстая кожа и знание человеческих слабостей, умение гнуть другого и гнуться перед более сильным. Чтобы нести бремя ответственности за свои слова и поступки, жить в рамках моральных ограничений, нужны силы гораздо большие и совсем иного рода.
Российский истеблишмент тоже пока в стадии своего становления. Ротация «кадров» столь высока, что говорить о каких-то правилах не приходится. Но когда-то эти правила выработаются и взаимоотношения между представителями истеблишмента станут более упорядоченными. Очень мало шансов на то, чтобы истеблишмент и неопуритане воссоединились. Скорее всего, будут два общества в обществе, две власти, два сгустка воли и параллельное движение во времени. На одной параллели коррупция, манипулирование общественным сознанием, битвы за должности и титулы, сопровождаемые непременными скандалами, вседозволенность и отсутствие предрассудков. На другой параллели - почитание мастерства, приверженность традициям, поведенческий консерватизм, бережное отношение к своей репутации, в отдельных случаях склонность к сектантству и прочим радикальным видам отьединённости от мира, «лежащего во зле».
Если продолжить сравнения из литературной жизни, то все мы видим как с телеэкранов не сходят физиономии примитивных насмешников. Телеканалы подробно информируют об их участии в разного рода тусовках, заседаниях каких-то клубов, об их выступлениях на юбилейных концертах. Зато мы практически не видим таких талантливых литераторов как Битов, Распутин, Солженицын. При всём желании их трудно причислить к формирующемуся истеблишменту.
Из тяжбы между поклонниками Мамоны и приверженцами нравственного закона состоит вся человеческая история. В России эта тяжба приняла очень острый характер. Неопуританизм, как противовес вакханалии лжи, махинаций и манипуляций, естественно должен вызывать дополнительное напряжение между отдельными группами, стяжавшими власть, и теми, кому люди отдают дань неподдельного восхищения. Но отсутствие такого противовеса превратит народ в полностью дезориентированную толпу. Ведь люди живут зачем-то, а не просто затем, чтобы как-то провести время, отпущенное судьбой, и сойти в могилу. Если же неопуританизм будет наличествовать всего лишь в виде единичных и фрагментарных явлений, то периоды анархии, перемежаемые периодами жестокой диктатуры , так и будут в дальнейшем составлять историю страны.
В противостоянии двух обществ в обществе возможен и другой вариант взаимоотношений.
Прошедший век наглядно продемонстрировал, что Россия, несмотря на своё многогранное своеобразие, не может развиваться, не будучи интегрированной в международное экономическое, культурное и правовое пространство. И представителям истеблишмента поневоле придётся принимать правила игры, в которой высоко ставятся приличия и хорошие манеры. Они просто будут вынуждены стараться «держать слово», данное на представительных мировых форумах, и будут контролировать своё поведение на фуршетах. И отечественная продукция не будет продаваться на мировых рынках без соответствий международным стандартам качества. Даже отвергая Россию, уезжая из неё, громко «хлопнув дверью», представитель истеблишмента всё равно в глазах господ из Европы, Азии и Америки будет русским, слегка свихнувшемся на космополитизме. Короче говоря, волей или неволей, но доселе туманные понятия о собственном достоинстве, причастности своей судьбы к судьбе Родины начнут понемногу проясняться в головах тех, кто преуспел в политических или финансовых аферах.
Неопуритане же, наблюдая за безудержной интервенцией импортных товаров и культурных поделок, могут твёрдо встать на позиции российской самобытности и ксенофобии. В рамках такого умонастроения появятся свои святые и мученики, свои герои и лидеры. И получится следующий парадокс.
Истеблишменту придется применяться к правилам, существующим на уровне международных отношений, сугубо из прагматических соображений, и всё же правящая верхушка будет способствовать возвращению России в мировое сообщество, пусть на вторых или третьих ролях. Неопуритане же будут придерживаться некоего своего пути, объективно удерживая народ в путах провинциализма. Под провинциализмом в данном случае понимается неприятие ценностей жизни, выработанных другими нациями. Они будут отвергать необходимость правовой и сексуальной культуры, которая не укладывается в прокрустово ложе традиционной религиозной нравственности: противиться развитию рыночных институциональных образований, предполагающих меркантильность мышления. Высокие морально-этические требования, не обновляемые требованиями времени, действительно, могут выродиться в косную силу.
Россия удивительна тем, что в ней нет ничего застывшего, в стране возможны любые варианты трансформации элиты. И ещё, как показывает история, для нашей страны характерен сильный инстинкт самосохранения. Происходит чудо, - и государство, раздираемое смутами через сто лет превращается в мощную империю: непоправимо гибнет под полчищами фашистов - и вдруг они терпят поражение под стенами Москвы. И поэтому не исключено и другое чудо. Истеблишмент и неопуритане не успеют сложиться в замкнутые общества, а в ходе своего становления будут всё теснее соприкасаться, взаимодополняться, искать повода для взаимного уважения.
В этом случае неопуритане станут более терпимыми в сфере морали, постигнут ценность компромиссов, общественного согласия. Они не будут избегать СМИ, несмотря на их вульгарность, окажутся в коридорах власти вместе в бывшими и нынешними осведомителями, демагогами, плутами и бандитами. Представители истеблишмента начнут понимать, какое же тяжёлое бремя ответственности возлагают на них высокие должности и почётные звания. Появятся отдельные политики, которые будут уходить в отставку, если им не удастся выполнить предвыборные обещания. Многочисленные научные и творческие корпорации обнаружат, как прискорбно мало в их составе создателей научных открытий, авторов произведений искусства. Отдельные чиновники будут стыдиться брать взятки, а часть журналистов откажется писать заказные статьи, где истина извращается до своей противоположности.
Появятся образцы для подражания, достойные люди, причём не как участники некоего полуподпольного течения, а как полновластные водители светской, культурной, политической и экономической жизни страны. Два общества воссоединятся в одно.
Быть принятым в такое общество, вхожим в него станет высокой честью. Только в этом обществе губернатор или градоначальник, министр или крупный финансист могут узнать вполне взвешенную, спокойную оценку своей деятельности. Это совсем иное, нежели лесть подчинённых или крикливая газетная критика. Банкир, разбогатевший на обмане своих вкладчиков, будет гордиться своим богатством совсем в другом кругу. И скандально знаменитый литератор тоже...
Возникновение подобного общества в обществе кажется слишком неправдоподобным. Тем более, оно отсутствовало все годы Советской власти - нет навыков его создания, нет привычки к нему. Проблема и в том, что трудно указать на тех, кто способен выступить формообразующим стержнем или катализатором в условиях всеобщего неуважительного отношения к личности.
Задача бы значительно упростилась с восстановлением, после соответствующего референдума, конституционной монархии. Такое восстановление сочетало бы в себе совпадение воли народа и Провидения. Но когда это произойдёт и произойдёт ли вообще - неясно.
Ясно другое, что народ, рассечённый различными расколами и междоусобицами, остро нуждается в примирении. Без создания элиты всё общество представляет собой толпу, которую легче направлять на разрушение, нежели на созидание.
1. Прожившие столько лет под низким сводом полуказарменного режима, люди как бы нуждаются в свободе вдвойне.