«Серые волки». Исповедь партизана-разведчика

Предисловие

Люди позднейшего времени скажут мне, что все это было и быльем поросло и что, стало быть, вспоминать об этом не особенно полезно. Знаю я и сам, что фабула этой были действительно поросла быльем; но почему же, однако, она и до сих пор так ярко выступает перед глазами от времени до времени? Не потому ли, что кроме фабулы в этом трагическом прошлом было нечто еще, что не поросло быльем, а продолжает и до днесь тяготеть над жизнью?

М.Е. Салтыков-Щедрин, «Пошехонская старина»

Глава 1. Малая родина

Важно не то, где и когда ты родился, а то, что в нужное время ты для добрых дел пригодился.

                                                                                                                              От автора

Родился я 18 августа 1925 года в семье многодетного крестьянина Николая и его супруги Марии в поселке Белгород Соколовской волости (района) Орловской губернии (ныне этот район входит в состав Брянской области). Что касается моего имени, то среди членов семьи и ближайших родственников мнения разделились. Одни настаивали на том, чтобы меня назвать Федором в честь старейшего и авторитетного деда (он дожил без малого до 90 лет, что для крестьянина было немалым возрастом), другим нравилось имя Владимир. Однако при крещении священник проявил принципиальность и нарек меня редким для нашей местности именем Степан - в честь первомученика архидиакона Стефана, день поминовения которого празднуется 15 августа по новому стилю. Никакие доводы моих родственников на его решение не повлияли. Между тем, вплоть до школы, в быту меня называли одни Федором, а другие - Владимиром. 

Мой отец был потомком казака - участника пугачевского восстания. После разгрома восстания, как известно, по указу Екатерины II его участники в основной массе были сосланы в Сибирь. Мой пращур, вместе с несколькими другими соратниками по несчастью, после ссылки был отправлен в один из глухих районов Орловской губернии. В изрезанной оврагами и покрытой смешанным лесом местности поселенцам пришлось обустраиваться на постоянное проживание. Из поколения в поколение передавались (на уровне легенд) те трудности, которые пришлось преодолевать первопроходцам, чтобы выжить в тех условиях. Труд с раннего утра до позднего вечера был постоянным, ежедневным спутником на первых годах их жизни в этом гиблом, как считали жители, месте. Летом новоселам досаждали кучи кровососов : комары, болотная мошкара и оводы. Жилье начинали строить с землянок, а чтобы создать хотя бы небольшой огород, необходимо было вырубить и выжечь немалую массу деревьев, кустарника, а также выкорчевать вековые пни. Для лугов надо было осушать болота. Но, в народе верно говорится: «Глаза боятся, голова думает, а руки делают».

Постепенно новоселы преодолевали все первоначальные трудности. У сельских жителей испокон веков, из поколения в поколение, передавался хороший обычай: с соседями, если и не дружить, то надо поддерживать добрые отношения. В случае острой необходимости всегда можно было рассчитывать на их помощь. Более того, прежде чем начать строительство своего дома, новосел прежде всего выбирал для себя подходящих, добропорядочных соседей. У селян хорошо было развито чувство взаимопомощи, и не только по родственным связям. Так, на строительство нового дома для молодоженов собирались многие десятки односельчан. И работали они добровольно и бесплатно с утра до вечера (с перерывом на обед, который готовили женщины). И дом, как правило, был готов к заселению через несколько дней. Таким образом, нагрузка на новоселов снималась многократно. Появлялись новые дома, расширялись посевные площади. Болота превращались в прекрасные заливные луга. Река Навля в первозданном ее состоянии при весеннем таянии снегов заливала огромные прилегающие к ее руслу площади лесов и лугов, где в изобилии произрастали очень ценные для питания животных травы, а также разнообразные медоносные и лекарственные растения. Время шло, и жизнь на новом месте постепенно налаживалась. Сосланные казаки становились исправными хозяевами, обзаводились семьями - поселение разрасталось. Теперь уже «коренные» жители решили дать ему название хутор Георгиевский. Но власти не хотели и слышать, чтобы в названии поселения было слово «хутор». Это напоминало им о вольной казацкой жизни и о недобрых прошлых временах. В результате поселку дали название Белгород - благо, что значительная его часть располагалась на меловых горах. Правда, горы это были небольшими (высотой около 300 метров), зато очень крутые и обрывистые. У их подножия пробивали себе путь многочисленные родники с чистой и очень холодной водой, которые давали начало небольшой живописной речушке, мирно протекающей через луга и заросли кустарников.

Мои детские и юношеские воспоминания о нашем благословенном крае (в природу которого тогда еще не вторгалась бездумная политика, направленная на борьбу с этой самой природой), отпечатались яркими красками в моем сознании на всю жизнь. С началом весны все вокруг преображалось. Зеленели и расцветали деревья и многочисленные кустарники. Луга покрывались изумрудной зеленью. На гнездовья прилетали многие тысячи всевозможных видов и названий птиц, которые от вечерней до утренней зари в течение всей весны и первой половины лета радовали всех своими многочисленными «концертами». Птицы, от мала до велика, селились везде: в зарослях, на лугах, в полях, в перелесках, а также в кустарниках вокруг оврагов и промоин. Особенно много их сооружали свои гнездовья в дебрях - огромных, заросших лесом и кустарником оврагах, образовавшихся, возможно, тысячи лет тому назад.

Дебри создавали благоприятные условия не только для гнездования птиц, но и для воспроизводства многих видов зверей: волков, лисиц, лосей, кабанов, барсуков, енотов и других диких животных. Река Навля, в правый берег которой (на протяжении многих километров) упирались луга, а в левый - лес, в своем течении изобиловала крутыми поворотами русла. В этих заливах и ямах водилось немало довольно крупной рыбы. Так, например, рыболовы вылавливали сомов весом свыше пятидесяти килограмм, и щук до полутора метров длиной. Щедрая природа открывала человеку широкие возможности для пользования ее богатствами в разумных пределах, при соблюдении непреложных правил по ее охране. К сожалению, люди, особенно советские руководители разных рангов при колхозном строе, не обременяли себя сложными расчетами и не прислушивались к совету опытных старожилов. В погоне за кажущейся и сомнительной выгодой, в желании поскорее отрапортовать о выполнении нелепых указаний «сверху», они наносили огромный и невосполнимый ущерб как природе, так и обществу в целом. 

В качестве доказательства выше сказанному приведу лишь пару примеров. Так, в погоне за увеличением посевных площадей колхозы начали уничтожать перелески, деревья и кустарники, защищавшие плодородные слои земли от размывания и уничтожения вешними и паводковыми водами. Результаты не замедлили сказаться. Посевные площади не только не приросли, но наоборот сократились, так как образовалось множество мелких и средней величины оврагов. Смытые слои глины и песка толстым слоем стали покрывать луга, делая их бесплодными. Таким образом, за десятилетия были выведены из оборота многие сотни гектаров отличных земель - лугов и полей.  Еще один удар по природе, источнику благосостояния людей,  был нанесен уже в послевоенный период. Из благих намерений, направленных на «улучшение» окружающей среды, было спрямлено русло реки Навля.

Экскаваторы и бульдозеры сделали свое дело. Мелиораторы отрапортовали об успешном выполнении задания. Ну и что в результате? Вешние воды, орошавшие ранее многие тысячи гектаров лугов и леса, начали бурным потоком (по спрямленному руслу) скатываться в реку Десна. Река Навля обмелела до такой степени, что в сухую летнюю погоду она превращается в обычный ручей, заросший травой. Обильные весенние разливы прекратились, что непреминуло отрицательно сказаться на плодородности окружающих лугов. Такой бездумный подход к мелиорации, выражающийся в погоне за количественными показателями, нанес нашим природным богатствам заметный и непоправимый ущерб. Бесконечно жаль былой утраченной красоты и обидно за бездумное вмешательство человека в творение Божие, дарованное ему для его же блага. Что касается поселка Белгород, то там, в нескольких обветшалых домишках, сейчас доживают свой век только престарелые люди. Разве это не обидно?!

Но оставим пока на некоторое время природу и вернемся к человеческим судьбам. На воспитание детей (а их, как правило, у селян было помногу) большое влияние оказывали родители, а также старшие братья и сестры. Деревни и села на протяжении многих веков были основными поставщиками людей для службы в армии. Семьи, как правило, были многодетными. Нередко под одной крышей собирались и жили люди трех-четырех поколений. Всем хватало и места, и пищи. Люди старшего поколения пользовались почетом и уважением, к их голосу в семьях прислушивались, они были примером для подрастающего поколения. Крестьяне не вели замкнутый образ жизни, не отгораживались заборами от односельчан. Коллективными были как торжества (свадьбы, юбилеи, новоселья, встречи отслуживших в армии парней) так и печальные события (похороны, пожары). Потерпевших никогда не оставляли наедине со своим горем. Односельчане им оказывали всяческую помощь и внимание.

С родителями мне, прямо скажем, здорово повезло. Они прожили сложную, но достойную жизнь, воспитали и вывели в жизнь семерых детей. Я всегда с благодарностью вспоминаю их наставления и советы. Это были очень трудолюбивые, глубоко верующие и духовно культурные люди. За свою веру они нередко подвергались неодобрению местных власть имущих и насмешкам со стороны глуповатых односельчан. Образование у моего отца даже по тем временам было достаточно невысоким. Но за плечами у него была довольно богатая жизненная школа. В свободные минутки он любил что-нибудь почитать из книг не только религиозного, но и светского содержания.

Содержание большой семьи (особенно в начале голодных тридцатых годов) требовало большого напряжения всех жизненных сил и самопожертвования. А еще надо было давать детям образование. Так, брата Ивана, учащегося медицинского техникума в г. Бежице и брата Александра, по путевке райсельхозуправления направленного в техническое училище в г. Трубчевск, надо было полностью содержать за свой счет, обеспечивая продуктами питания и деньгами. Александр после окончания учебы вскоре был призван в армию и как технической специалист определен в танковые войска. Попал на финскую войну, где получил первое ранение. Обеспечение учащихся было для колхозников делом нелегким - такие вопросы, в основном, решались не из средств, полученных в колхозе, а за счет своего приусадебного хозяйства. Но делать это с каждым годом становилось труднее.

У нас, как я помню, не было бурных застолий с вином, табакокурения, нецензурных выражений, осуждения ближних и приобретения каких-либо благ нечестным путем. Насколько мне известно, мои старшие братья и сестра неукоснительно соблюдали эти правила и в дальнейшем. В нашей семье каждый ребенок с малых лет, в меру сил и возраста, должен был трудиться - либо убираться в доме и на дворе, либо работать в саду-огороде, либо присматривать за домашними животными и птицей. Каждый твердо знал свои обязанности и выполнял их безропотно. Старшие братья вскоре разъехались по разным городам на учебу. Сестра вышла замуж и переехала в село, находящееся за несколько десятков километров от нашего поселка.

Таким образом, еще в достаточно юном возрасте я оказался за старшего среди детей в нашей семье. По мере взросления на мою долю выпадало все больше обязанностей, особенно в летний период. Летом оба родителя с утра до вечера были заняты работой. Требовался уход за младшими братишкой и сестренкой. Нужно было встречать, определять на место и кормить домашних животных. Моей особой обязанностью была забота о кроликах, численность которых у меня доходила до 80-90 особей. Кролики потребляли неимоверное количество растительной пищи (травы, веток), а также с удовольствием поедали зерно, хлеб и вареные овощи. Они служили нам источником мяса и пушнины, за которую только и можно было приобрести различные товары - особенно новую одежду и обувь, необходимые моим старшим братьям, обучавшимся в городах.

Важную роль в нашей семье играли пчелы. Отец был большим любителем этих очень полезных насекомых. Число ульев у нас доходило порой до пятнадцати единиц. При благоприятных погодных условиях они приносили много душистого, вкусного меда и других полезных продуктов (воска, прополиса). Пчелы опыляли культурные растения на полях и огородах, а также дикорастущие травы, кустарники и деревья. Деньги от продажи меда шли на оплату всевозможных налогов и опять же на покрытие расходов, связанных с обучением братьев.

Но пчелы требовали и много особенного и очень внимательного ухода. Например, надо было знать когда из каждого улья может вылететь рой (огромная масса пчел, весом подчас до трех и более килограмм) с целью создания где-нибудь в лесу своей новой семьи. У пчеловода в этом случае была одна и главная забота - после вылета роя пчел из старого улья понудить их собраться на одном из близ растущих невысоких деревьев, чтобы потом поместить их в роевню. Роевня - это обтянутое холстом лукошко, в которое помещают пчелиный рой для его пересадки в новый улей. Чтобы заставить пчел собраться вместе (как бы на совет) предпринимается целый ряд мер - например, из заранее приготовленной воды создается видимость дождя, и при этом также производится окуривание дымом. Существуют также специальные способы заставить пчел приземлиться в нужном месте.

Работа с пчелами - очень интересное занятие, требующее большого терпения и внимания. К годам десяти я уже многое знал об их поведении. Научился справляться с роем, обнаруживать и ловить пчелиную матку  при  посадке роя в новый улей (если матку не изолировать на несколько дней, то рой назавтра же может покинуть свое новое жилище и улететь, например, в лес). Казалось бы, какое существенное значение имеет для пчелиной семьи особенности конструкции улья, его объем и площадь? Многие пасечники у нас применяли ульи устаревшей модели, сравнительно дешевые, а иногда даже дуплистые колоды. К этому они привыкли, и это их вполне устраивало. В то же время передовой опыт подтвердил целесообразность внедрения в пчеловодстве ульев новой конструкции. Они были более удобны и для пчел, и для отбора меда. Правда, изготовить их было несколько сложнее и дороже. Но затраты в скором времени оправдывали себя значительным повышением продуктивности пчел и исключением возможности повреждения рамок при их изъятии из улья.

Забегая вперед, скажу, что мои познания о пчелиной жизни пригодились мне в недалеком будущем, во время длительного пребывания в лесу. Там мне нередко приходилось пользоваться «услугами» одичавших пчел. Скажу несколько слов и о судьбе нашeй домашней пасеки. В начале октября 1941 года немцы прорвали фронт и окружили оборонявшиеся части 3 и 13 армий. В последующие дни бойцы этих армий иногда организованно (подразделениями), но чаще вразброд выходили из окружения в ночное время. В течении двух ночей она была разорена нашими отступающими солдатами. Рамки с медом исчезли, а сонные пчелы были сброшены на землю. Ничего не поделаешь - война быстро добралась и до пчел...

Интереснейшее и знаменательное событие (Ю.О. - подробно о нем рассказывается в главе «Зорька») произошло со мной в школьные годы. Этим событием, повлиявшем на всю мою дальнейшую судьбу, было появление у меня волчонка трех-четырех дневного возраста, который был определен на прокорм в наш дом в качестве нового члена семьи к нашей замечательной собаке Белке. Правда, отнеслась она к приемышу вначале очень настороженно и недружелюбно. Ведь у волчонка была своя манера поведения, запах и отношение к пище. Однако, после довольно основательных разговоров с Белкой, ей пришлось смириться со своей новой ролью и вскармливать нового члена семьи. При этом волчонок с раннего возраста проявил себя лидером в этой семье.

Никто не одобрил моего увлечения - начиная с Белки и оканчивая моими старшими братьями, родителями и знакомыми. Все утверждали, что волки - злейшие враги человека. Предсказывали, что когда волчонок подрастет, он начнет охотиться на домашних кур и мелких животных - например ягнят, поросят, кроликов. Но я проявил редкостное упрямство в этом вопросе. Все, что мне говорили, я внимательно выслушивал, но делал, все равно, по-своему. Волчонка (а это оказалась волчица) я назвал Зорькой. Так она прижилась и воспитывалась на нашем подворье почти до трехлетнего возраста. Зорька со временем оказалась очень интересным моим спутником в играх,  охоте, и путешествиях по лесам и полям. Трудно тогда было даже предположить, что из этого маленького серенького комочка, умещавшегося на ладошке, вырастет умная, рослая, сильная и очень красивая волчица, которая неоднократно спасет жизнь не только мне, но и многим моим друзьям.

Поскольку в селе Соколово была всего лишь неполная средняя школа (семилетка), то обучение в восьмом классе мне пришлось начинать в отрыве от дома - в районном центре, рабочем поселке Навля. Расстояние от нашего поселка до райцентра превышало двенадцать километров. Проучиться же мне там пришлось всего один 1940-41 учебный год. Помню, что на меня, как и на многих наших ребят, большое влияние оказал военрук школы. Это был солидный человек (и по возрасту и по комплекции), участник Гражданской войны, где он командовал, кажется, ротой или батальоном и был неоднократно ранен. Высказывая свои суждения прямо, без полунамеков, он призывал нас, учеников, серьезно готовиться к войне, где каждому найдется свое место. Мы изучали стрелковое оружие, состоящее на вооружении Красной Армии, и осваивали основы оказания первой медицинской помощи раненым. Выходили на полевые занятия, где ползали по-пластунски, участвовали в атаках, в организации обороны, эвакуации раненых и «погибших». Стрелять, правда, нам на уроках не пришлось - не оказалось боеприпасов и специального тира. Однако, этот недостаток в военной подготовке я восполнил своим способом.

В Гражданскую мой отец служил в кавалерии, командовал эскадроном или сотней. Все-таки потомок казака, хоть и не близкий. После того как Белая армия из-под Тулы стала стремительно откатываться на юг, воинская часть отца, в силу каких-то причин была расформирована и бойцов отпустили домой вместе с конями и вооружением, но под подписку о явке на сборные пункты по первому зову. Можно предположить, что эти действия были предприняты из-за материальных соображений. Ведь коней надо было кормить, и не лишь бы как. В противном случае боевой конь превратится в обыкновенную клячу, на которой не только в бой вступить, но и до дома не доедешь. Бойцов также надо было кормить, одевать и обувать. Возможно, что при расформировании части преследовались и какие-нибудь другие цели. Лучше не гадать. Таким образом, конь со всем снаряжением и оружие остались у отца.

Об оружии никто, кроме отца, не знал, оно было надежно спрятано. Я обнаружил этот тайник случайно, незадолго до начала войны и использовал винтовку для тренировки в стрельбе в глуши леса. Мне казалось, что отец ничего не знал о моих проделках - иначе я мог бы получить изрядную трепку за свою самодеятельность. Ведь боевое оружие запрещено было иметь в доме. Но перед его уходом на фронт выяснилось, что, несмотря на всю мою осторожность, он все знал о моих похождениях, но терпеливо молчал, ожидая определенного момента. О многом мы тогда поговорили с ним наедине (Ю.О. - глава «Заветы отца»). Это прощальное напутствие отца осталось в моем сердце на всю жизнь.

Большую помощь мне оказала, особенно в годы войны, медицинская практика. Мой старший брат обучался в медицинском техникуме в городе Бежице. На летние каникулы он приезжал домой и так, в течение нескольких лет, летом заменял на работе фельдшера в селе Соколово во время его отпуска. В свободное время я посещал этот медпункт - сначала наблюдал за приемом и обслуживанием больных, а затем стал помогать брату. Приходилось дезинфицировать и бинтовать колотые и резаные раны, ушибы, удалять инородные тела, накладывать шины на сломанные конечности и выполнять многие другие работы. Брат заставлял и приучил меня не бояться крови и ранений в любом их виде - словно предвидел, что в будущем мне придется иметь со всем этим дело.

К слову сказать, действительность даже превзошла все наши смелые предположения. Помогать людям пришлось довольно рано и часто  -  особенно  с началом войны, когда сеть медицинских учреждений резко сократилась в связи с мобилизацией в армию врачей, фельдшеров и медицинских сестер. Кроме того, в сельскохозяйственном производстве (да и в быту) с людьми случались всевоможные казусы, в том числе и ранения. Но особенно мне пригодились мои скупые познания в области медицины во время пребывания в партизанском отряде. При многодневных походах, в полевых условиях мне приходилось делать всевозможные перевязки себе и моим товарищам, удалять пули, осколки мин и гранат, фиксировать поврежденные конечности.

Был даже случай проведения операции по удалению аппендикса в острой форме (Ю.О. - глава «На хуторе», ч.2). На карту была поставлена жизнь одного из партизанских командиров. Эту вынужденную операцию мне пришлось провести в сельском доме, в совершенно неприспособленном помещении, освещаемом светом керосиновой лампы. Меня консультировал раненный в бою врач, который находился рядом в лежачем положении. Врач, в свою очередь, ожидал операции по удалению пули, застрявшей у него в бедре. Это происходило на оккупированной территории, где рассчитывать на медицинскую помощь не приходилось. К большой нашей радости, обе операции закончились благополучно. Люди выздоровели, хотя, возможно, и не так быстро. Рисковать же было необходимо, так как в тех экстремальных условиях выход был только один. На кон была поставлена жизнь людей, и времени у нас не было. События происходили в ночное время, а врагов кругом хватало с избытком.

Оценивая в целом мои отроческие и ранние юношеские годы, можно смело сказать, что они проходили в довольно напряженном темпе и привели к моему быстрому взрослению и становлению как личности. У меня было множество обязанностей по домашнему хозяйству. Не потому, что кто-то пытался на меня их намеренно взвалить - просто их было некому выполнять. Немало сил и энергии уходило на познание чего-то нового, с моей точки зрения необыкновенного. Я много читал (особенно вечером) всевозможной литературы. В доме образовалась довольно обширная библиотека. Книги покупал сам на заработанные деньги. Немало специальных книг получил я и от старшего брата - студента медтехникума. В последние предвоенные годы меня все больше интересовала литература военно-исторического направления. Ведь на долю России выпало немало войн. При этом воевала она не только на Западе, но и во всех остальных частях света. Особенно много интересных материалов было об Отечественной войне 1812 года и Гражданской войне.

Неизгладимое впечатление на меня оставили рассказы о подвигах отряда Дениса Давыдова в борьбе против французов на оккупированной ими территории. Возникала мысль: а как бы развивались подобные события в современных условиях? В игре воображения я представлял себя в разных сложных и запутанных ситуациях, из которых нужно было бы выбираться, не рассчитывая на чью-либо помощь. Надо было приучить себя к ночным походам, перебороть страх перед необычной обстановкой, научиться ориентироваться на местности. Понятно, что ни часов, ни компаса у меня в то время не было. Начал я совершать такие ночные путешествия в сопровождении подрастающей волчицы Зорьки. Когда же она ушла в стаю, ее место заняла наша собака Белка. Сначала брал с собой разное холодное оружие, но вскоре мне этого показалось мало и у меня появились огнестрельные самоделки - вначале довольно примитивные, но затем и очень опасные (причем не только для вероятного противника, но и меня самого). Хотя на деле эти средства пригодились только для тренировок, навыки, полученные мною в то время, оказались незаменимыми в военное время.

С учебой в школе у меня не было никаких проблем. Память, зрение и слух были превосходными, зубрежки не признавал. Все экзамены, начиная с четвертого класса, давал очень успешно. По физике и химии любил заглядывать во внеклассные источники. Почему-то особенно интересовало меня получение пороха и взрывчатых веществ, за что я едва как-то не поплатился глазами. Одним словом, «не скучал». Припоминается и такой случай. Старший брат Александр после окончания технического училища как-то приехал к нам в гости на автомобиле, так называемой полуторке. Когда он вышел из машины и поприветствовал всех присутствующих, я забрался в кабину и не желал из нее выходить до тех пор, пока он не объяснил названия и предназначения всех приборов и рычагов. Кроме того, я упросил его позволить мне завести машину и проехать несколько сот метров  самостоятельно. Это знаменательное для меня событие произошло весной 1941 года, а уже поздней осенью того же года я с группой сверстников начал угонять немецкие грузовые машины.

В то время было много разговоров, толков и суждений о международном положении: о том, что фашистская Германия уже подмяла под себя всю Европу, и теперь очередь либо за Англией, либо за Советским Союзом. Однако, наша пропаганда неусыпно продолжала твердить о твердом соблюдении пакта о ненападении, заключенного с Германией. Вот тут-то в своих рассуждениях люди и спотыкались - до тех пор, пока стремительно развивающиеся события в Европе, а затем и на наших западных границах, не поставили все на место. Общество, несмотря на официальные заверения партии и правительства, постепенно стало свыкаться с мыслью о неизбежности грядущей войны с наглеющим фашистским зверем.

Средствами массовой пропаганды и агитации наша страна представлялась в виде могучего и несокрушимого бастиона, а ее Красная Армия - как самая мощная и непобедимая сила, которая при нападении будет громить врага только на его территории. Были созданы кинофильмы, песни, печатались статьи и книги. Оптимизма во всей этой продукции было много. На экране по небу летели необозримые эскадрильи самолетов, грохотали полчища танков, мчались неудержимые красные тачанки, и звучала бравурная музыка:

На земле, в небесах и на море

Наш напев и могуч и суров:

Если завтра война,

Если завтра в поход, -

Будь сегодня к походу готов!

Но всему этому оптимизму так и не суждено было сбыться. Действительность оказалась гораздо менее привлекательной, если не сказать трагичной. В 1941 году наша страна оказалась плохо готовой к войне нового образца против технически оснащенной и грамотно обученной армии объединенной Европы, покоренной германскими фашистами. Кроме того, особая трагедия Великой Отечественной войны состояла в том, что она стала продолжением как Первой Мировой (Второй Отечественной) войны 1914 года так и, в какой-то мере, предыдущей братоубийственной Гражданской войны.

Уже после войны я приехал навестить отца в Белоруссию. Так было угодно Всевышнему, что это была наша последняя встреча в земной жизни. Отец поинтересовался у меня: «Пригодилось ли тебе что-то из того, о чем мы говорили перед моей отправкой на призывной пункт?» Я ответил, что всегда старался следовать его советам. Пожалуй в результате этого и остался в живых, хотя меня и изрядно покалечило. Но моя жизнь еще впереди, а там будут, очевидно, еще и радости, и огорчения. В свою очередь, я спросил отца: «Почему ты теперь работаешь на промышленном предприятии, а не в колхозе?» Он ответил, что родовой дом сгорел, а построить новый дом в нынешних условиях необычайно трудно, нужна большая сумма денег. Кроме того, колхоз изрядно опустел. Многие мужчины не вернулись с фронта. Люди постарели, появилось немало больных и покалеченных, а требования к колхозникам по-прежнему очень высокие, налогов не убавилось. Казалось бы, после Победы должно быть полегче людям в сельской местности, но этого не произошло. А на заводе была регулярная зарплата два раза в месяц, фиксированная длительность рабочего дня.

В ходе этой беседы отец спросил меня: «Известно ли тебе, как сложилась судьба твоей воспитанницы Зорьки?» Я ответил, что контакты с Зорькой у меня продолжались в течение тех нескольких лет, пока я находился в родных краях в партизанском отряде. Зорька со своими соплеменниками неоднократно спасала меня и моих товарищей от верной гибели. Каждая наша встреча была очень теплой и радушной. Рассказал я ему и о нескольких эпизодах нашего взаимодействия с волчьей стаей (Ю.О. - об этом во второй части «Серые волки»).

Отец очень внимательно меня выслушал, а затем сказал: «Если бы мне еще кто-то о таких вещах поведал, я бы усомнился. Но тебе я верю. Вполне вероятно, что твоя доброта и терпение при воспитании волчицы вознаградили тебя. Думаю, что в этих делах не обошлось и без Божией помощи. Ведь испокон веков волки считались злейшими врагами человека. А оказывается, что и среди этих зверей можно приобрести себе союзников и помощников. Это еще раз подтверждает мысль, что доброта, терпение и труд всегда себя многократно окупают. Кстати, когда я был в нашем поселке, то мне жители сообщили, что в разное время, но несколько дней подряд, на вечерней и утренней зорьке они слышали какой-то необычный волчий вой - то одиночный, то групповой. Это вызвало у них тревогу, но никаких агрессивных действий звери не предпринимали. Не твои ли это знакомые?»

Я ответил: «Вполне возможно, что и мои. Скорее всего, волки пытались установить со мною контакт в разных местах наших прежних встреч. Ведь животные навсегда запоминают добро и зло, им содеянное. Хотя судьбе и было угодно разбросать нас далеко в разные стороны,  воспоминания о Зорьке и ее стае для меня всегда светлы и радостны.»

«Между тем», - продолжил отец, - «жители наших поселков хорошо вспоминают о тебе, как о председателе колхоза, хотя и поработал ты в этой должности очень короткое время. Люди интересуются, чем ты занят, и не хотел бы вернуться в колхоз. Тебя бы с удовольствием избрали председателем. Понравился колхозникам твой подход к людям, требовательность и забота, внедрение культурных новшеств в быт, искоренение грубости и матерщины. Следуя твоим советам, многие теперь стали собирать и заготавливать впрок лекарственные растения и успешно применять их. Одним словом, не надеются на малодоступную пока медицинскую помощь, а используют силы природы. А ты дал толчок, понуждение в этих разумных делах».

О многом еще мы тогда поговорили с отцом. Казалось, что теперь, после войны, впереди нас была целая вечность. Но скоро отца не стало. Вечная ему память. Вечная память всем нашим усопшим родителям. Не будем забывать, что их дела продолжают жить и приносить плоды в нас.

(Продолжение следует)