Державный Собор 1598 года

Глава Третья

Соборная присяга. Ее духовный и политический смысл. Влияние Утвержденной Грамоты 1598 года на соборные документы 1607 и 1613 годов

1. Целовальные записи и обеты

Строго говоря, словосочетание «Утвержденная Грамота», точнее — «Утверженная Грамота», относится к заключительной части Соборного документа. Это словосочетание там и появляется впервые, а до того — в тексте выше оно нигде не встречается. Из повествования следует, что сам текст собственно «Утверженной Грамоты» только начал составляться 9 Марта — в день памяти Сорока Мучеников Севастийских: «вся яже глаголемая и действуемая въ настоящее время въ ней написавше», но заключительная часть, содержавшая уже не только духовны обеты соборян, но и страшные духовные проклятия отступникам, написана была уже «по мале времени»(177), то есть несколько позже, может быть, после 9 Марта, но в какой же именно день не указано.

В первом Слове Святейшего Патриарха Иова на заседании Московского Собора 9 Марта 1598 года говорится о необходимости всеобщей молитвы Пресвятой Троице, Богородице, великим (Московским) Чудотворцам и всем Святым: 1) о Венчании нового Царя на Царство, 2) о даровании многолетия всей Царской Семье, 3) о покорении всякого возможного супостата, 4) о мирном устроении Царства новой Династии из рода в род навечно, 5) об установлении празднования иконы Божией Матери Одигитрии «Смоленской» и Крестного Хода из Кремля в Новодевичий монастырь 21 Февраля — «по вся годы непременно творити»(178).

В первом ответном Слове соборяне заверили, что будут молиться о Царской Семье, об их чадородии и 21 Февраля будут праздновать Крестным Ходом в Новодевичий Монастырь праздник иконы Божией Матери Одигитрии «Смоленской». Это Слово дается в пересказе, а не цитатой.

Во втором Слове к Собору Святитель Иов обращается только к мiрянской части Московского Собора — к Царскому Синклиту и всем служилым людям — и напоминает им, как все они молили и уговаривали Царицу Александру Феодоровну и Ее брата, как им били челом не оставить Царский Престол праздным, и эти молитвы, уговоры и челобитья увенчались успехом. Во-вторых, Патриарх Иов напоминает об ответственности мiрской части соборян перед Богом за эти прошения и благословляет их: «служите верою и правдою, а зла никоторыми делы на нихъ Государей нашихъ не думати и не изменити ни въ чемъ», поскольку «имъ Государемъ нашимъ души свои дали у Пречистые Богородицы чюдотворного Ея образа и у целбоносныхъ гробовъ Великихъ Чюдотворцовъ Петра и Iоны, Животворящей Кресть целовали»(179).

Во втором ответном Слове соборяне из числа мiрян «яко едиными усты» первоначально подтверждают Святейшему Иову и всему Освещенному Собору силу и верность своего прежнего Крестного целования:

1) «Целовали есмя Святый Животворящiй Крестъ и обетъ дали».

2) Они снова свидетельствуют: «и ныне обетъ даемъ Господу Богу и Пречистей Богородице и Небеснымъ Силамъ и Великимъ Чюдотворцомъ Петру и Алексею и Iоне и всемъ Святымъ, Тебя Великого Государя Святейшаго Iева Патрiарха Московского и всеа Русiи, и весь Освященный Вселенскiй Соборъ, во свидетелство представляемъ, что за великого Государя, Богомъ почтеннаго и Богомъ избраннаго и Богомъ возлюбленнаго, Царя и Великого Князя Бориса Федоровича, всеа Pyciи Самодержца, и за его благоверную Царицу и Великую Княгиню Марью, и за ихъ Царскихъ детей, за благовернаго Царевича Князя Федора Борисовича и за благоверную Царевну и Великую Княжну Ксенью Борисовну, и которыхъ имъ Государемъ детей впредь Богъ дастъ, души свои и головы положите и служите Государемъ нашимъ верою и правдою всемъ душами своими и головами, иного Государя, мимо Государей своихъ, Государя Царя и Великого Князя Бориса Федоровича, всеа Pyciи Самодержца, и сына его Государя нашего благовернаго Царевича Князя Федора Борисовича всеа Русiи, не искати и не хотети»(180).

Повторный обет, очевидно, объясняется тем, что первое Крестное целование и обеты давались еще до того, как Б.Ф.Годунов согласился на Царское служение, они были предварительной гарантией «потенциальному» Государю. Теперь же Крестное целование и обеты давались уже восшедшему на Самодержавный Престол Царствующему Царю и Его Семье.

3) Эти обеты и целование укрепляются обещанием прещений отступникам: «а кто похочетъ, мимо Государя Царя и Великого Князя Бориса Федоровича, всеа Русiи Самодержца, и сына его Государя нашего Царевича Князя Федора Борисовича всеа Русiи, и техъ детей, которыхъ имъ Государемъ впредь Богъ дастъ, иного Государя искати и хотети, или какое лихо кто похочеть учинить; и намъ, бояромъ и околничимъ и дворяномъ и приказнымъ людемъ, и гостемъ и детемъ боярскимъ и всякимъ людемъ, на того изменника известить тебе Святейшему Iеву Патрiарху и Митрополитомъ и Архiепископомъ и Епископомъ и всему Освященному Вселенскому Собору, стоять на того изменника всею землею за одинъ на всемъ на томъ, что въ целовалныхъ записехъ писано: целовали есмя Честный и Животворящiй Крестъ, у иконы пречистые Богородицы Владимерскiе и у Святыхъ целбоносныхъ Мощей Петра и Iоны, что имъ Государемъ безъ измены служите сердцемъ и правдою, душею добра имъ хотети во всемъ, а лиха не хотети никако же»(181).

Выше в Соборном документе таких категоричных обетов не было, хотя здесь говорится о том, что и при первоначальном Крестном целовании было не просто публичное духовное действие в храме, но осуществлялись и крестоцеловальные записи, то есть был какой-то письменный текст, который лег в первоначальную основу данной «Утверженной Грамоты».

4) Довольно примечательно следующее обещание: «также намъ Великого Государя нашего Царя и Великого Князя Бориса Федоровича всеа Русiи, всему сигклиту, бояромъ, и околничимъ, и княземъ, и воеводамъ, и дворяномъ и приказнымъ людемъ, не по отечеству и не по своему достоинству свыше своего отечества и службы, мимо Царского повеленiя, чести о себе никако не хотети и не искати, и быти въ государскихъ делехъ, по его Государеву Крестному целованью, безъ прекословiя, и по сей Утверженной Грамоте, во всякихъ Государевыхъ делехъ и во всякихъ чиновныхъ людехъ несупротивну быти»(182). И немного ниже: «межъ собою того смотрети накрепко, чтобы къ Государю Царю и Великому Князю Борису Федоровичю, всеа Pyciи Самодержцу, въ розрядныхъ и въ земскихъ делехъ кручины не приносити никоторыми делы»(183).

Полагаю, что это обещание относится к соблюдению меры в исполнении местнических обычаев и прежних разрядных порядков. Дело в том, что род Годуновых и сам Царь Борис Феодорович Годунов по своей знатности уступали по родовой чести многим аристократическим родам России. В первую очередь, князьям и княжичам из Рюриковичей, а также князьям из Гедиминовичей, Ольгимунтовичей, Мансур-Киятовичей (Глинских), из потомков владетельных домов Валахии, Кабарды, из Ордынских «царевичей» (Чингизидов).

Впрочем, русские обычаи местничества действующее служебное достоинство, например, боярина иерархически ставили выше родовой чести нижестоящих Государевых чинов из числа, допустим, окольничих, даже, если это были князья. Например, какой-нибудь четырнадцатый по чести боярин Государевой Думы сравнительно не очень знатного, некняжеского происхождения — в 1598 году таким был боярин Александр Никитич Романов — в системе местнической иерархии стоял выше, чем природный Рюрикович, третий по чести окольничий князь Андрей Иванович Хворостинин. Между А.Н.Романовым и князем А.И.Хворостиным никакие местнические споры были бы невозможны. Но при иерархическом сближении служебного и родового достоинства такие споры могли возникнуть и во Дворце на Царском пиру, и в Крестном Ходе, и при шествии войск на марше или в начале битвы. Например, между вторым по чести окольничим С.Н.Годуновым и тем же князем А.И.Хворостининым, по служению занимавшим более низкую степень (ступень), а по происхождению принадлежащим к высшей Российской аристократии(184).

Со времен Великого Князя Иоанна III Васильевича замещение вакантных должностей в высшем эшелоне чиновной элиты, в Государевой Думе осуществлялось под личным контролем Государей и по Их воле, когда высокий пост мог за личные заслуги получить и не очень знатный человек. Порядок места по служебному достоинству и родовой чести определялся и фиксировался в Разрядных книгах, они время от времени переписывались и уточнялись. Но при изменении состава чинов в ходе естественной убыли, опал или пополнения, Разрядные книги отставали от жизни, что могло становиться поводом для конфликтов: одни апеллировали к полагаемой чести по Разрядной Книге, а другие к чести, сложившейся уже после в служебной иерархии.

В среднем же эшелоне Государевых чинов — в войсках, в приказах, в Дворцовых службах, куда оку Государеву не всегда был досуг заглянуть, старались соблюдать местнические обычаи, и должности в первую очередь получали по родовой чести.

В 1598 году после согласия Бориса Феодоровича Годунова взойти на Российский Престол ситуация с местничеством осложнялась тем, что многочисленные Годуновы, Сабуровы и Вельяминовы в одночасье стали близкими и дальними родственниками Царствующего Царя, что в традициях местнической иерархии имело важное значение. Но пока реально положение с местами не определилось, могла возникнуть цепная реакция местнических споров, которая парализовала бы работу государственного аппарата и управление вооруженными силами.

Именно поэтому обет «не по отечеству и не по своему достоинству свыше своего отечества и службы, мимо Царского повеленiя, чести о себе никако не хотети и не искати, и быти въ государскихъ делехъ, по его Государеву Крестному целованью, безъ прекословiя, и по сей Утверженной Грамоте», «въ розрядныхъ и въ земскихъ делехъ кручины не приносити» означал клятвенное обещание не апеллировать в вопросах чести к прежним Разрядным книгам, а руководствоваться только Утвержденной Грамотой, порядок подписей под которой создавал реальный прецедент и временный образец для решения чиновных иерархических вопросов.

Соборяне обязались перед лицом нового Государя не поминать незнатное происхождение Его Самого и Его родни, не злоупотреблять этим и признавать Его решения в выстраивании новой иерархии в соответствии с государственными нуждами.

Крепость данных новых обетов усиливается обращением к Святейшему Иову и Освященному Собору: «и Вамъ Государевымъ Богомолцомъ, Тебе Святейшему Iеву Патpiapxy Московскому и всеа Pyciи, и Митрополитомъ и Архiепископомъ и Епископомъ, со всемъ Освященнымъ Вселенскимъ Соборомъ, на такого преслушника, кто учнетъ супротивлятися царской власти и повеленiю, положити на такого клятву и неблагословенiе ваше Святителское, по сей Утверженной Грамоте»(185).

Здесь хочу обратить внимание на словосочетание «царская власть». И для данной Утвержденной Грамоты, и по моим наблюдениям в других официальных торжественных актах и произведениях XVI столетия, особенно в тех, авторство которых принадлежит духовным лицам, слово «власть» по отношению непосредственно к Государю практически не употребляется. Хотя в посланиях Царя Иоанна Васильевича Грозное к князю Андрею Курбскому, в публицистике Ивана Пересветова словосочетание «Царская власть» в значении непосредственного проявления целенаправленной Царской воли встречается неоднократно. Но это неофициальные тексты.

Почему же словосочетание «царская власть» столь редко в официальных текстах? Смею предположить, что это объясняется следующим образом. В письме Тимофею «О Небесной Иерархии» Священномученик Дионисий Ареопагит объясняет, что Ангельские Небесные Силы делятся на три разряда и девять чинов. В первом наивысшем разряде пребывают — выше всех — Престолы, затем Херувимы и, наконец, Серафимы. Во втором, среднем по достоинству разряде находятся: наверху Господства, затем — Силы, и ниже — Власти. В нижнем третьем разряде главенствуют Начала, им подчинены Архангелы и ниже расположены Ангелы. Следовательно, достоинство Властей соответствует шестому Ангельскому Чину(186).

Исходя из этого, смею предположить, что иерархически слово «власть» не соответствовала Царскому сану, оно было ниже Царского достоинства, поэтому во всех описаниях Великокняжеского и Царского могущества, которые есть в Соборном документе 1598 года, словосочетание «Царская Власть» и даже просто слово «власть» отсутствуют. В данном же случае, возможно, речь идет не о самой воле Самодержавного Монарха, а о «царских властях», то есть о царских чиновниках, которые опосредованно выполняют волю Государя. Но настаивать на такой трактовке не стану.

2. Соборное Самодержавие

Но вернемся к обетам Утвержденной Грамоты. В заключении второго Слова соборян из числа чинов Московского Государства говорится: «а намъ Государевымъ Царевымъ и Великого Князя Бориса Федоровича всеа Pyciи, бояромъ всемъ, и околничимъ, и воеводамъ, и дворяномъ, и приказ нымъ и служивымъ людемъ, того беречи и на того стояти всемъ за одинъ: какъ кому Государь Царь и Великiй Князь Борись Федоровичъ всеа Русiи, на своей Государеве службе и у всякого дела где кому быти велитъ, такъ тому и быти; также намъ бояромъ, и приказнымъ людемъ и дьякомъ, межъ собою того смотрети накрепко, чтобы къ Государю Царю и Великому Князю Борису Федоровичю, всеа Pyciи Самодержцу, въ розрядныхъ и въ земскихъ делехъ кручины не приносити никоторыми делы, никоторою хитростью, по прежней целовалной записи, на чемъ есмя Государю своему Царю и Великому Князю Борису Федоровичю всеа Pyciи, и его благоверной Царице и Великой Княгине Марье, и ихъ детемъ Государемъ своимъ, Царевичю Князю Федору Борисовичю и Царевне и Великой Княжне Ксенье, и темъ детемъ, которыхъ имъ Государемъ впредь Богъ дастъ, души свои давали и Животворящiй Крестъ целовали, по сей Утверженной Грамоте, крепко держати неподвижно»(187).

Само появление в качестве дополнения к прежним целовальным записям более обобщенной и, вместе с тем, детализированной «Утверженной Грамоты», да и само заседание Московского Собора 9 Марта 1598 года, вполне возможно, были связаны с какими-то новыми обстоятельствами, например, с «брожением» в высших эшелонах Московского государства.

Единство, достигнутое духовными, соборными средствами к 21 Февраля, вероятно, было поколеблено появлением новых «партий» и группировок, участники которых, видимо, еще не собирались стать явной оппозицией новому Царю, но, скорее всего, стремились добиться в новых условиях и обстоятельствах наиболее выгодного положения для себя. Такие процессы всегда несут с собою дестабилизирующие последствия.

Можно допустить, что появились и недовольные внезапно возросшим могуществом родовой общности Годуновых-Сабуровых-Вельяминовых, некоторые представители которого могли не проявить должного христианского смирения и рано обнаружили свое властолюбие и кичливость в связи со своим новым положением. Что касается Самого Царя Бориса Феодоровича, то весь период от восшествия Его на Российский Престол и до окончания Серпуховского похода, и даже дольше — до Венчания на Царство в Сентябре 1598 года, Он вел Себя очень скромно и сдержанно и не спешил реализовывать «обрушившееся» на Него Царское могущество. Весь этот период в вопросах общегосударственного значения, в вопросах внутреннего мира и спокойствия вынужденно лидировал Святитель Иов, Патриарх Московский и всея Руси.

Конечно, мы можем только предполагать о «брожениях», руководствуясь позднейшими источниками и трактовками, но неизвестные нам внутриполитические обстоятельства побудили Святейшего Иова созвать новое заседание всей полноты Московского Собора под благовидным предлогом решить вопрос о времени Венчания Царя Бориса и об установлении дополнительно празднования иконы Божией Матери Одигитрии «Смоленская». И первый вопрос о Венчании не требовал никакой новой санкции от всей соборной полноты, и второй вопрос об установлении нового церковного праздника иконе Божией Матери «Смоленская» мог быть решен в рамках Освященного Собора без привлечения служивых и торговых людей. Эти вопросы были только приличными поводами для нового заседания Державного Собора.

В связи с этим мы видим, особое значение имели дополнительные соборные решения в путях нового государственного строительства. Обстоятельства требовали, вынуждали вновь укреплять единство Российского государства принципиальными договоренностями, межсословными, иерархическими согласиями: «а намъ Государевымъ Царевымъ и Великого Князя Бориса Федоровича всеа Pyciи, бояромъ всемъ, и околничимъ, и воеводамъ, и дворяномъ, и приказ нымъ и служивымъ людемъ, того беречи и на того стояти всемъ за одинъ».

Единство Государственной Власти, без какого-либо принципиального разделения ее на «ветви», совершенно соответствовало православному воззрению на Христианскую Государственность. Характерно, что властная, политическая терминология вышеприведенного пассажа прямо перекликается, симфонически согласуется с основной духовной иерархической терминологией, определяющей главные качества Православного Самодержавия: Вседержитель — Вседержительство — Держай (Удерживающий) — Самодержец — Самодержавие — Держава. Мы помним, что могущество Государя действием в терминологии Утвержденной Грамоты выражалось глаголами и отглагольными формами: «держати» — «содержанiе» — «содержателство» — «содержащiй» — «содержаше» — «содержалъ» — «содержати» — «скифетродержаiя» — «предержаще» — «обдержанiе» — «обдержательство», которые в совокупности образуют единый иерархический звуковой и функциональный образ, обобщенный в глаголе «держать».

Но в сознании российского христианина Самодержавие не обрывалось на почти недогосягаемой для народа высоте Царского Престола. Самодержавие духовно и действенно пронизывало всю толщу Иерархии Единой Власти. Поэтому обет людей всея Руси выражался именно так: «…а намъ Государевымъ Царевымъ и Великого Князя Бориса Федоровича всеа Pyciи, бояромъ всемъ, и околничимъ, и воеводамъ, и дворяномъ, и приказнымъ и служивымъ людемъ, того беречи и на того стояти всемъ за одинъ: какъ кому Государь Царь и Великiй Князь Борись Федоровичъ всеа Русiи, на своей Государеве службе и у всякого дела где кому быти велитъ, такъ тому и быти», — завершается словами «по сей Утверженной Грамоте крепко держати неподвижно».

И это «держати» относится уже не к мистической функции Царя, а к повседневному состоянию всех чинов, московских и земских, от князя Феодора Ивановича Мстиславского — первого по чести думского боярина при Царе Борисе и до воротника «Черторьской четверти сотни соцкого Федора Иванова сына Подпружника», имя которого стоит последним в перечне первоначально подписавших Утвержденную Грамоту(188).

Дух Самодержавия пронизывал и толщу простого Русского Народа. В Соборном Акте неоднократно уделяется внимание искренней скорби простых людей, лишившихся государственного возглавления в лице Православного Самодержавного Русского Царя. Русские люди нескольких уже поколений, более века — с 1480 года после стояния на Угре при Великом Князе Иоанне III Васильевиче, привыкли жить в громадном едином государстве, возглавляемом Самодержцем, независимым ни от кого, кроме Бога. Иных условий бытия в 1598 году они и представить не могут. Поэтому в уговорах Царицы-Инокини Александры Феодоровны и Б.Ф.Годунова толпы верующего народа выполняют важную миссию духовной поддержки позиции и усилий Святителя Иова. А восшествие на Престол нового Богоизбранного Царя Бориса Феодоровича народ встречает искренним ликованием и надеждой на сохранение целостности Державы, на мир и порядок на Русской Земле. Изображение народного переживания о судьбах России является важным идеологическим элементом Соборного Акта 1598 года. Вот и сейчас мы видим, как простой народ в своей основе больше переживает о судьбе России, чем многие иные «государственные» чины, волею «фортуны» оказавшиеся на верху административной верхушки. И 24 года «ускорения», «перестройки», «нового мышления» и «реформ» не искоренили этих духовных качеств простого Русского Народа и его лучших современных представителей. Поэтому навязывать коллегам мнение, что народные переживания о единстве Державы якобы были «придуманы», «сочинены» авторами Утвержденной Грамоты 1598 года — означает лгать не только на содержание Соборного документа, но и злобно клеветать на сущностные свойства Русского Народа.

3. Решение об Утвержденной Грамоте

После данных обетов служилого люда Святейший Патриарх Иов обращается к Собору с третьим Словом:

«Елма убо о семъ толикъ обетъ предъ Богомъ полагаете и обещаетеся; что вамъ толикимъ и таковымъ Государемъ нашимъ, къ Благочестивому Царю Государю и Великому Князю Борису Федоровичю всеа Pyciи, и его Благоверной и Христолюбивой Царице и Великой Княгине Марье, и Ихъ Царскимъ Детемъ, Государю Царевичю Князю Федору Борисовичю и Государыне Царевне и Великой Княжне Ксенье Борисовне, и темъ детемъ, которыхъ имъ Государемъ впредь Богъ дастъ, единодушно быти: темъ же подобаетъ намъ и Грамоту Утверженную написавше утвердитися, и вся яже глаголемая и действуемая въ настоящее время въ ней написавше, намъ Государевымъ богомолцомъ руки свои приложити и печати свои привесити, а вамъ Царьского Величества бояромъ, и околничимъ, и княземъ, и воеводамъ, и дворяномъ, и всякимъ приказнымъ людемъ к дьякомъ, и гостемъ, руки свои приложити на болшое утверженiе и единомышленiе, да будетъ впредь крепко и неподвижно и стоятелно во веки, какъ въ сей Утверженной Грамоте написано будетъ и на чемъ по болшой записи, преже сего, Крестъ Животворящiй целовали»(189).

Святейший Патриарх Иов здесь духовно связывает возможные в высших эшелонах власти «брожения», наличие которых к 9 Марта 1598 года мы предполагаем, и ставит вопрос о всеобъемлющем документе, в котором «вся яже глаголемая и действуемая въ настоящее время» будет зафиксировано и закреплено духовными и юридическими обязательствами: «руки свои приложити на болшое утверженiе и единомышленiе, да будетъ впредь крепко и неподвижно и стоятелно во веки».

Вместе с тем Святейший Иов указывает на сугубо соборное качество и данного решения, и тех вышеприведенных обязательств, связанных с этим решением. Слова «да будетъ впредь крепко и неподвижно и стоятелно во веки» не просто фигура речи.

Соборное решение может отменить только аналогичный по статусу Собор, да и то, в силу каких-то чрезвычайных обстоятельств. И никто больше из духовных и государственных лиц, каким бы авторитетом и властным ресурсом он ни обладал, на такую отмену неправомочен. В каком-то смысле здесь подразумевается, что даже Самодержавный Царь, при всем Его земном могуществе и неподсудности земному суду, не вправе отменить категоричность таких соборных обязательств, поскольку они есть проявление Божией воли, благодати Святаго Духа.

Церковное Соборное решение со словами «во веки» имеет силу не только для участников, например, Церковного Поместного Собора, но для всех членов Поместной Церкви, причем не только для современников Собора, но и для всех потомков вплоть до Страшного Суда, если таковое решение не отменено последующим законным и аналогичным по статусу Собором(190).

Здесь же свойства Поместного Церковного Собора очевидным образом усваиваются Церковно-Государственному Собору, который фактически приравнивается к Поместному Собору Русской Православной Церкви. В Церковной истории прецедент, насколько мне известно, небывалый(191), но совершенно не противоречащий учению Церкви о Поместных Церковных Соборах как таковых. Стоявший перед Московским Собором 1598 года вопрос имел в первую очередь вероучительное и церковное значение: обретение избранного Богом законного Защитника Православия. Политическая проблематика здесь имела третьестепенное значение.

Но если это по сути и духу Церковный Собор, то его решения должны быть закреплены в соответствующем каноническом документе. Таковым каноническим, то есть церковно-юридическим документом, по слову Святителя Иова, должна стать Соборная Утвержденная Грамота. Она же вместе с тем будет и государственным юридическим актом. Такая традиция, когда Церковный Канон одновременно является и Государственным Законом, была присуща бытию Руси от первых лет после Владимирова Крещения, традиция, идущая из основ правопорядка Православной Ромейской Империи со времен Святых Императоров Феодосия Великого и Юстиниана Великого.

В кратком ответном третьем Слове соборян выражается общее согласие с предложением Святителя Иова о необходимости Утвержденной Грамоты: «Благословенъ глаголь твой отъ Бога, Святитель Первопрестолнейши Iевъ Патрiархъ Отецъ нашъ великiй, Пастуше душамъ нашимъ! Святого Духа преисполнени вси глаголи устъ твоихъ, Владыко! Подобаетъ тако быти, яко же глаголеши»(192).

Свидетельство о Святом Духе отнюдь не стилистическая похвала Святителю. Здесь предложению Святейшего Иова об Утвержденной Грамоте Собор выражает наивысшую санкцию, поскольку свидетельствует, что предложение Патриарха исходит не из его личных соображений и мотивов, но является действием благодати Святого Духа. По Учению Церкви Господь Дух Святой является Главным Лицом всех истинных Соборов, и Он же является Первоисточником соборных решений. Об этом свидетельствуется в сакральной соборной формуле «Изволися бо Духу Святому и нам…» (Деян. 15, 28), которой утверждаются все окончательные соборные решения.

Данное соборное решение об Утвержденной Грамоте без особых промедлений приводится к исполнению: «Слышавъ же сiя Святейши Iевъ Патрiархъ приговоръ о Утверженной Грамоте, всего Освященнаго Собора и Государевыхъ боляръ и весь Царскiй сигклитъ и Христолюбивое воинство, повеле списати сiю Утверженную Грамоту, и да незабвенно будетъ писано въ ней въ роды и роды»(193).

Здесь опять подтверждается то, что действие решений Утвержденной Грамоты имеет силу не только для современников Собора, но и для всех последующих поколений Русского Народа из рода в род.

Утвержденная Грамота была написана. Когда именно? Если брать общий текст конечного Соборного документа, то место, посвященное в нем «Утверженной Грамоте», занимает сравнительно немного места — тринадцать с половиной тысяч знаков, но это со всеми описаниями событий и речами на заседании 9 Марта 1598 года. То же, что касается собственно содержания «Утверженной Грамоты» — обеты с крестоцеловальными записями, клятва — по объему она могла занять одну-две, от силы три страницы.

Поэтому не исключено, что первоначальный текст «Утверженной Грамоты», состоящий из целовальных записей и обетов, был написан в тот же день 9 Марта и представлен на утверждение соборянам. Слова «ея же по мале времени написавше» допускают такую трактовку.

Но если бы это было все же так на самом деле, полагаю, что формулировка была бы иной: было бы прямо указано, что «Утверженная Грамота» была написана в тот же день. Видимо, это произошло и не на следующий день. Неопределенность выражения «по мале времени» скорее указывает на то, что это время исчислялось несколькими днями и более того, фраза «ея же по мале времени написавше, принесоша къ Святейшему Iеву Патрiaрху; Святейшiй же Iевъ Патрiархъ повеле прочести…, и выслушав…» цепочкой последовательных глаголов косвенным образом указывает на то, что написание, предоставление текста Святейшему Патриарху и оглашение его на Соборе не было однодневным действием, а текст «Утверженной Грамоты» обсуждался, уточнялся и редактировался. И только потом было созвано специальное заседание Собора для оглашения проекта и соборного санкционирования «Утверженной Грамоты».

«…Ея же по мале времени написавше, принесоша къ Святейшему Iеву Патрiaрху; Святейшiй же Iевъ Патрiархъ повеле прочести сiю Утверженную Грамоту на Вселенскомъ Соборе, и выслушавъ, на болшее во веки укрепленiе, о Святемъ Дусе со всеми сыновы своими съ Митрополиты и сь Архiепископы и Епископы, руки свои приложили и печати свои привесили; а бояре, и околничiе, и дворяне и дьяки думные, руки жъ свои приложили на томъ, какъ въ сей Утверженной Грамоте написано, съ совету всего Освященнаго Вселенскаго Собора и боляръ и дворянъ и всехъ чиновъ всякихъ людей царьствующаго града Москвы и всея Рускiя земли, всему инако не быти, а быти такъ во всемъ по тому, какъ въ сей Утверженной Грамоте писано, по приговору и по Уложенiю Святейшаго Iева Пaтрiapxa Московскаго и всеа Русiи, и всего Освященнаго Собора, и боляръ и дворянъ и весь Царскiй сигклитъ, и всего Росiйского государства съ православными крестьяны»(194).

Соборный характер этого решения вновь подтверждался свидетельством, что данное решение было осуществлено по действию благодати Святого Духа — «о Святемъ Дусе». Однако дело с многостепенной присягой на верность новому Царю и новой Царской Династии этим не кончилось. Присяга закрепляется духовной клятвой, какой в истории России еще не бывало. Весьма возможно, что среди государственной элиты были противники такой клятвы, но в 1598 году они явным образом не выступили против нее. Большинство могло бы расценить подобное выступление как прямую измену соборному единству и готовность при удобном случае изменить и новому Царю.

4. Соборная клятва

Подчинение Великим Князьям и Царям из Рода Рюриковичей было освящено в России непрерывным семивековым да еще тридцатишестилетним обычаем — на протяжении от 862-го до 1598 года(195). Противиться столь укоренившемуся длительному обычаю индивидуально или в массовом порядке было бы невыносимо трудно. Конечно, неоднократно за эти века многие подданные многократно нарушали верность Великим Князьям Рюриковичам, да и сами Великие Князья и Князья Рюриковичи постоянно вступали в противоборства, чем способствовали изменам подданных. Но факт остается фактом — Династия оставалась у власти, и Русский Народ ей подчинялся не за страх, а за совесть. Более ста Князей и Княгинь из Рюриковичей Русская Православная Церковь почитает в лике Святых — Равноапостольных, Благоверных Князей, Преподобных, Мучеников.

В ситуации же 1598 года угроза измены новой Царской Династии, да еще при наличии множества прямых потомков Великого Князя Рюрика Новгородского среди русской аристократии, была реальной и постоянной. Было необходимо какое-то особое, исключительное решение, чтобы силу такой угрозы в общенациональном масштабе хотя бы немного снизить.

Тема верности Богу, Царю, своим обетованиям в Соборном документе возникает многократно на всем протяжении уговоров Царицы-Инокини Александры-Ирины и Б.Ф.Годунова и после — при составлении собственно заключительной «Утверженной Грамоты».

Первый раз эта тема возникает в Пятницу 17 Февраля, когда согласия Царицы Александры-Ирины Феодоровны и Б.Ф.Годунова не получены:

«…Иного Государя искати и хотети, или какое лихо кто похочетъ учинити и умышляти… и намъ бояромъ, и околничимъ, и дворяномъ, и приказнымъ людемъ, и дьякомъ, и гостемъ, и детемъ боярскимъ, и всякимъ людемъ, известити на того изменникa Святейшему Iеву Патрiарху и Митрололитомъ и Apxieпископомъ и Епископомъ и всему Освященному Вселенскому Собору, и стояти на того Государева изменника всею землею обще заединъ; а мне Iеву Патрiарху и Митрополитомъ и Архiепископомъ и Епископомъ и всему Вселенскому Собору, того изменника проклятию предати и отлучити отъ Церкви Божiи и предати градскому суду»(196).

Второй раз тема измены возникает 9 Марта уже после восшествия Царя Бориса Феодоровича на Престол, на новом заседании Московского Собора, основным вопросом которого стало составление «Утверженной Грамоты». Сначала о недопустимости измены говорит Святейший Иов в заключении своего второго Слова к Собору: «служите верою и правдою, а зла никоторыми делы на нихъ Государей нашихъ не думати и не изменити ни въ чемъ, какъ естя имъ Государемъ нашимъ души свои дали у пречистые Богородицы чюдотворного ея образа и у целбоносныхъ гробовъ великихъ Чюдотворцовъ Петра и Iоны, Животворящей Крестъ целовали»(197).

И затем во втором ответном Слове соборян почти дословно повторяются формулы, произнесенные 17 Февраля: «…Иного Государя искати и хотети, или какое лихо кто похочеть учинить; и намъ, бояромъ и околничимъ и дворяномъ и приказнымъ людемъ, и гостемъ и д±темъ боярскимъ и всякимъ людемъ, на того изменника известить тебе Святейшему Iеву Патрiарху и Митрополитомъ и Архiепископомъ и Епископомъ и всему Освященному Вселенскому Собору, стоять на того изменника всею землею за одинъ на всемъ на томъ, что въ целовалныхъ записехъ писано: целовали есмя Честный и Животворящiй Крестъ, у иконы Пречистые Богородицы Владимерскiе и у Святыхъ Целбоносныхъ Мощей Петра и Iоны, что имъ Государемъ безъ измены служите сердцемъ и правдою, душею добра имъ хотети во всемъ, а лиха не хотети никако же»(198).

Основная позиция выражена здесь, хотя, конечно, по смыслу о том же, но без употребления слов «измена» и «изменник», говорится и в некоторых других местах Соборного Акта, но если смотреть на содержание Соборного документа в целом, то вероломная измена в нём понимается как главная внутренняя угроза Царскому Самодержавию. Именно поэтому «Утверженная Грамота» скрепляется небывалой до той поры в истории Российской государственности клятвой:

«…Аще же кто убо и не хощетъ послушати сего Соборнаго Уложенiя, его же Богъ благоизволи, и начнеть глаголати и молву въ людехъ чинити: таковый, аще отъ священныхъ чину и боляръ отъ царскихъ сигклитъ и воинственныхъ, или инъ кто отъ простыхъ людей и въ какомъ чину нибуди, по Священнымъ Правиломъ Святыхъ Апостолъ и Вселенскихъ Седми Соборовъ Святыхъ Отецъ и Поместныхъ, и по Соборному Уложенiю нашего смиренiя Первопрестолника Iова Патрiарха Московского и всеа Pyciи и всего Освященнаго Собора, чину своего изверженъ будетъ и отъ Церкви отлученъ и Святыхъ Христовыхъ Таинъ прiобщенiя, яко расколникъ Церкви Божiя и всего православнаго христiянства мятежникъ и разоритель закону Божiю, а по Царскимъ закономъ месть воспрiиметъ, и нашего смиренiя и всего Освященнаго Собора не буди на немъ благословенie отныне и до векa, понеже не восхоте благословенiя и Соборного Уложенiя послушанiя, темъ и удалися отъ него и облечеся въ клятву: аще бо и дерзо рещи, таковый да будетъ проклятъ въ ciй векъ и въ будущiй. Егда же написавше совершихомъ сiю Утверженную Грамоту, и совершивше Святителскими руками укрепльше и печатни своими утвердивше, вкупе и болярскими руками и честныхъ монастырей Архимаритовъ и Игуменовъ и Соборныхъ Старцовъ и всего Освященнаго Собора, непреложнаго ради и непременнаго утверженiя: тогда Великiй Святитель Iевъ Патрiархъ Московскiй и всеа Русiи, советъ полагаетъ о Святемъ Дусе со всеми сыновы своими съ Митрополиты и Архieпиcкопы и Епископы, и со всеми боляры, съ Архимариты и Игумены и Соборными Старцы и со всемъ Освященнымъ Соборомъ, и съ дворяны и съ приказными людми, яко да вкупе духовный советъ сотворше соборне, изберутъ место и поведятъ вкупе, въ немъ же аще сохранно утвердивше положите сiю Утверженную Грамоту, да будетъ твердо и неразрушно въ предъидущiе лета въ роды и роды и во веки, и не прейдеть ни едина черта или ота едина(199) отъ написанныхъ въ ней ничесоже. И тако вси купно совещавшеся твердымъ согласiемъ Святого Духа, положиша ю въ хранила Царскiе къ Докончалнымъ и Утверженнымъ грамотамъ. А на Соборе были съ Первопрестолнейшимъ Пресвятейшимъ Iевомъ Патрiархомъ Московскимъ и всеа Русiи, о Святемъ Дусе сынове его…»(200).

Угрозы духовными прещениями обращены ко всем сословиям — «аще отъ священныхъ чину и боляръ отъ царскихъ сигклитъ и воинственныхъ, или инъ кто отъ простыхъ людей и въ какомъ чину нибуди».

Знаменательно, что Соборное Уложение 1598 года здесь приравнивается к священным и непоколебимым в церковном сознании Правилами Святых Апостолов, Семи Вселенских Соборов, Десяти древних Поместных Соборов и Святых Отцов Церкви, собранным в так называемую «Книгу Правил». В Православной Церкви это высший по значимости догматический и канонический свод церковных законов и установлений.

Нарушитель обетов «Уложенной Грамоты» подвергается самому суровому духовному наказанию — отлучению от Церкви: «чину своего изверженъ будетъ и отъ Церкви отлученъ и Святыхъ Христовыхъ Таинъ прiобщенiя, яко расколникъ Церкви Божiя и всего православнаго христiянства мятежникъ и разоритель Закону Божiю, а по Царскимъ закономъ месть воспрiиметъ».

Конечно, прежде, когда приносились те или иные клятвенные заверения в индивидуальном порядке, они могли подкрепляться и более резкими проклятиями по отношению к возможным нарушителям договоренности или присяги. Но в истории России впервые такие проклятия были утверждены в Соборном Церковно-Государственном Акте.

Но суровые проклятия предполагают и возможность раскаяния в преступлении и допустимость церковного покаяния: «и нашего смиренiя и всего Освященнаго Собора не буди на немъ благословенie отныне и до векa, понеже не восхоте благословенiя и Соборного Уложенiя послушанiя, темъ и удалися отъ него и облечеся въ клятву». Однако если покаяния не будет, то: «таковый да будетъ проклятъ въ ciй векъ и въ будущiй».

Весьма существенно то, что именно здесь неоднократно подчеркивается соборный статус принятого решения не только прямым наименованием — «Соборное Уложение», но двукратным указанием на то, что оно было принято под действием благодати Святого Духа — «о Святемъ Дусе», а также формулой «его же Богъ благоизволи».

Примечательно и то, что именно здесь совокупность и Освященного Собора, и государственной составляющей собрания впервые для текста Соборного документа характеризуется как соборная: «великiй Святитель Iевъ Патрiархъ Московскiй и всеа Русiи, советъ полагаетъ о Святемъ Дусе со всеми сыновы своими съ Митрополиты и Архieпиcкопы и Епископы, и со всеми боляры, съ Архимариты и Игумены и соборными старцы и со всемъ Освященнымъ Соборомъ, и съ дворяны и съ приказными людми, яко да вкупе духовный советъ сотворше соборне».

Единство в этой формуле выражено и синтаксически, и стилистически. Здесь нет того разделения на Освященный Собор и государственные чины, которое явно наблюдается в других местах грамоты: «Первопрестольнейшiй же Святейшiй Iевъ Патрiархъ Московски и всеа Pyciи, съ Митрополиты, и Apxieпископы, и Епископы, Архимариты и Игумены и со всемъ Вселенскимъ Соборомъ, и боляре, и дворяне, и приказные люди, и Христолюбивое воинство, и гости»(201); «Святейший Iевъ Патрiархъ Московски и всеа Pyciи велелъ у себя быти на Соборе о Святъмъ Дусе сыновомъ своимъ, Пресвященнымъ Митрополитомъ, и Архiепископомъ, и Епископомъ, и Архимаритомъ и Игуменомъ, и всему Освященному Собору Вселенскому, и боляромъ и дворяномъ, и приказнымъ и служилымъ людямъ, всему Христолюбивому воинству, и гостемъ, и всемъ православнымъ крестьяномъ вcеxъ городовъ Pociйского государьства»(202); «Первопрестольн±йши же Iевъ Патрiархъ, со всемъ Вселенскимъ Соборомъ, и бояре и весь царьскiй сигклитъ…»(203); «въ Четвертокъ Вторыя Недели Святаго Великого Поста, Марта въ 9 день, Святейши Iевъ Патрiархъ Московский и всеа Русiи, призываетъ о Святемъ Дусе сыновей своихъ Митрополитовъ, и Архiепископовъ, и Епископовъ, и Архимаритовъ и Игуменовъ, и весь Освященный Соборъ, и бояръ и дворянъ и весь Царскiй сигклитъ»(204).

Как видим, синтаксическая конструкция этих формул по смыслу разделяет Патриарха со «Вселенским» Освященным Собором и Государевы чины. Но в заключении «Утверженной Грамоты» говорится, что обе части Церковно-Государственного совещания «вкупе духовный советъ сотворше соборне».

Таким каноническим образом была заложена в основание Российской Государственности и введена в практику Русской Православной Церкви идея Церковно-Государственной Соборности, был создан принципиально новый в истории Вселенской Православной Церкви институт Церковно-Государственного Поместного Собора, решения которого имели и каноническую силу церковных установлений, и силу государственного закона.

Вместе с тем это церковно-государственное новаторство возникло не на пустом месте, а было продолжением и творческим развитием (никак не «самопроизвольной» эволюцией) древних традиций, как Цареградской Империи, так и духовно-политического опыта Древней Руси.

В Восточной Римской Империи примерно с конца IV столетия при Царьградском Василевсе Феодосии Великом стал формироваться постоянно действующий Константинопольский Синод(205) — Собор Епископов во главе с Царьградским Архиепископом (позже Патриархом). Очень скоро сложилась практика совместных заседаний Синода и Правительства Империи — Царского синклита.

В период Царствования Императора Юстиниана Великого многие правительственные чины нередко рукополагались в Архидиаконский сан и вместе с Императором, как Внешним Епископом, участвовали в особо торжественных Богослужениях в Софийском соборе как Священнические чины. Церковная и государственная жизнь переплеталась самым тесным и необычным образом.

В русской духовно-политической истории со времен переезда Киевских Митрополитов из Владимiра в Москву по византийскому образцу стала складываться практика обязательного присутствия Митрополита на заседаниях Великокняжеской Думы.

Было ли так при Святителях Петре (1308–1326) и Феогносте (1328–1353), мне неизвестно. Но при малолетстве Великого Князя Димитрия Иоанновича Святитель Алексий (Плещеев; 1355–1378) был фактическим главою боярского правительства. Митрополичье присутствие на заседаниях Думы сохранилось и по возмужании Великого Князя. В XVI столетии участие Митрополита, главных Архимандритов Московских монастырей — Чудова, Симонова, Ново-Спасского, Богоявленского, участие Кремлевских Соборных Протопопов и Соборных Старцев, Духовника Великого Князя и потом Царя в полных заседаниях Государевой Думы стало постоянным обычаем.

При Царе Иоанне Васильевиче Грозном прошло по крайней мере два церковно-государственных собрания с присутствием всего Русского Епископата или большинства Епископов и различных государственных чинов не только высшего эшелона — бояр, окольничих, думных дворян и дьяков, приказных, но и значительного числа представителей среднего и более низкого чиновного слоя. В исторической литературе эти собрания получили наименование Земских Соборов 1549 и 1566 годов. Вот в русле этой творчески развиваемой традиции и был проведен Московский Собор 1598 года.

Возможно, в глазах многих современников и самих участников Московского Собора 1598 года это многолюдное собрание в качественном отношении, организационно не выглядело чем-то принципиально новым. Просто более широкий по составу совместный совет Освященного Собора и Государевой Думы с привлечением более мелких чинов. В какой-то мере такой взгляд на это мероприятие как на заседание Думы отобразился и в историографии.

Так, например, Н.М.Карамзин в «Истории Государства Российского» с оправданным пафосом повествует: «В Пятницу, 17 Февраля, открылась в Кремле Дума Земская, или Государственный Собор, где присутствовало, кроме всего знатнейшего Духовенства, Синклита, Двора, не менее пятисот чиновников и людей выборных из всех областей, для дела великого, небывалого со времен [Великого Князя] Рюрика»(206).

Конечно, придворный историк Императора Александра Благословенного во всей полноте видел исключительно новый характер этого мероприятия. Поэтому в качестве его характеристики он предлагает сразу два определения «Дума Земская» и «Государственный Собор» и дополняет эти определения кратким описанием состава совещания. Оба термина до того не встречались в исторической литературе. Они — плод творческого литературного и научного усилия Н.М.Карамзина. Но характерно то, что на первом месте стоит словосочетание «Земская Дума» — результат, так сказать, первого впечатления от предмета изучения.

Вполне возможно, что современники не чувствовали институционной церковной и государственной новизны Московского Собора 1598 года, а слова «Дума» или «Совет» им были ближе в оценке данного события, в его восприятии. Это и отразил в своем первом термине «Земская Дума» Н.М.Карамзин.

Могу предположить, что и главные инициаторы Собора со Святейшим Патриархом Иовом во главе, и автор (или авторы) главного Соборного акта стремились сознательно затушевать свое организационное, юридическое, идеологическое и духовно-политическое новаторство: в патриархальной Руси отношение к новшествам было если не всегда явно отрицательным, то всегда подозрительным.

Но формируя идеологию Соборного документа, они на уровне некоторых ключевых формул заложили идею Российского Церковно-Государственного Поместного Собора, которая потом неоднократно была реализована в следующем столетии, пока Святейший Патриарх Никон (Минин; 1652–1666) не встал в решительную оппозицию к таким Соборам, как к учреждениям и мероприятиям, по его мнению, неканоническим. При Святейшем Никоне его активными усилиями после 1654 года такая церковно-государственная соборная практика и сошла почти на нет, и последним полноценным Поместным Церковно-Государственным Собором стал Собор о воссоединении Московской Руси с Малороссией.

Но, оценивая творческие достижения главных организаторов Московского Собора 1598 года в современных категориях, их деяние можно было бы назвать социальным изобретением.

Полагаю, что выражение: «и по Соборному Уложенiю нашего смиренiя Первопрестолника Iова Патрiарха Московского и всеа Pyciи», — указывает, кому принадлежит первоначальное авторство этой духовно-творческой инициативы — Святителю Иову. В русской церковной дипломатике и даже по сию пору в подписях под Архипастырскими посланиями весьма характерно употребление словосочетания «смиренный Имярек Митрополит…» или «смиренный Имярек Патриарх…». Так, например, подписывал свои послания преемник Патриарха Иова Священномученик Гермоген или Святейший Патриарх Иосиф (1642–1652). На моей памяти так подписывал некоторые свои общественно-политические послания и обращения Высокопреосвященнейший Владыка Иоанн (Снычев), Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский.

При этом местоимение «наше» в Утвержденной Грамоте 1598 года подразумевало титульное «мы, Божией милостью», характерное для первоначального Патриаршего периода, а не множественность как таковую. При неоднократной редактуре клятвенного раздела «Утверженной Грамоты» это скрытое стилистическое указание вовсе затерялось, тем более, далее то же словосочетание было употреблено и по отношению ко всему Освященному Собору: «и нашего смиренiя и всего Освященнаго Собора». Подобные скрыто указующие на Патриаршее авторство грамоты «оговорки» есть и в других местах Соборного документа, выраженных в определении источника инициативы. Ведь именно Святитель Иов первым предлагает 9 Марта вновь вернуться к крестоцеловальным записям и подтвердить их заново.

Например, Святитель Иов сам говорит: «темъ же подобаетъ намъ и грамоту утверженную написавше утвердитися, и вся яже глаголемая и действуемая въ настоящее время въ ней написавше». Или: «Слышавъ же сiя Святейши Iевъ Патрiархъ приговоръ о Утверженной Грамоте, всего Освященнаго Собора и Государевыхъ боляръ и весь Царскiй сигклитъ и Христолюбивое воинство, повеле списати сiю Утверженную Грамоту…». Но подробно и детально отвлекаться на этот вопрос сейчас не получается.

Для нас важно то, что самый общий взгляд на события, описанные в Соборном документе 1598 года, и сам текст Соборного документа многократно указывает на то, что самые главные инициативы первоначально исходили от Святителя Иова и, скорее всего, именно он словесно формулировал эти инициативы в духовно-идеологических категориях.

Если не весь Соборный документ, то, наверняка, заключительная его часть, которая в этом документе и называется собственно «Утверженной Грамотой», стала достоянием не только духовной и политической элиты — соборян и близких к ним людей. Скорее всего, текст «Утверженной Грамоты» зачитывался перед народным стечением на Кремлевских площадях или у Лобного Места на Торгу и во многих храмах Столицы и России.

А страшная клятва против возможных отступников от решений Собора могла и нравиться простому народу, как решительная узда для своеволия бояр, стольных дворян и приказного люда. Широкая народная поддержка всех решений Московского Собора 1598 года была вполне искренней, хотя и среди некоторых простолюдинов могли быть недовольные, но они тогда помалкивали.

5. Измена и катастрофа цареубийства 1605 года

Н.М.Карамзин, считавший правителя Б.Ф.Годунова организатором убийства Князя Димитрия Иоанновича Углицкого, в «Истории Государства Российского» пишет:

«Первые два года сего Царствования казались лучшим временем России с XV века или с ее восстановления: она была на вышней степени своего нового могущества, безопасная собственными силами и счастием внешних обстоятельств, а внутри управляемая с мудрою твердостию и с кротостию необыкновенною. [Царь] Борис исполнял обет Царского Венчания и справедливо хотел именоваться Отцем народа, уменьшив его тягости; Отцем сирых и бедных, изливая на них щедроты безпримерные; другом человечества, не касаясь жизни людей, не обагряя земли Русской ни каплею крови и наказывая преступников только ссылкою. Купечество, менее стесняемое в торговле; войско, в мирной тишине осыпаемое наградами; Дворяне, приказные люди, знаками милости отличаемые за ревностную службу; Синклит, уважаемый Царем деятельным и советолюбивым; Духовенство, честимое Царем набожным — одним словом, все государственные состояния могли быть довольны за себя и еще довольнее за Отечество, видя, как [Царь] Борис в Европе и в Азии возвеличил имя России без кровопролития и без тягостного напряжения сил ее; как радеет о благе общем, правосудии, устройстве. И так не удивительно, что Россия, по сказанию современников, любила своего Венценосца, желая забыть убиение Димитрия или сомневаясь в оном!(207)»

Но внутренняя политика Царя Бориса Феодоровича далее не стала плавным и органичным продолжением политики правителя Б.Ф.Годунова. Идеалы Русского Православного Самодержавия, сформулированные в Соборной Грамоте, для некоторой части политической элиты оказались трудноисполнимыми. Аристократические амбиции стали брать верх над государственными интересами, что повлекло формирование оппозиционных Царю дворцовых «партий» и групп. Дело до прямых заговоров, может быть, и не доходило, но эти настроения подогревали подозрительность Царя. Сам Государь в борьбе с настоящей и мнимой крамолой вскоре перешел черту терпения, и начались опалы, прямые репрессии, даже против бывших сторонников и подопечных, например, против Романовых.

Масштабные неурядицы в Царстве начались с резкого общего похолодания российского климата и как следствия — подряд двух или даже трех совершенно неурожайных лет. В одну из этих годин не было лета как сезона вообще. В 1604 году в Центральной и Северной России климатически «ранняя весна» со снегом и заморозками в Июне-Июле уже в Августе сразу перешла в «позднюю осень». (Ситуация с «зимним» летом — со снегом и ледоставом на Москве-реке, кстати, начала повторяться и в 1606 году, но к концу Июля распогодилось).

И все же в течение целых семи лет Утвержденная Грамота 1598 года была духовным и юридическим подспорьем в Царствовании Государя Бориса Феодоровича. В этом служении Царя Богу и России надежной духовной опорой был Святейший Патриарх Иов. Его авторитет в верующем народе был весьма высок, в каком-то смысле даже выше нравственного авторитета Царя Бориса Феодоровича, и Святитель Иов был любим народом и не растратил эту народную любовь до конца своих дней.

Шапка святой равноапостольной княгини Ольги и привезенный ею из Константинополя крест, вырезанный из древа Животворящего Креста Господня

Святейший Иов твердо стоял на нерушимости священных обетов Утвержденной Грамоты 1598 года и с первыми известиями о Самозванце в Ноябре 1604 года стал обращаться с решительными посланиями к российской пастве и обличениями Самозванца и его приспешников. До нашего времени, например, дошел список Грамоты Патриарха Иова в Сольвычегодский монастырь от 14 Января 1605 года «О ежедневном молебствии по случаю войны Царя Бориса Феодоровича с Гришкою Отрепьевым, и о проклятии Самозванца со всеми его сообщниками»(208). Сольвычегодскому Архимандриту Давыду Святитель Иов велит рассылать по всем окрестным церквям и монастырям Сольвычегодского уезда списки Патриаршей Грамоты и принимать другие духовные меры:

«А у Соли Вычегоцкой велелъ бы если созвать в соборную церковь игуменов, и протопоповъ и поповъ и дьяконовъ, и весь Освященный Соборъ, и Государя Царя и Великого Князя Бориса Феодоровича всеа Русiи приказныхъ людей и дворянъ и детей боярскихъ, и посадскихъ всяческихъ людей, и все православное христiянство и сю нашу грамоту велелъ прочести всемъ во услышанье и того изменники и преступника Креста Христова, и еретика, и отметника и поругателя Христiяньскiя Веры, ростригу Гришку, что былъ въ мiре Юшка Богдановъ сынъ Отрепьевъ и бесовскимъ ученiемъ и королевскимъ умышленьемъ именоваше себе ложно Княземъ Дмитрiемъ Углецкимъ, и его воровскихъ советниковъ, и научавшихъ его такому злому умышленiю, и хотящихъ озлобити Церкви Божiи, и государевыхъ изменниковъ, которые Государю изменили, а тому вору и богоотступнику последствуютъ и именуют его Княземъ Дмитрiемъ, и впредь кто учнетъ на то прелщатися и ему верити и Государю похочет изменити, соборне и всенародне прокляли и впредь проклинати велели, да будутъ они вси прокляты въ семъ веце и въ будущемъ. А мы здесь, во царствующемъ граде Москве, соборне, съ Митрополиты и Архiепископы и Епископы, и со архимандриты и игумены, и со всемъ Освященнымъ Соборомъ, и со всеми православными христiяны, тако жъ ихъ вечному проклятiю предахомъ и впередъ проклинати повелеваемъ. Писана на Москве, лета 7113 Генваря въ 14 день. — А на заде грамоты пишетъ: Неудача Ховралевъ. 113 Марта въ 3 день принеслъ грамоту въ Введенской монастырь ямщикъ Тотомской».

Как видим, послание написано вполне в духе Утвержденной Грамоты 1598 года. И, возможно, духовный ресурс Собора 1598 года мог бы преодолеть выступления Самозванца. Но Господь судил иначе:

«[Царю] Борису исполнилось 53 года от рождения… [Царь] Борис 13 Апреля, в час утра, судил и рядил с Вельможами в Думе, принимал знатных иноземцев, обедал с ними в Золотой палате и, едва встав из-за стола, почувствовал дурноту: кровь хлынула у него из носу, ушей и рта; лилась рекою: врачи, столь им любимые, не могли остановить ее. Он терял память, но успел благословить Сына на Государство Российское, восприять Ангельский Образ с именем Боголепа и чрез два часа испустил дух, в той же храмине, где пировал с Боярами и с иноземцами... К сожалению, потомство не знает ничего более о сей кончине, разительной для сердца»(210).

На Престол вступил юный Царь Феодор Борисович, и на верность ему присягнули и Высшее Духовенство, и Государева Дума со всем Московским чиновничеством, и воинство: «…все, от Патриарха и Синклита до мещан и земледельцев, с видом усердия присягнули "Царице Марии и детям ее, Царю Феодору и Ксении, обязываясь страшными клятвами не изменять им, не умышлять на их жизнь и не хотеть на Государство Московское ни бывшего Великого Князя Тверского, слепца Симеона, ни злодея, именующего себя Димитрием; не избегать Царской службы и не бояться в ней ни трудов, ни смерти". Достигнув венца злодейством, Годунов был, однако ж, Царем законным: сын естественно наследовал права его, утвержденные двукратною присягою, и как бы давал им новую силу прелестию своей невинной юности, красоты мужественной, души равно твердой и кроткой; он соединял в себе ум отца с добродетелию матери и шестнадцати лет удивлял вельмож даром слова и сведениями необыкновенными в тогдашнее время: первым счастливым плодом Европейского воспитания в России; рано узнал и науку правления, отроком заседая в Думе; узнал и сладость благодеяния, всегда употребляемый родителем в посредники между законом и милостию»(211).

Однако в Царском войске открытая измена скоро обнаружила себя в лице первого воеводы Петра Федоровича Басманова(212), который при Царе Борисе Феодоровиче успешно воевал против Самозванца и неустанно обличал его. П.Ф.Басманов, добравшись 17 Апреля из Москвы до войска, привел его к присяге новому Царю Феодору Борисовичу, но через двадцать дней перешел на сторону расстриги. Эта измена главнокомандующего деморализовала московскую политическую элиту. Бунт, умело поднятый среди московской черни агентами Самозванца, привел к аресту Царской Семьи во Дворце: Царя Феодора Иоанновича, Царицу-Мать Марию Григорьевну и Царевну Ксению Феодоровну под стражей поместили в частные палаты Б.Ф.Годунова, которыми он владел ещё будучи правителем. 3 Июня 1605 года многие чиновные москвичи уже давали присягу расстриге, а уже 10 Июня произошло цареубийство. «Новый Летописец» об этом сообщает:

«Егда же Патриарха Иова(213) изгнаша, и Годуновых и прочих разослаша; тогда князь Василий Голицын(214), да князь Василий Масальский(215), вземше с собою Михаила Молчанова(216) да Андрея Шерефединова(217) да стрельцов трех человек, и шедшее на двор Царя Бориса, иде же жена и сын его за стражею седяху, с ними ж и дщерь Царя Бориса Ксения, сущи девою. Вземше же их стрельцы, разведоща в разные храмины, прежде же Царицу Марию удавлению предаша; таж приидоша ко Царю Феодору, еще ему младу сущу и ждущу последнего конца, яко агнец заколения, и нападше на нь, начата давити; он же, елико можаше, противляшеся им, и не возмогоша четыре единого одолети. Един же от убийц онех, взять тайный уд его, и согнете крепко, и тако раздавив его удавиша. Сошедши же с оного двора князь Василий Голицын возвести народу, яко Царь и мати его опишася от страха смертного зелья и помроша; сестра же его от оной отравы едва оживе (ее же они не коснушася, Богу тако сохраньшу ее). Тело же Царя Бориса оный князь Василий с советники своими повеле выкопати, и положиша во гроб прост, и отнесоша вкупе со Царицею его и с сыном просто в монастырь Варсонофиевский, иже на Сретенской улице; Царевну же Kceнию постригши отслаша в женский монастырь, сущий во Владимiре граде. Сотворши ж cие, послаша со оною вестью к Гришке Отрепьеву; он же слышав cие, и радуяся пойде с Тулы вскоре в Серпухов, из Серпухова ж к Москве. Московские же люди всякого чина сретоша его за селом Коломенским на Mocкве-реке, бояре и прочего чину мiрские люди и власти; с Москвы ж реки расстрига прииде в село Коломенское и ста. Дню же тогда зело светящуся от солнца, над градом же Москвою тьма стояше велия, и всем убо разумно бысть, яко беззакония ради граждан Бог хощет казнити гневом своим. Вскоре же из Коломенского пойде во град Москву, сретаху же его со многою честью множество народа, со кресты ж и со иконы сретоша его у Лобного места, идеже сшедши с коня, начать пети молебное пение. Поляки же, и ляхи и прочие латини, седяще на конях, во многие трубы возглашаху и бияху в бубны, явно ругающеся православной вере; от Лобного ж места прииде в царские палаты и начат веселитися с советники своими и с помогатели. Многие же московские люди, видевши его, познаша и много рыдаху о согрешении своем, яко тако ослепишася и от истины отступивше, лже яша веры»(218).

Цареубийство открыло путь Самозванцу на Престол, но оно наложило на Россию, на весь народ страшное заклятие измены Соборной клятве 1598 года.

На исходе ХХ столетия в 1994 году Митрополит Иоанн (Снычев) писал по этому поводу: «Законный Наследник Отчего Престола, сын Годунова Царевич Феодор Борисович, от природы наделенный обширным умом и поистине Царским миролюбием, мог бы одарить Россию справедливостью и процветанием, если бы Русский Народ и его вожди в лице князей да бояр со смирением приняли этот Божий Дар(219). Но прискорбное неразумие одних, алчность и властолюбие других, робость и малодушие третьих толкнули общество на путь гибельного своеволия, безчиния и потакания своим разрушительным страстям… Именно цареубийство, совершенное 10 Июня [1605 года], ликвидировало последнее препятствие для безудержного распространения Смуты»(220).

Митрополит Иоанн поясняет:

«Не случайно обе величайшие русские смуты (начала XVII-го и начала XX веков) связаны с цареубийством. В первом случае обезумевшая толпа, обманутая самозванцем, вломилась в Кремль, предав законного Государя, сына Бориса Годунова Феодора Борисовича с матерью в руки безсовестных убийц, во втором – у Императора Николая II насилием и ложью было вырвано отречение от Престола, в результате которого полтора года спустя вся Августейшая Семья пала жертвой убийц-изуверов… История Православной Руси в ее высшем, духовном проявлении служит как бы органическим продолжением Священной Истории Нового Завета. Фигура Помазанника Божия, Русского Православного Царя есть с этой точки зрения видимый символ признания русским обществом своего промыслительного предназначения, живая печать Завета, олицетворение главенства в русской жизни Заповедей Божиих над законами человеческими. Отсюда, кстати, и Самодержавный характер Царской Власти – не земной, но Небесной, по слову Писания: Сердце Царя – в руце Господа… Куда захочет, Он направляет Его (Притч. 21, 1). Собственно, цареубийство в духовном понимании есть бунт против Бога, вызов Его Промыслу, богоборческий порыв сатанинских, темных сил. Грозен глагол Божий, предостерегающий дерзких и неразумных: Не прикасайтесь к помазанным Моим (Пс. 104, 15). Вольно или невольно, сознательно или несознательно весь народ соучаствует в цареубийстве хотя бы тем, что попускает его, не стремясь загладить страшный грех богоотвержения покаянием и исправлением. И лишь затем, ввергнутый в пучину нестроений и мятежей, в страданиях и скорбях сознает, наконец, свою ошибку. В начале XVII столетия на это потребовалось восемь лет. В ХХ веке — на исходе уже восьмое десятилетие смуты… Смута начала XVII века дает нам хрестоматийный пример того, как народные нестроения и мятежи, омраченные цареубийством, едва не ввергли страну в окончательное и полное разорение, поставив ее на грань гибели и иноземного порабощения. Затем осознанное соборное покаяние в совокупности с соборным же действом по воссозданию державных устоев России — возродили ее буквально из пепла, на три столетия придав государству крепость и величие, о которых, казалось, обезсиленная Русь не могла и мечтать. Возникающие при рассмотрении тех давних событий многочисленные исторические и духовные, нравственно-религиозные параллели могут многое прояснить нам в нынешних проблемах страны…»(221).

После гибели первого Самозванца 17 Мая 1606 года через три дня москвичи избрали на Престол Царя Василия Иоанновича Шуйского. Царь Василий созвал Церковный Собор. Ставленник Самозванца Лжепатриарх Игнатий был низложен. Предлагали вернуть из Старицы на Патриарший Престол Святителя Иова, но тот категорически отказался. Тогда Собор 3 Июня 1606 года избрал Казанского Митрополита Гермогена Всероссийским Патриархом. Между тем, Смута не прекращалась. Собрание, избравшее Царя Василия, ни духовно, ни процедурно, ни политически не было столь авторитетным, как Московский Собор 1598 года.

Непогода привела к тому, что в Июне 1606 года в Москве пошел снег, и Москва-река стала покрываться льдом. Духовенством и православным народом это было истолковано так, что Русская Земля не принимает труп колдуна-самозванца, который был погребен на Немецком кладбище, что за Серпуховскими воротами, где помимо иностранцев хоронили самоубийц, скоморохов и безвестных бродяг неизвестного вероисповедания. Труп самозванца был извлечен из земли, сожжен, а его пеплом выстрелили из пушки за Серпуховской заставой — как раз в ту сторону, откуда прибыл на Московскую землю злодей. После этого акта экзорцизма летняя погода, наконец, установилась, но народное брожение не утихало…

Тогда Святитель Гермоген стал предпринимать ряд духовных мер по одолению смуты. Он повелел перенести из Углича в Москву Святые Мощи Царевича Димитрия, а Самозванца предал церковной анафеме. Вожаками новых бунтовщиков стали Путивльский воевода князь Григорий Шаховской и военный Иван Болотников. Они призывали всех к мятежу против Царя Василия Иоанновича. Для увещания мятежников Патриарх отправил к ним Крутицкого Митрополита Пафнутия. А когда это не помогло — разослал по городам грамоты. Первые грамоты он отправил 29 и 30 Ноября 1606 года. Первосвятитель Гермоген писал, что изменники распускают слухи, будто бы Димитрий жив. Патриарх опровергал эти слухи и убеждал народ быть верным Царю Василию Ивановичу. Патриаршие грамоты оказывали большое влияние на народ, из городов стали приходить в Москву люди на царскую службу. Но войска мятежников со стороны Коломенского подступили к Москве.

Церковный историк Митрополит Макарий (Булгаков) объясняет, что ввиду этой опасности Царь Василий и Патриарх Гермоген решили предпринять не только военные оборонительные меры, но и духовно противодействовать восставшим:

«Желая еще более подействовать на народ в свою пользу, умирить его совесть и успокоить, Царь, посоветовавшись с Патриархом и всем Освященным Собором, приговорил вызвать в Москву бывшего Патриарха Иова, чтобы он простил и разрешил всех православных христиан за совершенные ими нарушения Крестного целования и измены, и для этого отправить в Старицу Крутицкого Митрополита Пафнутия с несколькими другими духовными и светскими лицами и Царскую каптану (карету). Гермоген написал Иову послание, умоляя его именем Государя учинить подвиг, приехать в Столицу “для Его Государева и земского великого дела”. Иов приехал 14 Февраля 1607 года. И остановился на Троицком подворье. Спустя шесть дней (20 Февраля) в Успенский собор собралось безчисленное множество народа, прибыли и оба Патриарха с другими Святителями и духовенством. Иов стал у Патриаршего Места, а Гермоген, совершив прежде молебное пение, стал на Патриаршем Месте. Тогда все находившиеся во храме христиане с великим плачем и воплем обратились к Иову, просили у него прощения и подали ему челобитную. Гермоген приказал архидиакону взойти на амвон и прочитать челобитную велегласно. В ней православные исповедовались пред своим бывшим Патриархом, как они клялись служить верою и правдою Царю Борису Федоровичу и не принимать вора, называвшегося царевичем Димитрием, и изменили своей присяге, как клялись потом Сыну Бориса Феодору и снова преступили Крестное целование, как не послушались его, своего Отца, и присягнули Лжедимитрию, который лютостию отторгнул его, Пастыря, от его словесных овец, а потому умоляли теперь, чтобы Первосвятитель простил и разрешил им все эти преступления и измены, и не им только одним, обитающим в Москве, но и жителям всей России, и тем, которые уже скончались. По прочтении этой челобитной Патриархи Иов и Гермоген приказали тому же архидиакону прочесть с амвона Разрешительную Грамоту, которая наперед была составлена по приезде Иова в Москву, и составлена не от его только лица, но от имени обоих Патриархов и всего Освященного Собора. В грамоте Патриархи Гермоген и Иов со всем Освященным Собором сперва весьма подробно изображали те же самые клятвопреступления и измены русских, потом молили Бога, чтобы Он помиловал виновных и простил им согрешения, и приглашали всех к усердной молитве, да подаст Господь всем мир и любовь, да устроит в Царстве прежнее соединение и да благословит Царя победами над врагами, наконец, по данной от Бога власти прощали и разрешали всем православным соделанные ими клятвопреступления и измены. Разрешительная грамота возбудила в слушателях слезы радости, все бросались к стопам Иова, просили его благословения, лобызали его десницу, и дряхлый старец, вскоре за тем скончавшийся (19 Июня), убеждал всех, чтобы, получив теперь разрешение, они никогда уже впредь не нарушали Крестного целования»(222).

Однако Владыка Макарий следом отмечает: «Впрочем, эта нравственная мера, на которую в Москве, кажется, весьма много рассчитывали, не на всех произвела желаемое впечатление: по крайней мере, спустя два с небольшим месяца 15 000 царских воинов изменили Царю Шуйскому и перешли под Калугою на сторону Болотникова. Гермоген решился тогда употребить меру церковной строгости: он предал проклятию Болотникова и его главнейших соумышленников. Все это происходило, пока еще не явился второй Лжедимитрий, а изменники действовали одним его именем»(223).

Но вот как современный историк П.Г.Петин комментирует это мнение церковного историографа Преосвященного Макария:

«Несмотря на эту оговорку Архипастыря-историка, которая иному читателю может представиться таковым образом, что Соборный Покаянный чин не подействовал вообще, тут надо задуматься о том, в какой степени процессы распада действовали бы в России, если бы такой Духовный Акт вовсе не был совершен. Да чин не спас Царя Василия от свержения в 1610 году и Москву от польского пленения в 1610-1612 годах. Но было бы само освобождение Москвы и был бы Земский Собор 1613 года со всей последующей славной историей нашей Державы, если бы значительная часть русских людей, составивших потом освободительное ополчение, не были бы свободны "от клятвенных уз" Уложенной Грамоты 1598 года и неоднократных “преступлений Крестных целований”?!»(224).

Продолжение следует

Примечания

177. ААЭ. Т. II. С. 40. Выделено мной. — Л.Б.

178. ААЭ. Т. II. С. 38.

179. ААЭ. Т. II. С. 39. Выделено мной. — Л.Б. При этом надо отметить, что среди Кремлевских Святынь хранился напрестольный Крест, привезенный Святой Равноапостольной Великой Княгиней Ольгой из Царьграда после Святого Её Крещение. Этот Крест был изготовлен в Константинополе из части подлинного Древа Животворящего Креста Господня. И здесь выражение «Животворящий Крест» не просто сакральная фигура речи о «рядовом» Богослужебном Кресте, а указание на конкретную Церковно-Державную Святыню, Регальную Реликвию, которая использовалась для наиболее ответственных присяг. После ограбления «анархистами» в 1918 году Патриаршей Ризницы следы Креста Святой Княгини Ольги теряются.

180. ААЭ. Т. II. С. 39. Выделено мной. — Л.Б.

181. ААЭ. Т. II. С. 39. Выделено мной. — Л.Б.

182. ААЭ. Т. II. С. 39. Выделено мной. — Л.Б.

183. ААЭ. Т. II. С. 40. Выделено мной. — Л.Б.

184. Пример совершенно условный, никаких местнических споров именно между этими окольничими не было, по крайней мере, никаких исторических свидетельств об этом мне не встречалось. Само по себе местничество для патриархального общества было явлением созидательным, оно выстраивало социальные взаимоотношения в соответствии с приоритетами национальных иерархических традиций. Если местнические взаимоотношения во властном и служилом слоях уже с XV-го, а может быть и с XIV-го столетий, фиксировались в Разрядных книгах или в аналогичных списках (боярские списки, коллективные подписи под важнейшими грамотами и тому подобное), то местничество как устный обычай, пусть и в более упрощенном виде, было свойственно и городскому податному населению, и крестьянскому мiру. Местничество этого рода, вероятно, проявлялось и в процедурах сходов, которые решали те или иные вопросы. Его черты были видны в Богослужебной практике прихожан, которые располагались в храме в соответствии со своим положением в мiре данного прихода, тем же порядком они подходили к Исповеди, Елеопомазанию, Причастию и Крестному целованию на отпусте. Явные черты местничества сохранились в практике современного православного духовенства, они проявляются во время больших соборных Богослужений, когда священники выстраиваются 1) по служебному положению — благочинный округа, настоятель храма, чередной священник, 2) по сану — протопресвитер, протоиерей, иерей, протодиакон, диакон (у монашествующих — Архимандрит, Игумен, Иеромонах, Иеродиакон), 3) по старшинству рукоположения. За четверть века моей церковной жизни мне доводилось наблюдать весьма много разных соборных Богослужений, и не припомню ни одного случая видимого препирательства среди духовенства во время службы, когда Батюшки в том или ином случае выстраивались по должному порядку (при чтении Канона, например, во время Всенощной), но слышал, что потом они могли смиренно высказывать претензии друг другу, если кем-то нарушалось то или иное старшинство.

185. ААЭ. Т. II. С. 39. Выделено мной. — Л.Б.

186. Дионисий Ареопагит. Сочинения. Максим Исповедник. Толкования. (Греческие тексты и их переводы Г.М.Прохорова). СПб., 2002. С. 70–145.

187. ААЭ. Т. II. С. 39–40. Выделено мной. — Л.Б.

188. ААЭ. Т. II. С. 46. Место в Белом городе между современным концом Пречистенского бульвара и Москвою-рекою возле Храма Христа Спасителя называлось Чертолье: там некогда проходила городская черта, которую подрывал впадавший в Москву-реку ручей, прозванный за это Черторыем. В названии воротниковской четверти сотни «Черторская» сплелись топонимы «Чертолье» и «Черторый».

189. ААЭ. Т. II. С. 40. Выделено мной. — Л.Б.

190. Конечно, исполнение некоторых соборных установлений и канонов порою становится временно или вовсе невозможным в путях Божьего промысла, когда сама жизненная ситуация изменяется настолько, что к ней просто неприменим тот или иной старинный канон. Но то, что касается сферы применения человеческой воли, нарушение того или иного канона является явным прегрешением и сознательным отступлением от установлений Церкви.

191. Как я уже упоминал, предшествующие так называемые «Земские Соборы» конца 1540-х годов (дата проведения этого «примирительного» совещания до сих пор спорна в историографии, она варьируется от 1547-го до 1549-го и даже 1550 года) и 1566 года были очень авторитетными церковно-государственными совещаниями, напоминавшими значительно расширенные заседания Государевой Думы, на заседаниях которой обязательно присутствовали Митрополит, другие Архипастыри, находившиеся в том момент в Столице, Московские Архимандриты и Соборные Старцы. Но эти расширенные совещания в своих собственных документах не называли себя Собором и не претендовали на статус Поместного Собора Русской Православной Церкви с участием государственных чинов. В данном же случае, и по духовным формулировкам соборного процесса, и по формулировкам соборных решений, когда на первое место все время выставляется Освященный Собор (расширенный вариант Архиерейского Собора), мы имеем дело с мероприятием совершенно иного качественного уровня, чем предыдущие «Земские Соборы» времен Царей Иоанна Васильевича и Феодора Иоанновича.

192. ААЭ. Т. II. С. 40. Выделено мной. — Л.Б.

193. ААЭ. Т. II. С. 40. Выделено мной. — Л.Б. Выражение «въ роды и роды» имеет библейское происхождение. Слова «в род и род» тринадцать раз употребляются в Псалтири и единожды в Книге Плача Пророка Иеремии (Плач. 5, 19), а буквально словосочетание «в роды и роды» один раз употребляется в Псалтири: и это вменено ему в праведность в роды и роды во веки (Пс. 105, 31).

194. ААЭ. Т. II. С. 40–41. Выделено мной. — Л.Б.

195. В истории человечества, конечно, существуют предания о более длительных периодах существования Династий. Например, династия Японских императоров, по национальному преданию, существует более двух тысяч лет, но иногда на несколько веков она отстранялась от власти, допустим, в средневековую эпоху сегунов. Есть свидетельства, что и в более древней истории Японии были подобные периоды. Род же Великих Князей Рюриковичей в той или иной форме практически непрерывно был владетельным на территории Центральной России более семи веков! И я не знаю подобных исторических примеров ни в Северной Африке, ни на Ближнем Востоке, ни в Средней Азии, ни в Китае, ни в Европе. Возможно, на Индостане до Великих Моголов были небольшие княжества, которыми владели роды некоторых раджей и более длительный срок, но с масштабами России эти карликовые «государства» несопоставимы, а достоверных документов, хронологически подтверждающих долголетия некоторых индийских династий не существует. — Л.Б.

196. ААЭ. Т. II. С. 27. Выделено мной. — Л.Б.

197. ААЭ. Т. II. С. 39. Выделено мной. — Л.Б.

198. ААЭ. Т. II. С. 39. Выделено мной. — Л.Б.

199. «Iота» — «ИОТА — Буква греч. алфавита, обозначающая звук «и», самая маленькая. В переносном смысле — что-либо малое, малейшее (Симфония или Словарь-указатель к Священному Писанию Ветхого и Нового Завета. Под редакцией Митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима. Том второй Д-И. М., 1995. С. 848). Не думайте, что Я пришел нарушить законъ или пророковъ: не нарушить пришелъ Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вамъ: доколе не прейдетъ Небо и Земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все (Мф. 5: 18).

200. ААЭ. Т. II. С. 40–41. Выделено мной. — Л.Б.

201. ААЭ. Т. II. С. 19.

202. ААЭ. Т. II. С. 24.

203. ААЭ. Т. II. С. 32.

204. ААЭ. Т. II. С. 37.

205. Слово «Синод» так и переводится с греческого языка на русский как «Собор». Собственно, по-гречески Синодами называли все Поместные и Вселенские Соборы. Особенностью же Цареградского Синода было то, что он с некоторых пор стал регулярным, собирающимся несколько раз в год, а потом и действующим постоянно. В качестве постоянных членов в него входили Епископы ближайших к Константинополю кафедр. Но в его работе самое активное участие принимали Архипастыри отдаленных епархий и других Поместных Церквей, которые по епархиальным надобностям в этот момент находились в Столице Империи. Это было не их право, но их обязанность. А поскольку таковых в Царьграде почти всегда было по нескольку Владык, заседания Столичного Собора при Императоре были довольно многолюдными. В иные моменты в Царьградском Синоде заседало до восьмидесяти-ста Архипастырей. В русской исторической и церковно-исторической науке прижилось терминологическое разделение «Собор» и «Синод». Оно объясняется историко-политическими причинами, вполне определенными общественными настроениями, критическим отношением большинства церковных и светских ученых к учреждению Императором Петром Великим Святейшего Синода взамен Патриаршества, а также к затуханию и, по сути, к упразднению практики созыва Поместных Соборов Русской Православной Церкви с последней четверти XVII века и вплоть до 1917 года. Конечно, Святейший Правительствующий Синод при Российском Императоре количественно уступал Императорскому Синоду в Восточной Римской Империи. В Российский Синод входило на протяжении всей его истории менее десяти постоянных членов из числа Архипастырей. Но и по тексту Регламента или Устава Духовного от 11 Февраля 1720 года Правительствующий Синод именовался и понимался Соборным Правительством Российской Поместной Церкви. Кстати, в самом тексте Петровского Регламента слово «Синод» отсутствовало. Оно было введено несколько позже. А в Регламенте говорится о «Соборном Правительстве» или о «Духовном Коллегиуме» (Николин Алексей, священник. Церковь и Государство. История правовых отношений. М., 1997. С. 309–345). Что же касается количественных характеристик состава Синода, то Сам Господь Иисус Христос свидетельствует: Истинно также говорю вам, что, если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного. Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди их (Мф. 18: 15–20). Причем по смыслу данного места в Евангелии это обетование Божие в первую очередь относится к Апостолам и их каноническим преемникам Епископам, хотя данная заповедь имеет силу и для всех христиан. Я вовсе не хочу заниматься здесь апологией так называемого «Синодального периода» в истории Русской Православной Церкви, но просто указываю, что терминологическое разделение «Синод» и «Собор» носит условно-идеологический характер, связанный с определенными общественными настроениями. Реального духовного и филологического различия между этими словами как понятиями не существует, и говорить о «полном» упразднении церковной соборности в «Синодальный период», с научной точки зрения, неточно и даже ложно. Конечно, соборность была умалена, но дух ее продолжал зримо жить в Церкви и в названный период.

206. Карамзин Н.М. История Государства Российского. Том Х. Глава III. Продолжение Царствования Феодора Иоанновича. Годы 1591–1598.

207. Карамзин Н.М. История Государства Российского. Том ХI. Глава II. Продолжение Царствования Борисова. Годы 1600–1605.

208. ААЭ. Т. II. С. 78–81.

209. ААЭ. Т. II. С. 80–81.

210. Карамзин Н.М. История Государства Российского. Том ХI. Глава II. Продолжение Царствования Борисова. Годы 1600–1605. Однако по иным свидетельствам эпохи — Царь Борис Феодорович после обеда решил подышать свежим воздухом, чувствуя себя неважно. Поднимаясь на Кремлевскую Звонницу, Царь на её лестнице упал без чувств, и Государя отнесли в Царские покои, где он ненадолго пришел в себя. Видя приближение смерти и следуя обычаю, Царь повелел совершить над ним чин пострижения в монахи. Сразу после пострижения Государь предал душу Богу. Опираясь на эти свидетельства, некоторые исследователи вполне резонно полагают, что во время обеда Царь Борис был отравлен. От физической нагрузки в момент подъема Государя по лестнице Кремлевской звонницы яд стал распространяться по организму активнее, что и вызвало обморок. Потом, когда физической нагрузки на кровоток не было, действие яда временно ослабло, но всё равно оказалось неотвратимым. Впрочем, описание, использованное Н.М.Карамзиным, ничуть не противоречит факту отравления.

211. Карамзин Н.М. История Государства Российского. Том ХI. Глава III. Продолжение Царствования Феодора Борисовича Годунова. Год 1605.

212. Петр Федорович Басманов, седьмой по чести стольник в 1598 году, подписавший Утвержденную Грамоту Московского Собора (родился около 1568 — убит 17 Мая 1606) — воевода, сын и внук известных опричников Алексея Даниловича и Федора Алексеевича Басмановых. Стольник с 1590 года, окольничий с 1601 года, при правителе Б.Ф.Годунове и Царе Борисе Феодоровиче сделал блестящую карьеру, в 1604 году был пожалован в бояре за оборону Новгорода-Северского от войск Самозванца. После смерти Царя Бориса Феодоровича был назначен Царем Фёдором Борисовичем воеводой Царских войск под Кромами, где 7 Мая 1605 года перешёл на сторону Самозванца и в дальнейшем был одним из его ближайших сподвижников. П.Ф.Басманов был убит вместе с Лжедмитрием; его труп был выставлен на всеобщее обозрение вместе с телом Самозванца.

213. «Новый Летописец» сообщает: «106. О Патриархе Иове и рассылке Годуновых. До приезда боярского, еще не приехали [бояре] из Москвы [на Тулу], он же, Гришка, послал в Москву, на злое свое умышление, на убийство Царицы и Царевича тех своих советников и доброхотов, угодников своих князя Василия Голицына, да князя Василия Мосальского, да дьяка Богдана Сутупова, а распоряжаться всем послал Петра Басманова. Те же его советники пришли к Москве и повеление его, окаянного, творили: Патриарха Иова с Престола свели, привели его в соборную церковь и начали с него снимать Святительское платье. Он же, взяв с себя Панагию, подошел к образу Пречистой Богородицы, который писал Богогласный Евангелист Лука, и начал со слезами у образа Пречистой Богородицы говорить: “О Всемилостивая Пречистая Владычица Богородица. Сия Панагия и сан святительский возложен на меня, недостойного, в храме Твоем, Владычица, у честного образа Твоего, чудотворной иконы. Сею же [Панагией] я, грешный, исправлял слово Сына Твоего Христа Бога нашего девятнадцать лет, сия православная христианская вера нерушима была; ныне же, грехов ради наших, видим на сию православную христианскую веру нахождение ереси. Мы же, грешные, молим: Умоли, Пречистая Богородица, Сына Своего Христа Бога нашего, утверди сию православную христианскую веру непоколебимо”. И плакал много часов, и ту Панагию положил у образа Пречистой Богородицы. Они же, те его [Гришки] посланцы, взяли его [Патриарха] и положили на него черное платье, и вывели его из соборной церкви и посадили его в телегу, и сослали его в Старицу в монастырь Пречистой Богородицы, где он когда-то принял постриг. Всех же Годуновых, Сабуровых и Вельяминовых из Москвы послали по тюрьмам в понизовые и в сибирские города. Одного из них, Семена Годунова, сослали в Переславль Залесский с князем Юрием Приимковым-Ростовским, и там его удушили».

214. Голицын Василий Васильевич (?– умер 1619), князь, из Гедиминовичей, дворянин московский и воевода, затем боярин, старший из трех сыновей боярина князя В.Ю.Голицына от брака с вдовой боярина Ф.А.Басманова. В Декабре 1590 года водил полк левой руки «из Новагорода... воевать свийскую землю за Невское устье», затем в 1590–1591 годах служил первым воеводой в Дедилове, откуда был отозван в 1591 году в Москву крепить её оборону от хана Казы-Гирея. После бегства последнего из пределов России привёл полк правой руки к Туле. В Июне 1592 года командовал передовым полком в Новгороде Великом. Тогда же с ним местничался воевода князь А.Ногтев. После возвращения в Декабре русских полков из-под Выборга стоял с большим полком в Новгороде. В Марте 1594 года был направлен во главе большого полка в Тулу. Тогда же с ним местничался воевода князь П.Буйносов, но спор проиграл, и Царь «князя Петра велел выдати головою князю Василью Голицыну». В 1598 году — второй воевода в Смоленске. Тогда же местничался с боярином и воеводой князем Т.Р.Трубецким и, несмотря на уговоры и угрозы Патриарха Иова, «воевода князь Василей Голицын списка [детей боярских] у него не взял и дел с ним вместе не делает». В 1599–1602 годах — первый воевода в Смоленске; «и князь Василей отпущен к Москве, а на его место в Смоленску велено быть боярину и воеводе князю Никите Романовичу Трубецкому». В Сентябре 1602 года пожалован в бояре. В конце года князь Д.М.Пожарский докладывал Царю о князе Б.М.Лыкове, «что будто он, князь Лыков, сходясь с Голицыными да с князем Борисом Татевым, про нево, Царя Бориса, разсуждает и умышляет всякое зло». Несмотря на это, В.В.Голицын не подвергся никаким гонениям. В 1603 году «на Москве в городех в каменных и в деревянных Майя с 14 числа были бояре и околничие… для огней и для всякого береженья… В новом в каменном в Цареве городе за Неглинную от Москвы реки по Никитцкую улицу боярин князь Василей Васильевич Голицын…» Летом того же года сопровождал Царя Бориса на богомолье в Троице-Сергиев монастырь. В 1603–04 годах служил судьёй Московского судного приказа. Осенью 1604 года верстал на Москве «разных городов дворян и детей боярских», после чего был назначен командовать передовым полком в войске, направленном против Самозванца, и зимой 1604–05 годах участвовал в сражении под Новгородом Северским и в осаде Кром. После смерти Царя Бориса Государева Дума для приведения войска к присяге 16-летнему Царю Феодору отправило туда Новгородского Митрополита Исидора. Но находившиеся у Кром воеводы — братья князья В.В. и И.В.Голицыны, а также М.Г.Салтыков и рязанские дворяне братья П.П. и З.П. Ляпуновы — уже решили переметнуться на сторону Самозванца. Близких отношений между В.В.Голицыным и первым Самозванцем не сложилось, и потому в Мае 1606 года он участвовал уже в свержении Самозванца и сразу перешёл на сторону Царя Василия Шуйского. Весной 1608 вместе с боярином князем Д.И.Шуйским возглавлял войско (второй воевода), дважды разбитое воеводой второго Самозванца князем Р.Ружинским, и бежал с поля боя под Болховом. Понимая, что Царь Василий Шуйский не в состоянии справиться с бедственным положением страны, В.В.Голицын начал отдаляться от него и затем принял участие в низложении Царя Василия и, по мнению С.Ф.Платонова, стал восьмым членом «семибоярщины». Его имя называлось в числе кандидатов на трон, но, в конце концов, большинство из московских бояр склонилось в пользу польского королевича Владислава, о чём и должно было просить короля Сигизмунда III, осаждавшего в то время Смоленск, посольство московских бояр. Коронный гетман С.Жолкевский, появившийся тогда в Москве с крупным польским отрядом, занявшим Кремль, и, по сути говоря, ставший параллельной властью в столице, «очень ловко повел дело так, что удалил вместе с ним [посольством] из Москвы самых опасных для короля людей: умного и деятельного князя В.В.Голицына, который сам имел виды на Престол, и не менее умного и крепкого русского человека [Митрополита] Филарета Никитича Романова. Жолкевский уговорил бояр поставить во главе посольства Голицына, а Филарет должен был ехать под Смоленск представителем всего Православного духовенства». Когда король заявил им без обиняков, что сам хочет получить Московский Трон, В.В.Голицын и Филарет отказались поддержать эту идею и были взяты под стражу, а затем увезены в Польшу и провели несколько лет в тюрьме до размена пленных в 1618 году. Умер 25 Января 1619 года в Вильно по дороге на родину. Потомства не оставил. По материалам: Владимiр Богуславский Голицын Василий Васильевич // Славянская энциклопедия. XVII век. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004.

215. Мосальский-Рубец Василий Михайлович, князь — деятель Смутного времени. Известность его начинается с 1604 года, когда он, будучи вторым воеводой в Путивле, вопреки желанию первого воеводы сдал город Самозванцу. За это захудалый князек получил боярский сан и стал дворецким и одним из довереннейших лиц нового «царя». Из Тулы Мосальский вместе с князем В.В.Голицыным был послан в Москву с задачей приготовить столицу к принятию «царя Димитрия» и устранить Годуновых. Вдова Царя Бориса и Царь Феодор были зверски убиты. Из Москвы Мосальский ездил за мнимой матерью нового «царя» — инокиней Марфой (Нагой), которую должен был приготовить к встрече с «сыном»; затем ему было поручено встретить в Смоленске и проводить до Москвы «царскую» невесту и отца ее. С воцарением Шуйского Мосальский был отправлен воеводой в приграничную Корелу. В 1608 году Мосальский перебрался в Тушино, где вошел в думу нового Самозванца, а в начале 1610 года, после бегства Вора в Калугу, в группе более родовитых тушинцев явился к Сигизмунду под Смоленск с челобитьем о королевиче Владиславе. Награжденный землями и восстановленный в звании дворецкого, Мосальский с осени 1610 года был в Москве одним из ближайших советников Гонсевского. Умер около Февраля 1611 года. http://dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/9002.

216. Молчанов Михаил Андреевич — из Ростовских бояр, перешедших в XV веке на службу к Московским Великим Князьям. По преданию Молчановы «вышли из немцев» — их предком считался некий Индрис, который в 1353 году прибыл на Русь к Великому Князю Мстиславу Черниговскому. Здесь он принял Православие и получил имя Леонтия. В 1601 году М.А.Молчанов был пожалован чином стольника, известно, что он интересовался чернокнижием. За это М.А.Молчанова били кнутом на Пыточном дворе. После смерти Царя Бориса Феодоровича М.А.Молчанов в числе первых переметнулся на сторону Самозванца. Голландский купец Исаак Масса, оказавшийся по торговым делам в России: «...в Москве его [Самозванца] самыми близкими и надежными друзьями были Петр Басманов, которого он поставил главным воеводою над всеми войсками, и Михаил Молчанов, который всегда оказывал ему помощь и содействие... это был большой плут и льстец, не боявшийся ни Бога, ни людей; эти трое сообща творили безчестные дела и распутничали, ибо Молчанов был сводником и повсюду с помощью своих слуг выискивал красивых и пригожих девиц, добывал их деньгами или силою и тайно приводил через потаенные ходы в баню к царю; и после того как царь вдосталь натешится с ними, они еще оказывались довольно хороши для Басманова и Молчанова». 17 Мая 1606 года в Столицу вошли отряды новгородских дворян, сторонников князей Шуйских. Сразу после гибели первого Самозванца М.А.Молчанов бежал из Москвы в сторону западной границы, начал распространять слухи, будто вместо «Дмитрия» был убит другой человек, а сам «царь» спасся. В появлении нового Самозванца были заинтересованы многие общественные силы, как связанные со старым, так и просто недовольные властью Царя Василия Иоанновича. Прибыв в Самбор к теще Самозванца, он сделался центром интриг против Шуйского. Не решившись сам стать во главе поднявшихся во имя Димитрия «севрюков», Молчанов прислал к ним в качестве воеводы уверовавшего в него Болотникова. В начале 1609 года Молчанов очутился в Москве, строил заговоры против Царя, а после неудачного, не приведшего к низложению Шуйского мятежа 25 Февраля «выбежал» в Тушино к Вору и там, возведенный в «окольничьи», играл видную роль в его думе. После бегства Вора в Калугу (Январь 1610 года) Молчанов вместе с другими тушинцами явился под Смоленск к королю Сигизмунду просить Владислава на Русский Престол. Признанный окольничим и пожалованный грамотами на земли, Молчанов побывал в Москве, «присягнувшей» уже Владиславу, но еще раньше послов Митрополита Филарета и В.В.Голицына в Октябре 1610 года вернулся с Соловецким к Сигизмунду, привезя ему поклон от бояр и все договорные грамоты о Владиславе. Умер до Сентября 1611 года.

217. Шерефединовы-Шерефетдиновы — выходцы из тюркской среды не позже середины ХV века, так как во второй половине ХV века и позже они широко известны в Коломенском уезде, например, Константин Яковль Серефядинов, послух около 1485 года в Коломне (Веселовский С.Б. Ономастикон. Древнерусские имена, прозвища и фамилии. М.: Наука, 1974. С. 366). В XVI веке Шерефединовы активно использовались как послы в тюркские земли: Иван Васильевич Шерефетдинов — посол в Ногаи со служилыми людьми в 1564 году (ПСРЛ, 29. С.334, 340), Андрей Шерефетдинов, дьяк — посол в Крым в 1584 году (Российский Биографический Словарь, т. 11. С. 43). Фамилия от арабо-тюркского Шереф — Шараф аддин «слава религии» (Гафуров А. Имя и история. М.: Наука, 1987. С. 210). Среди персоналий XVI века встречается Андрей Васильевич Шерефединов, дьяк, в 1575 г. дворовый дьяк, гонец в Речь Посполитую в 1565–1566 и в Стокгольм в 1566–1567 г., в 1575– 1576 г. — дьяк Разрядного приказа, в 1576 г. — дьяк, а затем и глава Двинской четверти и Дворового разряда (Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие XV–XVII веков. М., 1975. С. 578). Но, возможно, это справка о человеке иного, старшего поколения.

218. Некоторые исследователи полагают, что «Новый Летописец» был составлен около 1630 года «в кругах, близких к Святейшему Патриарху Филарету», и потому мог представлять собою «официальную концепцию русской истории» с конца царствования Царя Иоанна I Грозного до 1619 года. Позже были созданы редакции «Нового Летописца», в которых продолжено описание событий до 1655, 1659, 1686 годов. Составлялся на основе многих летописей и официальных документов. Однако его тенденциозность, отвечающая интересам лишь части политических группировок эпохи, позволяет усомниться в таких выводах. По духу и строю изложения «Новый Летописец» является не продолжателем духовных традиций монастырского Русского Летописания, а выражением совершенно новых политических тенденций с помощью светских публицистических приемов. «Новый Летописец» отличается от традиционных монастырских Русских Летописей, как, например, в наше время социально-политический и социально-психологический типаж «новый русский» отличается от коренного русского человека. Однако, при учете названных отрицательных качеств, списки «Нового Летописца» являются ценными историческими источниками своей эпохи, начиная после убийства Царя Феодора Борисовича.

219. Имя «Феодор» в переводе с греческого означает «Божий Дар».

220. Иоанн (Снычев), Митрополит. Русская Симфония. СПб., 1998. С. 378.

221. Иоанн (Снычев), Митрополит. Русская Симфония. С. 374–376

222. Макарий (Булгаков), Митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. Том 10. Кн. 6. М, 1996. С. 91–92.

223. Макарий (Булгаков), Митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. Том 10. Кн. 6. М, 1996. С. 92–92.

224. Петин П.Г. Покаянный Чин Патриархов Иова и Ермогена. Выступление на конференции, посвященной Святителю Иову, в Старице 4 Марта 2007 года // Русская народная линия.