От редакции: Мы неоднократно заявляли, что стремимся превратить РНЛ в площадку, где бы русские православные люди обсуждали самые животрепещущие проблемы церковной и общественно-политической жизни. По многим вопросам между нами нет согласия, поэтому часто возникают острые дискуссии. На одну из таких спорных тем прислал статью наш давний читатель и автор математик Федор Федорович Воронов, который долгое время живет и работает в Великобритании. Несомненно достойно похвалы, когда любой автор выступает в защиту памяти почившего уже человека, тем паче, когда этот человек оказал на него благотворное влияние. Поэтому мы публикуем эту статью, хотя со многими ее положениями не согласны.
Мы практически не вмешивались в текст Ф.Ф.Воронова, убрали лишь некоторые излишне некорректные выпады в адрес митрополита Илариона (Алфеева). Однако должны высказать некоторые замечания.
Конфликт в Сурожской епархии: сначала борьба между митрополитом Антонием и епископом Иларионом, завершившаяся вынужденным отъездом последнего с берегов туманного Альбиона, а потом история с уходом епископа Василия (Осборна) вместе с частью паствы в юрисдикцию Константинополя, - в свое время очень активно обсуждался в православных и околоправославных СМИ. Много было высказано тогда критики в адрес и владыки Илариона, и руководства ОВЦС. Прошло время, которое все расставило на свои места. Как известно, в начале минувшего года епископ Василий снял с себя епископский сан, «вернул Богу» монашеские обеты и, вернувшись в первобытное состояние мирянина, женился (напомним, что не устоял перед блудным бесом епископ в 70 с лишком, он 1938 года рождения). Так может быть прав был епископ Иларион и руководство ОВЦС, стремившиеся не допустить такого печального конца? И соответственно неправ был митрополит Антоний, не разглядевший такого будущего у своего викария? Между тем, Ф.Ф.Воронов делает вид, что это - «несущественные последствия» и, как ни в чем не бывало повторяет, что епископ Иларион «имел некое задание из ОВЦС», «вмешательств ОВЦС было главным толчком к разделению». Может, напротив, нам надо благодарить Бога, что ОВЦС вмешался, пусть и действовал не очень уклюже, а то не было бы сегодня Сурожской епархии.
И уж ни в какие ворота не лезет обвинение вл. Илариона в том, что он «стал распространять свою версию событий». Если она у него была, то почему же не нужно было ее распространять. Или может быть только одна версия тех событий, и она справедлива, поскольку ее высказал почитаемый автором митрополит Антоний?
И последнее. О совете дать возможность выступить на РНЛ «знатоку русской эмиграции» М.В.Назарову. Возможно, у него больше знаний об эмиграции, но, к сожалению, Михаил Викторович пребывает ныне в расколе. При этом, он весьма активен и не упускает случая, чтобы проводить пропаганду против Русской Православной Церкви. Поэтому, какой бы он ни был специалист, но выступать на РНЛ он не сможет.
* * *
В одной из недавних публикаций на «Русской Народной Линии» митрополит Сурожский Антоний был походя причислен к «парижской школе» богословия и «обличен» вместе с ней как предшественник и опора нынешних обновленцев. Я нимало не сочувствую обновленчеству старому и новому, но отождествлять парижских богословов из Свято-Сергиевского Института с обновленцами - немного черезчур. Достаточно сказать, что в самом институте работали разные мыслители, с разными взглядами, но обновленцам (в настоящем смысле слова) там никто не сочувствовал. В Париже же кроме «святосергиевцев» были и совсем другие богословы, например, Владимир Лосский (сын знаменитого философа Н.О.Лосского). Но главное - деятели и мыслители русской эмиграции заслуживают все без исключения другого отношения, чем поверхностное обличение (или поверхностное восхваление; я говорю об обличении, ибо таким легковесным обличением, больше похожем на пропагандную ругань, была заполнена упомянутая публикация). Я бы предложил редакции пригласить настоящего специалиста, такого, как М.В.Назаров, например, чтобы дать возможность читателям узнать больше о путях мысли в русской эмиграции. Специалисту и карты в руки.
Что касается митрополита Сурожского Антония, то к Парижской школе (в узком смысле слова) он притянут за уши. Владыка митрополит никогда не был богословом и не писал «умных» книг. (Его книги - это записи устных проповедей и бесед «по случаю», сделанные его слушателями.) Разумеется, владыка Антоний был многими нитями связан с «парижанами», но не с той или иной специфической школой богословия, ассоциируемой, например, со Свято-Сергиевским Институтом, или с Свято-Фотиевским Братством, а просто с Парижем как центром русской эмиграции.
Один из участников форума предложил мне написать о приснопамятном владыке особую статью.
К сожалению, я не могу взяться за это, это слишком большой и ответственный труд, а у меня физически нет на это возможности. Могу дать несколько отдельных реплик. Оговорюсь, что мое мнение сугубо частное и, может быть, поверхностное; я никогда не был знаком с владыкой лично.
Среди людей, с которыми я общаюсь, есть духовные дети приснопамятного митрополита, бывшие таковыми на протяжении нескольких десятилетий, так что я кое-что знаю через них, но сам никогда к духовным чадам владыки не принадлежал.
Заранее прошу прощения за возможные ошибки собственной памяти и в передаче устных рассказов о митрополите.
Впервые я услышал о владыке Антонии где-то около 1980 года - вернее прочитал самиздатский сборник его проповедей и был ими поражен. (Я был тогда верующим, но не церковным, и какие-то вещи, например, о монашеском послушании, для меня были полным откровением.) Имя владыки мне ничего не говорило, а краткая биографическая справка читалась как о человеке с другой планеты (как оно и было). Совершенно непонятно было, как такой свободно говорящий человек может быть архиереем Московской Патриархии.
Физически я его первый раз увидел в Москве, году в 1981 может быть, в один из его приездов, когда он служил на праздник Трех Святителей в храме Николы в Хамовниках (в Тёплом переулке). Я с детства очень любил этот храм и всегда маленьким маму тянул туда, когда мы проходили мимо; потом именно туда ездил на службы, толком ничего не зная и не понимая, но просто любил там бывать. И в тот раз мне позвонила одна знакомая и сказала: «Владыка Антоний будет служить там», и я сорвался и приехал. Владыка помазывал после литии, и потом говорил проповедь. Ничего не помню по существу, но помню потрясающий облик с горящими глазами, как он стоял, опершись на архиерейский посох, и проповедовал. Вот эта картинка осталась. Народу было битком набито, пошевелиться было нельзя, и на проповеди владыки все плакали, настолько к сердцу шло то, что он говорил. Потом помню, наверное, это был другой раз, или в тот же раз уже наутро, после литургии, как он снова проповедовал, и как улыбнувшись сказал: «Вот вас здесь так много народу, а наша лондонская епархия вся может уместиться в этом приделе, и еще место будет».
После этих ранних московских впечатлений, я владыку Антония видел только раз или два в Лондоне в соборе, на расстоянии, во время праздничных служб, когда я туда приезжал из Манчестера. И всё. (Иногда думают, что если человек в Англии, то он само собой в Лондоне. Но я-то не в Лондоне живу, и бываю там весьма редко.) Владыка был существенно старше тогда и уже имел мало сил (он болел), поэтому на службах больше сидел на архиерейской кафедре и вставал для благословения и для проповеди. Ну, в соборе было много духовенства, было кому служить.
Так что личного контакта с покойным владыкой у меня никогда не было. Но я многое знаю по рассказам других людей, которые общались с ним весьма тесно. Ну и мое собственное впечатление от книг, которые в сущности не книги вовсе, а записи живых бесед. Поэтому в них много повторений, так как владыка мог рассказывать одну историю много раз по разным поводам или приводить какое-то рассуждение или житейский пример. Он совершенно не заботился о стиле и охотно посмеивался сам над собой, например, как ему в молодости одна прихожанка заявила: «Отец Антоний, как ужасно вы говорили проповедь!». Это тоже из его любимых историй. Очевидно, что владыка не притязал никогда на то, чтобы быть богословом-теоретиком, и нелепо пытаться судить его с такой точки зрения. Он был проповедник, миссионер (среди «своих», т.е. русских в эмиграции и на родине, отшедших от Церкви, и среди «внешних», иностранцев и инославных) и строитель Церкви. В первую очередь этим объясняются его оговорки, рассуждения «к случаю» и т.п., с которыми можно не соглашаться. Он никогда не выдвигал никаких доктрин, а если ошибался, то ошибался, как всякий человек. С моей точки зрения, нужно видеть главное: его личную глубочайшую веру, поразительный аскетизм (при очень либеральном отношении к другим) и то, что он своими проповедями привлек к Церкви бесчисленное количество людей. В Англии он (начинавший как нищий иеромонах-иностранец, почти не знавший английского поначалу) стал известнейшей общественной фигурой и привлек к Православию многих англичан или хотя бы возбудил к нему интерес (т.е., посеял семена на будущее). Вся Сурожская епархия - это целиком создание митрополита Антония; когда он сюда приехал, никакой епархии тут и в помине не было.
Поэтому, не соглашаясь со многими точками зрения, высказанными в его записанных беседах (аллегоризм в толковании праздника Введения, например, и другими), и критически оценивая какие-то аспекты его практической деятельности, я прежде всего глубочайше уважаю приснопамятного митрополита и чту его память. Это была колоссальная фигура; с моей точки зрения, прежде всего интересная как личность. Он был выше своих случайных слов, за которые его некоторые «ревнители не по разуму» сейчас критикуют, и даже той организации (епархии), которую основал.
Я не берусь писать систематическую статью. Если кто хочет прочитать проповеди, беседы и интервью митрополита Антония, то лучше всего посмотреть здесь: http://www.metropolit-anthony.orc.ru/
Несколько отрывочных замечаний.
Владыка Антоний был очень сильной личностью, со своебразным сочетанием авторитарности (он был прирожденный «вождь») и либерального, т.е. мягкого, подхода к окружающим. Мягкий подход и простота обращения не мешали твердости в важном; по рассказам, после исповеди у него люди выходили распаренные как из бани, но как из бани же, очистившиеся от грехов. Для митрополита было характерно полное пренебрежение внешностью: он был настолько высок в глазах всех, что он мог себя по видимости как угодно «унижать» и не быть униженным. Это было естественно, а не «игра в демократию». Например, в соборе в Лондоне было мало денег. (Владыка никогда не соглашался получать какую-либо финансовую помощь для епархии «из Москвы», особенно в советское время, поэтому все средства были только те, что прихожане - а они не были богатыми - жертвовали.) Владыка не имел отдельной квартиры и жил при соборе. Поэтому он заодно исполнял обязанности дворника. Один раз он так в старой ряске после службы мёл двор, и пришел какой-то злоумышленник, возможно с целью грабежа, возможно и хуже, и не понял, что этот старик-дворник - сам митрополит, и ушел ни с чем.
Из времен эпопеи с епископом Иларионом (его кратковременного пребывания в епархии и изгнания его оттуда владыкой Антонием), я помню комический эпизод, рассказанный мне непосредственной участницей, молодой русской женщиной N.N., которая была духовным чадом митрополита и часто ездила к нему в Лондон. У них в Сурожской епархии был обычай неформальных бесед духовенства с народом вне служб, в специально отведенное время. Когда прибыл епископ Иларион (Алфеев), всем было любопытно с ним познакомиться, о нем многие слышали и, в общем, ожидали только хорошего. (Тем горше была реакция потом.) Поэтому сразу же устроили встречу с ним, в рамках этих неформальных бесед. Зал был полон, и моя знакомая сидела сбоку на подоконнике. Когда встреча была в разгаре, тихо вошел митрополит Антоний и, не желая привлекать внимания, тоже уселся на подоконник рядом с ней, молча. Как раз в этот момент кто-то задал епископу Илариону вопрос о какой-то его книге, видимо, без точной ссылки. Тот без тени юмора ответствовал: «Я не помню точно, где это [что-то, о чем его спрашивали] у меня написано; у меня очень много книг!». С большим величием. Владыка митрополит при этих словах повернул голову к моей знакомой, с которой они делили подоконник, и тихо засмеялся. И они оба так посмеялись тихонько. Был, знаете, большой контраст, между этим напыщенным мальчишкой, который даже якобы «забыл» свои собственные книги, так их у него много, и сидящим на подоконнике старцем-митрополитом, который из себя ученого не строил.
Собственно и конфликт с вл. Иларионом (о котором быстро узнали все православные в Англии, и это был очень большой позор) начался из-за непомерных притязаний новоиспеченного владыки. Митрополит не любил пышность архиерейского чина, и у себя в соборе применял некий «комбинированный» чин: обычное иерейское богослужение с небольшими вкраплениями из архиерейской службы. Он всё равно смотрелся «князем Церкви», как бы скромно внешне ни держался. Когда же приехал еп. Иларион, то потребовал для себя всей архиерейской атрибутики; стал перемещаться только с иподиаконами, а в соборе за ним всюду носили орлецы и подстилали под ноги. Разумеется, архиерейская служба этого требует, но на фоне намного старших его архиереев, стоявших просто на полу, фокусы еп. Илариона с орлецами были глупыми и бестактными. Все остальные действия еп. Илариона были такие же, и он сразу же восстановил против себя владыку Антония (который до этого его любил) и большинство духовенства. Проблема заключалась, однако, не в личном неуме епископа Илариона и его бестактности, а в том, что так вести себя (не считаясь с владыкой митрополитом) он позволил себе, потому что имел некое задание из ОВЦС, и очевидно считал, что ему поэтому море по колено.
Как я понимаю, основная проблема для митрополита Антония, когда он состарился, была найти себе достойного преемника, которому он мог бы передать епархию, свое детище. (Трагизм сильных личностей, как он, часто бывает в том, что при них все хороши, а без них дело не идет.) Такими кандидатами, в разное время, видимо им рассматривались и выбранные им своими викариями архиепископ Керченский Анатолий и епископ Сергиевский Василий. Вероятно, до приезда епископа Илариона в епархию (чтобы назначить его епископом, тогдашним главой ОВЦС был весьма неделикатно отстранен владыка Керченский Анатолий, который после сурожского краха Илариона был восстановлен на своей кафедре), он тоже рассматривался владыкой Антонием как возможный преемник. Если бы новорукоположенный епископ Иларион повел себя поделикатнее, не исключено, что он и стал бы следующим Сурожским владыкой. Но он приехал как хозяин при живом митрополите и начал сразу плести интриги и «прибирать власть». В епархии было немало проблем (которые обострились позже, после смерти владыки Антония и послужили одной из причин произошедшего разделения), и еп. Иларион стал находить недовольных и строить свою «партию». Вот такого владыка митрополит потерпеть не мог. Он действительно был сильным вождем и оставался им до смерти. Митрополит Антоний, грубо говоря, вышвырнул Илариона из епархии. Более того, когда это произошло, ситуация вл. Илариона была такая тяжелая, и вел он себя так потеряно, что один церковно-опытный человек сказал мне тогда приватно о нем: «Как же можно было так начинать архиерейство! После произошедшего как с ним будут люди разговаривать. Ему остается только уехать в монастырь и там остаться». Как мы все знаем, произошло другое: владыка Иларион отряхнулся и еще стал распространять свою версию событий, продолжая возбуждать сторонников в епархии (на что последовало открытое письмо к нему митрополита Антония), ни в какой монастырь не ушел, а получил назначение быть представителем при Евросоюзе в Брюсселе, затем переведен правящим архиереем в Вену, а оттуда уже на место, где он сейчас. Так что прогноз моего знакомого совсем не оправдался! Надо сказать, история с еп. Иларионом дорого обошлась митрополиту Антонию; сил, чтобы справиться с такой угрозой своему детищу, у него хватило, но этих сил было отнято много, и по общему мнению знавших митрополита, эта история сократила годы его жизни.
Надо сказать, что митрополит Антоний многократно просился на покой, но Патриархия не отпускала его. Положительный ответ на свое очередное прошение митрополит Антоний получил за несколько дней до кончины, уже находясь при смерти.
(О позднейшей смуте в Сурожской епархии, приведшей к ее разделению, не буду долго писать. Скажу только свое мнение, что она произошла из-за сочетания внутренних проблем и вмешательства ОВЦС, и это вмешательство было главным толчком к разделению.)
Возвращаясь к владыке Антонию, добавлю еще несколько штрихов.
Владыка всю жизнь был непоказным монархистом, и у него в комнате всегда (в самые советские времена) висел портрет Государя. Когда в Зарубежной Церкви были канонизированы Царственные Мученики, это далеко не все понимали и принимали. Владыка выступал с беседой перед семинаристами и академиками в Троице-Сергиевой Лавре. Из зала была подана записка, как он относится к зарубежной канонизации. (Вспомним, это были глубоко-советские времена. Вопрос мог быть искренним, а мог быть и провокацией.) Владыка ответил: «Бывают местно-чтимые святые. Канонизацию Царской Семьи в Зарубежной Церкви можно рассматривать как канонизацию местно-чтимых святых». Признаюсь, когда я это прочитал в одном самиздатском сборнике, я не вполне оценил ответ владыки; он показался мне слишком уклончивым. Но сейчас я понимаю, что для церковных людей (как семинаристы) он звучал иначе, и владыка сказал им максимум. «Имеющий уши, да разумеет».
Владыка был защитником традиционного языка богослужения. В Англии действовала «межправославная» комиссия по выработке единого перевода литургии на английский. Камнем преткновения стало требование греков «упростить» традиционный английский литургический язык, в особенности устранив местоимения второго лица единственного числа (thou, thee, thy, thine) и соответствующие глагольные формы. Митрополит Антоний сказал, что только через его труп. И понятно почему: каждое такое устранение якобы устаревшей грамматической формы вносило бы искажение и утрату точного смысла.
Незадолго до смерти владыка, по рассказам, предупреждал об опасности для Русской Церкви римокатолической экспансии. Он видел в римском наступлении главную угрозу Православию.
Владыка был нелицемерным приверженцем Московской Патриархии, при том, что это был не самый популярный выбор среди русских эмигрантов. Он сознательно, с момента своего «обращения», искал быть именно в единстве с Патриархией (которая тогда олицетворялась митрополитом Сергием и большинством эмигрантов осуждалась как «красная церковь»). При этом он ставил свои пределы лояльности и не позволил превратить себя в марионетку в руках советских властей. Я уже упомянул об отказе получать деньги на развитие епархии из Москвы. Он ввел в епархии свой епархиальный устав, отличный от «московского». Устав этот никогда не был официально утвержден в Москве, но, по устным свидетельствам, все патриархи от Алексия I до Алексия II неофициально благословляли сурожцев жить по нему. (Сейчас он заменен на другой, более «стандартный».)
Владыка служил молебны (один или несколько раз) о преследуемых в СССР диссидентах, и открыто выступил в поддержку Александра Солженицына, когда тот был выслал из СССР (февраль 1974 г.). Он тогда же ушел с поста Экзарха Западной Европы. (Как я читал, патриархия была в сложном положении: поддержка Солженицына, разумеется, не приветствовалась, но уход владыки Антония с поста экзарха тоже был для нее нежелателен.)
Кроме этого, сразу как Солженицын оказался в Западной Европе, владыка Антоний тайно поехал с ним встретиться. Он хотел обсудить, что можно лучше делать для верующих в СССР. Солженицын позднее вспоминал (это опубликовано), что они лично понравились друг другу, но сам он стоял на более радикальной позиции и требовал от митрополита Антония того, что тот по своему положению как архиерей МП не находил возможным делать. Более прямых слов и выступлений. (Видимо, позиция Солженицына потом смягчилась, и он стал лучше понимать владыку Антония.)
Владыка Антоний в проповедях был очень осторожен политически. Он хотел говорить о Христе и Церкви, и не хотел дать оснований заткнуть ему рот (лишив возможности приездов и выступлений в Сов. Союзе). Поэтому он прибегал к эзопову языку. Например, в одной проповеди он ссылался на историю времен гражданской войны, когда красные в Крыму расстреливали людей, но он не говорил прямо, кто расстреливал, кого расстреливали, а рассказывал это почти как евангельскую притчу, где контуры реальных обстоятельств едва намечены, а выделено только главное для целей притчи (как одна женщина отдала свою жизнь за другого человека).
Из-за приверженности владыки Московской Патриархии, на раннем этапе служения у него был забавный (если такие вещи можно называть забавными) конфликт с другим будущим знаменитым владыкой, а тогда архимандритом Виталием (впоследствии первоиерархом Зарубежной Церкви). Было время, когда молодой игумен (видимо; а, может, тоже уже архимандрит) Антоний и архимандрит Виталий служили в одном храме, деля его по времени между «московским» и «зарубежным» приходами. Так вот, будущий владыка Виталий каждый раз перед службой переосвящал престол. А в дружеской беседе говорил Антонию, будущему митрополиту: «Смотри, Антоний, ты ведь служишь на престоле сатаны» (имея в виду его приверженность МП). Знаю это из устного рассказа владыки Анатолия, которому это рассказывал сам владыка Антоний и при этом беззлобно смеялся.
Надо сказать, что часть белых эмигрантов не принимала сознательную приверженность митрополита Антония «советской» Церкви, и его называли за это «красный поп» или «советский архиерей» (сам слышал). В Англии деятельность митрополита Антония в каком-то смысле подорвала позицию Зарубежной Церкви в этой стране (в отличие от континентальной Европы и Америки). Во-первых, здесь у Зарубежной Церкви не оказалось никого сравнимого с владыкой Антонием по величине и авторитету. Во-вторых, я уже упоминал, что владыка, невзирая на либерализм и демократизм, умел быть и решительным вождем. Именно так он проявил себя в непростой истории по получению здания Успенского собора в Лондоне на Эннисмор-Гарденс. В каком-то смысле он, умелым маневром, буквально отстранил локтем «зарубежников», которые по первоначальному плану должны были сами получить этот собор, и добился от английских властей (точнее, от властей в Англиканской Церкви, которым принадлежало здание как церковь Всех Святых) передачи здания не Зарубежной Церкви, а ему. (А «зарубежный» приход остался без здания, и лишь много спустя отстроил свой собор, тоже Успенский.) За это многие белые эмигранты на владыку Антония гневались.
(Замечание вбок. Первоначально здание собора англикане отдали владыке Антонию бесплатно, но только в пользование, а не в собственность. Позднее, когда у англиканской церкви материальные дела пошли туго, они хотели забрать здание назад и продать, и уже кто-то хотел купить его под китайский ресторан! Тогда владыка Антоний объявил прихожанам, что невозможно допустить, чтобы православный храм был продан под ресторан, и призвал всех пожертвовать по силе и сверх силы, чтобы храм спасти. В результате люди отдавали последнее, снимали золотые украшения, и т.п., и была собрана сумма, достаточная для первого взноса. На оставшуюся сумму группа прихожан взяла заем в банке под проценты - ипотеку - и выплачивали их много лет. Я рассказываю эту историю со слов одной пожилой женщины, духовного чада владыки Антония, знакомого с ним еще по Франции. Успенский собор в Лондоне так был спасен. Трагедия заключается в том, что многие из тех, кто личными средствами выкупили собор от поругания тогда, по призыву митрополита Антония, оказались в результате смуты в епархии в группе владыки Василия, которая ушла из собора, рассчитывая вернуться туда по решению суда; но процесс был ими проигран, и они лишились и собора и многого другого.)
Возвращаясь к трудам и проповедям митрополита Антония, хочу сказать, что лично многим ему обязан. Если бы не он (не чтение его книг), не знаю, пришел ли я бы к Церкви, и когда. При всем том, позднее я увидел и другие взгляды, другую внутрицерковную позицию (подчеркиваю: внутрицерковную!), других авторов и проповедников, которые стали мне ближе. Это зарубежные святители: святой Иоанн Шанхайский, владыка Аверкий (Таушев), Сиракузский и Свято-Троицкий, владыка митрополит Филарет (Вознесенский); сам основатель Зарубежной Церкви великий святитель митрополит Киевский и Галицкий Антоний (Храповицкий); также архимандрит Константин (Зайцев) и другие. То, что писали они (а они, разумеется, тоже все разные) кажется мне сейчас гораздо более православно-строгим, чем беседы владыки Сурожского Антония, более конкретным, а не размытым, более точным, пусть даже более «сухим», но без «психологизма» и «субъективизма», характерного для митрополита Антония Сурожского. Но подчеркну: если бы я когда-нибудь попытался критиковать отдельные высказывания владыки Антония, то моя критика началась бы с благодарности ему.
Истина - это путь, а не точка. Поэтому так важно быть благодарным тем, кто направил нас на путь, даже если потом возникло и расхождение в взглядах. Поэтому всегда, критикуя, нужно быть благодарным - даже «совсем неправильный» автор заслуживает благодарного отношения хотя бы за то, что пробудил нашу собственную мысль. К приснопамятному митрополиту Сурожскому Антонию последняя фраза не относится: уверен не кривя душой, что Господь воздал ему за труды по привлечению к Истине столь многих сердец, и он предстоит перед Божиим престолом с другими и молится о нас грешных. Ведь и прославленные святые не во всем были идеальны, и погрешали в частностях, но Господь судит за главное. Вот за его главное Господь, верю, прославит Своего верного служителя.
Нам же нужно молиться о своем спасении, как бы за премногие грехи наши не угодить туда, где будет плач и скрежет зубов.
Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, помилуй.
