«Погибели предшествует гордость...»
(Притч. 16, 18)
«Разве есть благородная гордость?
Ее нет, а есть одна только гордость бесовская».
(Преподобный Моисей Оптинский)
Все формы и разновидности видимой борьбы в истории рода человеческого (от міровых войн до семейных конфликтов) есть лишь следствие и внешнее выражение иной, малозаметной или вовсе невидимой, духовной брани. По учению Православной Церкви, эта брань имеет первостепенное значение в земной жизни человека, ибо она, в конечном итоге, определяет его вечную участь. Об этом ясно свидетельствуют Священное Писание, творения святых отцов Церкви, богословские исследования и подвижнические наставления.
«Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских; потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против міроправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф. 6, 11-12), - призывает христиан первоверховный апостол Павел. Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) в проповеди от 12 августа 1956 года говорит по поводу этих апостольских слов: «И какими слезами оплачем мы тех близ нас, которые ничего не хотят знать об этой борьбе, о духах злобы поднебесных, которые смеются над верой нашей в нечистых духов? Какими слезами оплачем их? Ибо, конечно, для бесов, для самого диавола в высшей степени выгодно, чтобы в них не верили, чтобы никогда о них не думали, чтобы никогда не ощущали близости их. Ибо скрытый, неведомый враг гораздо опаснее врага видимого» (5, С. 39-40). «Упорное неверие в бытие злых духов есть настоящее беснование, ибо идет наперекор Божественному Откровению; отрицающий злого духа человек уже поглощен дьяволом (1 Петр. 5, 8)» (8, С. 4), - отмечает в своем дневнике за 1898 год св. прав. Иоанн Кронштадтский. «Пока не окончится земная жизнь человека, до самого исхода души из тела, продолжается в нем борьба между грехом и правдой. Какого бы высокого духовного и нравственного состояния кто ни достиг, возможно для него постепенное или стремительное, глубокое падение в бездну греха» (2, С. 31), - предупреждает об опасности духовной брани святитель Иоанн (Максимович), архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский. Афористически кратко сущность и важность этой борьбы сформулировал Ф.М.Достоевский: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей» (3; Т. 14, С. 100). И если Бога сатана победить не может, то человек «по своей глупой воле» (выражение героя «Записок из подполья» Достоевского) может отдать сердце и душу дьяволу - и тогда никакие внешние успехи, достижения и победы не избавят его от поражения в духовной брани.
+ + +
Духовная борьба в жизни Л.Н.Толстого началась, естественно, задолго до прохождения военной службы на Кавказе и участия в Крымской кампании. Этапы и особенности этой борьбы подробно описаны им в автобиографической трилогии «Детство», «Отрочество», «Юность» и других художественных произведениях, они нашли свое отражение в его дневнике, а затем - в знаменитой «Исповеди». Однако серьезное обострение духовной брани произошло именно во время пребывания Толстого в Севастополе. Об этом свидетельствует дневниковая запись от 2-4 марта 1855 года: «Нынче я причащался. Вчера разговор о божественном и вере навел меня на великую громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта - основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле» (7; Т. 21, С. 139-140). Этот замысел, достойный великого инквизитора из поэмы Ивана Карамазова, ясно говорит о непонимании молодым Толстым сущности христианства. Интересно, что в «Отрочестве» (оконченном примерно к середине 1854 года) автобиографический герой Николенька Иртеньев делает следующее признание: «...философские открытия, которые я делал, чрезвычайно льстили моему самолюбию: я часто воображал себя великим человеком, открывающим для блага всего человечества новые истины, и с гордым сознанием своего достоинства смотрел на остальных смертных...» (7; Т. 1, С. 168).
Можно привести множество примеров из художественных произведений Толстого, свидетельствующих о его резком неприятии тщеславия - этого, по определению преподобного Иоанна Лествичника, «коня гордыни» (2; С. 325). Ограничимся двумя. В том же «Отрочестве» главный герой так характеризует француза-гувернера, к которому он испытывал «настоящее чувство ненависти», внушающей «непреодолимое отвращение к человеку»: «...он был хороший француз, но француз в высшей степени. Он был не глуп, довольно хорошо учен и добросовестно исполнял в отношении нас свою обязанность, но он имел общие всем его землякам и столь противоположные русскому характеру отличительные черты легкомысленного эгоизма, тщеславия, дерзости и невежественной самоуверенности. Все это мне очень не нравилось» (7; Т. 1, С. 159-160). В рассказе «Севастополь в мае» (1855) тщеславие определяется Толстым как «характеристическая черта и особенная болезнь нашего века»: «Тщеславие, тщеславие и тщеславие везде - даже на краю гроба и между людьми, готовыми к смерти из-за высокого убеждения... Отчего Гомеры и Шекспиры говорили про любовь, про славу и про страдания, а литература нашего века есть только бесконечная повесть «Снобсов» и «Тщеславия»?» (7; Т. 2, С. 108).
Итак, именно в севастопольский период Л.Н.Толстой с особенной силой обличает тщеславие как болезнь и в то же время сам неизлечимо (как покажет его дальнейшая судьба) заражается более тонкой и опасной формой этой же болезни - духовной гордыней. Мысль об «основании новой религии» будет реализовываться уже знаменитым писателем в «зрелый» период жизни и творчества.
Так как рассматривать подробно перипетии духовной брани Л.Н. Толстого у нас нет ни возможности, ни необходимости, кратко остановимся лишь на некоторых ее ключевых и выразительных моментах.
В «Детстве» (1852) молитва юродивого Гриши (гл. 12) поражает главного героя своим величием и внутренней силой: «Вместо веселия и смеха, на которые я рассчитывал, входя в чулан, я чувствовал дрожь и замирание сердца». И далее следует признание: «...впечатление, которое он произвел на меня, и чувство, которое возбудил, никогда не умрут в моей памяти» (7; Т. 1, С. 43-44).
В третьем севастопольском рассказе имеется впечатляющее описание молитвы к Богу, побеждающей человеческий страх (гл. 14). Искренность и убедительность этого описания не вызывает сомнений в том, что в нем отразился личный опыт Толстого.
Однако 1 февраля 1860 года в дневнике писателя появляется запись, снова слишком явно свидетельствующая о его духовном неблагополучии: «Вчера была бессонница до 5 часов утра. Читал о «вырождении человеческого рода» и о том, как есть (так у Толстого - А.Т.) физическая высшая степень развития ума. Я в этой степени. Машинально вспомнил молитву. Молиться кому? Что такое Бог, представляемый себе так ясно, что можно просить Его, сообщаться с Ним? Ежели я и представляю себе такого, то Он теряет для меня всякое величие. Бог, которого можно просить и которому можно служить, есть выражение слабости ума. Тем-то Он Бог, что все Его существо я не могу представить себе. Да Он и не существо, Он закон и сила. Пусть останется эта страница памятником моего убеждения в силе ума» (7; Т. 21, С. 228). В свое время святитель Иоанн Златоуст заметил, что «гордость есть доказательство скудости ума» (2; С. 396).
В 1869 году Толстой приобретает портрет А. Шопенгауэра и вешает в своей комнате. В письме к А.А.Фету от 30 августа 1869 года он пишет: «Знаете ли, что было для меня нынешнее лето? Неперестающий восторг перед Шопенгауэром и ряд духовных наслаждений, которых я никогда не испытывал... теперь я уверен, что Шопенгауэр гениальнейший из людей... Я начал переводить его. Не возьметесь ли и вы за перевод его?» (7; Т. 17-18, С. 682). В начале сентября 1869 года во время поездки в Пензенскую губернию с целью покупки имения с автором «Войны и мира» произошло знаменательное событие, проясняющее духовную природу тех «наслаждений», которые он испытывал летом. В письме к своей супруге Софье Андреевне от 4 сентября из Саранска Толстой пишет: «Третьего дня в ночь я ночевал в Арзамасе, и со мной было что-то необыкновенное. Было два часа ночи, я устал страшно, хотелось спать, и ничего не болело. Но вдруг на меня нашла тоска, страх, ужас такие, каких я никогда не испытывал. Подробности этого чувства я тебе расскажу впоследствии; но подобного мучительного чувства я никогда не испытывал, и никому не дай Бог испытать. Я вскочил, велел закладывать...» (7; Т. 17-18, С. 683). Епископ Варнава (Беляев) в своем фундаментальном труде «Основы искусства святости» замечает по поводу этого происшествия: «А уж как после этого не верить? Ведь если бесов нет, то что заставляет почтенного, с такою основательною бородою мужа, как мальчика или паяца, вскочить в два часа ночи с постели, так, как будто у него внутри вставленная стальная пружина вдруг разогнулась, и ехать прочь, очертя голову, куда глаза глядят?» (1; Т. 2, С. 385).
У этого события, получившего в биографии Толстого название «арзамасский ужас», была предыстория и далеко идущие последствия. Так, еще в 1857 году, будучи за границей, молодой писатель сообщает своей тетушке Т.А.Ергольской (письмо из Женевы от 4 апреля): «Тем не менее, несмотря на удовольствие, доставленное мне жизнью в Париже, на меня без всякой причины напала невыразимая тоска...». Комментарий епископа Варнавы: «...не только со стороны психологии, но и простой здравой логики, фраза построена неправильно. Это все равно, что сказать: «Несмотря на то, что у меня с утра ни капли во рту не было, кроме трех бутылок вина, я каким-то чудом оказался пьян» (1; Т. 2, С. 240).
Позже, в письме к жене от 18 июня 1871 года, Л.Н.Толстой пишет: «С тех пор как я приехал сюда (в степь, на кумыс. - А.Т.), каждый день в шесть часов вечера начинается тоска, как лихорадка, тоска физическая, ощущение которой я не могу лучше передать, как то, что душа с телом расстается». Епископ Варнава отмечает небезынтересную подробность этого признания: «Врач посещает больных поутру, - говорит св. Иоанн Лествичник, - а уныние находит на подвижников около полудня» (Лествица, слово 13; 5). Так как Толстой далек был от христианского подвига, то бес выбрал для визита к нему другое время: соответственный час, но вечерний». К тому же «наш «полдень» у древних подвижников и вообще на Востоке равняется шести часам дня» (1; Т. 2, С. 232, 384).
В 1884 году Толстой начал писать повесть «Записки сумасшедшего», которую так и не закончил, хотя возвращался к ней в 1887, 1888, 1896, 1903 годах. В ней подробно описаны не только «арзамасский ужас», но и последовавшие за ним «московский» (после посещения театра в гостинице Толстой «провел ужасную ночь, хуже арзамасской... Всю ночь я страдал невыносимо, опять мучительно разрывалась душа с телом») и «ужас на охоте», когда на него «нашел весь арзамасский и московский ужас, но в сто раз больше» (7; Т. 12, С. 50, 52). Подобное состояние, неоднократно испытанное Толстым, переживается, по слову преп. Исаака Сирина, «исключительно гордыми душами», и назвать его можно не иначе, как «вкушением геенны» (1; Т. 2, С. 237). По свидетельству дочери, уже перед своим уходом из дому Толстой говорил: «Как жалко, что я не могу поселиться и жить в монастыре, исполняя послушание и всякие монастырские работы, но только не посещая церкви и не исполняя обрядов». В православной аскетике это состояние называется бесоодержимостью, когда человек ни к иконе, ни к Евангелию, ни под благословение подойти не может (1; Т. 2, С. 264).
Исход брани с духами злобы был для Толстого трагичным. Старец Варсонофий Оптинский (в міру Павел Иванович Плиханков), не допущенный к умирающему писателю его чертковским окружением (фамилия секретаря и издателя богоборческих сочинений Толстого оказалось неслучайно-символической), на просьбу корреспондентов газет и журналов дать интервью ответил: «Вот мое интервью, так и напишите: хотя он и Лев, но не смог разорвать кольца той цепи, которою сковал его сатана» (4; С. 60).
Поражение в духовной брани - главный урок от Толстого в назидание потомкам. Только та душа в Православии считается погибшей, которая так и не смогла преодолеть комплекс самомнения, отделяющего ее от Бога - Источника Вечной Жизни. Гордость, по определению святых отцов, есть медная стена между человеком и Богом. Ее невозможно прошибить даже гениальным лбом, если не будет при этом смиренномудрия сердца (1; Т. 2, С. 240). «Душа горделивая есть раба страха, - учит преподобный Иоанн Лествичник, - будучи самоуверенной, она боится всякого шороха и даже теней... все боязливые тщеславны» (Лествица, слово 21; 4, 6).
Отсутствие христианского смирения, духовная гордость Толстого породили его антихристианское учение «о непротивлении злу силой», ибо по своей духовной сущности гордость есть непротивление, т.е. подчинение бесам. И всякий одержимый гордыней - раб диавола. Так и характеризовали ересиарха Льва Толстого святитель Феофан Затворник и святой праведный Иоанн Кронштадтский (см. их отзывы о нем в книгах: Духовная трагедия Льва Толстого. Составитель А.Н.Стрижев. М., 1995; За что Лев Толстой был отлучен от Церкви: Сборник исторических документов. М.: Дар, 2006).
Сопротивление злу, лжи и грядущему антихристу есть проявление истинного смирения и верности Христу, Который «всем человеком хощет спастися и в разум Истины приити» (1 Тим. 2, 4). А лжесмирение перед «человеком греха, сыном погибели» (1 Фес. 2, 3), непротивление ему является отвержением христианского смирения, отступлением от Бога.
Опыт духовной брани известнейшего міру русского писателя служит подтверждением исторического опыта Православия - со смирением можно и врагам головы рубить (как это и делали наши святые благоверные князья), а с гордостью невозможно не служить бесам и отцу их диаволу, уподобляясь тем самым «неразумным хазарам» и обрекая себя на неизбежное поражение.
Бесовский страх побеждается смиренной любовью, которая возможна только при отсутствии всякого превозношения. «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение; боящийся не совершенен в любви» (1 Ин. 4, 18). «Научитеся от Мене, - призывает нас наш Спаситель, - яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящете покой душам вашим» (Мф. 11, 29).
Александр Дмитриевич Терлецкий, кандидат филологических наук, доцент Таврического национального университета им. В.И.Вернадского (Симферополь)
Литература:
1. Варнава (Беляев), еп. Основы искусства святости: т. 2. Н.Новгород, 1996.
2. Великие мысли, кратко реченные. Более 4000 изречений святых отцов и учителей Церкви. СПб., 2003.
3. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30-и томах. Л., 1971-1990.
4. Духовная трагедия Льва Толстого. Составитель А.Н.Стрижев. М., 1995.
5. Лука (Войно-Ясенецкий), святитель. О борьбе с духами злобы поднебесной // Голос святого целителя. Сергиев Посад, 2004. С. 39-50.
6. Преподобного отца аввы Иоанна. Лествица. СПб., 1995.
7. Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22 т. М., 1978-1985.
8. Христианское учение о злых духах. М., 1990.
