О некоторых теоретических концепциях митрополита Илариона (Алфеева)

От редакции: Деятельность самого молодого митрополита Русской Православной Церкви, председателя Отдела внешних церковных связей владыки Илариона (Алфеева) привлекает пристальное внимание не только православной общественности, но и людей внешних Церкви. Но митрополит Иларион - не только один из самых деятельных представителей нашего Священноначалия, он активно выступает на поприще богословия и обоснования направлений современной церковной политики. Однако в последнее время обстоятельных публикаций, посвященных анализу богословских и церковно-политических идей владыки Илариона, появляется совсем не много. Поэтому, мы думаем, статья известного православного публициста Андрея Рогозянского заполнит эту лакуну и вызовет интерес читателей.

 * * *

Немного предыстории. Нынешний руководитель ОВЦС митрополит Иларион (Алфеев) - человек разноплановых способностей - был известен Церкви первоначально в качестве богослова, переводчика, преподавателя и автора книг. Эти страницы деятельности в 1990-е и начало 2000-х, до епископской хиротонии дают необходимый объём в видении его современного положения и взглядов.

Печатью экстраординарности отмечены вехи биографии о. Илариона. Двадцати шести лет, только освоив заочно программу Московской Духовной Академии, он пишет свой вариант лекций по православному догматическому богословию (вошли в книгу «Таинство веры»). Из Оксфорда везёт обещающую прорыв по ряду богословских направлений, неизвестную науке и открытую профессором Себастьяном Броком книгу сочинений Исаака Сирина. Молниеносно приобретает репутацию маститого сиролога и мастера переводов. Неофициально оспаривает решения Вселенских Соборов и полуофициально призывает перестать считать еретическими некоторые несторианские церкви Востока.

В дальнейшем, новооткрытые тексты оказываются несторианским псевдоэпиграфом, лже-Исааком. Восторги - натяжкой и следствием увлеченности учёнейших оксфордских кафедр богословием экуменизма и всепрощения. Заявленный авторский перевод с сирийского на русский носит признаки двойного: древнесирийский - английский (С.Брок), английский - русский (о. Иларион). Тем не менее, основания положены. «Два года в Оксфорде были для меня очень важным временем... всё то время, когда я не спал, не ел и не молился, я проводил либо в библиотеке, либо за компьютером, либо в общении с интересными людьми - такими, например, как мой научный руководитель владыка Каллист (Уэр, ныне митрополит, член Синода Константинопольского патриархата - А.Р.) или профессор сирийского языка Себастиан Брок. Я думаю, что два года в Оксфорде дали мне в научном плане больше, чем вся предыдущая учеба, потому что там я получил не просто какую-то сумму знаний: я овладел, в доступной мне мере, научным методом, методом самостоятельного исследования. Мне кажется, в наших духовных школах студентам не объясняют, в чем заключается научный метод...»

В России богословское сообщество с сомнением смотрит на амбиции молодого собрата. Когда идеи о. Илариона оформляются в книгу «Таинство веры. Введение в православное догматическое богословие» (1996), подымается буря. Категорическое неприятие книга вызывает у таких богословов, как прот. Валентин Асмус, свящ. Петр Андриевский и свящ. Даниил Сысоев, проф. А.Сидоров, Ю.Максимов. С одной стороны - академические интересы, с другой - стремление к свободным обобщениям и натягивание фактов. Стилистика, промежуточная между наукой и популяризаторством, точной констатацией и личным самовыражением. «В Оксфорде, как и в других западных университетах... от докторанта требуется... на основании собранного материала придти к каким-то своим выводам, что-либо доказать, внести вклад в развитие науки».

Обстоятельства для о. Илариона складываются неблагоприятно. Но он уже работает в ОВЦС, перетекает от науки к карьере, к организационной и практической деятельности, быстро набирает вес: ездит за рубеж, читает курсы лекций в разных местах, преподаёт в Смоленской семинарии, отвечает за межхристианские связи. В переиздания пререкаемой книги «Таинство веры. Введение в православное догматическое богословие» вносятся технические правки, и, хотя её интенции мало меняются, полемика утихает. Московская профессура мало-помалу отвыкает видеть в иг. Иларионе своего, соперника по корпорации. Свою степень доктора богословия о. Иларион получает в Париже, в Свято-Сергиевском институте, и от российских духовных школ научных степеней, степени почётного доктора или профессорского звания до настоящего времени не имеет; возглавляет альтернативную структуру, имеющую название «Общецерковной аспирантуры ОВЦС». В последнее время, на неё брошены значительные силы и средства, с целью доказать превосходство усвоенного в Оксфорде метода. Сделать это будет несложно, учитывая теперешнее высокое положение владыки ректора ОА и обычное для семинарий и академий стеснённое положение.

Линия о. Илариона на новооткрытие православной догматики продолжается. В 1998 г. выходят три монографии по свв. Григорию Богослову, Симеону Новому Богослову и Исааку Сирину, и в них такими же яркими отблесками сияют осужденные Вселенскими Соборами в качестве еретических идеи Оригена; пропагандируются волнующие открытия профессора Брока. Одновременно публикуется и сам псевдо-Исаак, под названием «2-го тома сочинений преподобного Исаака Сирина. О божественных тайнах и о духовной жизни», в оригинальном переводе с сирийского. Переиздания всех книг не прекращаются. Критику о. Илариона как переводчика можно найти, например, здесь, здесь, здесь  и здесь. Редкая по своей насыщенности творческая биография.

Начиная с 2002 г., в сане епископа Керченского, Подольского, Венского и Австрийского, вл. Иларион больше заметен на управленческом и дипломатическом поприщах. Первые самостоятельные шаги его как викарного в Англии обнаруживают новые экстраординарные способности руководителя и вызывают новую бурю. То, что давало повод к коллизиям в богословской среде, каким-то образом участвует также и здесь. Появляется текст открытого письма правящего архиерея, митр. Антония (Блума), к вл. Иллариону, имеющий характер общего завещания. В неофициальной передаче циркулирует множество подробностей, даже и до анекдотических.

Епископ Иларион вынужден оставить милую Англию, и с тех пор восхождение его по ступеням иерархии РПЦ не омрачается уже неприятными происшествиями. На посту главы Представительства Русской Православной Церкви при европейских международных организациях в Брюсселе, вл. Иларион перерастает масштаб епархиального преосвященного и в результате, лет пять назад становится тем, кем его знают теперь, - политической фигурой и совершенным умницей. Заявления владыки по широкому кругу вопросов транслируются церковными органами и приобретают статус официального голоса Церкви. Данная привилегия становится ещё более прочной с назначением вл. Илариона главой ОВЦС и возведением в сан митрополита. Если не считать обобщенной негативной реакции относительно экуменической деятельности ОВЦС, не существует примеров анализа и критики теоретических положений, принадлежащих автору, в это время.

Обстановка в интеллектуальном поле Церкви меняется. Строгость догматических подходов уступает место полифонии мнений по актуальным вопросам. За множеством оценок, разнообразного свойства и выражаемых священнослужителями публицистически иногда весьма резко, нюансы высказываний будущего митрополита становятся не столь заметны. Нивелированы, de facto, без объявлений, оказываются основания, на которых богословское сообщество строило свою профессиональную и исповедную позицию. В настоящий момент никого не удивит работа когдашнего критика вл. Илариона, профессора Свято-Тихоновского богословского университета, прот. Валентина Асмуса ведущим экспертом ОВЦС в комиссии по диалогу с Ватиканом. Консервативная экспертиза, теоретически, помогает улучшить качество подобной работы. Другое дело, что полемика против «нервического гуманизма», распространившегося в церковном мышлении значительно шире прежнего, вряд ли войдёт в содержание его выступлений. Аналогичным образом, остаётся не совсем ясно: так что со «2-м томом»? Он принят соборным сознанием за творение преподобного Исаака, отвергнут, терпеливо сносится, либо вопросы подобного рода в современном богословском сознании вовсе не ставятся.

Напомню, что первоначально оценки крайне серьезны: «Экуменический богослов иеромонах Иларион (Алфеев)... противоборствует Отцам Вселенских Соборов. Но защитнику ереси не следует забывать, что анафемы Святых Отцов III и V Вселенских Соборов, которые они произнесли на Нестория, Феодора Мопсуетского и других отцов несторианства, пребывают и на самом отце Иларионе... Все древние ересиархи находятся и будут находиться в этом вечном огне, и о. Иларион не только не в силах избавить их от огня своими ложными сочинениями, но и сам может последовать за ними в то место, где находятся его учителя» (свящ. Пётр Андриевский).

«Многие пассажи в ней (книге) звучат так, как будто о. Иларион ни в коем случае не хочет обидеть западных христиан, хочет сказать им приятное, даже жертвуя при этом истиной». «Еще нужно отметить в книге о. Илариона, что автор в духе экуменической идеологии, призывает отказаться от того отношения к еретикам, которого требует от нас вся Православная церковная традиция. Скажем, Святые Отцы запрещают молиться с еретиками, а для нас, мол, это не указ. И вообще, согласно о. Илариону, нельзя приравнивать еретиков древности к инославным». «Это мнение легко объясняется современным «нервическим гуманизмом», но оно не соответствует ни учению Священного Писания, ни святоотеческому Преданию». «В своих лекциях (о. Иларион в разные времена читал и сейчас читает лекции в разных учебных заведениях) о. Иларион высказывается более откровенно. Он говорит, что вообще V Вселенский Собор - это сомнительный Собор, потому что он проходил под сильным давлением императорской власти... о. Илариону просто неприятно учение V Вселенского Собора, кстати говоря, подтвержденное и последующими Вселенскими Соборами - Шестым и Седьмым». «В целом метод о. Илариона имеет изъяны, и это встречается довольно часто в книге - отсутствие четкости: сначала дается некий тезис, но потом делаются такие оговорки, которые этот тезис совершенно перечеркивают, хотя формально этот тезис не снимается». (прот. Валентин Асмус).

«Впрямую о. Иларион ничего не ответил на критический разбор, однако то, что в последующих апологиях аутентичности своего перевода (Исаака Сирина) он перестал прибегать к данному аргументу, может расцениваться как невольное признание его недоброкачественности». «Соборное осуждение того или иного богословского мнения как ереси - водораздел, после которого любое осознанное воспроизведение данного мнения как собственного означает подпадение под анафему - отделение от Церкви» (Юрий Максимов).

Поразительно, но сомнения, контрастные противоречия исчезают. И не похоже, чтоб истина при этом предпочиталась Платону. На «нечёткость метода», обилие оговорок, взаимоисключающих утверждений, уже не приходится специально указывать, они повсеместны. «Сначала дается некий тезис, но потом делаются такие оговорки, которые этот тезис совершенно перечеркивают, хотя формально этот тезис не снимается», - не правда ли, знакомая по множеству теперешних выступлений картина? Трудный вопрос: какую реакцию вызвал бы выход книги, похожей на «Таинство веры», сегодня? Даже крайние приступы «нервического», как отзывается о. В.Асмус, гуманизма или, по Ю.Максимову, «оптимистического богословия», у официальных представителей РПЦ включительно, как, например, этот или этот, перестали вызывать компетентную критику. «Коллективный Фоменко», на перспективу пришествия коего в 1990-х с некоторой иронией указывали противники идей о. Илариона, пришёл и давно находится здесь. Богословское экспериментирование с внесением личного вклада по оксфордскому методу выросло в, пожалуй, что типовое явление. «Контекстуальное прочтение» святых отцов, за которое ратует вл. Иларион, закономерно приходит к тому, что Святые Отцы оказываются «не в контексте». Consensus patrum со спокойной душой целуется и отправляется на полку. Если же анафемы Вселенских Соборов касаются чего-либо и кого-либо из известных, то тем хуже для Вселенских Соборов. Достаточно предпринять небольшую виртуальную прогулку, например, по подшивке номеров газеты «Радонеж», чтобы читатель сам убедился, как поменялись за десятилетие с небольшим интересы и ключевые интеллектуальные дискурсы.

На данной почве созревает то, что можно назвать административным богословием. У вольных импровизаций о. Г. Кочеткова или о. Г. Чистякова на темы парижской школы не было тех перспектив, какие открываются при богословствовании с официальных позиций. Административное богословие - ещё одно несомненное завоевание вл. Илариона (Алфеева), который на рубеже 1997-1998 гг., в серии выступлений в «Независимой» представил обоснования «нового экуменизма». Вселенские Соборы - о, чудо! - ничего не решали ни по поводу католиков, ни по поводу протестантов, а потому мы концептуально находимся в открытых рамках и можем начинать писать с чистого листа; критики же ОВЦС - это всего только аморальные личности, которые жаждут захватить в РПЦ власть и свергнуть Патриарха и Синод. На пике скандала по поводу кулуарного Баламандского соглашения тезисы иеромонаха Илариона не выглядели слишком убедительно. Но время идёт, всё меняется!.. Сегодня митр. Иларион уже с лёгкой душой говорит: «Пускай богословы занимаются богословием, пусть архиереи занимаются своим делом, а монахи пускай ведут монашескую жизнь», - и эти слова звучат современными veni, vidi, vici, объявлением о вступлении в эру постбогословия. Ибо принадлежность к организации абсолютно важна, а расходиться с ней маргинально и опасно, так что вопросов, превышающих это, фактически, не существует. Моралистическими спекуляциями на том, как хорошо и правильно слушаться официальных лиц, последовательно изымается почва для богословского самосознания. Святость догмата, Предания отступает перед идеей о святости организации, «императивности» административной субординации. Хор инспирированной поддержки, слепок с «ликующей гопоты» Г.Павловского, подогревает массовку. Обещания прорыва, скорых успехов оправдывают снижение общих критериев. Чем дальше, тем больше «административное богословие» ставит препятствия к осмыслению, нагоняет обстановку триумфализма и нетерпимости. Любое из замечаний расценивается как признак противления священноначалию и личного противоборства.

Мы не имеем намерений бороться с руководителем ОВЦС и членом Священного Синода и даже если бы захотели, не могли лично этого сделать. Попробуем обратиться к интеллектуальной стороне творчества автора. В продолжение данной статьи вл. Иларион (Алфеев) предстанет перед нами в роли теоретика-идеолога церковной политики.

Оговорюсь сразу, творчество вл. Илариона (Алфеева) вряд ли можно считать особенно интересным и ценным в интеллектуальном смысле. В библиографическом списке большинство составляют добротные, проходные тексты, дисциплинированные в корпоративном отношении и, как полагается дипломату, без особенного содержания и сильных движений. В синодальных органах и среди спикеров РПЦ найдутся люди с более содержательным философским и общекультурным восприятием.

Большинство выдвиженцев последних лет - смешанный тип, совмещающий умение держаться на публике с попаданием в конъюнктуру. В случае с председателем ОВЦС, митр. Иларионом (Алфеевым) к этому добавляется идеологическая составляющая. Оставаясь в целом в границах повестки, заданной патриаршими выступлениями, он, может быть, тоньше различает линии напряжения в окружающей обстановке и позволяет себе высказываться более определенно, действовать на опережение, экспериментировать, проявляя умеренную инициативу и располагая акценты на свое усмотрение.

Мало-помалу он выступает из тени Патриарха, продолжая считаться его человеком, но отнюдь уже не его alter ego. С течением времени всё более ясно обозначается ситуация, когда общественные дискуссии локализуются не где-нибудь, а вокруг тезисов председателя ОВЦС. Его собственные предпочтения при этом остаются за кадром. Внешняя ровность, бесстрастность, закрытость, контроль над эмоциями составляют, конечно, залог стремительного иерархического возвышения из одноименной среды. Такая бесстрастность случается, если человек нападает на интересующий след и устремляется по нему резко вперед. Суть аппаратного метода, запах власти были точно схвачены в своё время иеромонахом Иларионом. Но это же делает маловероятным вырастание в будущем митр. Илариона в публичного лидера, ибо здесь требуется всегда больше открытости, непосредственности, личной воодушевленности проповедуемыми идеями.

Непонятно, правильно или нет митр. Илариона сторонние наблюдатели относят к лагерю политических либералов и западников. Симпатии к литовскому националистическому «Саюдису» в начале 1990-х - единственный в своём роде пример политического выбора. Маловероятно, чтобы речь могла идти о прямой поддержке либеральной оппозиции, остатки которой сейчас пробуют митинговать на Триумфальной. Вряд ли в восторге вл. Иларион и от тезисов крайних социал-реформаторов, наподобие Юргенса, Чубайса и пр. Логичнее указать на антиавторитарный, свободолюбивый пафос и общую земность, ситуативность мышления с естественной для таких случаев ориентацией на realpolitik. Для realpolitik не имеет значения, что лучше и правильней, коли всё равно не видно другого пути для России, кроме западного.

Другое дело, realpolitik на церковной почве, где, кажется, нет непреодолимых препятствий и сильных противников. Реформы в РПЦ - почти идеальный подряд для молодого амбициозного деятеля без комплексов романтизма или правдоискательства, без своих сильных личных привязанностей к чему бы то ни было. Авантюрная жилка, которая обозначилась на этапе научной деятельности и переводов, по всей видимости, ещё даст знать о себе в новом качестве. Практически ничем не лимитированные аппаратные возможности горячат молодую кровь. Жесткость руки председателя ОВЦС уже явлена в работе Межсоборного присутствия, и остаётся гадать, как далеко простираются его концептуальные реформаторские замыслы. На каждом этапе анонсируется продвижение только к ближайшему пункту дорожной карты, за которым впоследствии обнаруживаются следующий и следующий. Подход, абсолютно разумный с точки зрения организации и управления, и, реформируй мы подобным образом какую-нибудь одномерную структуру - профсоюз железнодорожников или общество защиты природы - результат был бы прекрасным. В остальных случаях в силу вступает более сложная диалектика и требуются другие подходы. Если прагматика отторгается и вызывает непримиримый конфликт и деградацию в таких областях, как образование и армия, то внутри Церкви тем более.

Исторически, трезвомыслие и практицизм, которые теперь демонстрируются митр. Иларионом (Алфеевым), всегда были проблемными и возвещали пришествие бед. В 1917-м «Россия слиняла в три дня» во многом по причине «реализма» и предпочтения realpolitik обязательствам и принципам. Ибо «самым адекватным» было, разумеется, сбросить присягу и клятвы и искать для себя подходящего места в новой жизни. Все «объективные данные» говорили о закономерности свержения царя и неизбежности революции. Несколько позже реалисты в массовом порядке потянулись к обновленческому «красному» ВЦУ - «неадекватность» «старорежимного» Патриарха Тихона для каждого такого реалиста была налицо. В 1941-42-м все трезвомыслящие, в свою очередь, не сомневались в неизбежности нашего поражения от немцев. Появлению ген. Власова и других коллаборационистов мы обязаны, прежде всего, этому «объективному анализу», а не расхождениям их с большевиками в принципиальных идейных вопросах. Поэтому, когда вл. Иларион, как в последних своих выступлениях здесь  и здесь  в очередной раз начинает искать оправданий тезису, что нельзя верить в невозможное, а только в допустимое в данных исторических обстоятельствах (в плане экспансии глобализма и западных ценностей), не будем забывать, что «объективно», прагматически, Россия и Русская Церковь должны были уже много раз кончиться, но всякий раз выживали вопреки «реализму» и благодаря тем, кто верил в невозможное и жил невозможным.

Можно наблюдать, как прагматизм, ситуативное мышление играют с митр. Илларионом дурную шутку и позиция его, обусловленная внешними факторами, постоянно дрейфует, смещается. Здесь он солидаризируется с традиционализмом и считает абсолютно оправданной реакцию самозащиты от наступления западной идеологии: «люди видят в тотальном диктате западной идеологии угрозу своей идентичности. Ярко выраженный антирелигиозный окрас современного либерального гуманизма вызывает неприятие и отторжение тех, кто воспринимает норму веры как норму жизни, то есть тех, чье поведение религиозно мотивировано и чья духовная жизнь зиждется на религиозном опыте». А три года спустя тот же самый автор призывает уже все возможные меры воздействия на головы несчастных, не принимающих идеи «общеевропейского дома» и мультикультурализма: «популярность такого рода «ревнительства» в нашей Церкви будет уменьшаться, так как Россия постепенно занимает свое место в мировом сообществе, к нам приезжают миллионы иностранных гостей, имеется колоссальное (притом постоянно растущее) число смешанных браков с инославными, миллионы наших православных соотечественников живут за границей. Это способствует близкому знакомству наших верующих с неправославными христианами и учит их искать пути взаимодействия» (http://religion.ng.ru/printed/245109). Отстаивание идеологии нового дивного мира становится напористым - ведь от этого в немалой степени зависит перспектива внутреннего сражения с традиционалистами в РПЦ! В конце концов, получается, что ОВЦС заинтересован и желает верить в «открытое общество» и мультикультурализм больше самой фрау Меркель, которая недавно публично возвестила конец мультикультурализма в Европе.

Противоречивое мышление в т.ч. на деятельностном уровне. Я набросал для себя несколько самых проблемных пунктов, где митр. Иларион декларирует наполеоновские планы и выдаёт желаемое за действительное:

1. Деление мировых христианских течений на «консервативные» и «либеральные»;
2. Представление об общности консервативных христианских ценностей;
3. Практическая применимость теории «большей близости» к Православию одних деноминаций и «меньшей близости» других;
4. Идея «единого общественного действия» христиан разного исповедания, достигаемого вне связи с покаянием, исправлением и единством в вопросах веры;
5. Идея «единого общественного действия» христиан разного исповедания как способ остановки секуляризма;
6. Идея «нового старого» - например, либерализации условий жизни католического духовенства под воздействием современного общества (отмена целибата) - истолковываемая в качестве шага по возвращению к Древней Церкви и сближению с Православием.

Вся эта вольная теоретизация не имеет отношения к жизни! Тягаться с «голубым» лобби или возродить европейскую семью - задачи несколько не того уровня. Предположим, внутри Русской Православной Церкви позиции митр. Илариона (Алфеева) непререкаемы. Но ведь есть и остальной мир, на который аббревиатура О-В-Ц-С не производит магического действия. Разве только митр. Иларион надеется и дальше пленять всех, продолжать возвышение, на сей раз до общеевропейской и планетарной влиятельности...

Теория общности консервативных христианских ценностей - любимое детище митр. Илариона на посту руководителя Отдела внешних церковных связей Русской Православной Церкви. Тематика межхристианских связей переводится им в плоскость политической прагматики, путём назначения единого общего антагониста - либерального христианства, допускающего в своей среде такие явления, как признание гомосексуальных союзов или женского священства. Что и понятно, на первый взгляд. Так формируется внешне изящный дискурс, свободный от противоречий предшествующего межконфессионального диалога: богословских, церковно-исторических, культурных, - бывших непреодолимыми. Однако посмотрим, вокруг какого понимания ценностей в действительности возможно единство?

Обстановка внутри христианских сообществ неоднородна, единство ценностей умозрительно. Некоторые церкви успели заявить свою реформистскую линию, другие близки к этому, третьи же, как конформисты, допускают у себя широкий спектр либеральных новшеств, не декларируя этого. Если бы, в самом деле, перед нами стояла цель организовать «консервативный фронт», для этого пришлось бы перекроить всю карту конфессий, и сближаться с одними группами или деятелями в составе институции и отдаляться от других. Понятно, что этого не будет, и политика ОВЦС не будет иметь успеха, невзирая на привлекательность идеи совместного общественного действия.

Далее, используемая митр. Иларионом схема концентрических кругов, где «самыми близкими» к нам объявляются католики, за которыми следуют далее англикане, лютеране и так далее, также не выдерживает критики. Противоположный аргумент прост: католицизм и протестантизм наделены ещё большим количеством общих черт. Если нам нравится считать католиков «самыми близкими», то католики, в свою очередь, могут рассудить по-другому. «Мы всегда живем Традицией, - говорит П.Тиллих, - и также протестантизм живет субстанцией католической традиции». Поэтому, если на Западе начнут рисовать схемы, то в первую очередь согласятся с близостью друг друга.

Есть и другая проблема - методологическая. Как это одно заблуждение оказывается для нас более приемлемым, чем второе? Не то ли это самое, что менее смертельная смерть и более смертельная смерть? Довольно часто бывает, что люди, делающие один грех, осуждают грех какого-нибудь другого рода. Не по этому ли поводу предупреждает апостол Иаков: «кто согрешит в одном, тот во всём повинен» (2, 10)?

Протестантские общины во многих примерах стоят во главе консервативного сопротивления, католики же более либерализованы. Мелкие осколки протестантизма нередко держатся больших строгостей в учении, по сравнению с крупными, «классическими» направлениями. Если ОВЦС желает образовать альянс, то, возможно, стоит попробовать Южную баптистскую конвенцию? Во многих округах Юга США, где баптисты составляют большую часть населения, запрещены казино, употребление алкоголя в общественных местах, законодательно ограничиваются аборты и пропаганда гомосексуализма; не допускается служение пасторов-женщин... Чем не близость этических ценностей? Императивность нравственного поведения, «purity», вообще, характерна для протестантского мира, тогда как официальная католическая этика обременена большим числом сторонних подробностей. Говоря о католической этической доктрине, трудно дать таковой базовое определение «консервативной». Она не консервативная и не либеральная, но попросту этика католицизма, во многих моментах отмеченная ригоризмом и юридизмом и решающая проблемы в меру своего ограниченного понимания. Запреты на разводы, на контрацепцию, обязательность целибата священства, во всяком случае, ломают понимание консерватизма и производят в католической среде совершенно иной «фронт» и двойную экклезиологию, где почти не имеет значения, какую позицию по тому или другому вопросу занимает официальная ватиканская теология. Либерализация происходит в т. ч. на институциональном уровне. Диоцезы и целые Конференции епископов высказываются в поддержку прав гомосексуалистов, «открытого причащения» или левых прокоммунистических концепций. Внутри самой кардинальской коллегии присутствуют разночтения: кардиналы Каспер, Мартини и другие с ними выступают за свободу в управлении и ограничение централизованной папской власти. Знающие люди (www.unavoce.ru/library/blosser_debate.html) предрекают катастрофу католичества (http://www.foma.ru/article/index.php?news=4732) - дальнейший раскол и дробление. С кем тогда мы собираемся совместно выступать и сближаться? Повестка дня абсолютно иная и всего менее располагает к обсуждению вселенского статуса Папы или к заключению бравурных союзов.

На данную тему говорится много и давно, по меньшей мере, полвека. Ср. напр. у архиеп. Василия Кривошеина о митр. Никодиме (Ротове) и 1960-х: «Увлечение это было во многом иррациональное, почти патологическое. Началось оно не сразу и с каждым годом всё более развивалось. Полагаю, что к католицизму митрополита Никодима прежде всего привлекало имевшееся у него представление о нем как о могущественной, строго дисциплинированной единой Церкви. Напрасно мы много раз ему говорили, что такая картина не соответствует современной действительности, что сейчас в католической Церкви дисциплина подорвана хуже, чем в Православии. Говорили ему, что священники служат мессу, как кому вздумается, а богословы отрицают основные догмы веры. Митрополит Никодим ни за что не хотел отрешиться от сложившегося у него убеждения на католицизм! На него действовала внешность». И далее: «Его знание католицизма было тоже скорее дипломатически-экуменическим, чем богословским или духовным...».

Нам странно видеть, как нынешний председатель ОВЦС, человек европейского образования и опыта, не понимает значения собственных призывов к Ватикану отменить целибат для священства. «...православные, считая проблему обязательного целибата духовенства внутренним делом Римско-Католической Церкви, могли бы только приветствовать его отмену, если она произойдет. Мы скорее сочли бы упразднение практики безбрачия духовенства возвращением к традиции древней Церкви, нежели отходом от многовековых традиций и либерально-модернистским креном» (http://religion.ng.ru/printed/245109). Подобное решение никоим образом не могло бы следовать в русле покаяния и обретения католиками истинного благочестия, но, к сожалению, только в русле уступок современной сексуальной революции. Важны не ретроспектива и не формальное сходство, важна семиотика поступка сегодня - что означал бы данный шаг в нынешних конкретных условиях. А таковой, с большой вероятностью, означал бы уступку либеральной критике, постепенный переход к дополнительным требованиям по части разводов и регулирования рождаемости, распространение реформы дальше, по принципу снежного кома, на всю область католического брачного права и этики христианина, отказ от традиционного учения с постепенным переполнением чаши внутрикатолических противоречий. Интересно, что II Ватиканский собор, революционный во всём, предпочёл не изменять традиционные вероучительные позиции по вопросам брака и сексуальной морали. Необходимо иметь в виду также, что учение Римо-католической церкви устроено так, что изменение позиции по какому-нибудь одному вопросу пришлось бы проводить далее по всем ступеням и подразделам официальной теологии, отменять целые энциклики, как «Humanum vitae», закрепляя всё это в конце на уровне нового, III Ватиканского собора. Но пресловутый «Третий Ватикан» есть кошмар наяву для святого престола; в ходе его не избежать острых столкновений и педалирования тем, вроде гомосексуализма, абортов, феминизма и т.д. - полного букета противоестественной проблематики современного мира.

Добрый митрополит Иларион (Алфеев) в очередной раз демонстрирует образ отвлечённого мышления, своего рода богословского авантюризма. Формула: «позволим ксёндзам жениться и станем от этого ортодоксальней», - в концептуальном отношении, конечно, великолепна. На всякий случай, отметим её для себя. И не забудем почти волшебного превращения нового в старое - тезиса митр. Илариона насчёт приближения к образу древней Церкви посредством относительного, частичного и притом в современном духе «рестайлинга». Для человека, в ведении которого в настоящее время состоит работа Межсоборного присутствия и всевозможные усовершенствования, это существенно. Скорее всего, здесь проявляет себя знакомый курс на новооткрытие (читай: реформирование) корпуса православного учения. Если предположение верно, изменения будут идти под знаменем своеобразной сверхортодоксии - предлогами обнаружения в учении Святых Отцов неизвестных подробностей, очищения от исторических наслоений и восстановления «исконного Православия».

Наконец, обратим внимание читателя и на то, что дискурс совместного межхристианского действия, предлагаемый митр. Иларионом (Алфеевым), полностью внецерковен и идеологичен. Он формулируется таким образом, словно бы не имело значения, как идеологии «фронта» взаимодействовать с той или иной традицией. На самом деле, внутренняя энергетика религиозных сообществ является более ценной по отношению к логике внешней организации и политической целесообразности. Каждая из конфессий формировалась на началах самостоятельности и этим существует. Здесь принципиальный момент: ни одна из теологий не учит о себе как о неполноценной и нуждающейся в чьем-либо участии, кроме Бога, для достижения целей. Каждое конфессиональное сообщество конституируется рамками своей конфессиональной традиции, характерными дисциплиной и психологией. По мере того, как в действие вводится иная методология и конфессиональная целостность разрывается концепциями политической целесообразности, «открытого мира», «взаимного сближения», «совместного общественного действия», ситуация во внутриконфессиональном поле становится более либеральной, субъектность ослабевает. В плане противодействия секуляризму православным, поэтому, полезней думать о том, как стать большими православными, католикам - большими католиками, протестантам - большими протестантами, нежели, как преодолеть расхождения и сблизиться. Фактически, митр. Иларион рубит сук, на котором сидит. Если православная община нацелена на реализацию традиционных смыслов, ей требуются авторитеты и руководство иерархии; если же целью является прагматическое действие, то, возможно, люди предпочтут других вождей и другие институты, более решительные и эмансипированные от «лишних условностей», с прагматической точки зрения.

В философском отношении всегда остаётся вопрос, может ли Евангелие лучше представляться общественными организациями, в сравнении с конфессиональными институтами - например, в случае формирования какого-нибудь общего «Фронта за христианские права» или «Христианской антидиффамационной лиги»? Другой куст вопросов вызван возможностью/невозможностью теми или другими способами влиять на течение социальных процессов. Польза от применения обычного инструментария демократии, юриспруденции и политической борьбы, мягко говоря, не доказана, а ОВЦС в плане заявленного противостояния агрессивному секуляризму в Европе не называет никаких рецептов, кроме очередных прений в Брюсселе и Страсбурге. Между тем, напрасны надежды воспользоваться свободой печати и слова, разрешением на создание своих политических объединений и партий, проведением референдумов, массовых манифестаций и т.п. Церковь затиснута среди более массивных и сильных блоков: бизнеса, политики, финансов, силовых структур, массовой культуры, медиа... Всегда существуют множество возможностей к косвенному принуждению через фабрикацию скандалов, оказание давления на инфраструктуру, урезывание ресурсов и т.д. Это осознание тупиковости обычного политического дискурса, невозможности to make politics, а только to take part in politics, причем very small part, почему-то не становится основанием для реализма митр. Илариона, трезвого или, как теперь говорят, адекватного анализа им перспектив своей деятельности.

Не менее беспочвенны попытки урегулировать в парадигме политической целесообразности вопросы индивидуальной этики - проблему абортов или сексуального поведения. Общество избавляется и будет избавляться от ненужных в его понимании детей; сексуальные связи по своей стихийной природе также не имеют разумных пределов или ограничений, кроме тех, что существовали при традиционном устроении жизни общества. И если решено, что, как говорит митр. Иларион, «хотим мы этого или нет, процесс идет» - все входят в общеевропейский дом, изоляционистам и ревнителям суждено вымереть и т.д., - то пора перестать противиться неизбежному и согласиться также на то, что детей в общеевропейском доме не будет или почти не будет, а сексуальность по необходимости эволюционирует. Разве только митр. Иларион (Алфеев) возьмется пропагандировать архаику, традиционную иерархию, многодетную семью, воспитание детей в установках сопротивления мирскому влиянию. Но митр. Иларион не уверен и не решил для себя, что же в конечном итоге хуже и что лучше: современность ли, совершающая, как утверждается, некоторые недопустимые ошибки, или традиционализм, тяготеющий к немилой национальной архаике и не усматривающий большой потребности в таком органе, как ОВЦС. По этой причине ОВЦС будет и дальше заниматься своей демагогией, а именно: сохраняйте консервативное видение, но так, чтобы по-современному и в открытости; варитесь в мультикультурном плавильном котле, но без перемены своей идентичности. Такой консерватизм и такая критика либерального христианства условны, исполнены оговорок и больше напоминают теорию разумной умеренности, чем нечто, имеющее отношение к православному опыту. Эту политику разумной умеренности ждёт провал, поскольку нельзя остановиться на том, чего нет. Современность не приводит к появлению каких-либо своих средних, разумно-умеренных форм: новой крепкой семьи на основании теорий открытости и гендерного равноправия или «разумно-умеренной сексуальности» взамен традиционных чадородия и воздержания. Она представляет продолжение драмы традиционных институтов, стоящих под прессом всё большего числа отрицательных условий.

Таким образом, изоляционистам противостоят иллюзионисты, в версии ОВЦС. Весь нынешний всплеск авторитета ОВЦС - это большая иллюзия и иллюзион на тему официального и полномочного представительства, по принципу «Православие - это я». Прежде мне уже приходилось анализировать интересные, с уклонением в клиническую психиатрию, воззрения молодого сотрудника ОВЦС, отца Александра Васютина («Несколько штрихов к портрету церковного декадента»). Теперь смотрите, с каким блеском сеанс иллюзиона удаётся ближайшему сподвижнику митр. Илариона (Алфеева), игумену Филиппу (Рябых)!

В Православии явлена полнота Откровения. Так? Так. Значит, ОВЦС, так уж и быть, представительствует от лица полноты и вмещает, по о. Ф.(Рябых), «неисчислимые сокровища». «А полнота не может (чувствуете, да? - А. Р.) держать себя в границах - она должна изливаться в мир, должна иметь пассионарное стремление поделиться своими сокровищами с другими». ОВЦС - это апостольское учреждение, «не будем забывать, что именно Дух Божий двигал святыми апостолами и направлял их к людям». Напротив, учит священноинок и пастырь, неправославны те, кто не ведет диалога с инославными, - «именно они отрицают апостольскую полноту православия». Modus vivendi православного отныне - это делиться своими сокровищами, открыть шире объятья и привлечь к себе весь мир, «как Христос». Тем же, кто предлагает выйти из экуменического движения, необходимо серьезно задуматься о своём поведении и включиться во всенародное дело - «лучше бы (и стару, и младу, не покладая рук) находить способы, как раскрыть инославным истину и красоту святого православия».

Дальше ещё интересней. В ОВЦС не боятся исказить свою веру - почему? «Потому, - не смущаясь, отвечает иг. Филипп, - что Истина нашей веры не от людей, а от Бога»! Свежая, почти уже готовая самовозвеличивающая мифология с доказательствами вроде: «этого не может быть, потому что не может быть никогда». У иг. Филиппа (Рябых) то же самое формулируется следующим образом: «Значит, никто из людей не сможет на неё повлиять». Во как! «Если мы преданы Богу», - небольшая концевая ремарка, но кому в голову придёт по данному поводу разбираться и спорить. Ты меня уважаешь, я тебя уважаю; мы все - уважаемые люди! Автор не уточняет, были ли святые Православной Церкви менее преданы Богу, нежели нынешний состав ОВЦС, притом, что считали свою веру худой и несмысленной и предупреждали против влияний. В «сотериологии освобождения» ОВЦС нет подобных вопросов. Со святыми отцами и пустынниками у зампредседателя иг. Филиппа самые оптимистические параллели и сходство. «Представьте, если бы преподобный Сергий Радонежский ушел из леса, как его брат Стефан, испугавшись возникших трудностей и нападок лукавого, то не было бы у нас такого примера свидетельства о Христе и не было бы Свято-Троицкой Сергиевой лавры. Углубляясь в историю, мы можем похожее сказать о всех верных учениках Христовых за всю историю христианства. Нам нужно стоять в вере в любом месте земного шара. Господь повелел Своим ученикам: "Идите, научите все народы..." (Мф. 28, 19)». Без комментариев.

Перед нами закономерное окончание призывов «пустить талант святоотеческого наследия в оборот», «учиться мыслить по-святоотечески» (http://www.wco.ru/biblio/books/alfeev20/H00-T.htm). Ступенька за ступенькой становишься сам себе святой отец и перестаёшь нуждаться в каком-либо соответствии. «...то не было бы у нас такого примера свидетельства о Христе и не было бы Свято-Троицкой Сергиевой лавры», «стоять в вере в любом месте земного шара». Освоенная митр. Иларионом школа новооткрытой патрологии вместе с оксфордским методом в своём непосредственном развитии...

Трудно отделаться от ощущения, что в ОВЦС собралась критическая масса странностей. Сведущий человек, прот. Владислав Цыпин, выражал беспокойство, что в ходе экуменических мероприятий отдельные участники могли позаимствовать неправославные взгляды. Давняя беда: отравление пропагандой! Парадные приветствия, тосты и речи для служебного пользования кочуют на церковное поле и задают соответственные стиль и инвективы богословско-пастырского отношения. Ныне, с учётом господства административного богословия, положение ещё более сложное: богословские произвол и самодеятельность. На фоне общего ландшафта Русской Православной Церкви, ОВЦС смотрится оффшором, на который мало распространяются контроль и ответственность, но зато с его стороны вмешательство может осуществляться на любой внутрицерковный вопрос. Нарастает не недоумение, но отупение под валом гомерических новооткрытий. Разве мы ничему не учились или недавно родились, чтобы нам всучали своё православие, с точностью «до наоборот»? Разве неясно, что преподобный Сергий - не ровня, и бежал от мира, от славы, от патриаршего куколя и даже от игуменского достоинства в самим созданной обители, в том числе, по причине таких вот васютиных? Разве должность сотрудника ОВЦС означает ещё что-нибудь, кроме прав распоряжаться бумагами внутри своего кабинета?

В административном мире творятся свои чудеса, и нам сложно представить, какими станут через пять или пятнадцать лет версии Православия 3.0, Православия 4.0, Православия 5.0 в переложении очередного поймавшего гребень волны чиновника. Эта история была рассказана вам, чтобы вы могли видеть, что Истина не передаётся в порядке циркуляра. Длинная память и многие знания умножают печаль, но они есть принадлежность Божьего образа и уберегают от больших печалей.