Основа Русской Идеи – служить миру

Источник: Русский Вестник
Что такое «Канон русского мировоззрения»? Какова его роль в русском национальном возрождении? Как относится государство к идеям его составляющим? Как связан мировоззренческий канон с цивилизационной миссией России? Над этими вопросами размышляют два вершителя этого уникального проекта: руководитель проекта: заместитель председателя Изборского клуба, доктор философских наук Виталий Владимирович Аверьянов и заслуженный профессор МГУ им. М.В. Ломоносов, заведующий кафедрой истории русской философии философского факультета, доктора философских наук Михаил Александрович Маслин.
Беседовал Алексей КОМОГОРЦЕВ.

«Полюса Русской Идеи в конце концов сближаются»

– Виталий Владимирович, в конце прошлого года в Москве и на конференции в Пе-тербургском университете вы с коллегами объявили о начале нового масштабного про-екта, призванного заново собрать ценные идеи, сформулированные в прошлом отече-ственной философской мыслью, и даже попытаться обрисовать контуры русского ми-ровоззренческого канона. Затем эти замыслы вы обкатывали на конференциях в других университетах и научных центрах. Расскажите об этом начинании и, если можно, пояс-ните, почему сегодня возникает потребность в такого рода каноне?
– Мы живем в интересное время, когда многие дорогие для русского ума идеи, циркулировавшие в том числе и в нашем национал-патриотическом сообществе в 90-е и нулевые годы, стремительно начали прорастать. Объясняется это в основном тем, что, разрывая путы экономической, технологической и гуманитарной зависимости от запад-ной цивилизации, Россия объективно нуждается в более основательной опоре на внут-ренние источники смыслов, ценностей… И если это наследие было долгие годы в небре-жении, то теперь на него обращаются взоры. И нас спрашивают: а что выдающиеся рус-ские мыслители говорили по этому поводу, или по другому поводу? К примеру, есть ли у нас собственная экономическая теория, не сводящаяся к марксистской политэкономии и к либеральной «экономикс»? Ведь не секрет, что в головах наших сограждан, в том числе политических и экономических элит, социальные познания ограничиваются лишь до-вольно схематичным и даже примитивным делением на капитализм и советский социа-лизм, на буржуазное и коммунистическое.

– Вы подразумеваете, что существует какой-то масштабный, внятный, сопо-ставимый с двумя вами названными третий путь?
– Отечественная мысль – это не два и не три направления, а многоцветная палитра. В русской мысли, как в философской, так и в научной, и шире в общественной – истори-чески было явлено огромное многообразие течений и подходов. Это разнообразие нашего наследия представляет собой даже определенную проблему. Его можно назвать «много-партийностью» в сфере русских идей. (Не одной «русской идеи», а именно русских идей – которые представляют собой целое семейство смыслов.) Причем сторонники той или иной партии или фракции часто бывают непримиримы друг к дугу, скатываются к пря-мой неприязни и обвинениям. А если какое-то направление получает политическую под-держку – то нередко его представители стремятся вытеснить конкурентов из интеллекту-ального поля, как бы «исключив» из национального самосознания. Я называю такое свойство огульным редукционизмом. Самый яркий пример этого – редукционизм побе-дивших большевиков, поначалу вообще выкорчевывавших инакомыслие, затем давших ему некоторое скромное место, но при этом отсекавших целые пласты плодотворных ис-каний прошлого.
Но и либералы-западники в 90-е годы, несмотря на провозглашенные ими свободы – хотя и не запрещали издавать чуждых им авторов – однако другими, рыночными мето-дами, методами клановой манипуляции, расстановки своих фигур на ключевые позиции, грантовой поддержки а ля Сорос и т.д. – не менее эффективно реализовывали подобный же редукционизм.
Наша задача прямо противоположная – обрести интегральные, собирающие моде-ли внутри русского самосознания, нащупать точки сборки, увидеть, как на большой исто-рической дистанции даже спорившие друг с другом направления, такие как западники и славянофилы, националисты и евразийцы, религиозные традиционалисты и секулярные прогрессисты – оказываются полюсами, крыльями одного организма…

– Но возможно ли такое примирение? Не получится ли на выходе компромисс ради компромисса?
– Нельзя сказать, что мы начинаем эту работу на пустом месте, многое уже сделали исследователи… На большой дистанции мы видим, что даже разногласия образуют поле единого культурного стиля и образа мышления, некий смысловой танец… Примирение, о котором идет речь – это не какое-то действо с фиксированным результатом, это длитель-ный процесс. Точнее его было бы назвать гармонизацией или усложнением-самовозрастанием системы. Рабочее название нашего проекта – «Мировоззрение Русской цивилизации. Через полифонию к симфонии». То есть симфония это не что-то данное нам, речь идет о процессе симфонизации, слаживания разнонаправленных тенденций, их взаимоувязывания.
Полюса могут враждовать, вращаться вокруг некоей невидимой оси, и в конце концов сближаться. Поздний Герцен, переосмысливший иллюзии своей молодости, гово-рит о западниках и славянофилах так: головы смотрели в разные стороны, но сердце би-лось у нас одно. Другой пример симфонизации: отец русского космизма Н.Ф. Федоров не высказал симпатии к учению о культурно-исторических типах Н.Я. Данилевского, кото-рое казалось ему тесным для его универсалистского проекта «общего дела». Однако уже в следующем поколении русских космистов, в поколении Вернадского, создателя учения о ноосфере – выясняется, что радикального противоречия нет: предназначение Русской ци-вилизации никак не мешает универсальным задачам космической философии и ноосфер-ного сознания. А сегодня мы видим этому своеобразное подтверждение. На родной ци-вилизационной почве идеи русского космизма обретают множество единомышленников, новых интерпретаторов. А на чужой почве рождается западный трансгуманизм, который базовые идеи русского космизма извращает до их противоположности. Кстати, Федоров это извращение предвидел и многие тенденции такого нигилистического развития уга-дал. И сегодня, я думаю, два наших гения, Федоров и Данилевский, сидели бы за одним столом и, обнявшись, говорили бы о судьбах мира и России в близких по духу выражени-ях.
Вместе с тем нельзя утверждать, что все течения можно свести к общему знамена-телю. Это не так. Вопрос в другом: существует ли внутренняя своеобразная программа развития русского мировоззрения. Если понимать его как подсистему внутри большой традиции-системы, которая называется «Русская цивилизация», то эта подсистема миро-воззрения в нем выполняет свою полезную функцию, а не является «искусством для ис-кусства», неким упражнением для удовлетворения прихотей и тщеславия высоколобых мыслителей. Симфония как раз и есть раскрытие такой внутренней программы, генеало-гии «русской идеи» и ее исторически созревающего канона.
Через мировоззрение, через его канон должна в конце концов выявиться Россия как субъект. Субъект, хочу подчеркнуть – не столько в лице власти (это не всегда надеж-но, как мы видим из нашей истории), сколько в лице культуры и цивилизации. В этом смысле даже если народ безмолвствует, он все же субъектен – как носитель архетипов, русских кодов. И Россия развивается и поднимается к новым высотам тогда, когда осмысленно возвращается к роли наследника-продолжателя многовековой непрерывной ткани культуры, к роли выразителя духа России-цивилизации. Когда же Россия теряет этот внутренний вектор самосознания, не удерживает баланс между мыслью и практикой – она обрушивается в новую Смуту. И тогда она ищет легитимации извне, ищет то мета-физическое и идеологическое плечо, на которое нужно опереться.
Огромное значение для русского самосознания имел всегда и процесс конструиро-вания образа «значимого другого», пусть даже и в виде болезненного переваривания чу-жого опыта. Русская мысль шла навстречу Западу (и это не только западники, но и славя-нофилы, почвенники), у нас были свои весьма авторитетные и влиятельные грекофилы и филокатолики, затем «немецкая партия», с которой боролся Ломоносов, наконец, гегель-янцы, кантианцы, шеллингианцы, марксисты, позитивисты, вплоть до постмодернистов и традиционалистов конца XX – начала XXI века. Также русская мысль шла и навстречу традициям Востока (Ламанский, евразийцы, Николай Рерих, Всеволод Иванов и т.д.), и эта тенденция в мировоззрении и культуре исторически нарастает. Сегодня в критиче-ском плане происходит перенос акцента с Запада как источника исторических вызовов на глобализм – этот перенос начался еще с евразийцев, но сегодня он становится определя-ющим очень многое в судьбах России. Как писал Александр Панарин, мы мешаем новому глобальному порядку не только как государственная и геополитическая величина, но и как тип культуры.
Нельзя отрицать и сбрасывать со счетов этот опыт увлечения чужими идеями, даже если они были на каком-то этапе деструктивны. Ведь вирусы, как известно, нужны нам для укрепления иммунитета. Правда, в истории России встряска от этих увлечений и свя-занные с ними революционные кризисы носили порою радикальный характер.

– Каково может быть практическое назначение мировоззренческого канона?
– На сегодня первой сферой применения будущего канона является высшее обра-зование. Уже внедрены в вузах «Основы российской государственности». Говорят об утверждении нового, ценностного вектора в преподавании гуманитарных дисциплин. Не только ценностного, добавил бы я, но и цивилизационного.
Однако мировоззренческие вопросы вынуждены решать не только философы, и не только воспитатели, а все те, кто так или иначе создает контент. Это и чиновники, рабо-тающие в сферах культуры и медиа, это продюсеры, художники всех жанров, обществен-ные деятели, занимающиеся смысловыми проектами, создатели социальной рекламы, журналисты.
Канон нужен, чтобы понимать, что патриотизм это не эмоция, а, выражаясь в тер-минах музыковедов, глубинная интонация. Подделать ее невозможно. Фальшь в таких делах очень хорошо видна. Подлинная интонация может быть достигнута только в настройке на канон, как на своего рода камертон.
Канон – это и описание модели государства-цивилизации в его ценностях, это и ряд рамочных табу, «красных линий», как сейчас модно говорить, это «канонические тек-сты», по которым мы сверяем себя с опытом тысячелетней России. Это и знание о сину-соиде русской истории, в которой постоянно раскрываются новые вариации русских ар-хетипов, идет борьба за свой цивилизационный код.
Канон как интонация не только убедителен, но и заразителен. Мы должны повер-нуть сердца нашей молодежи к увлечению самой Россией, к той сокровищнице, что накоплена веками в нашей культуре, обратить вспять тот отток студентов и аспирантов, творческих людей от отечественной проблематики, который наметился в последние деся-тилетия.
Власть в современной России приближалась к этим вещам далеко не сразу. Но ис-тория движется неумолимо. И есть ощущение, что даже и сам темп событий сейчас уско-рился. Мы сошли с некоей мертвой точки и стали смещаться в сторону того, что можно назвать «вечной Россией».
Это знаковая эпоха.

– Готово ли русское образованное общество, философское сообщество к подобной постановке вопроса?
– Вы задаете очень острый, можно сказать, драматический вопрос. Идя по пути консенсуса между интеллигентами, создать непротиворечивую и при этом целеустрем-ленную картину мира вряд ли возможно. Сегодня это тем более не получится, поскольку Россия прошла эпоху распада интеллектуального класса, нравственного и ценностного, связанного так или иначе с навязанным нам режимом эгоистических предпочтений. Про-блема усугубляется тем, что, даже если говорить о хорошо образованных интеллектуалах, 90% из них – узкие специалисты. Согласно Козьме Пруткову, специалист подобен флюсу, полнота его одностороння. Среди гуманитариев вы сейчас с трудом найдете энциклопе-дистов, способных взглянуть на тот или иной масштабный феномен с дистанции, а ту или иную эпоху, отойдя на несколько тысяч шагов, увидеть как единое панорамное полотно. Вместо этого бросаются в глаза эмпирические детали, заслоняющие целое, мозаику видят не как единство стиля, а как кусочки смальты. А для исторического самосознания такое мироощущение опасно и даже пагубно. Сама по себе оголтелая партийность и склонность к редукционизму во многом следствие этой узости мышления.

– А сколько их, этих партий внутри русской мысли?
– В самых приблизительных чертах я бы насчитал 6 или 7 крупных направлений, мировоззренческих школ: наиболее эклектичные и агрессивные из всех – это неомаркси-сты и либералы-западники, те два направления, о которых я уже говорил выше. Далее весьма влиятельны в обществе нацеленные на интеграцию русского самосознания вокруг собственных идеалов православные традиционалисты, евразийцы, космисты-ноосферники, сторонники философии всеединства (понимаемой широко). Границы меж-ду этими направлениями порою размыты, есть промежуточные формы. Например, осно-ватели евразийства весьма настаивали на своем православном фундаменте, так же и среди «всеединщиков» православие и даже церковность были едва ли не их основным паролем, впрочем, оспоренным многократно, особенно в том, что касается учения о Софии. Нако-нец, есть десятки, а может быть и сотни более мелких фракций внутри русской мысли.
Другое недооцененное сегодня направление выработки синтетической платформы русского самосознания – народничество. Оно в моем перечне седьмое. Огромное влияние в XX веке имела эта традиция народников – на них равнялись многие страны Третьего мира, желавшие порвать сковывающие их рамки так называемого «зависимого развития». В СССР народничество поначалу ассоциировалось с его чисто политическим крылом – эсерами и потому было под запретом. Однако де факто идеи и находки народников ис-пользовались большевиками в работе с широкими массами. Во второй половине XX века народничество все больше входило в интеллектуальной обиход, его рассматривали как богатую среду, в которой развивалась так называемая «освободительная» традиция. Хотя в действительности было и консервативное, и христианское народничество. Выдающий-ся наш философ Николай Онуфриевич Лосский, например, причислял к народникам царя Николая II. Многие народники были настоящими знатоками современной им России, из их среды вышли тысячи земских деятелей, врачей, учителей, просветителей, о которых крестьяне, старики и старушки, заставшие старое время, вспоминали добрым словом даже и в эпоху зрелости советской власти.
Другим измерением сборки национального самосознания являются категории и философемы, такие как соборность (солидарность), общинность, цельное знание, персо-нализм, кенотизм, правда-справедливость и многие другие. Также к точкам сборки следу-ет отнести воплощения в символах культуры национальных ценностей, святынь, выдаю-щихся творений национального гения, тех «русских кодов», о которых несколько лет назад написал свои коллективные труды Изборский клуб.

– Как это соотносится с «традиционными ценностями», президентский указ о которых вышел в 2022 году?
– Соотносится напрямую. Один из главных разработчиков концепции традицион-ных ценностей – В.В. Аристрахов – тоже член Изборского клуба, и он – с нами в нашей новой работе.
Безотносительно самого Указа, издание которого было необходимым шагом – раз-говор о ценностях у нас, к сожалению, очень часто сводится к попыткам представить не-кий набор благопожеланий, в результате чего мы имеем перед собой конструктор, из ко-торого еще надо собрать нечто стоящее. Это даже стало поводом для пошлых анекдотов: как тяжело Каю во дворце Снежной Королевы из четырех букв собрать слово «Вечность» и т.п.
Нам нужна иерархическая модель ценностей, в которой будет ясна их связность. Такая модель способна будет стать ядром той картины мира, которую мы так или иначе вынуждены будем построить в новых исторических условиях для решения в первую оче-редь задач воспитания и образования. Жить десятилетиями без национальной, а в случае России – цивилизационной – картины мира невозможно. Надеюсь, сегодня это уже осо-знали все вменяемые люди. И системе образования, и всем кто занимается мировоззрени-ем в России – необходима именно модель, пусть даже поначалу она будет сырая. Но это лучше чем хаос.

– У вас наверняка уже есть идея, как увязать многообразие русской мысли в еди-ной картине, в том самом каноне?
– Мы еще в процессе работы, собираем материалы от экспертов. И даже по этой причине я всех секретов не раскрою. Но могу сказать следующее.
Пока еще не было попыток увязать это многообразие через синтез на базе почвен-ничества и цивилизационного подхода. Тем более что база эта и не представляет собой школу или направление, это скорее одно из главных осевых пространств русской мысли, сегодня очень перспективное. Наиболее близко к нему примыкает евразийство, в недрах которого родилась вслед за Менделеевым крайне важная идея – о необходимости систем-ного россиеведения. Возможно, именно на базе почвенничества и осознания России как государства-цивилизации сегодня удастся построить органический лидерский продукт, то есть такой взгляд на страну, на самих себя, который продиктован не поддержкой свер-ху и админресусром, а надпартийностью, осознанием всего нашего многообразия как раз-вивающегося динамического единства – не просто бурлящего в умах, но и самособираю-щегося, исторически самоорганизующегося.

– Самосознание как самоорганизующаяся система?
– Да, можно так сказать. Теоретики сложных систем полагают, что за процессом самоорганизации стоит как правило некий сильный фактор, подстегивающий этот про-цесс. В России таким фактором выступает сама история, которая время от времени «все-ляется» в великих деятелей, в государственных мужей, в гениев науки и культуры. Тако-го рода «вселением», когда оно происходит и кристаллизуется в виде пиков развития са-мосознания, создавая эпохи его расцвета, надо пользоваться. Ведь на смену ему рано или поздно приходит безвременье. За те периоды, когда Россия как самосознающий организм собирается, нужно успевать проделать большой путь, реализовать упущенные ранее воз-можности, создать заделы на будущее, накопить потенциал.
В идеале, конечно, надо попытаться создать институты «смыслократии» (термин, предложенный когда-то в Русской доктрине), которые бы воспроизводились в разных по-литических условиях и не давали бы России-цивилизации утратить внутреннюю целе-устремленность. Подобную роль в других цивилизациях играли жреческие коллегии, ма-сонство, суфийские ордена. России пока с этими институтами не очень везло – то же ма-сонство у нас служило проводником чужого цивилизационного влияния, вместо того чтобы осуществлять поиск собственных констант.
Но рано или поздно каждая традиция-цивилизация обретает зрелость, внутреннюю мудрость. Возможно, что мы уже подошли к этому этапу нашей трудной и трагической истории.
В качестве примера самоорганизующейся системы можно привести метафору пче-линого улья. Я постоянно к ней обращаюсь на установочных семинарах нашего проекта. Представьте себе, что мыслители – пчелы, каждая из них несет в улей ту пыльцу и тот нектар, которые она сочла ценными. Но в некоторых ландшафтах растет огромное много-образие цветов и деревьев. Такова и ситуация с миром идей в русском мировоззрении. И все это огромное изобилие не должно быть помехой для того, чтобы улей переработал его в единый субстрат меда, который поможет улью выжить зимой. Тогда пчеловод, попро-бовав этот мед, скажет: «Да, славный мед получился в этом улье… Не зря я присматривал за ним…» Некоторые пчелы, если они философы и богословы, может быть и догадыва-ются, что пчеловод за всем этим нашим процессом самосознания присматривает…