Русская идея и воинствующий атеизм

Дон Кихот христианства и прораб духа Н.А.Бердяев с трудом перешагнул от марксизма к идеализму и отмечал: «Русские- максималисты, и именно то, что представляется утопией, в России наиболее реалистично».

Противоречия абортивных модернизаций разрубало строительство «Рая Божьего на Земле». Могучий пласт традиционного общества резонировал с утопией. Кардинальные российские изломы предопределяла подземная работа мыслящего духа, социально-культурные диссонансы и обостренное чувствование справедливости.

Не злоупотребляя революционными фразами, можно сказать, что на срезе веков в отдельно взятой России с уходящей натурой дворянских гнезд было море надежд, всплесков с рецидивами социо- исторических болезней и декадентством. А также - множество экстремистов, жрецов и жертв с трагическим изломом на челе. В данном временном интервале с идеологической какофонией случился трехкратный радикальный дискурс. Соблазны активизма, революционные бациллы и знаки кровоточия решали судьбоносные проблемы войны и мира, свободы и справедливости, демократии и традиционализма.

Как обычно, на кризисную эпоху пришелся колеблющий доктрины исторического материализма духовный взлет. Культура «Серебряного века» зажгла кому- то нужные - и не только краткосрочные - Звезды. Золотой век ценил креативность, а серебряный - блеск. Это сияние с необычайными всплесками русской философии, поэзии и живописи. Однако хор Серебряного века выступал без одиночного гения-солиста. В 1903 году от Р.Х. в Зимнем Дворце прошел последний бал, а двумя годами позже вышло в свет первое эстетическое произведение В.И.Ленина «Партийная организация и партийная литература».

После «зеркально» отраженной в творчестве Л.Н.Толстого «пробной» революции введенный В.Мономахом четырех-полушарный орел Империи, одна голова которого смотрела на Запад, а другая - на Восток, был забрызган кровью. Волна 1905 года («первая молния грозы») расколола традиционный монолит, однако Россия с бесконечными просторами и гоголевской птицей-тройкой оставалась распростертой под властью царя с поддержкой Г.Е.Распутина (Новых). Империя с новым выборным органом власти не была «впереди планеты всей».

В крови и вине первой русской революции совершал омовения не успевший побывать на Соловках А.А.Блок. Поэт-икона Серебряного века все божественное мыслил только в женском образе и в стихотворении «Девушка пела в церковном хоре о всех усталых в чужом краю» (август 1905 года) противопоставляет подаренные молитвой иллюзии с безысходным ужасом реальности.

Блуждающее самосознание русской интеллигенции и слегка заплаканных оптимистов в ракурсе данных событий разгадал философский сборник «Вехи» (составитель- М.О.Гершензон). Авторы с мощной и неослабевающей силой раскаивались в своих «революционных прегрешениях» и утверждали, что между интеллигенцией и почвой лежит пропасть. И надлежит благословлять еще не разделенную на четыре ветви власть, которая иногда защищает сущее и ограждает от ярости народной.

Протестантско-концевые ценности с мотивировками ниже живота не пронзали глубоко сознание интеллигенции и массовый менталитет. Индикатор - журнал «Нива». В данном издании «бизнесмены» - это личности с неоднозначной репутацией. Если же они репрезентировались позитивно, то в основе возлежала не предпринимательская деятельность, а ее почвенная направленность и служение великорослым идеалам науки, искусства и просвещения в сочетании с меценатством.

В большинстве случаев авторы биографий даже скрывали от читателей, что их герои являются предпринимателями. Они представлялись общественными деятелями, выдающимися изобретателями, знаменитыми писателями, журналистами, основателями музеев и т. д.

Начавшаяся «бескровной идиллией» февральских дней (по Юлианскому календарю) кровь и почва пасхально-русской революции как «расплавленной государственности» (Д.Мережковский), очистительного избавления от Коробочек, Чичиковых, Ноздревых, иногда обижавших отпевальной взяткой попов и скачка к новому Небу творила большие и маленькие чудеса. Осуществил ее не воспетый М.Горьким пролетариат и «сверх-сознательные» братишки-матросы, а рожденная петровским духом и фартуком «цивилизованная» интеллигенция, которой удалось убедить («соблазнить») значительную часть народонаселения. Власть нужна была не для пополнения банковских счетов, а реализации Идеала и Сверхчеловека.

Искавшей Бога революции 1917 в стране с устойчивой женской доминантой и матерно-лирическими есенинскими интонациями повезло больше, чем Парижской коммуне. Космический Корабль породили идеал и глубинные представления о человеке. Только произрастающее из самой жизни дает и цвет, и плод. Ненаучная идеальная грань марксизма прочно входила в «иоановский» менталитет и прорывала капиталистическую цепь в наиболее слабом звене. Русские идеалисты выскочили из европейской колеи. Импульсы христианства и коммунизма противоречиво сочетались и усиливали друг друга.

Дягилевские балетные антрепризы захватывали мир, а глубоко понимающий «тактику» и «момент» революционного искуса пассионарный В.И.Ленин пошел «другим путем». Партийный активист иногда оказывался в самом крошечном меньшинстве и как наследник К.Г.Маркса по прямой показал, что в русском пространстве время течет с иной скоростью. Любая необходимость реализуется и художественно дополняет себя в пределах порождающей сущности. Профессиональная партия технологизировала инстинкт веры. Большевизм «привился» вследствие заложенной в нем старой правды и не только на партийные взносы.

В крестьянской России доктрина К.Маркса возбудила наибольший резонанс. Евразийствующий декан Свято-Владимирской Духовной Академии Г.В.Флоровский прочитал первый том «Капитала» до конца. Он не искал источники и составные части марксизма, избегал непроизносимых артиклей и отмечал, что была важна «не догма марксизма, а его проблематика».

Для понимания сложного воздуха революций желательно не забывать о «денежной стороне» с постоянно увеличивающейся степенью актуализации. Предметом спекуляций и дилеммой мистификации и тайны по- прежнему остаются проблема «эксов», документов Сиссона и «золотой немецкий ключ большевиков» в русской революции¹.

Новые смыслы требовали новых форм. Революционаризм совершается за судьбу. Трудно представляемый без звуков «Интернационала» и красных флагов радикальный циклон был возвращением к равенству и поиском невидимого града Китежа. На языке символов данная легенда говорит о непобедимости вечного Солнца Правды. Справедливость обреталась через потерянный рай.

На советские («советский» от слова «вече») святцы влиял не только смысл, но и образ русской революции, повернувшейся немного задом ко всем Венерам и Аполлонам в Летнем саду. В судьбоносной сцене штурма Зимнего дворца из фильма С.М.Эйзенштейна «Октябрь» (1927 г.) густая толпа матросов и солдат бежит через Дворцовую площадь вслед за стреляющим броневиком. Это пример не просто отражающего, но и созидающего художественного образа. В анти- романтичной реальности все могло случиться слегка иначе.

Однако восприятие кардинального момента было таким жизнерадостным, что автор афоризма «История - это политика, опрокинутая в прошлое» ортодоксальный марксист М.Н. Покровский предлагал счет времени вести от «действительно мирового события» - революции. Согласно авторитетному мнению, это было бы разумнее, нежели считать время «от Рождества Христова».

Заледорубленный Л.Д.Троцкий в совершенстве овладел искусством политической риторики и внес весомый вклад в оптимизацию статей доходов и расходов «на развитие революции». Он постоянно тянул в сторону мирового повстания как тогдашней версии глобализации и отмечал, что буржуазия пришла к власти во всеоружии культуры своего времени, а пролетариат - только во всеоружии острой потребности овладеть культурой и приобщиться к азбуке культуры в подлинном и буквенном смысле слова. Пролетариат вынужден опрокинуть буржуазное общество революционным насилием именно потому, что оно не дает ему доступа к культуре.

Реализуя утопически-пророческие сны Веры Павловны о «вольном труде в охоту», красоте жизни и «вознаграждении сполна по своим разумным потребностям», мир-дух «партия» трансформировался в корпоративную общину и программиста народного счастья. Не последнюю роль в победе большевиков сыграло имя, на редкость удачно выбранное для не избыточно грамотной страны. Название и имя инициируют революционный контакт с массой.

Целью новых апостолов было повышенное функционирование всех сфер-слоев бытия. Не убоявшаяся министров Временного правительства архиактивная политическая группа захватила банки, вокзалы и телеграф. Поэтика очень - очень сильной и не ветвистой власти присваивала права религии, национализировала Эрмитаж с большим количеством масонских экспонатов и Русский музей.

Рожденный в широкой ростовской степи молодой станичник М.А.Шолохов в целом чувствовал себя свободно в свободной стране, написал роман ассоциативных бескрайностей «Тихий Дон» и иногда страдал от обвинений в плагиате. Как и в «Войне и мире», в данном эпосе активно взаимодействуют народ и личность. Шолоховские герои глубоко чувствуют в драматично- трагические моменты истории и личной судьбы. «Орел степной, казак лихой» Григорий Мелехов имел не очень понятное воинское звание, чутко ощущал шорохи жизни и стоял перед альтернативой борьбы за красный или белый не «иконный» идеал. В народе остаются только самые корневые связи. Мелехов пришел на порог опустевшего дома согласно зову рода, не дождавшись амнистии. Григорий и Аксинья - такие же мировые образы, как Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта, Евгений Онегин и Татьяна Ларина.

Совокупность представлений, охватываемых понятием «Дон», была исторически изменчивой. В ранние времена самый любимый герой казачьей песни выступал как мифический прародитель (отец- батюшка) и кормилец, а в более поздние - как путь-дорога в Южном Федеральном Округе, соединяющая разделенные части пространства и раздвигающая его границы. Зеркальной лентой блестящего серебра извивается Дон среди полей по широкому степному раздолью.

В поднятой целине эпохи трагический смысл приобретала судьба «белого дела» без внятной идеологической программы. Данное течение с не совсем черно- белым мышлением тоже любило широкие реки и степи, воплощало отдельные грани русской идеи и пело красивые песни. В частности - почти безвестный в своем Отечестве хор донских казаков под дирижерством С.А.Жарова.

После 1917 года не сразу наступил 1991-й. В затвердевающей общественной коре новую августейшую вертикаль и зависящий от рождаемых образов народ с сельхоз-загаром притягивало будущее. Ленинский декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» (январь 1918 г.) гарантировал трудящимся свободу совести и невозможность уклонения от гражданских обязанностей по религиозным мотивам. В 1922 г. не только на бумаге родилась Всесоюзная пионерская организация - одна из форм гармоничной политической акселерации детей-подростков как завтрашнего народа.

Каждый общественный всплеск выносит на поверхность не только светлое начало бытия. Осенью того же года потребовалось два парохода («Пруссия» и «Бургомистр Хаген»), чтобы вывезти часть интеллигентов общеевропейской известности, против которых не могли применяться обычные меры. Эмигрантская философия и литература в целом имели ослабленную духовную потенцию. В том же приснопамятном году не вернулся из гастролей и остался в Париже достославный уроженец Вятской губернии Ф.И.Шаляпин.

«Октябрь уж наступил...», а большое искусство как всегда торопило жизнь. При метаморфозе Третьего Рима в Третий Интернационал как образ земного рая возбуждался интерес к социальному футуруму. Первые художественные утопии, подобные «Красной звезде» А.А.Богданова, родились еще до революционного излома. В 1920-е гг. от Р.Х. данную струю продолжили лавроносные «Певущей зов», «Отчарь», «Откоих», «Пришествие»,
«Преображение», «Инония», «Сельский часослов», «Иорданская голубица» светлокудрого С. Есенина, «Белая индия» Н. Клюева, «Ладомир» В.Хлебникова, «Грядущий мир» Я.Окунева, романы в прозе А.Демидова, В.Никольского, А.Палея.

В противовес рождались альтернативные истории и антиутопичные романы- предупреждения А.Платонова и Е.Замятина. Узловой темой в советской фантастике стала космическая революция - «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина» А.Толстого, «Борьба в эфире» А.Беляева, «Крушение республики Итль» Б.Лавренева, «Я жгу Париж» Б.Ясенского. И тому подобное. Члены ОПОЯЗа (общество изучения поэтического языка) критиковали подход к искусству как к «системе образов» и упирали на формалистский тезис о сумме приемов художника.

Добытчик радия из тысячи тонн словесной руды и чернорабочий революции В.В.Маяковский в поэме «Про это» (1923) отстаивал идеал человека, целостного в общественной и личной жизни. Стихотворение «Венера Милосская и «Вячеслав Полонский» (1927) направлено против тех, кто в Элладу «плывет надклассовым сознанием». В финале пьесы «Баня» будущее как эстетический идеал вбирает все лучшее и отбрасывает все дурное - машина времени, мчащая людей в 2030 год, выплевывает Победоносикова и других бюрократов. Счастлив Поэт, касающийся пером современников при выходе истории из берегов.

В трехмерной скульптуре И.Д. Шадра «Булыжник - оружие пролетариата. 1905 год» (помимо Москвы, был установлен в Челябинске, Львове, Шадринске, Монголии и Румынии) совмещаются в неразрывное целое красота духа с вечной элегантностью формы. Напряженность борца- пролетария роднит его с «Дискоболом» Мирона, а волевая устремленность- с «Давидом» Микеланджело. Взыскательный и хорошо знающий анатомию зритель в момент созерцания данного монументального арт-продукта забывал о своих познаниях.

Четкостью форм и ясностью силуэта отличился «Мавзолей В.И. Ленина» А.В.Щусева (1930 г.). На Всемирной выставке в Париже скульптор В.И.Мухина («Рабочий и колхозница») получила «Гран-при». На сцене Большого театра в 1927 годы поставился-прославился балет «Красный мак» (композитор Р.Глиэр, либретто М.Курилко), посвященный советско -китайской дружбе. В том же году художники группы «Бубновый валет» ретроспективно экспонировали в Третьковской галерее живописно- пластические этюды в стиле постмодернизма- фавизма-кубизма.

Художник-философ К.С.Петров-Водкин активно ассимилировал неземной и несколько отстраненный дух иконописи. Центральным персонажем холста «Купание красного коня» (1912 г.) является не всадник, а именно пылающий четвероногий конь как фаталистической символ России. Данный призывный образ чем-то напоминал аналогичное животное Георгия Победоносца на древних иконах.

Героизм-самопожертвование просвечиваются на полотне «Смерть комиссара» (1928 г.). Революция представлялась грандиозным и страшно интересным делом. Настойчивый искатель собственного стиля из волжского городка Хвалынска увлеченно рисовал и русские иконы, и вождей, и «рядовых» мирового пролетариата. Он неоднократно и краткосрочно (долго не мог) бывал за границей и стремился претворить в искусстве явление, человека, Вселенную во всей сложности и глубине. Искание монументальных форм и влюбленность в сильный колорит сложились в простые утвердительные сюжеты.

Литература - дело интимное, но иногда можно писать и вдвоем. В «романах-капустниках» родившихся в Одессе юмористов у трона революции И.Ильфа и Е.Петрова феномен всевластия денег превращался из темы трагедийной и всепроникающей в комедийную и жанрово-локальную. Через пародию просвечивалось незабываемое время с соцэнтузиазмом, соцдостижениями и соцобязательствами. Главное действующее лицо романов «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» - Остап Бендер (сын лейтенанта Шмидта). Данный персонаж с динамическими переходами от юмора к сатире и обратно полагал, «что Бога нет, это медицинский факт» и «нашел свое место в общем строю» классических «плутовских» образов мировой литературы.

Экзистенциальная трагикомедия с максимальной полнотой и элементами ирреализма отражала противоречия «нового мира, нового человека». Отравленный всесоюзный затейник М.М.Зощенко активно сочинял печальные анекдоты и писал «самоигральные» рассказы. Весело шутил на стороне белого движения А.Т.Аверченко. Немного клеветал на интеллигенцию в романе «Зависть» хороший плохой писатель Ю.К.Олеша. Сказочный романтизм революции «Трех толстяков» слегка утонул в тотальной действительности. Не жанр красит писателя, а писатель жанр. На страже детской души стоял юный полководец со всегда открытым сердцем и не однозначным потомством А.П.Гайдар.

В советской версии бытия созидательная триединая роль публицистики как «коллективного пропагандиста, агитатора и организатора» обнаруживалась в журнальных экзерцициях высоких партийных членов с революционным стажем, «ответработников» РАППа (Российской ассоциации пролетарских писателей) и головных писателей страны. Как и мудрая политика с не очень чутким отношением к оппозиции, пламенная публицистика утверждала завтрашний день и приближала будущее.

В застывающей революционной лаве функции эмбриона официальной идеологии как социального цемента исполнила философия Гегеля. На первом плане оказалась диалектика. Обличенная в риторику «диалектического материализма» смесь платоновско- гегелевских идей с атеистической версией хилиазма (представления о «тысячелетнем периоде торжества правды Божьей на земле») стала метафизическим базисом советского планифицируемого общества. Идеология как в определенном смысле ложное сознание не задавала вопросов и хотела быть шире и выше культуры.

Брат-пролетарий Китай рассматривался в контексте мейнстрима по поиску союзников в борьбе с гидрой империализма, а фантазии евразийства не слишком интенсивно «подпитывали» идеологию метафорами «всеединства» и «срединного пути». Посему на социальную сцену вместо «симфонической личности» бодро вышел «советский народ» с правом наций на самоопределение. Силу большевиков евразийцы видели в идеократии. Они воодушевлялись ее страстью и мобилизационным динамизмом.

В отличие от современных партий, конкурирующих на «политическом рынке» за думские мандаты, ВКПб-КПСС была моно- правящей структурой без юридических рефлексий и особым «постоянно действующим» собором, не допускающим участия своих членов в братствах и ложах. Этот собор- партхозактив и вершил все дела-согласование интересов, разрешение или подавление конфликтов. В партии монолитно-соборного типа не допускалось «единичное», фракционность и нестандартные оценки.

В «окаянные дни» верхи могли, а низы хотели. Официальные волхвования тотальной вертикали асимптотически сближали ментальные идеалы и мифы с бытием и тканью жизни. Социальные эйдосы становились практически достижимыми и просвечиваясь как реальные повседневности. Органическая сумма индивидуальных сил, страстей и интересов возбуждала социальный экстрим и метаморфозу идеального в материальное. Внутри каждого Ивана Миллионного совершалась Революция по переходу от Ветхого человека к Новому. Человек в «железном потоке» истории каплей сливался с массами. Или, выражаясь в ключе фроммовской альтернативы, простые индивиды могли быть в Истории и иметь ее.

«Мы на нашем конце земного шара не убегаем в сказку от реальности- писал оставивший светотень в истории режиссер С. М. Эйзенштейн- но делаем эту сказку реальностью».

Трудно поэтому согласиться с мнением съехавшего с корня в США внутренне очень пластичного А.Л.Янова, который в контексте интеллектуальных дебатов о России любые формы самобытности отождествляет с анахронизмом: «Это правда, что только коммунистическому диктатору (Сталину- С.Е.) удалось реализовать (по крайней мере, частично) экспансионистскую программу выродившейся (!!! - С.Е.) «русской идеи». Это правда, что ему удалось - в процессе жесточайшей контрреформы - восстановить в России крепостное право и даже на время сделать рабский труд основой советских производственных отношений»².

Объективный анализ корней и ветвей русской идеи как неба на земле выявляет парадоксальную связь между живо-начальным идеалом и социальной утопией. Еще «русский печальник» Ф.М. Достоевский и русофилофоб П.Я.Чаадаев отмечали, что Россия призвана разрешить все западные проблемы. Недоброжелатель советской власти Н.А. Бердяев в конечном аккорде оценил коммунизм как продолжение русской Идеи, Крови и Надежды. В.С.Соловьев имел православную складку в груди и иронизировал, что коммунизм похож на христианство, только христианство предлагает отдать свое, а коммунизм требует взять чужое.

Часто видел русские сны немецкий философ Вальтер Шубарт: «Гибко вписывается она (русская идея- С.Е.) в меняющиеся формы и учения, не изменяя своей сути. При царском дворе она облачается в самодержавные одежды, у славянофилов -в религиозно-философские, у панславистов- в народные, у анархистов и коммунистов- в революционные одежды. Даже большевики прониклись ею»³.

Аутентичная русская идея, во имя которой иногда можно-надо жертвовать собой, не разделяет, а объединяет такие конкретные исторические воплощения, как древняя княжеская Русь, Московское царство, империя Романовых, Советский Союз и РФ. Она связывает православие- самодержавие - с марксизмом- ленинизмом, смуту - с перестройкой, Распутина - с Путиным.

Вокруг консолидирующей Идеи, Линии и партийных съездов без следов критики в СМИ сгущалась творчески- героическая энергия простых, как сельская местность, «первоатомов общества» и способных управлять государством кухарок. Даже спящие советские граждане были частью устремленного в будущее целого. Молодое государство с революционной колыбели жило по справедливым понятиям. Советская формула будоражила и западные умы с опущенной верой после Великой американской депрессии.

Обогретый мечтой простолюдин решительно отбрасывал рассудительную обстоятельность, не всегда желал быть «ансамблем общественных отношений», иногда сигнализировал об отцах и вводился в социально- электризованное состояние. Решения власти с грузинским акцентом, обладающие имманентно- религиозной природой и ингредиентами сказки, определяли жизнь с гражданской слезой, волнами трудового энтузиазма и классовой борьбой в деревне. Крестьян как «всечеловеков» из оперы «Победа над Солнцем» активно изображал не совсем круглый К.С.Малевич в финальный период жизне- творчества.

Еще не опаленные войной поэтично- прозаичные будни прорабов и строителей коммунизма с соборностью духа и артельностью труда, Беломорканалом, Сталинскими премиями, бараками, ударными стройками, борьбой за повышение лактации крупного рогатого скота перетекали в ритуальное действо. Противоречия времени и вечности разрешались приданием мимолетному человеческому бытию исторического смысла. Идеал без жертвы так же бесплоден, как истина без указания способов ее доказательства. Средства оправдывали идеалы и цели, за дензнаки не все души продавались дьяволу, «органы зря не брали», на партсобраниях «разбирали» адюльтерщиков, а слово «голубой» было прилагательным.

Посредством резкого сжатия исторического времени и жесткой политической дидактики общинный Советский Союз не желал возвращать земли помещикам, а фабрики капиталистам и отвоевал место на геополитическом татами. Верховный Совет ни разу не воздержался и всегда дружно говорил «за». В основе тоталитаризма возлежало представление о генетике как «продажной девке империализма» и «человеке-винтике» с рейтингом в рамках статистической погрешности как потенциально моральном и активном существе.

В советском насквозь процензуренном пространстве красный концептуализм и «левая» эстетика активно апеллировали к авторитету философии марксизма и объявляли его научной основой. Значимость трудов К.Маркса и Ф.Энгельса была сопоставима с ролью Священного писания в жизни христианина. Однако из «всесильного катехизиса» артикулировались преимущественно доктринальные тезисы об обусловленности общественного сознания общественным бытием и диктатуре пролетариата с отзвуками ветхозаветной истории.

У искоренявшей от имени Революции публичные дома административно- хозяйственной элиты с марксистским глазомером был переизбыток политической активности и маленький недостаток художественной культуры. Утописты реализацию грандиозных сакральных планов обычно дополняют борьбой с противниками данных проектов. По дороге к разрушению «до основания» мира насилия было совершено невероятно много насилия. Подобно гомеровскому, советский Ксанф был красного цвета.

Согласно Линии и ленинской теории культурной революции, «Искусство принадлежит народу. Оно должно уходить своими глубинными корнями в самую толщу широких трудящихся масс. Оно должно быть понято этими массами и любимо ими». Стимулирующим фактором категории «народность» в ракурсе официальной идеологемы была ее легкая включаемость в понятия и идеи отчизнолюбия. Патриотически- жизнерадостная песня «Как родная меня мать провожала» (муз. Д.Васильева-Буглая, слова Д.Бедного) была эстетически более ценима, чем поэма А.А.Блока «Двенадцать».

Тема народности обретала черты партийности и диссертабельности. Ставший на сторону Шарикова пролетарский читатель часто не очень умел читать и водил пальцем по строчкам, однако имел обостренный классовый нюх. Мессианский режим остро нуждался в мобилизующих понятиях-чувствах, сплачивающих рабочих, крестьян (теперь- «добровольных» колхозников) и с восторгом кающихся интеллигентов в едином порыве коллективных переживаний.

Партийная аскетичность в быту и идеологическая бубнежка массовиков- культурников дополнялась идеальными картинами. Определение Отцом Нации роли советских писателей как «инженеров человеческих душ» подтверждало вес коллективного словесного тела в переделке сознания. Литература проходила по отделу идеологии и пропаганды ЦК КПСС. Генеральным лингвистом и «ходячим эталоном русского языка» с большим ассортиментом упоминаний был Д.Э.Розенталь.

«Перо» на языке ударников-совписов не всегда означало колюще-режущий предмет («Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо»). Отражая эпоху и время, они правильно дооценивали мессианско-пассионарную роль руководителей «диктатуры пролетариата» и подлежали награждению орденом не совсем нулевой степени. Прижизненно канонизированные лауреаты Сталинских премий элиминировали «отмирающее» и усиливали «развивающееся». Главные литературные герои обычно проходили светлый путь по восходящей. В блокадном Ленинграде было несколько книг, за которые предлагали самое драгоценное-кусочек хлеба («Сказка о рыбаке и рыбке» А.С.Пушкина, «Ленинградская поэма» О.Ф.Берггольц, «Пулковский меридиан» В.М.Инбер).

Советская цензура называлась «Главлит» (Главное управление литературы), а писатели как «казенное имущество» партии глубоко проникались производственно-литейными процессами и проводили определенное количество человеко-дней на Целине. Государство со спазмами-37 (столетний юбилей Дуэли) и сучьей войной (1946-1953 г.г.) верило в магические заклинания и считало художника Слова шаманом. Одни названия книг с упором на неуничтожимую идею и образ чего стоят: «Железный поток», «Оптимистическая трагедия», «Цемент», «Как закалялась сталь», «Повесть о настоящем человеке», «Судьба барабанщика», «Молодая гвардия», «Битва в пути», «Горячий снег».

Вместе с тем в советском геополитическом бастионе писавшие красным по белому «ударники» со стихийной или сознательной партийностью иногда чувствовали то, что невозможно изобразить на бумаге. Словоносцы не всегда были выпускниками филологических факультетов и испили горькую чашу наказания без преступления. После вычеркивания редакторами во главе с литературным громилой В.В.Ермиловым «самого лучшего» они в соответствии с иллюзиями превращали человеческую сущность в винтик достославного механизма.

Обэриуты («Объединение реального искусства») политическую революцию стремились совместить с революцией в искусстве. Под влиянием футуристов (в особенности В. Хлебникова) их методом стало искусство абсурда, полу-абстрактные юмористические анекдоты, отмена логики и общепринятого времяисчисления. Игры со временем и причинно-следственными связями всегда поэтично-выразительны. Божеством Смеха был Д.Хармс (Ювачев). В пьесах данного комедианта с трагическим концом почти отсутствовала последовательность действий и идентичность марионеточных персонажей.

Любая империя выбрасывает все белые рояли из кустов (иногда вместе с кустами), «весомо и зримо» создавая собственный Большой стиль. Советский цитатоблочный реализм с высокими образами был первенцем нормативного идеологического искусства. В сложную пору сверхклассик и председатель наркомата литературы А.М.Горький активно боролся с джазом и обратился к интеллигенции со словами: «С кем вы, мастера культуры?». На квартире у «Буревестника революции» 25 октября 1932 года случилось совещание, на котором «законным ребенком» ВРЛ (Великой Русской Литературы) был назначен социалистический реализм, родившийся от романа «Мать». В дальнейшем его слегка расшатали стоики-традиционалисты-деревенщики.

Натурализм - трамплин для чувств, а реализм - это мировоззрение. Неисчерпаемый, как электрон, реализм (от фр. "realisme" и от лат. "realis" - вещественный) есть правдивое, объективное и всестороннее отражение действительности художественными средствами. Стихия реализма- предсказуемость. Реалисты утверждают пульсирующий идеал, устремляют к нулю все отклонения от «простоты» и упорно тащат жизнь в выставочный зал или на сцену.

В окоммуналенной действительности принцип партийности распространялся не только на литературу. Метод барабанного реализма и советского былиноведения был приказан всем видам искусства. Советизированный реализм с элементами государственного романтизма обретался как официальный принцип и эстетическое устремление. Сложилась жесткая доктрина воспевания революционного и трудового энтузиазма, которая помогала строить и жить. В многотомно- академических трудах игнорировалось оппозиционно- диссидентское творчество и искусство русского зарубежья.

В данном русле были сотворены проникнутые идейным воздухом и социальным оптимизмом произведения стахановцев творческого цеха - скульпторов С.Коненкова, Е.Вучетича, И.Шадра, В.Мухиной, живописцев А.Герасимова, Б.Иогансона, А.Дейнеки, Ю.Пименова, С.Чуйкова, А.Пластова, П.Корина, графиков Д.Моора, Кукрыниксов и др. Вдохновляющая идея объясняла все парадоксы и совмещала настоящее и будущее, сущее и должное, видимое и подразумеваемое. Творчество художников, не служивших в Министерствах культуры союзных республик, перетекало за национальные рамки.

В советской Атлантиде высшие проявления сов. художественной культуры рождались на путях сопряжения партийного диктата с идеалом самоосвобождения. Первостепенным достоинством иллюзий и аллюзий искусства соцреализма становилось обеспечение (ударение-просодия на втором «е») эмоционального контакта с массой. Художественная интеллигенция и поэзия труда активно и глубоко сближались.

Шутки с тоталитарным идеалом часто заканчивались трагически. Группа неформальных художников по инициативе О.Рабина и А.Глезера 15 сентября 1974 года экспонировала свои авангардистские работы на свежем московском воздухе в Беляево на опушке Битцевского лесопарка. Слова «андеграунд» еще не было, а авангардисты уважали свое стремление и свой выбор. «На всякий пожарный идеологический случай» выставка закончилась примерно через тридцать минут после вернисажа бульдозерно-уголовным эксцессом.

В фантасмагории социального счастья и максимализма лучшие люди планеты многие лета просыпались со звуками мелодии красного Моцарта Исаака Дунаевского. Взрослые и дети слышали от черной тарелки репродуктора: «Широка страна моя родная ∕Много в ней лесов, полей и рек ∕ Я другой такой страны не знаю ∕ Где так вольно дышит человек» (слова В. Лебедева- Кумача).

Одним из самых добротных патриотично-романтических шедевров была песня И.О.Дунаевского на стихи М.А.Светлова (Шейкмана) «Каховка, Каховка, родная винтовка». Новый тип трагедийного симфонизма и красоты жизни активно разрабатывал Д. Д.Шостакович. В опере «Нос» комический эффект достигался через гротесковое сочетание речитативно-патетических мотивов с примитивным галопом.

«Рыцари пера» Е.А.Евтушенко и А.И.Солженицын (также как Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский) имели различные правильные ответы на вечный еврейский вопрос. Опубликованное в «Литературной газете» в 1961 году стихотворение полу-диссидента Е.А.Евтушенко «Бабий Яр» вынесло резонансную проблему на поверхность и стало материально-эмансипирующей силой. Академично-интеллектуальный муж Елены Боннэр А.Д.Сахаров поддерживал данное движение.

В ходе заседания (1968 г.) в Дзержинском районом суде г. Ленинграда выяснилось, что рабочие (и колхозники) не понимают стихов беспартийного версификатора И.А.Бродского. Отсюда был сделан вывод, что их автор- не оседлавший Парнаса Поэт и Гражданин, а «окололитературный трутень» и кошерный тунеядец. После УДО (условно-досрочного освобождения) живой глагол навсегда пересек Черту и в постсоветское время получил Нобелевскую премию по литературе.

В тепле совхозной несвободы важнейшей становилась массовая и «движущаяся» десятая Муза под названием «кино». В гарнизонных ДОСА (Дома офицеров советской армии) и клубах «Гигант», «Титан» и «Прометей» показывали фильмы основного потока про революцию. Кино-шедевр братьев Васильевых «Чапаев» слегка затмил непритязательное произведение Д.А.Фурманова (до редактирования - Фурмана). Не всякая смерть есть трагедия, однако гибель В.Чапаева в водно-речной стихии и при тысячном просмотре никого не оставляет равнодушным. Правда искусства может быть выше правды жизни. Всенародно любимые В.И.Чапаев и его порученец Петька (Петр Семенович Исаев) стали главными героями неисчислимого количества анекдотов.

Подсвеченное трагедией пролетарское искусство «на славу КПСС» создавалось художниками с генетически обусловленным мировоззрением. Вышедшая из шинели и телогрейки советская сторублевая интеллигенция изучала диалектический материализм в ВУЗах. Она обладала презумпцией виновности и иногда получала не очень положительные характеристики от «нелюбовных треугольников», однако воспевала украшаемое и украшала воспеваемое. Доминирующей тональностью в соц. реализме было героическое.

В советском Сфинксе ударяемое Октябрем социалистическое по содержанию и национальное по форме искусство было инсталляцией социального оптимизма и немного сбившейся мечты. Оно соборно переливало подсознания и создавало фантастическую картину мира, в которой каждый член КПСС с «убеждениями по должности» был самым твердым и безупречным. Вся партия являла «ум, честь и совесть» и с руководяще- ответственными интонациями говорила о «творчестве» на заседаниях министерских коллегий. На октябрьской и майской демонстрации никто не дошел бы до Красной площади с транспарантом «Долой КПСС!».

Однако навстречу Realpolitik выплескивалась мощная струя «народных» шуток. Без смеха и желчи нет надежды на обновление, а при отсутствии сарказмов слабеет любовь к человечеству.

- Что означает «партийная линия»?- Это когда некто «колеблется вместе с партийной линией».

-Почему мы так медленно движемся по генеральной линии партии? - Потому что каждый съезд- это крутой поворот.

-Что значит «демократический централизм»? - Это когда каждый в отдельности «против», а все вместе «за».

-Почему в СССР не планируется рождаемость? - Потому, что в данном случае средства производства являются частной собственностью.

-Почему советские карлики? самые большие в мире?- Потому что они? советские.

Если булыжник - это орудие пролетариата, то советский политический смех - компенсация за отсрочку реализации мечты. Шутки и анекдоты не вступали в прямую полемику с плакатными цитатами, но давали богатый материал для раздумий. По утверждению слегка отклоняющегося А.Синявского, анекдот не просто воссоздает, а восстанавливает действительность, которая под его воздействием становится хоть на что-то путное похожей, становится наконец-то действительностью, то есть чем-то более или менее реальным.

Эрозия охватывала не только оякоренные многоквартирными сотами «низы». Архипелаги шуток и анекдотов в среде партийного бомонда также не считались моветоном. Генеральный Секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев неадекватно воспринимал картину Р.Р.Фалька «Обнаженная», сажал не только кукурузу и обещал перед построением коммунизма продемонстрировать народу последнего верующего, последнего преступника и последний цугундер. Когда в высокоградусную оттепель первое лицо страны посетило завод, рабочие пожаловались на малый размер заработной платы. Высокий партийный гость ответил: «За что вам платить больше?- Ведь вы работаете только половину дня, а в остальное время рассказываете анекдоты про Хрущева».

Единовластно разрешенным сатирико-политическим рупором был журнал «Крокодил». Острие печатного органа направлялось на рядового обывателя как воплощение всей серости человечества. Однако сатира не ограничивалась проблемами бытового пьянства и бюрократизма - она боролась за мир, отражая проблемы «врагов народа» и НАТО. В соответствующие периоды «Крокодил» находился в позе официального антисемитизма. Фельетон стал частым «жителем» и четвертой полосы газеты «Правда». Дозволенный юмор обеспечивал видимость критики снизу.

«На войне одной минутки не прожить без прибаутки» (А.Т.Твардовский). В высочайшем качестве и убийственной силе советской карикатуры можно было убедиться в годы Великой Отечественной войны, которая началась и продолжалась не совсем по Виктору Суворову (В.Б.Резуну). Одним из предписаний при взятии Москвы было «найти и повесить наряду с самыми отъявленными комиссарами и большевиками» насмешника Б.Е.Ефимова (1900-2008).

Одна хорошая политическая карикатура стоит сотни высокоумных около-научных статей. Вместе с Д.С.Моором, А.Г.Бродаты, М.М.Черемных и Кукрыниксами долгоживущий Борис Ефимович Ефимов (настоящая фамилия- Фридлянд) стал основателем такого уникального в мировой культуре феномена, как «положительная сатира».

В триумфально-трагические годы Любви и Труда кубометры публичного смеха с определенной дозой авторитетных татуировок и арго весело заменяли правду. В трагикомедии с мерцанием смыслов и грустно, и смешно одновременно. У сумасшедшего короля Лира остался только шут, наделенный мудростью богов- и больше ничего.

Трагедия - это Искусство созидания через предельный конфликт и проверка на прочность с возможным разрушением испытуемого объекта. а ее кульминация не обязательно совпадает с обыденностью злодейства. Трагическое не всегда противоречит оптимизму. Центральная проблема трагедийного произведения- расширение возможностей человека с генофондом, оплодотворенного высокими идеалами.

Лагерно-трагическое бытие обнажилось до вечной сути и эстетически отразилось в «Колымских рассказах» В.Т.Шаламова, «Одном дне Ивана Денисовича», «В круге первом», «Архипелаге ГУЛАГе» А.И.Солженицына, «Хранителе древностей» и «Факультете ненужных вещей» Ю.О.Домбровского. Повесть о восточно-фольклорном вольнодумце, бунтаре, юродивом и хитреце Х. Насреддине закончил в условиях лагерной несвободы Л.В.Соловьев. Печальные коллизии столкновения реализма с врагами- абстракционистами высвечивались в романе И.М.Шевцова «Тля». В просвете традиций русской философии был заметен духовно- публицистический феномен С.П.Залыгина, В.Г.Распутина и В.П.Астафьева.

В тотально-жизнерадостной формационной стройке заимствованный атеизм обретал специфические черты. Если исходная суть атеизма отрицала Бога, то в советском формате он мог утвердиться только в борьбе с ним на базе концепции диалектического материализма «материя первична - сознание вторично». Воинствующий атеизм с Е.М. Ярославским (М.И.Губельманом) во главе был не побочным следствием идеологии, а ее основным винтом.

Западное неплановое безбожие, выросшее из агностицизма и скептицизма, есть продукт разочарований и сомнений в итогах многовекового «расколдовывания мира». В России, перестоявшей ордынцев на Угре, трагедия атеизма как отрицания не только аппаратной церковности была лишена налета сомнения. Согласно философу-богослову С.Н. Булгакову, она приобретала «черты наивной религиозной веры, только наоборот».

Первый человек эпохи Возрождения А.Данте в «Божественной комедии» отнимал право на вечную посмертную жизнь. Усиливая данную тенденцию, партийно-вводные запрещали писать слово «Бог» с заглавной буквы и не очень поощряли производство святой воды в промышленных масштабах. Библию можно было приобрести из конфиската таможни. Лекторы общества «Знание» всегда помнили о том, что надо забыть и истолкование искусства усиленно отфильтровывали от религиозности с элементами божественного творчества. Многолетнее сотрудничество православной церкви с КГБ приносило свои богоугодные плоды, однако День Победы «приближали, как могли» возвращенные из ссылок-лагерей духовные отцы и зэка. Генералиссимус И.В.Сталин искал помощи у чудотворных икон и 4 сентября 1943 года принял решение о возобновлении Патриаршества.

А-теизм в нейтральном варианте в СССР был невозможен, ибо у бинарного пространства советской духовности была четкая грань между теизмом и анти- теизмом. Упрощающий жизнь советский а-теизм не держался в слабо проявленных секулярных зонах, а превращался в «воинствующий атеизм» и активное богоборчество с резолюцией, ответственной подписью и официальной печатью. Атеисты верили в отсутствие бога, а результатом антирелигиозной борьбы становилась тотальная идентичность без лазеек для мистики и поповщины. Власть легитимизировалась как бы извне, путем соотнесения не с формальным правом, а с всесильной идеей.

Пересказ классиков требует больше слов, чем цитирование. Основополагающим в атеистическом материализме стало вытекающие из отношения к еврейскому вопросу определение религии, данное К.Марксом во введении к «Критике гегелевской философии права»: «Религиозное убожество есть в одно и то же время выражение действительного убожества и протест против этого убожества. Религия - это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому, как она - дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа. Упразднение религии, как иллюзорного счастья народа, есть требование его действительного счастья»⁴.

К.Маркс и религиозное, и художественное освоение действительности рассматривал в одном ряду, противопоставляя их научно-техническому познанию: «мыслящая голова», отмечал основоположник, постигает действительность с помощью понятий, которые она вырабатывает из материала созерцания и представлений, т. е. «осваивает мир исключительно ей присущим образом - образом, отличающимся от художественного, религиозного, практически- духовного освоения этого мира».

Выразительна и ленинская дефиниция в работе «Социализм и религия». Безбожник от рождения учил в Лонжюмо социализму без богостроительства и отмечал: «Религия есть один из видов духовного гнета, лежащего везде и всюду на народных массах, задавленных вечной работой на других, нуждою и одиночеством... Религия - род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человека жизнь»⁵.

Для выполнения заповедей Бога без самого Бога маленькие-великие сыны социальной гармонии создали новый тип религии, в которой слова «товарищ» и «товарищ маузер» произносились без кавычек. Не абстрактная вера иногда требует поступков. Пионеры- герои, «содельцы», доярки, конюхи, сельские библиотекари и трудящиеся блондинки отрицали Бога, но верили в невещественную мечту и всегда были готовы к труду и обороне.

Продолжением храма православия в коллективном бессознательном был русский космизм с ракетным мышлением. Калужский мечтатель К.Э.Циолковский имел вполне достойных предшественников, включая не охваченного партийным членством автора «Философии общего дела» Н.Ф.Федорова, создателей теории происхождения Солнечной системы П-С.Лапласа и И.Канта.

Космос и атеистический по форме, но религиозный по сути коммунизм были почти сиамскими близнецами. Пахнущая порохом Великой отечественной войны страна думала о космическом будущем. Капель оттепели и рев ракетных двигателей совпали по времени и наполнили эпоху новым содержанием. Простой смоленский парень Ю.А. Гагарин 12 апреля 1961 года как человек из плоти и крови с «нравственным законом в груди» полетел («поехал») на корабле «Восток-1» в «звездное небо над головой» и не увидел там Бога, но вписал свое имя в историю золотом по граниту. Преодоление земного тяготения и достижение невиданных скоростей породили новое чувство времени в жизни и искусстве. Нет Космоса и Света без ада, НКВД, Надежды и Любви.

Советская атеизация, экзамены духа и текущее парт-строительство происходили под знаком серпа и молота («Справа- молот, слева -серп. Это наш Советский герб»). Согласно официальной версии, промышленный молот и сельскохозяйственный серп символизировали союз рабочего класса и крестьянства. Желательно, однако, не забывать, что серп (как и коса) имеют намного более богатую символическую нагрузку уничтожения и стирания из памяти всего старого.

Месяце-образный серп - одно из древнейших орудий. Его изображение сохранилось на стенах египетских гробниц. В мифологическом преломлении хлеб- это сын Солнца и человеческого труда. Почтительность отношения к хлебу насущному переносится на средства, с помощью которых человек его возделывает, в том числе - на серп.

Создавший миф, мир и знак Советский Союз весомо влиял в мировой политике и обладал внутренней структурной несбалансированностью. Великий СССР без электоральных оргазмов с примороженным народным духом и казуистической формулой «отчетный период принес большие успехи, но есть и некоторые существенные недостатки» отставал по многим социальным стандартам. Разрешение противоречий посредством «железного занавеса» было неэффективно, а после революции в информатике утратило смысл. Такая апологетика усиливала притягательность запретного плода. «Вражьи голоса», прорывались через «глушилки» и неутомимо разрушали коммунальную картину мира.

Красная София социализма и отформатированная советскость с невысказанными протестами и «капустниками» вырождалась в бесцветное фарисейство. Мясо эпохи и реальности «закатных» пятилеток с информационной программой «Время» не совсем точно совпадали с марксистским «царством осознанной необходимости». Пять лет уже не всегда превращались в четыре года. Общечеловеческие ценности становились партийными и не рождали Моцарта в человеке. О двух главных газетах говорили, что в «Правде» нет известий, а в «Известиях» нет правды. Антисоветско-эмигрантский НТС (Народно-трудовой союз) издавал «Посев» и «Грани». Поезд остановился, не доехав до Коммуны.

В скудно отоваренном СССР интеллект и менталитет кремлевских модераторов и представителей «номенклатурной субстанции» становился предохраняющим. Формировалась сноровка распределительного мышления. Тексты очередного партийного съезда со стоячими овациями были важнее трудов Платона, Аристотеля и Маркса. Маячил вечный призрак термоядерной войны с Америкой.

Неверно было бы утверждать, что «слепых вели безумцы». Важные эстетические позиции были зафиксированы в Конституции СССР 1977 г. (ст. 20, 27, 68). В отчетных партийных документах непременно имелась главка про культурное строительство. Эстетизация политики и политизация искусства - лозунги тоталитаризма. Мега-администраторы и апостолы истмата регулярно выводили общественное сознание из общественного бытия и указывали на важность методологии изучения эстетического идеала для усиления воспитательного потенциала соц. реализма.

Однако в незаметной эрозии идеала с обычным Лениным в обыкновенном кино среди генералов-от-пролетариата пробуждался интерес самосохранения и воспроизводства. Бронзовеюшая власть ради власти с пристрастием к насилию, не посылающая интеллектуально совершеннолетнему народу осмысленных сигналов, отрицает самое себя, легко поступается принципами и стремительно вырождается в формализм. В фильмах М.Ромма «Обыкновенный фашизм» (1965 г.) и Т.Лиозновой «Семнадцать мгновений весны» (1973 г.) в чертах поверженного тоталитаризма просматривались штрихи собственного и реально существующего.

В целом повторяя аргументацию югославского марксиста-диссидента М.Джиласа, невозвращенец М.С.Восленский утверждал «восточную» природу советской системы и наличие нового класса «номенклатуры». По поводу скромности серого кардинала М.А.Суслова ходили анекдоты, а из хлопко- узбекского сюжета и Т.Х.Гдляна проглядывала теневая экономика с элементами организованной преступности. «Узбекское дело» иллюстрировало механизмы хищений-приписок-коррупции, которые в целом не имели прав на существование.

Вследствие «элитаризации» отличников университета марксизма- ленинизма и энтузиастов планирования индивидуальные цели вытесняли общественные идеалы. Компартийные бонзы и зубры с номенклатурным интеллектом и кремлевской таблеткой в пищеводе не захватывали вершины, а занимали ниши и утрачивали ощущение нерва реальной жизни. В процессе эволюции консервативные дети радикальных родителей изменили не только имидж, но и функции. Система официального дискурса вырождалась в самодостаточную игру за властный ресурс. Активно ходила шутка: «Наши вожди либо вечно живые, либо еле живые». Система с надломленными идеалами достигла крайнего геронтологического предела.

В стране заточенных на борьбу с мировым капиталом отчаянных мечтателей для определения понятия «дефицит» было переиначено ленинское определение материи: «Дефицит - это материя, данная в ощущениях, но не нам». Данная материя породила индустрию скрытого производства и сбыта, взрастившую подпольных миллионеров с большим удельным весом заведующих магазинами. Артем Тарасов честно платил партийные взносы от спекуляций. Автомобильные иномарки разнообразили только столичный пейзаж. В загранпоездках «туристо- совьетико» мечталось о «светлом капиталистическом будущем». Главным мотивом протестной безнадеги был не дефицит собственности, а ограничения на свободу разума и интеллекта.

В пасторали позднего социализма молодежь с песнями отъезжала на объединительный БАМ, а насаждаемому официозу противостояли читаемые в основном самой интеллигенцией «самиздат» и «тамиздат». Написанные с помощью группы журналистов книги-откровения Генерального Секретаря ЦК КПСС Л.И.Брежнева «Целина», «Малая земля» и «Возрождение» проходили по департаменту партийной публицистики. «Ничто так не возвышает личность, как активная жизненная позиция, сознательное отношение к общественному долгу, когда единство слова и дела становится повседневной нормой поведения» - эту знаменитую сентенцию изучали, как категорический императив И. Канта.

Базисом слегка освободившегося от культа личности диссидентского и нонконформистского движений были не совсем убитые знаковые идеалисты и штудирующая справочник по эмигрантскому делу интеллигенция определенного происхождения. Появились сотни невозвращенцев из поездок- гастролей-командировок. Трогательный полет Олимпийского Мишки-80 на инстинктивно-эмоциональном уровне означал конец эпохе.

В досягнувшем до «коллективного» осеннем Левиафане с «декадами искусств» союзных республик, нудьгой очередей за пивом и колбасой, принудительными «великими починами», трамваем за три копейки и песней «Здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок» (музыка Яна Френкеля, слова Инны Гофф) духовные потребности помогала «углубить и расширить» чужая интеллигенция с лилипучим мышлением, озабоченная «курицей в супе». Велик был СССР, а отступал на Запад.

Вера в справедливость без богообслуживания ослабевала, светло-коммунистическая идея с «дружбой народов» превращалась в анекдот, а не таможенный Союз - в страну мечтателей о «загнивающем» Западе со святыми чудесами. В застойно- картофельном СССР с дипломатическими гамбитами и смачными партийными поцелуями интеллигенция всех видов ощущала себя как бессмертный штандартенфюрер Штирлиц-Тихонов в Третьем Рейхе.

В весеннем воздухе перестройки на пересечении теневой экономики и номенклатурных кланов возникали жизнерадостно-предприимчивые игроки, которые оттеняли человеческое лицо социализма. Впоследствии самые гибко-настойчивые были назначены олигархами. В лавине безумных событий на Васильевском спуске приземлился маленький спортивный самолет с сумасшедшим гражданином ФРГ Матиасом Рустом, как главный «долбежник» перестройки появилась программа «Взгляд» и вышел антисталинский фильм «Покаяние». Ползучая языковая колонизация крошила ментальность.

Ядерный щит, ракеты и танки не могут уничтожить растлевающих соблазнов. Западный ширпотреб оказался убедительнее программ партии и правительства. Как только ЦК КПСС отказался от национального проекта под названием «строительство коммунизма», элиты союзных республик предпочли интегрироваться в западный мир самостоятельно, а космодром Байконур стал открыт для окрестных казахов. Новорожденный СНГ сразу же погрузился в глубокий летаргический сон и стал легкой добычей астрологов и шарлатанствующих целителей.

Далеко не все желали в 1991 году необратимого распада гигантского СССР с угасающим запалом вселенской миссии. Однако и у оперетточно-дрожащего ГКЧП с тайной любовью к И.В.Сталину нашлось не очень много сторонников.

При социализме с олигархическим лицом и ди-джеями вместо политруков распространился европеизированный псевдофольклорец с банками от пепси и веселыми плясками на острой грани дозволенного и недозволенного.