Источник: блог автора
Кинорежиссер Михаил Ильич Ромм – явление в отечественной киноистории уникальное.
После его смерти все его друзья и ученики в один голос говорили, что с уходом Ромма из их жизни исчезло и нечто очень важное, невероятно живое и яркое, что приносил с собою Ромм.
Этим людям можно верить: среди его учеников – Григорий Чухрай, Андрей Тарковский, Василий Шукшин, и многие другие режиссеры, составившие славу и гордость нашего кино.
Самым лучшим фильмом режиссера Михаила Ромма была его собственная судьба.
Так, наверное, бывает нечасто, и только с теми, чей личностный масштаб не укладывается в рамки творчества, как бы значительно оно ни было. И мало кто может поверить в то, что в те времена, когда вся жизнь, казалось, была регламентирована до мелочей, был человек, которому почти всегда удавалось жить, как хочется, а не как велят.
Семнадцатилетним мальчишкой он пошел воевать в Гражданскую. Сегодня многим не понять, как оказались в Красной Армии такие люди как Ромм или Эйзенштейн. Да еще в 18-м году, когда было далеко не ясно, чья возьмет. То, что они были романтиками, воевавшими за «счастье для всех», нынче мало что объясняет.
Потом он с отличием закончил Строгановское училище по классу скульптуры, но стал не скульптором, а редактором на киностудии. Практически – цензором. Вырезанные из фильмов куски смотрел на монтажном столе, крутил, складывая и так и эдак. Развлекался. И незаметно для самого себя научился монтировать.
А в 33 года – в возрасте Иисуса Христа, получил возможность снять свой первый фильм «Пышка» по Мопассану. В эпоху звукового кино – немую ленту (смета была маленькая, на звук денег не хватило). Это был последний советский немой фильм. Но в историю кино вошел вовсе не по этой причине, а потому, что и по сей день вызывает восхищение. И еще потому, что именно с этого фильма начались блистательные кинокарьеры Фаины Раневской, Галины Сергеевой, Татьяны Окуневской, Андрея Файта.
В сущности, Ромм всю свою жизнь был «делателем судеб».
После «Пышки» он снял фильм «Тринадцать» – о пограничниках и их борьбе с басмачами в Средней Азии. Очень хороший фильм.
Но главное было в другом.
На единственную женскую роль в этом фильме он пригласил актрису Елену Кузьмину. И с тех пор в его жизни - до последнего дня - она играла главную женскую роль.
В наши дни по телевизору уже не показывают фильмы, сделавшие Ромма по-настоящему знаменитым – «Ленин в октябре» и «Ленин в 1918 году». Сегодня кино про Ленина не в моде, и никому уже нет дела до того, что это тонкое, талантливое, умное кино. И что именно Ленин из этих фильмов Ромма (которого Ромм, в сущности, сочинил), долгие годы был эталоном для нескольких поколений прекрасных юных романтиков, один из которых написал: «И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной»...
Ромм был совестлив и глубоко интеллигентен, и наделял этими качествами персонажей своего кино.
Даже если бы Ромм не снял ничего кроме «Мечты» – и то его кинобиография была бы иконой для каждого, кто любит кино. Потому что роли, сыгранные в этом фильме Фаиной Раневской, Михаилом Астанговым, Ростиславом Пляттом и Адой Войцик – это подлинные актерские шедевры мирового уровня. Все четверо – великие артисты, но лучшие роли в своей биографии они сыграли у Ромма.
Елена Кузьмина рассказывала, как Раневская пришла к нему, и, заплакав, сказала, что ЭТО сыграть невозможно. Ромм улыбнулся и… показал гениальной актрисе, КАК можно сыграть ЭТО.
Впрочем, всю эту плеяду великих режиссеров – Ромма, Козинцева, Эйзенштейна – невозможно представить себе по-настоящему, если не знать, что они вовсе не были художниками, зацикленными на собственном величии, если не знать, как склонны они всегда были к шалостям, к озорству и ерничеству. Недаром уже увенчанный лаврами Эйзенштейн пробовал увенчанного лаврами Ромма на… роль Елизаветы Английской для фильма «Иван Грозный»! И ведь Ромм – пробовался. И наряжался в кринолин и рыжий парик!
В творческой биографии Ромма необыкновенно важно было присутствие любимой женщины.
Он всегда хотел снимать Елену Кузьмину, но когда вышел указ о том, что режиссерам нельзя снимать своих жен-актрис (было и такое), он в «Убийстве на улице Данте» был вынужден работать с другой актрисой.
Ромм вдруг утратил интерес к съемкам.
Впрочем, был тут и другой мотив: он вдруг ощутил, что перестал понимать и чувствовать время.
Я плохо представляю себе кого-то из нынешних всемогущих мэтров, классиков кино, кто честно отдал бы себе отчет в том, что настала пора помолчать и подумать. Для этого нужна трезвость самооценки и самоирония, которых у Ромма было в избытке.
Длинную паузу он заполнил преподаванием, писанием статей. Студенты его боготворили.
А потом вдруг снял фильм «9 дней одного года» - фильм про совсем иное поколение, не состарившийся и по сей день, а тогда и вовсе поразивший всех яркостью и новизной киноязыка, одновременно и молодостью и мудростью мысли.
А спустя еще добрый десяток лет из фрагментов довоенной и военной хроники (и, что уж скрывать – из материала картины «Триумф воли» Лени фон Рифеншталь) он смонтировал одну из самых феноменальных документальных лент ХХ века – «Обыкновенный фашизм».
Смонтировать-то было не фокус – но совершенно оригинальный потрясающий фильм создал он сам, своими комментариями к изображению. Закадровый комментарий Ромма в этом фильме – самостоятельное и уникальное произведение искусства.
О его остроумии и о его завораживающем голосе ходили легенды. Кажется, у него получалось всё, за что бы он ни брался.
И все же до сих пор, даже спустя десятки лет после его смерти, невозможно избавиться от ощущения, что не его фильмы, как бы хороши они ни были – а он сам, Михаил Ромм, лично, оказался тем чудом, тем главным шедевром, в чьей судьбе, многогранной одаренности, в счастии и в несчастьях, в чьем творчестве как в капле воды отразился ХХ век.
*******
Максим Андреев:
Виктор Некрасов о съемках «Ленина в Октябре»:
«Ромм был великолепным рассказчиком. Как-то, вспоминает он в предисловии к своей книге, брат его, Саня, сказал ему:
— А знаешь, какой у тебя основной, решающий талант? Ты разговорщик! Это в тебе самое главное. Остальное так, между прочим. И скульптура твоя была между прочим, и пишешь между прочим, и кино между прочим. Главное твое дарование — это язык. Ты, брат, просто великий трепач.
— Неужели великий? — сказал Ромм.
— Ну, выдающийся.
Я согласен с Саней.
Я слушал пленку, затаив дыхание, и не только потому, что все рассказанное ужасно, а потому, что рассказано это, действительно, «выдающимся трепачом». Да не обидится на меня на том свете Михаил Ильич.
Я до сих пор не могу понять, почему два таких умных и порядочных человека, как Ромм и Каплер, которого я знал чуть-чуть больше и, конечно же, был в него влюблен, могли захотеть сделать и сделали, и не одну, а две картины о Ленине... Причем в том самом незабываемом 37-м году. Для меня это загадка. Но так случилось, что поделаешь...
Все рассказанное Роммом ужасно. Я не знаю, для кого этот рассказ был предназначен (очевидно, для потомков), но веришь каждому слову. Ужас происходящего был в том, что фильм делался лично для Сталина и по его указанию. А сроки были немыслимые. Не говоря уже о сценарии и подготовительном периоде, на собственно съемки осталось всего два месяца и восемнадцать дней. А на самые главные сцены со Щукиным-Лениным — только один месяц. Третьего ноября, кровь из носу, фильм должен был быть показан Сталину. Что и осуществилось, хотя и непонятно, как и почему.
А непонятно, потому что все и вся было против. Вихрь событий за этот неполный год немыслим. Каплер предлагает Ромму свой неоконченный сценарий. Ромм соглашается, но его в это время прогоняют со студии. Он уезжает в Киев, надеясь заняться там «Пиковой дамой». Его обдает холодным душем Довженко — у нас, говорит он, снимать кино могут только люди, знающие украинский язык. Ясно? Ромм возвращается в Москву, где ему опять предлагают вместе с Райзманом делать фильм о Ленине. Предлагают, но в то же время говорят — в частности, директор студии Соколовская, — что он безумец и авантюрист, потому что за такие сроки фильм сделать невозможно. И все же он берется. Один, без Райзмана. Все ставят ему палки в колеса — начальник Главного управления кинематографии Шумяцкий, председатель Комитета по делам искусств Керженцев, та же Соколовская. Идет отчаянная борьба за Щукина — его не отпускает театр. Не утверждают Охлопкова на роль Василия. Арестовывают Дикого. Потом одного за другим еще нескольких нужных людей. На съемках происходят таинственные диверсии — упавший прожектор чуть не убивает Щукина и Ромма. Оказывается, кронштейн был подпилен. Неизвестно как злоумышленники открыли сейф с американской аппаратурой и уничтожили всю оптику на десятки тысяч рублей. На съемках все время присутствовали какие-то таинственные молчаливые люди. Один из них ходит за режиссером по пятам и записывает каждое его слово. В разгар съемок Ромма вызывают к следователю, который уговаривает режиссера стать осведомителем. Ромм отказывается...
И вот, в обстановке всеохватывающего страха, подозрений и даже ненависти Ромм все же умудряется работать и в срок сдать фильм...
В моей голове это не укладывается. Я сам соприкоснулся с кино, когда снимался фильм «Солдаты», и хорошо знаю, что такое нервотрепка, но все наши волнения не идут ни в какое сравнение с тем, что было у Ромма. Как он выдержал, повторяю, понять не могу.
Услышать этот рассказ не только интересно, но и очень важно для каждого. Все должны знать, как это было, как немыслимо тяжело было людям искусства в те, к счастью, далекие дни сталинщины. А перед Михаилом Ильичем я преклоняюсь, — он не побоялся рассказать правду».
100
Оценили 100 человек
14
Показать список поделившихся
