Эксгумация и перезахоронение погибших мирных жителей в Северодонецке / Евгений Биятов / РИА Новости
Люблю предание о том, как, назначенный на пост главы новосозданных Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии и Корпуса жандармов Александр Христофорович Бенкендорф по окончании первого своего доклада верноподданнически спросил: «Государь, а какими инструкциями, помимо служебного положения, я должен руководствоваться»? Подумав, Николай Павлович протянул ему белый носовой платок: «Вот твоя инструкция, чем более утрёшь им слёз несчастных, тем лучше исполнишь своё назначение».
Как бы хотелось увидеть в Военном следственном управлении республик Донбасса новый Смерш. Одна только Аллея Ангелов взывает к этому. А ещё тысячи и тысячи открывающихся преступлений, садистских, зверских, запредельно страшных, совершённых и совершаемых служаками ВСУ и СБУ, нацистских батальонов и терробороны против мирного населения и наших военнопленных. Какие им восемнадцать или двадцать пять – только публичная казнь через повешение! Хотелось бы. Но надо понимать, понимать, что кара не то, ради чего работают следственные органы, главное в их службе – восстановление справедливости. Возвращение веры в справедливость.
Председатель Следственного комитета России Александр Иванович Бастрыкин: «С начала специальной военной операции в Украине мы активизировали работу нашей следственной группы на территории Донецкой и Луганской народных республик. К сожалению, зверства фашистов и националистов по своей жестокости не знают себе равных за всю историю человечества. Это какая-то страшная нацистская традиция даже не идеологического характера – получать удовольствие от тяжёлых страданий и смерти мирных жителей».
Перед нами не идеология неких нравственных извращений, а откровенный сатанизм, но пресечение такой «традиции» зла невозможно ответным злом. Да, расследование должно заканчиваться наказанием преступника. Да, никакого примирения с садистами, осквернителями святынь и обидчиками беззащитных. Но и понимание: с адскими тварями одними только человеческими силами, в пределах только человеческих законов не справиться. Нужна помощь Божья, которая есть Любовь.
При обязательности юридического и направленно-технического образования, при достаточной экспертной и информационной поддержке, при наличии опыта и удачи в деле-службе-судьбе следователя главное – не понимание мотивов поведения участников произошедшего, не разгаданная логика запланированных и случайных событий, подтверждённая уликами и свидетельствами, главное – любовь, сочувствующая, сопереживающая любовь к пострадавшим и страдающим: «…чем более утрёшь им слёз несчастных, тем лучше исполнишь своё назначение».
Есть такая задача у служб Следственного комитета России – установление личностей погибших. Погибших сегодня, вчера, год-два назад, восемьдесят лет назад. На выезд для такого установления личностей эксгумируемых тел в Северодонецке и окрестностях с группой следователей, криминалистов и экспертов взяли и меня. Как всегда, раннее-раннее утро, тёмно-синий микроавтобус в сопровождении «тигра» собровцев и «сапожка» сапёров, резковато виляя и подпрыгивая на прилётных выбоинах, пролетает мимо городков и сёл, притормаживая на блокпостах. К видам соседства руин и ухоженных усадебок привыкаешь нехорошо быстро, запомнились лишь недавно покуроченный украинцами мост и несчастный посёлок «Счастье». Интересно, когда ему дали это столь обязующее название?
Запахи войны осколками врезаются в память, неизживаемо врастают в неё «инородными телами», неожиданной резью вдруг связывая, казалось бы, столь разнесённое временем и пространствами. Узнаваемая кислятина остывшей крови, смешанная с кислотой сгоревшего пороха, дурная тошнотворность многодневного разложения плоти, почти «мирные» раздражители перекалённого металла и горящей резины. На Донбассе к запахам войны для меня добавилась тонко облепляющая всё и проникающая внутрь смрадность потревоженных захоронений. Эксгумация, экспертное подтверждение личности, перезахоронение на кладбищах. Человеческое, достойное упокоение жертв неофашизма – солдат, мирных жителей, военнопленных.
На въезде в город к нашему кортежу присоединяются микроавтобус «поисковиков» и тентованный грузовичок для перезахороняемых, оба под криво нарисованными значками «200». Первое тело ждёт нас в самом Северодонецке. С мая и всё лето 2022 года здесь шли плотные бои, украинская ракета выкрошила-обрушила весь подъезд пятиэтажки сверху донизу, и прятавшиеся в подвалах соседи в перерывах меж обстрелами смогли лишь прикопать погибшего прямо под домом. У школьного забора. Сама школа тоже кругло пробита ракетой, да и вокруг её спортивной площадки выгоревшие руины панелек. Леденящая сердце панорама: угольный скелет крыши над школой с пустыми окнами, детские спортивные снаряды на фоне холодных зазубрин почерневшего бетона. И далёкие звуки канонады. Так как родственники погибшего не найдены, протокол эксгумации подписывает кто-то из местных чиновников.
Переезжаем в посёлок Синецкий. Берег Северодонецка, характерные для юга частные застройки без большого достатка – домики из самана или в полтора кирпича под шифером, усадьбочки на пару-тройку соток, кое-где редкие двухэтажные «коттеджи». Но повсюду в весенней напруженности скорого цветения абрикосы, вишни, сливы, яблони, груши. Из-за разномастных, повитых виноградом заборов на прибывших собираются азартно лающие разновеликие собаки. Не получив одобрения хозяев, недовольно расходятся. Но некоторые возвращаются уже с миром – знакомиться. Канонада ближе, громче и злей.
Что может быть страшнее – самой прикопать тело сына прямо в огороде
Невысокая пожилая женщина в ярко-синем пуховике, с отросшими сплошной сединой некогда тёмноокрашенными волосами, суетится, наскоро объясняя подробности смерти и временного захоронения. Копальщики, облачившись в белые комбинезоны и скрыв лица за масками, кажутся ангелами, пришедшими забрать погибшего в рай. Тело сына было прикопано матерью в углу огорода, возле сарайчика. Так как неглубоко, вскрывают быстро, но доставать останки не спешат – фотофиксация, протокол.
Подходят соседи. Тихо комментируют и обмениваются новостями. Вслушиваюсь, стараясь из разрозненных, понятных лишь местным обрывков фраз выложить картину здесь произошедшего. Происходящего.
Мать, руки глубоко в карманах, молчит, не подходя к раскопу, но и не отрывая глаз от работающих в конце огорода. Как вдруг разговорился шофёр грузовичка «200»: они с женой ехали на своём жигулёнке на рынок, когда попали под мины. Жена погибла на месте, а его вывезли в больницу. Несколько месяцев в коме, медленное возвращение. И два года поиска жёниной могилы. Тогда-то и познакомился с поисковиками. Стал помогать чем мог, а теперь и вовсе перешёл к ним на службу. «Жену нашёл»? – «Да, всё слава Богу».
Лишь когда упакованное в чёрный мешок тело понесли к калитке, мы услышали тихий-тихий материнский шёпот, шип страшнее вопля: «Серёженьку все любили. Он был таким отзывчивым». Потом она выслушивала разъяснения, что перезахоронение на кладбище в гробу с надмогильным крестом для неё бесплатно, что документы получит на следующей неделе. А записку в церковь у неё возьмут сейчас. Наконец очнулась: «Бесплатно»? Всё, всё бесплатно, за счёт государства. Всё по-человечески.
Третье захоронение оказалось пустышкой. Ну, не совсем пустышкой: в сосновом леске возле отбитого у ВСУ опорника осталась могила, как думали – погибшего здесь солдата. Переоборудовавшие под себя окопы и блиндажи великогородцы даже поправили её, когда она провалилась после зимы, – хоть и противник, но тоже воин. И вроде бы наши минёры осмотрели-прослушали-прокололи могилку, дав добро на вскрытие… но вместо тела там лежал фугас! Ржавчина подразъела взрыватель, да и разбежались мы мгновенно, так что уже через несколько минут лесок заполнился адреналиновыми хохотками. Оказывается, случается и такое.
К настоящему времени сотрудниками СКР установлены личности более двухсот погибших на Донбассе за эти девять лет, все найденные, и даже неопознанные тела перезахоронены. По-человечески.
