Источник: блог автора
Сегодня после просмотра современного отечественного фильма крайне редко задают себе вопрос «откуда он узнал?!»
Ну, знаете, как бывает – когда смотришь, допустим, фильм из старинной жизни, или кино из жизни глухой сибирской деревни, в которую тебя сроду не заносило, – а в голове бьётся: «Это же всё про меня! Откуда он узнал?»
«Это всё про меня» случается тогда, когда создатели картины попали в самый центр мучающих тебя проблем, гнетущих тебя мыслей, испытываемых тобой чувств – и тут уж сразу делается всё равно, из какой там жизни рассказанный сюжет, и похожи ли на тебя герои фильма.
Главное, что их мучат те же вопросы, и тебе знакома или их боль, или их радость.
Вот, такое чувство у меня было во время просмотра новой работы Бориса Хлебникова «Снегирь».
Уж казалось бы – где я, а где – задрипанный рыболовецкий траулер «Снегирь»? Мне, как зрителю, жизнь этого чумазого суденышка вообще должна была быть интересна строго «этнографически», сугубо как экскурсанту: есть, мол, и такие формы жизни на свете.
А поди ж ты – как захватил с первой секунды, так и не отпустил до конца.
Сюжет выглядит поначалу совсем простеньким: пришли двое симпатичных пацанов-стажёров из мореходки на самый жуткий из всех кораблей, стоявших в порту.
Вот стоит у причала, среди такого всего беленького и опрятного, закопченая и замызганная лоханка – она и есть твой корабль.
Внутри оказалось ничуть не лучше: экипаж судна для двух вчерашних школьников выглядит страшным сном, ночным кошмаром, скопищем папуасов: дядьки-моряки-рыбаки – это зрелище не для слабонервных, и по мере развития сюжета намного лучше они не станут.
Да и «суровые морские будни» окажутся не совсем тем, на что с самого начала как бы намекали авторы.
А намекали они на такой жестковато-реалистичный фильм, снятый по типу «романа воспитания», про то, как простые суровые дядьки и тяжёлый не героический труд сделают нормальных хороших ребят из юных мажоров, отправившихся в это плавание «по приколу».
И сколько-то времени так и кажется, так и движется, хоть «воспитатели» и сами не больно-то хороши, но уж каковы есть.
Мужикам, ежедневно рискующим жизнью на своей посудине, эти двое нафиг не сдались, а выгнать их нельзя. Приставленный к ним в качестве «дядьки» Геннадий (Александр Робак) даже инструктировать их не хочет – всё равно ни хрена не поймут и не запомнят, а местный балагур и затейник Юрец проинструктирует исключительно ёмко: «перчатки надевать всегда, жопой ничего не задевать, под тралом не стоять!».
А дальше Хлебников просто показывает, что это за работа такая, рыбу ловить, и что там за жизнь на этой лохани, и что это за «банда папуасов» во главе с авантюристом-капитаном.
И «асисяям», ждавшим романтики, не позавидуешь. Тут и просто ходить по траулеру – та еще задача, а уж переживать качку и одновременно разделывать рыбу на конвейере – что-то близкое к катастрофе. Но мужики-то нормально тут себя чувствуют, значит, и «асисяям» придётся привыкать…
Но и стажёр Никита (Макар Хлебников), который на судно попал «по приколу» – тот еще подарок.
И конечно, не может не передернуть от раздражения, когда увидишь, как десять смертельно уставших мужиков будут стоять в коридоре, и ждать, пока сосунок-стажёр примет душ «как он всегда привык» — то есть, минут 40.
А сам Никита – красивый, чистенький и свежий – тоже неприятно удивлён, что эти 10 почти стеклянных от усталости мужиков разозлены тем, что «он как всегда».
И больше мне ничего не надо рассказывать – ни про поколения, ни про взаимоотношения этих поколений, ни про то, кто там кому идет на смену…
Кажется, что в этом замкнутом пространстве и в давно «спевшемся» коллективе жёстких дядек, у ребят нет вариантов выбора, и что им предстоит принять существующие правила и влиться в этот коллектив, став к концу фильма «настоящими мужиками», а не мамкиными сыночками-пирожками…
Это – классика, а по классике всё так и должно быть.
Хотя, всё тут окажется совсем не так, как было в романе Георгия Владимова «Три минуты молчания», по мотивам которого и написали свой сценарий Наталья Мещанинова и Борис Хлебников.
Впрочем, я изначально понимала, что у этих двоих всё равно будет по-другому – и потому, что время другое, и потому что сами эти соавторы – другие. Что они – не «по классике». И что они, совершенно точно, не будут «на стороне коллектива». Тем более, когда в главной роли Хлебников снимает собственного сына.
А потому мне всё время было интересно: когда и как окажется, что «коллектив неправ, а парнишки – правы»?
Довольно быстро станет понятно, что «асисяи» – вовсе не мажоры. Обыкновенные ребята, вполне даже хорошие. Воспитанные и добрые, просто морально не готовые попасть в это «преддверие ада». Да и «воспитать их в духе коллектива» не получится – по разным причинам.
И не только потому, что дальше начнется чудовищный шторм, и реалистичный «роман воспитания» обернется ужасной трагедией, а еще и потому, что эта трагедия расставит всё по местам. И совершенно не так, как ожидалось.
Я не стану рассказывать дальше сюжет картины именно потому, что этот сюжет каждый должен прожить сам, не будучи к нему изначально готовым.
Я очень хочу, чтобы у этого фильма состоялась зрительская судьба.
У Хлебникова репутация артхаусного режиссера, хотя фильм «Аритмия» и сериал «Шторм» эту репутацию несколько видоизменили.
Работы Хлебникова практически всегда пронизаны болью за человека и жалостью к нему. Что для артхауса (не только нашего) большая редкость. Но в связи с его последними киноработами я вижу еще и проросшую в нём потребность не только высказаться, а и быть услышанным, быть понятым.
Когда-то через такой же момент в своей жизни прошёл «артхаусный» Шукшин. Однажды он признался: «Фильм «Странные люди» …плохо смотрели, даже уходили… Я сидел в зрительном зале и казнился. Я, как никогда, остро почувствовал, что зрительский опыт – великая штука. Я пренебрёг им... Да будь ты трижды современный и даже забегай с «вопросами» вперёд – всё равно ты должен быть интересен и понятен. Вывернись наизнанку, завяжись узлом, но не кричи в пустом зале!».
У Хлебникова, похоже, тоже наступил тот самый момент в жизни, когда он, подобно Шукшину, испытал потребность «зрительского ответа», и снял «Аритмию».
А сейчас – «Снегиря», который меня не отпускает... Он не даёт мне покоя. Я тут увидела практически наглядно, как фильм «видоизменил» собственные намерения автора. Перемолол их под себя. Поменял местами многие знаки и акценты.
А такое случается лишь с подлинно живыми произведениями, которые не всегда покорны авторской воле, и частенько «ведут себя как хотят».
Я снова и снова возвращаюсь к истории, в которой нет ни правых, ни виноватых, но после которой совершенно непонятно, как всем этим людям дальше жить.
К истории, в которой я успела кого-то полюбить, кого-то не полюбить, хотя, по большому счету, жалко до сердечной боли там почти всех. В этом фильме почти все оказались не теми, кем кажутся, и уж точно – не теми, кого мы ожидали увидеть.
Но даже слово «почти» я пояснять не хочу, беспокоясь именно о зрительской судьбе фильма, который я полюбила.
В фильмах Хлебникова уже сложилась своя актерская компания. И практически всегда в этих его картинах, на фоне актерских работ очень высокого уровня, кто-то один играет на уровне «Эверест». Здесь это – Александр Робак, сыгравший «Отца Геннадия» на разрыв аорты.
«Вот объясни мне – почему они ничего не хотят? Ну почему они всё время говорят, что им ничего не надо?» — «Так, может, им, в самом деле, ничего не надо!».
Почему у похожих на чертей рыбаков возникают эти вопросы, и почему взрослый, хлебнувший лиха мужик задает их вчерашнему школьнику?
Потому что у него у самого дома – точно такие же. Потому что это для них, точно таких же малолетних «приколистов», они тут корячатся наперегонки со смертью. Потому что все совершаемые этими мужиками «подвиги» – единственное, что оправдывает их собственную жизнь, поскольку дети, растущие где-то там, «на Большой земле» – довольно слабое оправдание…
Мне иногда кажется, что у нас сегодня в кинорежиссуре один-единственный взрослый мужик и есть. Который что-то понимает про жизнь и про вопросы, которые она задает человеку...
А еще после этого фильма остаётся мощный шлейф в сердце и в памяти.
У меня еще долго звучала в ушах реплика капитана из фильма:
«Каждый раз, когда мы тонем, – я думаю о смене профессии!».
Каждый раз.
Когда тонем.
И эта реплика вдруг внезапно вызывает понимающую усмешку: а ведь так оно и есть – каждый раз «больше никогда и ни за что». У меня у самой многажды бывало подобное, и клятвы, что «это было в последний раз и провались всё пропадом»...
Но снова не утонули, и мысли о смене профессии отложены на потом.
Или на этот раз – нет?
82
Оценили 82 человека
17
