Странно,
почти 23 года прошло, а не найти в сети текст выступления писателя на
Рождественских чтениях в январе 1996-го года, даже на его сайте. Есть ссылки на
бумажный «Вестник РХСД», в котором оно было опубликовано, и небольшие цитаты, а
полностью - нигде не нашла.
Придётся ограничиться тем, что есть: собственной памятью и самой пространной обнаруженной цитатой.
Тогда я впервые попала на Рождественские чтения, и, к сожалению, не сохранила программу и свои записки на её полях. Точно помню, что не попала на богослужение в Успенский собор (тогда ещё именно в нём проходила служба для участников, не построили ещё храм Христа Спасителя), и то ли не было тогда торжественного открытия в Кремлёвском дворце съездов, то ли то же пропустила я его - не вем, потом не раз бывала и на начальном богослужении в ХХС, и на торжественном открытии Чтений в Кремле, и как-то у меня слились в одно эти впечатления, а тогда запечатлелось и закрепилось совершенно отдельное, связанное именно с выступлением А.И Солженицына и ответом патриарха Алексия.
Солженицын поднялся на сцену за трибуну из зала энергичной моложавой походкой и говорил напористо, в темпе, всё это меня сразу очень удивило, хотя я и не знала тогда, что он на 10 лет старше патриарха, но вообще представляла его себе старцем.
Ему было 77, в принципе, не такой уж невозможный возраст, но, просто для сравнения, когда лекции Льва Николаевича Гумилёва слушала я в ЛГУ, тому ещё меньше было, 74, но выглядел он старше и говорил тише и медленней, что тем более удивляло на фоне совершенно противоположного впечатления от текстов обоих, гумилёвские тексты я воспринимала как более энергично-молодые.
Возможно, объяснялось это противоречие тем, что А.И. сознательно архаизировал свой язык и ожидания не совпали с реальным образом автора, а, возможно, просто ему на порядок меньше досталось, не били так на допросах, не проламывали голову, не столько пришлось оттрубить в лагерях, оздоровился в штатовском лесу и вернулся показать нам всем пример...
Да, он сразу с этого и начал, да тем и закончил, с полчаса, наверное, ругал русскую церковь, начав с гонения на староверов и закончив современными реалиями. Вот цитата из серединки:
«Под имперской дланью правительства, пригнетенно теряя свою независимость и свой духовный авторитет, наша Церковь вслед за потерей большей части образованного класса стала в конце XIX века и в начале XX терять верующих в самой цельной и преданной части народа - в крестьянстве, в селе, не говоря уже о простонародье городском. Это нравственное отпадение уже тогда открылось внимательным взорам, а с приходом революционных лет оно стало питательной почвой, поставщиком кадров молодежи, так потребных революционерам для их разрушительных действий».
Кто бы возражал.
Зал его слушал не просто благосклонно и сочувственно, но как-то даже восторженно, после выступления его окружила толпа поклонников и, думаю, патриарху Алексию непросто далось ответное слово, но, помню, он его тут же произнёс. Тоже не нашла его в сети, только в речи на закрытии этих чтений он вернулся к теме и высказался в том духе, что не нужно священникам участвовать в выборах, по себе знает, что это неполезно, и что обновлять богослужение (предложение А.И) нужды нет, а нужна доходчивая проповедь.
Тогда же, сразу, мне помнится, он больше говорил, не столько возражал, сколько оправдывался, и, как я поняла эти оправдания в главном обвинении - в сервилизме церкви что при Романовых, что при советской власти, сводились они к новомученикам и исповедникам.
Тогда, кстати, живы были ещё и о. Кирилл (Павлов), и о. Иоанн (Крестьянкин), ни на каких чтениях и прочих всемирных соборах они не выступали, но сейчас, когда я об этом вспоминаю, думаю, что они примерно то же бы и сказали и даже не просто сказали, а - показали бы своим примером. И только так и мог этот диалог между - как бы точней выразиться? - между представителем культуры и представителем церкви развиваться не только тогда на той сцене... Слова и молчание, да, скорей всего молчание было бы лучшим ответом, просто показать свои раны, молча.
На Солженицыне был какой-то военного, или, скорей, полувоенного образца костюм, и всё вместе: костюм, напор, как он владел аудиторией, - вызывало только одну ассоциацию, «вождь». Признаюсь, никогда более не видела я таких людей, таких вождей. Точней, есть у меня одно сравнение, но оно очень субъективное, мне он Цоя с ранним Шевчуком напомнил, то впечатление, которое они производили на толпу. «Перемен, мы ждём перемен».
Я сидела на балконе и не стала спускаться, чтобы после выступления поближе на него посмотреть, помню, так же поступил и сидевший неподалёку о. Кураев, запомнила потому, что после он в своей публичной лекции как-то сказал, что изо всех российских политиков посыл Солженицына о сбережении русского народа воспринял только патриарх Алексий.
В том же 96-м году патриарх приезжал в Сыктывкар, у меня была возможность посмотреть, как он общается с людьми и под камеру, и без, и возникло впечатление, что людей он любил, общался с удовольствием, улетал с сожалением.
Монтировала потом фильм о его пребывании и запомнила эти кадры, когда вертолёт уже улетел, а люди не расходятся, всё стоят и смотрят в небо. Жаль, не сняли, что тут же после его отлёта стянулись тучи, и снега навалило, как зимой, хотя дело на другой день после 9 мая было...
10 лет в молодости - огромная разница, патриарх ещё ребёнком был, когда Солженицын воевал. Вот погиб бы - и ничего не написал. Но нет, арестовали, увезли с войны в тыл... Недавно только прочитала о его отношениях с Варлаамом Шаламовым, как он ему советовал писать о религиозных героях, чтоб опубликоваться в штатах, а Шаламов не захотел, сказал, что как Вольтер, не нуждается в этой гипотезе (Господа Бога).
Солженицын: - Но после Вольтера была Вторая мировая...
Шаламов: - Тем более...
Упрямый был человек, из тех, о которых древний пророк сказал, что не знает Господь Бог, в какое место ещё бить этот упрямый народ. То есть пророк-то говорил о своём народе, еврейском, но к новому Израилю, русскому народу, вполне можно это место отнести, что Шаламов - вполне русский человек, даже не знаю, как и зачем объяснять.
И вот с этим народом была тысячу лет его церковь, никуда за океан не убегала, и когда из-за океана, а потом и вернувшись оттуда, стали умные люди её учить, что она могла сказать ещё в своё оправдание, кроме вечного: «Я была тогда с моим народом там, где мой народ, к несчастью, был»?
Солженицын-то ещё хотя бы вернулся и имел дерзновение не заглазно поучать, пишу потому, что, помню, как по неофитству удивляли меня русские заграничные люди, не торопившиеся вернуться на родину, «освободившуюся от ереси коммунизма».
Видно, учить - одно, а разделять тяготы - совсем другое: тяготы друг друга носите и тако исполните закон Христов.
Ну да что об этом теперь, хотела написать только, что тогда не сразу поняла, а теперь ясно понимаю, что никакие умники и никакая заграница нам не помогут, нет.
Спасение утопающих - дело рук самих утопающих. И церковь наша будет всё такой же, какой была при Петре и прочих Романовых, и при большевиках (другой просто неоткуда взяться): всё такой же немощной, ненапористой, невождистской...
Не обновленческой, словом, а такой, о которой Господь сказал: «Сила Моя в немощи совершается»...
Фото Владимира Саяпина
