Про православный (без кавычек) юмор

Когда человек находится в тяжелом, обремененном состоянии, юмор, как известно, становится для него защитной реакцией, чтобы как-то умерить боль от болезней, мучений, невзгод и неурядиц. Однако допустим ли юмор человеку, если он находится в состоянии относительно  здоровом и благополучном, когда он в определенном смысле еще не труждается и не обременен, подобно юному студенту или школьнику, или же легко восстанавливается после трудов, так что еще не видны горизонты здоровья и способностей, или же все у него пока получается, так что имеются как возможности, так и силы, чтобы есть, пить, веселиться, подобно богачу из притчи (Лк. 12:16-21). Историк смеха Питер Джонс ограничивается тремя теориями возникновения смеха: превосходство (не только над человеком, как можно сперва подумать, но и над проблемой), фрейдисткое подавление желаний, прорывающихся наружу (известная и любимая нами классика: Никулин в образе клоуна на арене цирка моет руки водкой, и зал ухохатывается, потому что все понимают желание персонажа употребить стаканчик), и смех над искусственными несоответствиями. В последнем случае сатире может быть подвергнуто все абсурдное постмодернистское искусство и законы об узаконении противоестественных отношений, однако, как мы видели в недавнем прошлом, механизм окна Овертона, напротив, приводит не к решению проблемы, а к привыканию к ней (через популярные кинофильмы, сериалы, рекламу). То есть юмор, так или иначе, таит в себе риски с христианской точки зрения.

Если есть некий общечеловеческий юмор, то существует ли православный юмор, пусть как бы в качестве здоровой разновидности его, либо в противовес ему?  Мы знаем, что ум не бывает празден, и если не занят чем-то положительным, то оказывается вовлечен в занятия отрицательные. С этой позиции выходит, что лучше уж дать ему хоть какую-то положительную работу, чем свято место окажется пустым. Между тем, чтобы такой юмор приносил пользу, он должен быть естественно рожденным, а не вытуженным или специально выдуманным. В историческом плане в 2010-е годы в России стал происходить некоторый, наметившийся чуть ранее, отход от аскетических трудов и ограничений прошлых десятилетий. В информационном пространстве стали возникать и популяризироваться своего рода субкультурные явления, православные по внешней форме, но не имеющие таковой сути и глубины. В частности, возникали полупрофессиональные сообщества православного юмора, специализирующиеся на создании сатирического и юмористического контента для церковной и околоцерковной аудитории. О качестве производимой продукции и степени всеядности таких сообществ, часто переступающих красные линии благочествия, сейчас совершенно нет необходимости говорить, и достаточно сказать, что иногда за основу брался вполне мирской анекдот, в конструкцию которого вплетались узнаваемые типажи церковной действительности или церковно-исторические личности. Это не настоящий православный юмор, а химера, стремящаяся подружит мiр и Церковь в попытке пагубной унии. К сожалению, таким путем воспитано целое поколение, считающее это нормой: возникают юмористические учебные материалы для воскресных школ и, тем самым, закладываются бомбы замедленного действия для новой исторической катастрофы.

Очевидно, настоящий православный юмор не должен приводить к десакрализации ни в каком виде и ни под каким предлогом. Он мудр. Сопряжён с любовью, возжигает любовь. Он не завидует, не превозносится, не гордится, не радуется неправде — совсем как любовь, описанная Апостолом Павлом (1 Кор. гл. 13). Православный юмор идет рука об руку с мудрой екклесиастовой печалью. Как мне представляется, он должен быть одним из источников радостопечалия, умиления. Как говорит протоиерей Андрей Ткачев в своих выступлениях, святые не смеются там, где смеются другие, и смеются тогда, когда другие не смеются. Например, он часто упоминает Лазаря Четверодневного, который улыбнулся только один раз, когда он увидел некую женщину, что украла глиняный сосуд, и это событие прокомментировал так: «Глина ворует глину», — то есть земляной человек крадет что-то сделанное из такой же земли. У православного юмора имеется свое парадоксальное, но точное место, будучи поставленным на которое он выводит человека из метафизического сна. Если уж и дано существовать юмору в целом, то, пожалуй, только ради собственно православного юмора, как совершенной и вершинной его формы. Думается, что на такой юмор, если он действительно православен, не распространяются грозные слова Спасителя «Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете», потому что, соединяя в себе веселье и радость с печалью и слезами умиления, он подпадает под другое обетование: «Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь».

В завершение этого короткого рассуждения предлагаю вниманию благосклонного читателя несколько небольших фрагментов, которые, прочитанные в своем контексте, кажутся мне подходящими, чтобы относить их к православныму юмору как явлению.

****

«Как-то я заехал к одной бабушке, которая не могла сама до храма дойти, — рассказывает отец Максим. — Бабушке лет 80, еле ходит, квартира запущенная... Спрашиваю: “А дети у Вас есть, внуки?” Есть, говорит. “А часто они Вас навещают?”. Числа 5-го или 6-го придут, отвечает. “Почему?” — “А мне в эти дни пенсию приносят. Они придут, возьмут мою пенсию и будут на нее пить. Жалко, Господь меня не берет. Давеча помылась, надела чистую сорочку, сутки пролежала — да вот, не умерла”».

(Священник Максим Иванов, настоятель Вознесенско-Георгиевской церкви, г. Тюмень)

****

«Однажды после Евхаристии я спросил одну женщину: “Вы сегодня были в Церкви или в храме?” Она поняла вопрос и ответила: “К сожалению, я была сегодня только в храме”».

(Архимандрит Виктор /Мамонтов/)

****

«Каждый вкладывает в понятие “хлеб насущный” свое содержание. Во время войны один мальчик, молясь, говорил так: “Хлеб наш насушенный даждь нам днесь”, — потому что основным питанием были сухари. То, что было необходимо мальчику и его семье для поддержания жизни, — это высушенный хлеб. Это может показаться смешным или грустным, но это показывает, что каждый человек — и старый и малый просит у Бога именно то, что ему больше всего нужно, без чего он не может прожить ни одного дня».

(Митрополит Иларион /Алфеев/)

****

«Однажды отец сидел в воскресный день дома и читал Евангелие, а страницы Евангелия были с золотым обрезом. И мальчик маленький сказал папе:

— Папа, а я знаю, почему у этой книжки странички позолочены.

— Почему, сынок?

— А вор увидит, что книжка золотая, и украдет ее, а потом прочитает, покается и спасется».

(Митрополит Арсений /Яковенко/, наместник Свято-Успенской Святогорской лавры)

P.S.

Учитывая слабость человеческого существа, нужно сказать несколько слов отдельно в качестве послесловия. Если человек православный, это не значит, конечно, что он должен быть субкультурщиком: есть «по-православному», одеваться «православно», и юмор допускать исключительно «православный». Юмор — не догма, и тем более не нужно его идолизировать. Если человек православный, то достаточно с него, чтобы тот был умеренный, пристойный, не злой и т.д. и т.п. «Все мне позволено, но не все мне полезно», пишет Апостол Павел (1 Кор. 6:12). Потому, видимо, и юмор для тех, кто питает определенную слабость к нему, должен быть признан допустимым, хотя и в той мере, в которой он является этапом возрастания духовного человека. Я имею в виду, что надо помнить о конечной цели — равноангельском житии в Царстве Небесном. По пути в том направлении земной человек возрастает и упражняется с помощью разных вещей, несовершенных, но представляющих для него значимость и дающих какую-то пищу размышлениям: в детстве это сказки и игры, в молодости уже музыка, литература, искусство, образование, в зрелости труд на злобу дня и воспоминания о прошлом, в старости болезни и ограничения. Юмор в целом, судя по всему, также является необходимым для возрастания человеческого существа на каких-то из этих этапов, пока невидимая Отеческая рука не выведет нас на новый этап, где в юморе необходимости нет. Юмор и прочие вещи рано или поздно отпадут, как отпадают строительные леса при строительстве величественного собора. Данным собором является человеческая душа, которая, окрепнув и войдя в силу, начинает жить духовно, без насущной необходимости в прошлых вещах и с благодарностью Богу за все, что было и есть.

До того времени надо только помнить, что бывает ситуация, когда «без ума смеяхся», описанная в 3-й из Вечерних молитв, и потому приходится не терять бдительность. Это значит, что прежде чем посмеяться над чем-то, надо получить одобрение от внутреннего камертона совести на дозволительность этого смеха. Только получив разрешение совести, в следующее же мгновение можно облегченно посмеяться. А иначе придется перетерпеть, проанализировать, произнести про себя краткую молитву «Господи, помилуй», укорить себя за улыбку в ответ на неподобающую шутку. Если совести часто приходится останавливать нас от плохих шуток, то от сообщества, где это происходит, надо поскорее удалиться, и если там не наступает исправления, то насовсем покинуть его. Например, в «Камеди-клаб» по ТНТ когда-то умудрились скабрезно поглумиться даже над алфавитом Кирилла и Мефодия с упоминанием святых. Понятно, что такую телепередачу надо избегать не только подросткам, но и взрослым. Посмеяться над тем, кому молишься — это страшный грех. Если это происходит в общенародном масштабе, то последствия не преминут явиться.

Габышев Дмитрий Николаевич, кандидат физико-математических наук, научный сотрудник, эссеист, г. Тюмень