Грех личный и грех общественный

I. Всем христианам хорошо известно, что грех – отступление от Божьей правды. Но если присмотреться, о чем говорит Церковь, то окажется, что она все время говорит о личных грехах, и по-другому не мыслит. Личный грех – это грех, совершаемый отдельной личностью, которая один на один стоит перед взором Божиим. Эта личность и несёт ответ перед Богом за свой грех. Казалось бы, тут всё ясно. Однако, если присмотреться чуть более внимательно, то выявляются недоумения.

И первое, что бросается в глаза – это обилие эпизодов в Ветхом Завете, когда грех совершает не отдельная личность, а весь богоизбранный народ, грех отпадения от Бога. Например, когда стали служить Ваалу (4-я Цар. 17: 13-18), или когда евреи стали поклоняться золотому тельцу (Исх. 32: 1-4). А в Новом Завете происходит самое страшное – Израиль предаёт Бога на казнь: «Распни Его» (Ин. 19: 15). И это решение не отдельного человека, и даже не Синедриона – все, весь народ Израильский совершает этот чудовищный грех.

Такие грехи, когда грех совершается не индивидуумом, а коллективом (обществом, народом, государством), мы будем называть общественными. О них и идёт речь в настоящей статье.

II. Попробуем сделать хотя бы несколько шагов по пути осмысления этого непростого понятия. Прежде всего, мы замечаем, что у общественных грехов нет индивидуальных носителей. Вроде бы некого обличать, некого призвать к покаянию, некого посадить в тюрьму. Общественный грех совершается не отдельными людьми, а именно обществом (или частью общества) как целым организмом. И этому не противоречит то, что, как правило, имеются вдохновители, подстрекающие большинство на отступление от Божьих заповедей.

Далее, у каждого общественного греха есть индивидуальный грех, который, входя во многие души, постепенно захватывает и социальные институты: государство как аппарат управления, экономику, культуру, армию и проч. Такие грехи мы будем называть родительскими. Так у страшного социального греха, который мы именуем мамонизмом (о мамонизме см.: «Николай Сомин. Главный грех современного человечества. Части 1, 2, 3), ясно виден родительский грех любостяжания. Этот момент часто путает наших батюшек – они привыкли иметь дело только с индивидуальными грехами своих прихожан, исповедовать их, отпускать грехи, если нужно – обличать. Но общественные грехи они как правило не признают. Точнее признают, но считают, что это не их дело. Это – «политика», которой Церковь не занимается и заниматься не должна.

В то же время ситуация с родительскими грехами не так проста. Во-первых, ясно, что личный грех питает грех общественный, а тот, в свою очередь, воспитывает у людей новые личные грехи. Таким образом, между личными и общественными грехами имеется сильная обратная связь. Во-вторых, многие индивидуальные грехи в социальные не перерастают. Например, зависть. Хотя можно, конечно, при желании усмотреть зависть одного народа к другому, но вряд ли это можно принимать всерьез. Другое дело – национализм. Вот это реальный и очень серьезный социальный грех. И у него есть родительский грех – превозношение, гордыня. Трудность, однако, в том, что далеко не для всякого социального греха можно распознать родительский грех. Например, ювенальная юстиция – социальный грех чудовищный, но неужели же тут всё объясняется деньгами? Ведь ясно, что его адепты люто ненавидят семью.

И ещё одно, может быть, самое важное. Заметим, что грех убийства Христа не остался голым фактом, а оброс мощной системой поддержки, включающей много компонент: идеологическую, информационную, национальную, политическую, экономическую, так что теперь даже трудно стало об этом говорить – сразу поднимается истерика о поводу антисемитизма, холокоста и пр. Грех золотого тельца в конце концов вырос в мамонизм – целую социальную систему подчинения мамоне, включающую мировую рыночную экономику и социальный строй – капитализм. Таким образом, социальный грех для своего распространения организует целый комплекс поддерживающих его мероприятий.

III. Чтобы показать огромное разнообразие сферы общественной падшести, рассмотрим несколько хорошо известных общественных грехов.

Мамонизм. Первое место по охвату, глубине и тяжести последствий занимает мамонизм, который мы уже не раз упоминали. Мамонизм – это любостяжание, охватившее и взявшее в плен все человечество, причем, настолько основательно, что подавляющее большинство людей и не видит здесь греха, и остервенением танцует под дудку мамоны.

Фашизм. В 30-х годах под «фашизмом» понимали идеологию солидарности, единения (фашина – пучок прутьев). Но после Второй Мировой войны «фашизм» прочно стал пониматься как идеология, утверждающая примат своей нации вплоть до порабощения или даже уничтожения других наций. Как мы уже упоминали, родительским грехом фашизма является индивидуальный грех превозношения (гордыни).

Впрочем, превозношение приводит и к другой форме фашизма. Её сейчас исповедует Запад, создавая непрерывную вакханалию лжи и обвинений, направленную на создание образа зверя с последующей оранжевой революцией. Бесконечная череда этих революций демонстрирует нам как бы модус вивенди Запада в международных отношениях.

Предательство Христа. С одной стороны, ясно, что это грех личного неверия. Но, с другой стороны, это общественный грех иудейского народа, который за лесом иудейской религиозной традиции не смог разглядеть, что к ним пришёл Сам Бог.

Государственный атеизм. Эта беда, вошедшая в идеологию СССР, разумеется, своим родительским грехом подразумевает индивидуальное неверие. Только ясно, что атеизм не является органическим грехом социализма – другие реализации социализма были тотально-христианскими (имеется в виду существовавшее полтора столетия государство гуарани в Южной Америке и духоборы в России). А вот почему наш советский социализм получил атеистическую окраску, надо тщательно разобраться. На взгляд автора главная причина лежит в очень специфическом и во многом антирусском составе революционеров, осуществлявших социалистическую революцию в России – не секрет, что многие из них питали многовековую ненависть к христианству.

Пьянство. И в этом вопросе надо различать личный грех – алкоголизм от пьянства как общественного феномена, искажающего не только личную, но и во многом превращающегося в образ жизни народа. То же самое относится и к наркомании.

Ювенальная юстиция. Все – и верующие и неверующие – её ненавидят как грубое вмешательство в жизнь семьи. И всё же она упорно продавливается целой системой окопавшихся в России прозападных людей и организаций.

IV. Как же бороться с социальными грехами? Тут главное не перепутать социальный грех с породившим его родительским грехом. Ибо это разные вещи, и даже если большинство людей победит вкравшийся в их души родительский грех, то это вовсе не значит, что соответствующий социальный грех будет побеждён. Ведь социальный грех уродует социальные институты, внедряется в государственные законы и общественную нравственность, становясь тем самым неуязвимым для обычных методов церковного уврачевания.

Но что же тогда делать, как победить общественный грех? Единственный способ – сломать поражённые грехом социальные структуры. Главное – изменить систему, сделать её из фактора поддержки греха инструментом социального преображения. Но тут же закричат «да это ж революция!». Но революции для того и делаются, чтобы заменить старый социальный инструмент новым. «Никто не вливает молодого вина в мехи ветхие; а иначе молодое вино прорвет мехи, и само вытечет, и мехи пропадут. Но молодое вино должно вливать в мехи новые; тогда сбережётся и то и другое» (Лк. 5: 33). Иначе никак.

Но, скажут, что Церковь не имеет ни сил, ни возможностей заменить социальные институты. Безусловно так. Но давать верную нравственную оценку явлению она может и обязана это делать. Ибо никто, кроме неё, такую нравственную оценку дать не может. Увы, сейчас она делает как раз наоборот – старается как можно меньше влезать в политическую и социальную жизнь общества, занимается своими внутренними делами – богослужением, исповедью, строительством храмов и пр.

V. Святые отцы в своих писаниях много раз упоминают различные общественные грехи. Однако, в явном виде понятия общественного греха мы не находим. Объяснение этому очень простое. В Византии победило богословие, разработанное монахами для своих нужд. Там верующий ставился один на один с Богом, он отвечал за свои грехи и стремился к личному спасению. Так что общественные грехи монахов мало интересовали, и поэтому они в их богословии не отражены. Монахи молились (и молятся) о собственных грехах. А если даже они пытались своей молитвой охватить весь мир, то это был мир личных душ, а не социальных сущностей. К сожалению, социальное богословие, ориентированное на светское население империи, так и не было развито. Поэтому и в нашей русской церкви отношение к социальным проблемам (и соответственно, к социальным грехам) отстраненное. Даже общепринятой соборной молитвы за Россию мы составить не можем. Было много попыток, но все они «не благословлялись» на высшем уровне и потому затухали. А ведь без пламенной соборной мольбы к Богу России не выжить.

VI. Общественный грех – понятие, связывающее Церковь и Государство, оно – основа симфонии. Причём, функции очевидны – Государство предлагает меры, Церковь даёт им оценку, Государство их реализует. У нас же всё не так. Государство хочет само решать, исходя из своих соображений. Церковь тоже стремится быть независимой от Государства, она очень чувствительно реагирует на давление с его стороны. Так что отделение Церкви от Государства желают и та, и другая сторона. Ясно, что в этом случае никакого христианского государства создать нельзя.

Но чтобы работать в паре с Государством, Церкви совершенно необходимо понимать, как должно поступать в тех или иных общественных ситуациях. Иначе говоря, разработать христианскую социологию, которая бы выработала прочные основы православного взгляда на социум. Вот тут-то и возникает необходимость в понятии «общественный грех». Оно по сути дела являет нам общественные феномены вместе с их нравственной оценкой, или иначе – вместе со взглядом на них со стороны Божьей правды. Оно позволяет соединить проблемы личной греховности и социальной падшести – ведь и то и другое – грех, отпадение от Бога. Сейчас же виден явный разрыв между этими сферами – получается так, наша православная публицистика (например, на РНЛ) разделена на два рукава – чисто церковно-библейский и социально-политический – в общем, «личное благочестие» и «политика». Однако ясно, что оба рукава должны быть объединены единой концепцией «грех-добродетель», исходящей из недр Церкви.

По сути дела, всю христианскую социологию можно описать с помощью понятия «общественный грех» (и, разумеется, общественная добродетель). Трудность в том, что не выработана система общественных грехов. Даже нет их классификационной схемы. Да, общественных грехов огромное количество, и не понятно, как подойти к их осмыслению. Да, сфера общественного сознания выпала из церковной традиции. Но если с этим не разбираться, то Церковь не сможет освоить задачу понимания общественного пространства, и, соответственно, –выполнять свою задачу в симфонической связке с Государством.

Возражают, что Господь Иисус Христос установил примат внутреннего состояния души человека над внешними его проявлениями («из сердца исходят злые помыслы»). Это безусловно так – все общественные грехи являются следствием грехов личных. И поэтому ни в коем случае нельзя прекращать ту борьбу с личными грехами, которую она ведёт уже два тысячелетия. Но отсюда не следует, что общественных грехов вообще нет, и бороться с ними бессмысленно. Нет, очень даже есть и они заполняют собой все общественное пространство. И, кроме того, было бы неверно утверждать, что общество просто тиражирует личные грехи. Ибо система не является суммой её компонент, а представляет собой новое качество. И поэтому область общественных грехов куда сложнее и по последствиям носит куда более разрушительный характер. Против них обычные церковные средства, вроде покаяния, уже не работают. Поэтому нашей Церкви предстоит выходить на совершенно новое, ещё не исследованное нравственное пространство со своими законами и со своими понятиями. И начинать надо с понятия «общественного греха».

Николай Владимирович Сомин, кандидат физико-математических наук, бакалавр теологии, православный публицист