Контекст законопроекта о семейно-бытовом насилии

Бурное обсуждение проекта Закона о семейно-бытовом насилии проистекает из опасений общественности, что он повлечёт неумеренное вмешательство в семью государственных структур и, в порядке общественного контроля, вмешательство всевозможных НКО. Последние в общественном сознании уже давно ассоциируются с иностранными агентами, и не без оснований воспринимаются лоббистами греховных трендов современного мира. В эти тренды Россия до настоящего времени не погружена, благодаря препятствующей этому эффективной правовой конструкции закона о запрете ЛГБТ-пропаганды, попыткой разрушения которой принятие вышеупомянутого закона многими и воспринимается.

Если обратиться к тексту проекта Закона, опубликованного на сайте Совета Федерации, то нельзя не отметить, что в нём содержатся нормы, реально разрешающие тупиковые проблемы семейно-бытового насилия.

Те, кто в теме, кто профессионально занимался данной проблематикой или на личном опыте познал, каково быть потерпевшим от бытового насилия, не могут не отметить, что выдача предписаний, запрещающих виновному лицу проживать в одном жилом помещении с потерпевшими сроком от месяца до года, а также обязательная психологическая помощь всему семейству, это - серьезные меры, которые позволяют, если не восстановить нормальные отношения, то, по крайней мере, восстановить способность близких людей нормально разойтись, исключив впредь развитие отношений в ключе насилия.

Автор, помимо сорокалетнего опыта профессиональной судебной деятельности, в детстве был объектом такого насилия, о чём можно говорить, так как все остальные участники той семейной драмы давно умерли. Её главным героем был старший брат с большой разницей в возрасте, который в течение многих лет терроризировал родителей и младшего. Самым светлым воспоминанием детства автора остались пятнадцать суток, на которые был арестован его старший брат, когда измученные пьяными дебошами родители всё-таки решились написать заявление в милицию. Пятнадцать спокойных ночей подряд, без дрожи под одеялом. Пятнадцать спокойных дней без опрокидывания мебели, битья посуды и спасительных побегов к сердобольным соседям и знакомым, которые даже не брали от родителей предлагаемых денег за то, что порой неделями содержали их ребенка, не говоря о том, что нормальная учёба в школе в такой обстановке была невозможна.

То, что такой простой нормы не было в законодательстве, негативные последствия чего мне, как профессиональному участнику множества судебных разбирательств, приходилось наблюдать (при том, что аналогичные нормы в законодательстве множества стран действуют уже многие десятилетия), является, безусловно, жестоким просчётом нашей законодательной власти и национального права в целом.

Мотивы противников законопроекта в части выдачи предписаний, как правило, сводятся к соображениям некоей конкуренции полов из разряда рассуждений уровня, мол, если у нас равенство, то почему женщины не служат в армии... И приводятся доводы, что недобросовестные женщины будут злоупотреблять своим правом на защиту через провокации конфликтов с последующим, после выдачи предписания, запретом посещать место проживания отцом семейства.

Во-первых, идеальных правовых механизмов не существует, хотя бы потому, что они применяются людьми.

Во-вторых, следовало бы сосредоточить усилия не на опровержении правомерности предписаний, как таковых, а на методах контроля их эффективности и обоснованности. Чтобы такие методы присутствовали в законопроекте или в идущих в пакете с ним проектах норм, регулирующих деятельность организаций, сопровождающих и разрешающих проблемы такого рода (МВД, органы опеки и социальной помощи).

Общество напрягает не столько специализация органов на контроле за ситуацией в проблемных семействах, сколько недостаток правовой культуры и культуры вообще, что люди от государственных служащих привыкли ожидать и, нередко, обоснованно. То есть крен в сторону необоснованных, формальных и чрезмерно жёстких решений - это ожидаемое обществом от власти насилие, происходящее из низкой компетенции исполнителей, или из коррумпированной погруженности в криминальные связи. Этот комплекс страха перед государством может вылечить только время и эффективное управление.

Опасения общества вызывает также тот факт, что законопроект лоббируют и поддерживают феминистские и ЛГБТ-организации. Это однозначно воспринимается людьми, как попытка насаждения в России идеологии распоясавшихся во всём мире сексуальных меньшинств, которые, сами того не замечая, всё ближе подходят к пределу терпимости мировым сообществом их правовой и этической агрессии.

Чтобы снять такие опасения людей, необходим, на мой взгляд, уже упомянутый пакетный метод принятия законов и изменений к ним. Если людей беспокоит изъятие детей из проблемных семей в целях последующего усыновления всякого рода извращенцами у нас и за рубежом, то необходимо принятие в пакете с законом изменений и дополнений в нормах права, регулирующих усыновление, которые бы такую возможность, в принципе, исключали.

Конечно, кадровый подбор исполнителей властных полномочий по разрешению обсуждаемых семейных проблем должен предполагать наличие личного семейного опыта у данной категории служащих. Потому как вмешательство в семью, в проблемы с воспитанием детей бездетных и одиноких возрастных дам, как нередко можно наблюдать, придаёт глубокую субъективность принимаемым властным решениям. И это тоже может являться предметом соответствующих дополнений правовых норм, регулирующих подбор кадров, идущих в пакете с проектом Закона…

И, наконец, о контексте…

Нельзя не заметить, что активное и шумное продавливание данного законопроекта именно как Закона о семейно-бытовом насилии происходит практически одновременно с резолюцией ПАСЕ о приравнивании СССР к фашистской Германии, с резолюцией Конгресса США о признании России пособником терроризма и многими другими акциями международного масштаба, создающими некий ментальный конструкт России, как непрерывного источника всевозможного насилия.

В этом конструкте явно не хватало Закона о семейно-бытовом насилии, в обоснование которого приводятся доводы, насыщенные фальшивыми цифрами о численности жертв семейного насилия.

И вот такой проект закона, как общественное явление, уже появился, широко обсуждается и, несомненно, в том или ином виде будет принят и воспринят, как часть упомянутого конструкта. И в логике международного права, и в логике негативного антироссийского информационного потока, и в логике внутреннего противостояния, что присутствует всегда в контексте тех или иных проблем внутриполитического и экономического характера. Через раскачку ситуации внешними враждебными силами это может стать весомым аргументом в формировании представления о Российском государстве как постоянном источнике зла и для собственного населения, и для людей всего мира.

Что именно такой идеологический мейнстрим формируется и исподволь начинает осуществлять заложенную в нём программу, лично у меня сомнений не вызывает.

Да и не только у меня. Так как в основе противостояния спорному законопроекту у многих людей, как я полагаю, лежат именно такого рода опасения.

Для разрешения этой проблемы необходимо, на мой взгляд, принимать не столько Закон, сколько, повторюсь, пакет изменений и дополнений к действующим нормативным актам. Это позволит распылить сопровождающий проект закона концентрированный поток информационного негатива.

В частности, выдачу вышеупомянутых предписаний следует сделать предметом изменений и дополнений в главе 18 Семейного Кодекса РФ. Там же, в главе 19, отрегулировать нормы дополнениями, исключающими усыновление детей лицами нетрадиционной ориентации, уточнить процедуру изъятия детей из семьи.

Главу 5 Кодекса Российской Федерации «Об административных правонарушениях» дополнить нормами, предусматривающими ответственность за нарушение предписаний.

Иными словами, концептуально должен обсуждаться не проект Закона, а пакет проектов изменений и дополнений в действующие нормативные акты!

Конечно, у РФ есть международное обязательство в принятии именного закона, и, как я понимаю, закон придётся принять. Но, если принять его в более декларативной форме, то пакетные изменения в кодексах будут иметь приоритет в процессе разрешения конкретных проблем.

Вот такие проекты, на мой взгляд, и следует обсуждать на уровне профессиональных сообществ юристов, соцработников, специалистов в сфере опеки и усыновления, и, конечно, с участием родительской общественности.

И наконец, о реакции Президента на данный законопроект, прозвучавшей в его ответе на соответствующий вопрос в ходе пресс-конференции 19 декабря.

То, что Президент законопроект не читал – это нормально, тем более, он чистосердечно в этом признался. Да и Закон не дошёл ещё до стадии утверждения Президентом, то есть пока он вне сферы его деятельности. Но настораживает то, что о законопроекте ему известно из подробного разговора с Валентиной Ивановной Матвиенко, которая подписала от имени РФ Стамбульское соглашение 1994 г., и в связи с ним теперь активно способствует принятию Закона...

Это, с одной стороны, выглядит, как проявление некой ответственности за свою подпись, как нормальное служебное рвение, а, с другой стороны, вызывает недоумение: почему международные обязательства имеют приоритет перед озабоченностями внутренними?

От сведущих людей уже давно приходилось слышать, что приснопамятный «закон о шлепках», впоследствии отменённый, Президент якобы подписал, получив его из рук той же Валентины Ивановны…

И некое недоумение Президента на пресс-конференции, прозвучавшее в осторожном ответе, что закон требует всестороннего обсуждения и тщательной проработки, нельзя было не заметить…

Павел Иванович Дмитриев, правовед, публицист, Санкт-Петербург