Сегодня, 21 ноября, видному русскому мыслителю, директору Российского института истории искусств, заведующему кафедрой Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения, члену Собора православной интеллигенции, доктору философских наук профессору Александру Леонидовичу Казину исполняется 70 лет. Редакция «Русской народной линии» поздравляет Александра Леонидовича с юбилеем, желает ему здоровья, успехов в его научной, просветительской и публицистической деятельности. Накануне годовщины корреспондент РНЛ Анна Бархатова встретилась с юбиляром и взяла у него обстоятельное интервью, в котором он рассказал об основных вехах своего жизненного пути.
1. Уважаемый Александр Леонидович, позвольте от имени редакции «Русской народной линии» поздравить Вас с юбилеем и пожелать помощи Божией в Ваших трудах! Мы знаем, что недавно Вы возглавили Российский институт истории искусств, с которым Вас связывает почти 40 лет творческой и научной деятельности. Каковы Ваши принципы как руководителя этого научного учреждения?
Действительно, в РИИИ я тружусь с 1976 года, когда пришел сюда на должность научного сотрудника. С 1986 по 2008 год был заведующим сектором кино и телевидения. 7 октября 2015 года приказом Министерства культуры я назначен исполняющим обязанности директора Российского института истории искусств. В этом учреждении работают известные ученые, они имеют дело с разным материалом, осмысляют его при помощи разных методологических принципов. Я как директор убежден, что только в свободной дискуссии рождается истина. Неприкасаемых тем и фигур не должно быть.
2. В Ваших официальных биографиях почти ничего не говорится о начале Вашего жизненного пути. Вы родились сразу после Великой Отечественной войны. Каким было Ваше детство, отрочество и юность? В какой семье Вы росли?
По матери я происхожу из смоленских дворян. Господь хранил мою маму, Марию Борисовну Казину, которая благополучно закончила в
Ленинграде Первый медицинский институт и стала врачом в 1930-х годах. Там же она познакомилась с моим отцом, Леонидом Алексеевичем Шпарвартом. Он из обрусевших немцев, его мама - моя бабушка Надежда Георгиевна - родилась на Гороховой улице и гордилась тем, что она коренная петербурженка.
Надежда Георгиевна в свое время была революционеркой, дружила с Алексеем Максимовичем Горьким, воспитывала меня под революционные песни, слова «Марсельезы» по-французски я помню до сих пор. Отец мой, очевидно, по причине ее революционной деятельности, родился в Швейцарии, в Лозанне. Швейцарцы до сих пор предлагают мне «зеленую карту» гражданина кантона Во. Я говорю: «Нет, извините. Россию на Швейцарию не меняю».
В Великую Отечественную мои родители были военными врачами, папа - майором, мама - капитаном медицинской службы. На исходе войны, в 1945 году, на территории современной западной Польши, папа погиб, мама, уже беременная мною, осталась вдовой. Отца я не видел, но в семье меня всегда звали Лёней, хотя по паспорту я Александр. И когда я в 38 лет крестился, то священник, отец Василий Лесняк, дал мне имя Леонид.
3. В 1969 году Вы окончили философский факультет Ленинградского государственного университета. Почему Вы решили связать свою жизнь с философией?
Я с детства чувствовал интерес к философской проблематике. Будучи в 9 классе, начал читать журнал «Вопросы философии», где искал ответы на вопросы о смысле жизни и сущности мироздания, зачем мы здесь, куда идем и кто мы такие? В 10 классе я уже точно знал, что буду поступать на философский факультет Ленинградского университета. Поступил, занимался там культурой Серебряного века. В 1972 году защитил кандидатскую диссертацию.
Думаю, интерес к серебряному веку возник под влиянием бабушек: благодаря Надежде Георгиевне, кроме Марсельезы в 4 года я уже знал наизусть многие стихи Лермонтова и
Пушкина. Позднее обнаружил среди книг отца несколько томов Александра Блока. Благодаря Надежде Владимировне - бабушке по матери - я был предрасположен к Православию, потому что она была православной христианкой. Жили мы в одной комнате, я каждый вечер слышал, как она молится и чувствовал во время этой молитвы непередаваемое ощущение высшего присутствия. Подробнее я об этом пишу в моей автобиографической книге «
Частицы бытия. Роман с философией».
Когда при советской власти, во второй половине 60-х - начале 70-х годов, впервые открылась возможность официально изучать и писать диссертации не только по Белинскому и Чернышевскому, но и по литературе, философии, эстетике идеализма и символизма - мне это было очень интересно. Я чувствовал, что в этих концепциях присутствует какое-то духовное зерно, в отличие от твердокаменного материализма революционных демократов или ленинского учения о партийности литературы.
4. Ваши научные интересы пролегают на пересечении философии, эстетики и искусствоведения. Ваша кандидатская («Проблема отношения искусства к действительности в русской эстетике начала ХХ века») и докторская («Диалектика художественного образа в современном искусстве») диссертации посвящены этой междисциплинарной научной области. Что побудило Вас выбрать именно это направление?
Всю жизнь я занимался вопросами философии культуры и искусства, потому что в них проявлялся мой интерес к русской культуре и русской истории как выражению земного пути России. Я стремился открыть для себя и показать другим, что русская культура в лучших своих проявлениях - это светская форма Православия, отображенное звуками, красками и архитектурными формами имя Божие. Русская культура не стала секулярной, как это произошло на Западе, она сохраняла и сохраняет свою религиозную основу, православное духовное содержание, хотя и включает в себя, разумеется, различные искажения, отклонения, соблазны и грехи. Но ведь один Бог без греха. Искусство всегда в какой-то степени лукаво, название его близко слову «искус».
Великие произведения религиозны по своей природе, вопрос в том, какому богу они посвящены. Кто любимые герои Байрона? Каин, Манфред и так далее. У Гёте? Фауст с Мефистофелем. А у Пушкина? Да, у него есть подражание «Фаусту», но это игра в Фауста. Пушкин не был фаустовским гением. Демоническая тема есть у Лермонтова, но у него есть не менее мощная православная тема. Классическая русская культура 19 века и даже 20-го, при советской власти, остается наполненной христианскими духовными смыслами.
Сейчас под моей редакцией выполняется многотомный коллективный труд «Судьбы русской духовной традиции в искусстве 20 - начала 21 века». В нем судьбы православного духовного наследия будут рассмотрены на материале современной литературы, музыки, живописи, театра и кино. Такого труда еще никто в нашей науке не предпринимал, думаю, что это будет серьезное явление в нашей литературе.
5. Вы открыто исповедуете Православную веру. Как Вы пришли к Богу? И какое влияние, на Ваш взгляд, Православие оказало на русскую философию?
Крестил меня известный в Санкт-Петербурге священник протоиерей Василий Лесняк. Таинство Крещения происходило у него на квартире, почти что конспиративно. К отцу Василию меня привела моя крестная -
Ольга Борисовна Сокурова. Сейчас она доктор культурологии, доцент Института истории в СПб. Мы познакомились с ней в РИИИ в конце 1970-х годов и трудились вместе несколько лет.
Как человек пришел к Богу, на мой взгляд, рассказать трудно, Господь Сам выбирает Своих. Человек только откликается. Никаких внешних потрясений и событий, толкнувших меня к Крещению, я назвать не могу.
С детства я ощущал, что материальный, видимый мир - это не все, из чего состоит жизнь, что есть в ней иные области, но не умел их назвать. Если ты принимаешь, что человек создан по образу и подобию Божьему, то понятно, что из этого должна исходить всякая философия. Ведь философия - это учение о мире с точки зрения человека. Богословие - это учение о мире с точки зрения Бога. В определенных областях культуры богословие, философия и искусство могут пересекаться. Есть строгое богословие, которое преподают в духовных академиях, и есть
философия верующего разума и искусство верующего гения. Вот этим областями я и занимаюсь.
Убежден, что задача верующего художника, верующего писателя, верующего философа заключается в том, чтобы творить, не переставая быть верующим христианином. Понимать, что ты творишь только потому, что Господь тебе позволяет это. Богу интересно, как человек будет творить этот мир вместе с Ним. Ему интересно, как человек будет действовать в своей свободе и в своем сотворчестве.
6. Вы интересуетесь не только философией и искусством, но и социальными проблемами, в частности, православным социализмом и монархией. Каковы Ваши социально-политические предпочтения?
Идеальный строй для России, на мой взгляд - это православная народная монархия. Я с большим уважением отношусь к Династии Романовых, но в наше время следует говорить о народной монархии и православном социализме как идеальных структурах, соответствующих замыслу Божию о России. Конечно, это только идеал, до которого очень далеко. Сейчас мы находимся на сложном, весьма противоречивом отрезке национальной истории.
В прошлом уже было несколько таких периодов, когда казалось, что Россия перестала существовать, однако она возрождалась как Феникс из пепла. Можно насчитать, по крайней мере, 5 или 6 таких катастрофических переломов в русской истории. Последний был 1991 году, когда колоссальная Советская империя распалась в одночасье. Мы много потеряли за это время, но с приходом к власти Президента Владимира
Путина появилась надежда на улучшение.
Некоторые шаги Президента в последнее время, а не только слова - слова он всегда правильные говорил - именно реальные шаги, особенно во внешней политике, позволяют надеяться, что Россия возвращается к самой себе. Существует замысел Божий о каждом народе как коллективной личности истории. А государство - это политически организованный народ. В этом смысле деятельность президента Путина я поддерживаю.
Что касается его экономической программы, то она для меня загадочна. В частности, странным мне кажется то, что Россия занимает одно из первых мест по числу долларовых миллиардеров, которых у нас проживает около 100 человек на 120 миллионов населения, живущего в среднем весьма небогато. Путин, конечно, несколько поприжал этот олигархат, сейчас они непосредственно в политику не лезут, но ситуация в СМИ вызывает большие вопросы.
Чего только не увидишь и не услышишь по нашему радио и телевидению! В том числе - оскорблений народа, России государства! И это транслируется на миллионную аудиторию. «Колонны» разного рода отщепенцев откровенно говорят о своей ненависти к «этой стране», к ее культуре и истории. Почему это делается беспрепятственно? В любом другом государстве за подобные взгляды давно бы отстранили от массового эфира.
7. Недавно вышла в свет Ваша книга «Первый и последний. Учебник русского». В ней Вы исследуете не только феномен человека: первого и последнего, гордого и смиренного, победителя и побежденного, но делаете акцент на русском человеке, разбирая, что же такое русское». Книга посвящена Вашему другу, Эльмару Владимировичу Соколову. Видимо, дружба с ним помогла в философском осмыслении темы «первого и последнего»?
В этой книге я пишу о России и Европе, о человеке и любви, о Боге и вере, о жизни и смерти. В ней три части: предыстория человека, современный человек и после человека. Эльмар Владимирович Соколов, к сожалению, уже покойный, был моим старшим товарищем, старше меня на 13 лет.
Имя Эльмар - сокращенное от «Энгельс, Ленин, Маркс». Эльмар Владимирович родился в 1932 году и Блокаду провел в Ленинграде. Его отец был директором Ботанического сада, на территории которого и жила семья. Я не забуду его рассказы о том, как он с мальчишками летом 1942 года играл в футбол в Ботаническом саду и вдруг над ними низко-низко пролетел военный самолет. Мальчишки обрадовались, замахали руками - думали, свой. А самолет вдруг прошил их пулеметной очередью, которая прошлась в нескольких сантиметрах от головы Эльмара, и улетел. Это был немецкий самолет.
Мы познакомились, когда я в 1972 году я пришел в Институт культуры. Он тогда уже был маститым ленинградским философом, культурологом, специалистом по экзистенциальным вопросам, автором известной тогда книги «Культура и личность». В ней было мало Маркса и Ленина и много об экзистенциальных структурах личности, что при советской власти не поощрялось, и потому книгу эту советская критика восприняла отрицательно.
Мы дружили 30 лет, и за это время не было темы, о которой мы бы не говорили, начиная от мировых загадок, кончая самыми личными вопросами. Я думал, что он никогда не умрет. Он умел находить в людях и событиях все лучшее, что есть. Эльмар был достаточно либеральных взглядов, во многим - западник, а я более консервативный и по убеждениям, скорее, славянофил.
У нас была любимая тема «Зачем все?» Мы хотели создать «Общую теорию всего». Я всегда любил думать о концах и началах, с чего все начинается и чем кончится. А Эльмар как раз любил порассуждать о «культурной середине». Конечно, мы понимали, что времена подобного системосозидания прошли, последняя система, отвечающая на все вопросы, при условии, что ты согласен с автором - Гегелевская. Замысел Божий о мире и человеке сложнее, чем может выразить и осмыслить любой человеческий ум.
Павел Флоренский писал, что дружба выше любви, потому что в ней отсутствует тяжесть, свойственная любовным отношениям между мужчиной и женщиной. Я посвятил книгу другу.
8. Помимо науки Вы занимаетесь также публицистикой и общественной деятельностью, состоите в Соборе православной интеллигенции, являетесь многолетним участником православно-патриотического движения России. Как Вы оцениваете нынешнее состояние этого движения? Не кажется ли Вам, что оно утратило пассионарность, стремительно стареет, а новое поколение радикализируется, отходит от государственнических позиций?
Молодости всегда свойственен радикализм. Поколение шестидесятников тоже было радикально настроено, я тогда был юношей, но помню, что мне все не нравилось и все хотелось переделать. С возрастом человек начинает понимать, как устроена жизнь и каковы ее подлинные ценности. Как говорят, «кто с юности не был левым (романтиком) - тот лишен сердца, а кто в старости остается левым (не стал консерватором) - тот лишен ума».
Современная молодежь разная. Я, как профессор Института кино и телевидения, часто встречаюсь с молодежью на лекциях по философии культуры. Могу сказать, что каждая студенческая группа делится на три неравных части: одни с восторгом принимают то, что я говорю, внутренне меня поддерживают своей энергетикой. Есть часть, которая активно противится тому, что я излагаю, и какая-то часть равнодушна ко всему. Эти типы людей, описанные еще Платоном, не меняются на протяжении нескольких поколений. Из первых получаются мудрецы и святые, из вторых выходят иногда страшноватые персонажи, из средних - обыватели и мещане. Именно обыватели составляют ядро современной Европы, ее господствующий социально-культурный тип – постчеловек.
Россия - не Европа. Еще А.С.Пушкин писал: «Россия никогда не имела ничего общего с остальной Европою. Здесь нужна другая мысль, другая формула». Конечно, эти «постлюди» есть и у нас, но в России продолжает действовать христианские духовные энергии, которые в Европе были извращены сначала католичеством, а потом Возрождением и Просвещением. Европейская культура стала антропоцентричной, в ней человек занял место Бога. В России Христос остается центром, сознательным или бессознательным идеалом в рамках особой цивилизационной структуры. Можно сказать, что русская история строится по вертикали, а не по горизонтали.
В Священном Писании конец истории представлен как Апокалипсис. Может быть, мы приближаемся к этому состоянию, но каждый человек и каждая цивилизация по-своему. Западная цивилизация приближается к нему на фоне конца гуманизма: сначала христианство было заменено гуманизмом, а потом гуманизм перешел в трансгуманизм, когда человек становится постчеловеком - человеком без свойств, без лица.
В России завершение истории происходит на фоне борьбы между классикой, модерном и постмодерном. Пока эта борьба продолжается, пока стоят храмы и есть молящиеся в них, Апокалипсис не наступит и православно-патриотическому движению надо участвовать в этой борьбе, в том числе, поддерживая здоровые тенденции в культуре, в искусстве, в государственной жизни собственной страны. В этом я вижу свою задачу.