Искушение бесогона

Как их оказалось много, устремившихся с мельничными жерновами в глубины морские! Хорошо, что они, ратующие за свободу срамословия, высказались не где-то у себя на кухне, где бы их услышали два-три человека, а в громогласном заявлении, направленном аж премьер-министру. О чем же боль обнаженных страданием чутких душ знаменитых деятелей культуры? О слезинке ребёнка? Да что вы… Ребенок поплачет, авось и перестанет. Им нужна «правда жизни», да не какая-нибудь земная, а самая что ни на есть преисподняя.

Далеко не случайно совпадение слов. Исподним в русском языке называют нижнюю одежду, скрывающую срам человека. Соответственно, кто открывает срам, свой или чужой, для всеобщего обозрения, приближается к преисподней, по-латыни inferus, откуда происходит термин «инфернальная лексика», т.е. идущая из преисподней, а по-русски срамословие или сквернословие.

Кто водится в преисподней, объяснять излишне. Как мухи устремляются к нечистоте, так обитатели ада – к душе, преисполненной сквернословия, к душе, лелеющей в своих глубинах инфернальную лексику. Какая же душа преисполнена сквернословия? Такая, что матерится не в редкие минуты раздражения, а «художественно», требуя для себя публики, чтобы не только самой пресмыкаться в нечистотах, но и другим показать, как это здорово, какую дает «свободу творческого полета».

В действительности, летать в нечистотах – дело проблематичное. На такое способны разве что глисты, да и то лишь в своих мечтах, а не на самом деле. Существуют лекарства для выведения глистов, а для граждан режиссеров и артистов – литературная языковая норма и Гражданский кодекс.

Им, бедным, кажется, что эти страшные ножницы (норма и кодекс) режут творческие крылья, уродуют смелые замыслы и т.д. Но позвольте, разве бывают глисты с крыльями? И разве может смелость глиста сравниться со смелостью парящих в воздухе птиц?

К чему это говорю? Граждане режиссеры и артисты, «задыхающиеся от жестокой цензуры», люди, вне всякого для меня сомнения, талантливые. Но… Вообще, талант есть мера веса драгоценных металлов (золота и серебра). И вся беда в том, что золото и серебро неважно сочетаются с нечистотами, в частности, с калом. Эти таланты начинают дурно пахнуть, а потом… неожиданно превращаются в мельничные жернова, с которыми хорошо только топиться, но не блистать.

Вот и не блещут граждане режиссеры и артисты. Какие-то частности получаются в их творчестве вроде бы и хорошо, а в целом – за душу не берет, в целом пустота какая-то. И сколько бы они, а также окружающие их льстецы, не кричали о производимых ими «шедеврах», сколько бы не получали наград и премий, не сделать им вещей по-настоящему безсмертных, которые люди хотели бы смотреть через 30, 50 и 100 лет. Причину этого прискорбного явления указал А.С.Пушкин в своем небольшом, но безсмертном произведении «Моцарт и Сальери»: «Гений и злодейство – две вещи несовместные».

Жаль их, бегущих в лучах заходящей славы, покрытых нечистотами и облепленных мухами, отвратительных в своей наготе, к морю собственной погибели, с болтающимися на шеях жерновами, которые им представляются по-прежнему талантами.

Впрочем, от компании сих бегунов уже откололся Карен Шахназаров. Прочие же несутся вниз, на потопление, даже не спрашивая себя: «Как это могло случиться?» Жаль особенно одного из них, в какой-то мере отождествляющего себя с бесогоном. Потому что нельзя быть отчасти бесогоном, и отчасти бесолюбом. Нужно, так сказать определиться. Ибо бесогон говорит: «долой инфернальную лексику!», а бесолюб ему в ответ: «даешь инфернальную лексику!»

Между тем, опыт подсказывает: если творчество человека слишком стесняет форма, может быть, содержания не хватает? Ведь когда словам тесно, мыслям бывает просторно. Когда же словам просторно (особенно инфернальным) – соответственно, мыслям тесно. Высокие мысли вообще крайне редко обитают в нечистотах, практически никогда.

Подсказывает нынешним «столпам культуры» и Президент со свойственной ему деликатностью: «говорят, для того, чтобы добавить выразительности, нужно ещё использовать и неформальную лексику… Толстому не нужно было добавлять лексику такую, Чехову тоже не нужно, Бунину не нужно было. Но вам видней, литераторам… только, по-моему, не в рамках закона, не надо в закон вписывать».

На поверку, бесогоном оказывается глава государства, а свободолюбивые режиссеры – соответственно, бесолюбами. И ведь что удивительно: бесолюбами, с одной стороны, вроде как православно верующими, с другой – такими, что им до языческой этики далеко.

Император Октавиан Август в свое время отправил в ссылку по тогдашним понятиям на край света (в Дакию) великого поэта Овидия за издание последним книги «Искусство любви», имеющей вольности, но чуждой столь модной ныне пошлости. Овидию посвятил свое стихотворение Пушкин, в котором с сочувствием говорит:

Но никто и никогда не посвятит подобных строк нынешним, пресыщенным славой, якобы теснимым ужасной цензурой, режиссерам. Потому что никто и никуда их не сошлет. Они сами могут сослать или послать куда угодно несогласных со своими «творческими» установками.

Один из сочувствующих этим «столпам», некий литератор из С.-Петербурга А.Аствацатуров в интервью «Немецкой волне» на вопрос «А как вы относитесь к антиматерному закону?» ответил, полемизируя с Президентом (разве мог себе подобное позволить Овидий?): «Отрицательно. Во-первых, это должен решать сам автор. Аргумент "у Пушкина, Тургенева в книгах мат не использовался" для меня не работает… А во-вторых, повысьте сначала уровень населения. Мы же реалисты, мы описываем то, что есть».

Это психология потребителя нечистот, который силится вылепить из них нечто выдающееся. Нет на них Октавиана Августа, при котором процветали высокие искусства. Поэтому от их жалкого самовыражения уже тошнит.

Так пусть же будет языковая норма и пусть будет закон, которые не дают славы и блеска нечистоте и нечисти. Пусть государство смелее берет на себя функции бесогона, чтобы бесолюбов-душегубов стало вокруг поменьше, чтобы они не высовывались хотя бы из своих затхлых андеграундов.