Фаворитом на повторных выборах президента Южной Осетии стал экс-председатель КГБ Леонид Тибилов. По итогам обработки 100% бюллетеней он набрал 42,48%. За уполномоченного по правам человека при президенте республики Давида Санакоева проголосовали 24,58% избирателей. Между этими двумя кандидатами жителям республики и предстоит сделать выбор во втором туре.
Отметим, что представители Европейского Союза заявили о непризнании итогов первого тура выборов в Южной Осетии.
Мы попросили прокомментировать ситуацию, связанную с выборами в Южной Осетии, профессора, декана факультета международных отношений Северо-Западной академии государственной службы при Президенте России, доктора философских наук Юрия Косова.
Сделать прогноз я не возьмусь, так как нужно знать ситуацию изнутри. Население Осетии невелико, и ее политики, по российским меркам (не хочу их обижать) - политики районного масштаба. В то же время, южноосетинская политическая элита держит себя закрытой от России.
В самой Южно-Осетинской республике довольно сложная ситуация. Республика много лет живет в режиме осажденной крепости, даже после признания ее со стороны России. Основания для этого есть. Боевые действия там шли и в 1990-е годы, у всех на памяти пятидневная война 2008-го года.
Все же масштабы политического поля Южной Осетии не таковы, чтобы привлекать внимание ведущих российских средств массовой информации. Больше всего привлекает внимание ситуация вокруг Южной Осетии, ее статус, когда Южная Осетия рассматривается как часть серьезного конфликта на Кавказе. Я не хочу говорить о российско-грузинском конфликте, так как Россия всегда уклонялась от участия в нем, и никогда, до 2008-го года, не говорила, что этот конфликт является конфликтом между Россией и Грузией. Всегда речь шла о конфликте между Южной Осетией и Грузией. Только после нападения грузинской армии на южноосетинский и российский контингенты войск этот конфликт перерос в российско-грузинский. Это произошло не по инициативе российской стороны.
Реакция Европейского Союза вполне предсказуема. Ее не надо было вычислять. Понятно, что ЕС не признает самопровозглашение ни Южной Осетии, ни Абхазии, ни признания их Россией. Мы знаем, что признание Южной Осетии получило поддержку только нескольких стран, прежде всего, Центральной Америки. Даже ближайшие партнеры или союзники России, такие как Белоруссия, партнеры по Евразийскому экономическому сообществу, не поддержали признания Россией этих республик.
В 2008 году сообщалось, что американские дипломаты объезжали многие страны, которые могли потенциально согласиться с признанием Южной Осетии, и делали им предложения, от которых они не смогли отказаться, и воздержались от признания. В то же время, позиция России такова, что мы никого не принуждаем признавать статус Южной Осетии. Для того, чтобы Южная Осетия стала субъектом российских международных отношений, уже достаточно того, что сама Россия признала статус Южной Осетии.
В мире существует целый ряд непризнанных большинством мирового сообщества государств. Они существуют и на территории постсоветского пространства. Вы знаете, что существует СНГ-1 (содружество независимых государств), СНГ-2 (содружество непризнанных государств). В СНГ-2, помимо Южной Осетии и Абхазии, входят Приднестровская Республика, Карабах. То есть Южная Осетия - это часть большой проблемы СНГ-2, разрешения которой в ближайшее время не предвидится. Такие проблемы в мире существуют. Не удалось полноценно признать отколовшийся от Сербии край Косово, несмотря на мощнейшую машину американской дипломатии. Косово признали лишь около шестидесяти государств. По международным нормам, признание государства считается полноценным, если оно осуществлено двумя третями Организации объединенных наций, в которой состоит 193 страны.
Если государство признано 120 странами, то, по неписаным международным традициям, считается, что признание состоялось. Такое государство сможет стать членом ООН - это окончательное утверждение в мировом сообществе. Косово далеко до ооновских стандартов, а Южная Осетия - еще дальше. Но Россия не ставит своей задачей проводить активную политику по признанию этих государств; главное - не допустить геноцид абхазского, южноосетинского народов и разрешить конфликт на Кавказе.
В качестве примера можно привести турецкую Республику Северного Кипра, которую в 1974 году признала Турция. До сих пор эта республика существует, и ей достаточно поддержки только Турции, которая является динамически развивающейся страной. Меня здесь больше интересует не подтверждение позиций Евросоюза, а быстрота реакции. Евросоюз не является каким-то органом, имеющим обязательство мониторить ситуацию на Кавказе, на постсоветском пространстве в целом, а также отношения России с другими странами. Это добровольное дело Евросоюза. Он не для того создавался, чтобы давать оценки международно-правовому статусу других государств. Быстрота реакции, с которой Евросоюз вынес свою оценку по этому вопросу, говорит о том, что существуют какие-то проблемы недопонимания ситуации на Северном Кавказе между Россией и Евросоюзом.
В 2008 году Николя Саркози, тогда глава государства, возглавлявшего Евросоюз, сыграл большую роль в урегулировании кавказского кризиса. Но то, каким образом ситуация была заморожена, не считается Евросоюзом оптимальным путем решения. Кроме того, это свидетельствует о наличии определенных проблем между Россией и Евросоюзом, которые носят фундаментальный характер. Это, прежде всего, проблемы энергообеспечения Европейского Союза со стороны России, проблемы с принятием ограничений со стороны Европейского Союза на действия Газпрома и других российских компаний.
Мне кажется, что дипломаты ЕС не только дают оценку событиям на Кавказе, но стремятся привлечь внимание вновь избранного российского Президента к отношениям между Россией и ЕС. Здесь требуется «перезагрузка» отношений. Форма, в которой они существуют, принадлежит прошлому десятилетию; новое десятилетие требует новых форматов отношений.