В Москве произошло три случая самоубийств за два дня: две девочки и один мальчик нашли выход из своего конфликта с жизнью.
Это – трагедия, и даже не столько личная, семейная, сколько – срез общественной ситуации.
Грамотные психологи, когда родители приводят ребёнка к ним на приём, работают не с ребёнком, ограничившись лишь первой беседой с ним, а предлагают всей семье коррекционную работу – каждому из них отдельно и всем вместе.
Потому что ребёнок – это только симптом поломки семейного механизма. И если взрослые к своей деформированной схеме сосуществования ещё как-то приспосабливаются, притираются, то ребёнок в силу своей неумелости «выпирает» из этой псевдогармонии, царапая взгляд и нарушая психическое равновесие. И первым намерением становится желание поправить именно этого, ставшего неудобным, ребёнка, но не исковерканных себя.
В нашей общей системе, по аналогии, «семье», сейчас наблюдается всё та же картина. Мы живём в такой же изломанной нами же системе, и мучаемся оттого, что в неё не вписываются наши дети.
Но это ведь мы разрешили СМИ пичкать наших детей порнографией, никак не находя в себе силы внятно это запретить. Мы закрыли глаза на нецензурную брань и свальный грех телевидения. Мы отменили экспертизу игр и игрушек для наших детей, впустив в детские комнаты зверей, изуродованных фантазией производителей, вампиров, пауков, и «добрых монстров». Мы тотально насадили (с помощью «доброго дядюшки Сороса») компьютеры в каждый дом, каждую школу и каждый детский сад, лишили детей реальности и населили их мир убийцами, воспитывающими теперь их вместо нас по своему образу и подобию. Мы согласились с лишением разума наших детей через вброшенные культы (эмо, готы, панки), стыдливо называемые нами молодёжными субкультурами, и не стали противиться той жатве, которую они собирают.
Наконец, с молчаливого попустительства нас, подсаженных на иглу смакования впечатлений из замочной скважины, СМИ залили страну подробностями убийств и самоубийств взрослых и детей, проводя своеобразный «мастер-класс» и абсолютно дезориентируя детей при формировании ими представлений о продуктивных поведенческих и жизненных стратегиях. А потом, когда происходит трагедия, мы со всем присущим нам лицемерием ищем виновных – школа? родители? кто?
При этом мы должны сделать правильные выводы, и для этого наше неразумное сознание умело направляют. Главный борец за ювенальные «детские права» господин Астахов, комментируя трагедию с погибшими детьми, поучает: «Минздрав же занижает цифры, его статистика (детских суицидов) серьезно расходится с данными Росстата»; «в России ежегодно происходит 4 тысячи попыток самоубийства»; «детям порой просто не к кому обратиться за помощью. Учителя и органы опеки и попечительства далеко не всегда обращают внимание на трудную ситуацию, в которой оказался ребенок. При такой тяжелой ситуации 65% школ не имеют в своем штате психологов».
Астахов жонглирует яркими мячиками слов, заставляя следить за их полётом, отвлекаясь от наполнения. А если – стоп! прервём их полёт, и мячи раскатились, а вопросы остались: где доказательства недостоверности всей иной статистики, кроме астаховской? где эти цифры? кто их видел? кто их собирал? кто и как фиксировал и считал попытки самоубийства? где эти 65% школ без психологов? в чём выражается «такая тяжёлая ситуация»?
Но это уже неважно – неудавшийся жонглёр превращается в фокусника и достаёт из рукава кролика: «Ребенок, находящийся в критической ситуации, не может помочь себе сам. Для этого нужны профессионалы-психологи. На базе школ можно также создавать службы примирения и медиации - это не западное новшество, а насущная необходимость. В эти службы могут войти преподаватели, родители, ученики, пользующиеся авторитетом в школе».
И вот, всё становится на свои места: кролик превращается в удава, а истерика СМИ по поводу суицидов – в организованную кампанию по проталкиванию новой ювенальной технологии под названием «служба примирения». Той самой службы, которая давно действует в ювенальных пилотных регионах, например в Ростове-на-Дону у судьи Вороновой, ласково называемой единомышленниками «мамой ювенальной юстиции». Предназначение этой службы - склонять обидчика и жертву к примирению. Только вот обиды бывают разные - бывают побои, а бывает насилие. А посредник в этом процессе, по-западному, «медиатор», это такой же гражданин, как и все прочие, и он, как говорят, «тоже есть хочет».
Теперь такую службу, аналог «суда в досудебном режиме» введут в школы. Она уже обкатывается в России, как всегда, негласно, в рамках проекта «Территория примирения» при поддержке посольства Великобритании и выглядит так: «Школьная служба примирения дает возможность избегать прямых включений взрослых в жизнь детей, так как специально подготовленные ученики, выступая в роли медиаторов, сами становятся проводниками цивилизованных способов взаимоотношений... Центр «Судебно-правовая реформа» выступил инициатором создания школьных служб примирения в России и разработал модель подобных служб. В настоящее время на основе этой модели школьные службы примирения существуют во многих регионах и городах России (Пермский край, Волгоградская область, Москва, Тюмень, Петрозаводск, Великий Новгород, Томск, Новосибирск, Казань). Подростки провели уже сотни программ примирения... В школьной службе примирения медиаторами работают сами школьники (при поддержке взрослого куратора). Это важно, поскольку: подростки лучше знают ситуацию в школе и говорят со сверстниками «на одном языке»; ровесникам больше доверяют и расскажут то, что не доверят взрослому; работа в качестве медиатора меняет подростков, поскольку им нужно понимать разные точки зрения, проявлять терпимость и уважение, помогать слышать друг друга и договариваться; это элемент настоящего самоуправления, в котором часть полномочий взрослых (по разрешению конфликта) передается детям».
Вот так, «ошибочка вышла», господин Астахов: какие там «преподаватели, родители» - только разбитные детишки, получившие право указывать взрослым, забравшие «часть их полномочий». И станет эта служба вместе с уполномоченным вершить судьбы детей и педагогов. Конфликт с родителями - и того, и другого в службу, делайте, что скажут. Ах, не хотите - где там у нас опека? Конфликт с педагогом - аналогично, и не вздумайте отказываться, это запрещено, можете под увольнение попасть.
При этом также нужно помнить, что в школах вводятся турникеты, а бесконтактные карты для входа будут только у школьников и педагогов, но не у родителей, и всё происходящее в школе вооружённому знанием компьютера родителю придётся искать на сайте школы, а прочему – и того не удастся узнать.
Истерика в СМИ по поводу детских суицидов – не первый случай мистификаций, преследующих определённые цели, в которых странным образом замечен всё тот же господин Астахов. Была ещё история восьмилетнего Артёма Савельева, «засунутого» в американский самолёт без визы, документов и взрослого сопровождающего (страна чудес эта Америка!), с запиской от американской усыновительницы, мол, возвращаю. История, которую господин Уполномоченный без устали комментировал до того момента, пока не наступило время сказать, что всё это - из-за того, что у нас до сих пор не подписаны договора об усыновлении детей с США. И после этого за два месяца их подготовили. Какое странное совпадение! И как похоже на ситуацию со службой примирения...
Итак, ювенальная юстиция, противником которой объявил себя Уполномоченный по правам ребёнка при Президенте, вползает в наши школы. Ювенальная юстиция снова проталкивается, на этот раз усилиями главного детозащитника, должности которого нет в Конституции, но который, тем не менее, намерен реально менять нашу жизнь. И для того, чтобы запустить сейчас ещё один маховик по зарубежному заказу, не щадится даже горе родителей и память погибших детей. Госдеп прямо сейчас может выписывать премию за усердие, а родители – готовиться. Силовое «принуждение к миру» – не за горами. Часть их функций «передадут детям», часть уже забрали социально-ювенальные службы. И останется от них только название.
Людмила Рябиченко, руководитель Межрегионального общественного движения «Семья, любовь, Отечество», член Президиума ЦС ООД «Народный собор»
Грамотные психологи, когда родители приводят ребёнка к ним на приём, работают не с ребёнком, ограничившись лишь первой беседой с ним, а предлагают всей семье коррекционную работу – каждому из них отдельно и всем вместе.
Потому что ребёнок – это только симптом поломки семейного механизма. И если взрослые к своей деформированной схеме сосуществования ещё как-то приспосабливаются, притираются, то ребёнок в силу своей неумелости «выпирает» из этой псевдогармонии, царапая взгляд и нарушая психическое равновесие. И первым намерением становится желание поправить именно этого, ставшего неудобным, ребёнка, но не исковерканных себя.
В нашей общей системе, по аналогии, «семье», сейчас наблюдается всё та же картина. Мы живём в такой же изломанной нами же системе, и мучаемся оттого, что в неё не вписываются наши дети.
Но это ведь мы разрешили СМИ пичкать наших детей порнографией, никак не находя в себе силы внятно это запретить. Мы закрыли глаза на нецензурную брань и свальный грех телевидения. Мы отменили экспертизу игр и игрушек для наших детей, впустив в детские комнаты зверей, изуродованных фантазией производителей, вампиров, пауков, и «добрых монстров». Мы тотально насадили (с помощью «доброго дядюшки Сороса») компьютеры в каждый дом, каждую школу и каждый детский сад, лишили детей реальности и населили их мир убийцами, воспитывающими теперь их вместо нас по своему образу и подобию. Мы согласились с лишением разума наших детей через вброшенные культы (эмо, готы, панки), стыдливо называемые нами молодёжными субкультурами, и не стали противиться той жатве, которую они собирают.
Наконец, с молчаливого попустительства нас, подсаженных на иглу смакования впечатлений из замочной скважины, СМИ залили страну подробностями убийств и самоубийств взрослых и детей, проводя своеобразный «мастер-класс» и абсолютно дезориентируя детей при формировании ими представлений о продуктивных поведенческих и жизненных стратегиях. А потом, когда происходит трагедия, мы со всем присущим нам лицемерием ищем виновных – школа? родители? кто?
При этом мы должны сделать правильные выводы, и для этого наше неразумное сознание умело направляют. Главный борец за ювенальные «детские права» господин Астахов, комментируя трагедию с погибшими детьми, поучает: «Минздрав же занижает цифры, его статистика (детских суицидов) серьезно расходится с данными Росстата»; «в России ежегодно происходит 4 тысячи попыток самоубийства»; «детям порой просто не к кому обратиться за помощью. Учителя и органы опеки и попечительства далеко не всегда обращают внимание на трудную ситуацию, в которой оказался ребенок. При такой тяжелой ситуации 65% школ не имеют в своем штате психологов».
Астахов жонглирует яркими мячиками слов, заставляя следить за их полётом, отвлекаясь от наполнения. А если – стоп! прервём их полёт, и мячи раскатились, а вопросы остались: где доказательства недостоверности всей иной статистики, кроме астаховской? где эти цифры? кто их видел? кто их собирал? кто и как фиксировал и считал попытки самоубийства? где эти 65% школ без психологов? в чём выражается «такая тяжёлая ситуация»?
Но это уже неважно – неудавшийся жонглёр превращается в фокусника и достаёт из рукава кролика: «Ребенок, находящийся в критической ситуации, не может помочь себе сам. Для этого нужны профессионалы-психологи. На базе школ можно также создавать службы примирения и медиации - это не западное новшество, а насущная необходимость. В эти службы могут войти преподаватели, родители, ученики, пользующиеся авторитетом в школе».
И вот, всё становится на свои места: кролик превращается в удава, а истерика СМИ по поводу суицидов – в организованную кампанию по проталкиванию новой ювенальной технологии под названием «служба примирения». Той самой службы, которая давно действует в ювенальных пилотных регионах, например в Ростове-на-Дону у судьи Вороновой, ласково называемой единомышленниками «мамой ювенальной юстиции». Предназначение этой службы - склонять обидчика и жертву к примирению. Только вот обиды бывают разные - бывают побои, а бывает насилие. А посредник в этом процессе, по-западному, «медиатор», это такой же гражданин, как и все прочие, и он, как говорят, «тоже есть хочет».
Теперь такую службу, аналог «суда в досудебном режиме» введут в школы. Она уже обкатывается в России, как всегда, негласно, в рамках проекта «Территория примирения» при поддержке посольства Великобритании и выглядит так: «Школьная служба примирения дает возможность избегать прямых включений взрослых в жизнь детей, так как специально подготовленные ученики, выступая в роли медиаторов, сами становятся проводниками цивилизованных способов взаимоотношений... Центр «Судебно-правовая реформа» выступил инициатором создания школьных служб примирения в России и разработал модель подобных служб. В настоящее время на основе этой модели школьные службы примирения существуют во многих регионах и городах России (Пермский край, Волгоградская область, Москва, Тюмень, Петрозаводск, Великий Новгород, Томск, Новосибирск, Казань). Подростки провели уже сотни программ примирения... В школьной службе примирения медиаторами работают сами школьники (при поддержке взрослого куратора). Это важно, поскольку: подростки лучше знают ситуацию в школе и говорят со сверстниками «на одном языке»; ровесникам больше доверяют и расскажут то, что не доверят взрослому; работа в качестве медиатора меняет подростков, поскольку им нужно понимать разные точки зрения, проявлять терпимость и уважение, помогать слышать друг друга и договариваться; это элемент настоящего самоуправления, в котором часть полномочий взрослых (по разрешению конфликта) передается детям».
Вот так, «ошибочка вышла», господин Астахов: какие там «преподаватели, родители» - только разбитные детишки, получившие право указывать взрослым, забравшие «часть их полномочий». И станет эта служба вместе с уполномоченным вершить судьбы детей и педагогов. Конфликт с родителями - и того, и другого в службу, делайте, что скажут. Ах, не хотите - где там у нас опека? Конфликт с педагогом - аналогично, и не вздумайте отказываться, это запрещено, можете под увольнение попасть.
При этом также нужно помнить, что в школах вводятся турникеты, а бесконтактные карты для входа будут только у школьников и педагогов, но не у родителей, и всё происходящее в школе вооружённому знанием компьютера родителю придётся искать на сайте школы, а прочему – и того не удастся узнать.
Истерика в СМИ по поводу детских суицидов – не первый случай мистификаций, преследующих определённые цели, в которых странным образом замечен всё тот же господин Астахов. Была ещё история восьмилетнего Артёма Савельева, «засунутого» в американский самолёт без визы, документов и взрослого сопровождающего (страна чудес эта Америка!), с запиской от американской усыновительницы, мол, возвращаю. История, которую господин Уполномоченный без устали комментировал до того момента, пока не наступило время сказать, что всё это - из-за того, что у нас до сих пор не подписаны договора об усыновлении детей с США. И после этого за два месяца их подготовили. Какое странное совпадение! И как похоже на ситуацию со службой примирения...
Итак, ювенальная юстиция, противником которой объявил себя Уполномоченный по правам ребёнка при Президенте, вползает в наши школы. Ювенальная юстиция снова проталкивается, на этот раз усилиями главного детозащитника, должности которого нет в Конституции, но который, тем не менее, намерен реально менять нашу жизнь. И для того, чтобы запустить сейчас ещё один маховик по зарубежному заказу, не щадится даже горе родителей и память погибших детей. Госдеп прямо сейчас может выписывать премию за усердие, а родители – готовиться. Силовое «принуждение к миру» – не за горами. Часть их функций «передадут детям», часть уже забрали социально-ювенальные службы. И останется от них только название.
Людмила Рябиченко, руководитель Межрегионального общественного движения «Семья, любовь, Отечество», член Президиума ЦС ООД «Народный собор»
3. Школьные службы примирения
2. Re: Ювенальный сценарий на детской крови
1. Десять баллов по десятибалльной шкале.